Текст книги "Хочешь – жни, а хочешь – куй, всё равно получишь! Поэзия"

Кондом и Кот

 
Раз купить решили дом Кот приблуда и Кондом.
Это сказка, так бывает, каждый русич это знает.
Несуразности сошлись, вскачь деянья понеслись.
Ну, а там, по ходу сказки, могут действовать все маски.
Хоть кондом, хоть Труфальдино, хоть арбуза середина!
Был бы только в этом смак, цимес, или, там, гуд лак!
Ты ж не кислая капуста, улыбайся для искусства.
Шутка гения, а мы путь продолжим среди тьмы.
Что подружило этих двух, не понял я, источник сух.
Случайно встретились в помойке, да и сошлись в лихой попойке.
Потом нашли в клоаке клад, брильянт в четырнадцать карат.
Удачно продали и вот их продавец домами ждёт.
Кондом, вальяжно развалясь, ничуть и ни на что не злясь,
Сидел себе, курил сигару, вдыхая запах перегару,
Которым Кот его разил, а тот спокоен был и мил.
Всё обсудили, заплатили и во владение вступили.
Зажили словно бы рантье два друга в шляпах канотье.
Два мирных тихих буржуина, но их ждала судьбы руина.
Звалась она Тома Жизель, к обоим впрыгнула в постель.
И понеслась вся жизнь по кочкам, согласно завещанья строчкам.
Всё ей оставили они, так пресеклись их счастья дни.
И жизнь окончилась в клоаке, в подстроенной случайной драке.
Нет ни Кондома, ни Кота, всё их богатство – суета.
Красавица Тома Жизель их ввергла в смертную метель.
А не найди они брильянта, избегли б смерти варианта,
И потихонечку спились. Что лучше? Вы разобрались?
 

Торпедный катер

 
Бескозырки на воде, да пятно мазута,
У Нептуна в бороде – смертная минута.
Наш торпедный катерок, прямо как игрушка,
Только видно вышел срок, не спасла и пушка.
 
 
Две торпеды в цель пошли, да, ведь, боле нету.
Что смогли, то и снесли, взрыв тряхнул планету.
Нет эсминца на морях, вниз, и умирает.
Вьются ленты в якорях, ветерок играет.!
 
 
Словно огненный горох, пулемёты с неба.
От разрывов мир оглох, отлежаться где ба!
Пара «Штукас» в облаках, карусель над нами,
Жизнь сегодня в дураках, полюбуйтесь сами.
 
 
Всем лежать нам на песке где-то возле Керчи.
В смерти чёрном кулаке расцветают смерчи.
Бензобак пробит давно, копоть рвётся к свету,
Так что мы идём на дно, и спасенья нету!
 
 
Даже некогда нам петь песню про» Варяга».
Только с нами наша честь, гордость и отвага.
Будут русских моряков помнить супостаты.
Пусть живёт в глуби веков – есть в стране солдаты!
 

Алёшенька

 
Взял Алёшенька тетрадь, да давай в ней малевать.
Что бы с чистого листа не глядела пустота.
Пусть там сказочка живёт, свежий хлебушек жует,
Светит искрами огней, и, подарки что б с саней!
Да что б клоуны для всех раздавали чистый смех.
Смех он смеху тоже враг, коль над нами смех-дурак.
И деньгу нарисовал, срисовав монет овал.
И, в придачу, три мешка, что б хранилися пока!
Мерседес и Бумер враз ввёл Алёша в свой гараж.
А при них краса-девица, что бы после пожениться.
А ещё воздвиг завод и солдат, пожалуй, с взвод!
Что б продукцию хранить, а самим её не пить.
Тут закончилась тетрадь, перестал он рисовать.
И глаза давно косят. Было парню пятьдесят!
Всяко жизнь нас всех гребёт, Леша с мамочкой живёт.
Бережёт она дитя, сына сохранить хотя.
Пусть не знает грязный мир. Лёша-мамочкин кумир!
 

Однокласники

 
А мы любили, недолюбили,
Войной накрыло, и нас убили.
Я говорил ей в саду полночном
О деле нашем, простом и срочном.
Бои приходят, война решает,
Боюсь все карты она смешает.
Никто не знает жизнь наперёд,
Когда судьбина с земли сотрет.
Чего и ждать нам, уж лучше вместе,
К чему заботы о девы чести?
Война всё спишет, в пылу Победы,
Уйдут утраты, и сгинут беды.
Коль будем живы, навеки вместе.
Приду я с фронта к своей невесте.
А коли будет не суждено,
Так стукну ветром в твоё окно.
Но, ты сказала, лишь после брака.
Ушла и скрылась средь ночи мрака.
И дом снарядом был твой разбит.
А я под Ржевом войной убит.
 

Лошадь

 
Здравствуй, лошадь, как живёшь,
Сколько в день картошки жрёшь?
Как у муженька дела,
Пресловутого Осла?
Ну, а как твой первый муж,
Что в саду объелся груш,
Так что еле не помёр
Этот старый мухомор?
Помню, звали Кенгуру
Эту чёрную дыру.
Как разинет мощный рот,
Так в округе всё сожрёт.
Что, на Родину вернулся,
Австралийцем обернулся?
Вот кого совсем не жаль,
Сволочина был и шваль!
Ну, а ты-то как сама?
Вон, гляди, пришла зима.
У тебя же, как на грех,
Очень уж короткий мех.
Запасла себе сенаж?
Два комаза? Не хрена ж!
Ладно! Дальше побегу,
Всем беседой помогу.
Пусть я Старая Овца,
Режу правду до конца.
Может нашенский народ
Сам поймёт, что он урод!
 

Мировая первая

 
Раз под городом Сморгонь батальон наш лез в огонь.
Местность – крышка от стола, невесёлые дела.
Мировая шла война, жизнь как тонкая струна,
Батарей смычок на ней, смертью мерит ноты дней.
 
 
Да бродяга – пулемёт продохнуть нам не даёт.
Так и косит, так и косит, разрешения не просит.
Ну, не любит, знать, людей, смертный варит свой кондей.
Цепь за цепью вниз кладёт, ждёт, когда конец придёт.
 
 
Казаки рванули в лаву, рубят немцев нам на славу.
Кони рады, фронтом вскачь, будет немок горя плачь.
Да и в собственном тылу трупы вон как ствол к стволу.
Наши, ихние ли вдовы, вот к такому ли готовы?
 
 
Не придут с войны мужья, и с сиротами семья.
Тяжела их будет доля, не вернулись батьки с поля.
Матери одной тянуть, на работе спину гнуть.
И разор тут, и сором, коль на лавке всемером!
 
 
А война своё берёт, вона, прапорщик орёт.
Свиристелит в свой свисток, крут наш взводный и жесток.
Побегим опять в атаку, я ему подсыплю маку.
Стрельну сзади, получи, впредь уткнись и не бурчи.
 
 
Ишь, какой Аника-воин. Огреби, чего достоин.
Но и он имеет мать, значит, мне ей жизнь ломать?
Добивать, осиротить, всей судьбой её крутить?
Нет! Не буду я стрелять! Эх, житуха наша, ****ь!
 

Егерь

 
Всякий знает, пробуй лесть, что б без мыла в жопу влезть.
Угодишь ты в цель легко, пуль не тратя в молоко.
Поражая лишь в зачёт, так и сказочка речёт.
В старом русском государстве хрен один сидел на царстве.
Не в колоду, и не в пень строил царь рабочий день.
То на мух идёт охота, то ещё случится что-то.
Иль охотятся на эхо, уссываяся от смеха.
Плавно перейдя потом в смехуёчки над котом.
Быстренько его отловят, колокольчик приноровят
Прямо к котину хвосту, и собак с цепей: Ату!
Время нелегко убить, так давай бояр гнобить.
Скинут с бедного портки, стёгна мощны и тяжки,
Принесут яиц корзинку и сажают в серединку,
Заключая свой парей на таких богатырей.
Яйца яйцами разбей на глазах у всех курей!
Всё в разрухе в этом царстве, ну а царь живёт в гусарстве,
Лихо делает кундштуки, и при этом руки в брюки
Где-то там, на отвороте, паренёк служил в охоте.
Старшим егерем, аль кем, точно я сейчас не вем.
Лук и стрелы он носил и старался свыше сил,
Пополняя царский стол не один порвал постол,
По болотам и лесам, часто голодая сам.
Раз нашёл в лесу избушку, в ней столетнюю старушку,
Что его встречала мило, обогрела, накормила,
После баньки огневой и водяры с трынь травой.
Парень ей чем мог помог, огород поставил в срок,
Нарубил дровец на зиму, рыбки наловил корзину,
Настрелял утей, гусей, парень был не рукосей!
Пол в избушечке поправил, действовал без всяких правил,
По велению души, и – ни слова про гроши!
Вот пришёл прощаться срок, бабка говорит: Сынок!
Я хочу тебе помочь, жизнь твоя – как чёрна ночь.
Нет ни щелки для продыха, не судьба, сплошное лихо.
Отправляйся ты к царю, я ж тебя благодарю
И помочь тебе хочу, знай, что я судьбой верчу.
Вас махну с царём не глядя, сам Кащей родной мой дядя!
Ты ж, вернувшись, не дрожи, лестью враз приворожи.
Пусть несносный человек изживёт свой глупый век!
Егерь наш к царю стучится, объявляет, что девица
Во дворце в лесу живёт, и милого в гости ждёт.
Щёчки девицы румяны, денег полные карманы,
А красива так сама, лешевьё свела с ума.
Вот, просила передать, да ответец будет ждать.
А в письме и объясняет, слава по миру летает,
Всё про батюшку-царя, среди всех – богатыря!
Нету лучше и честнее, первый, после Моисея,
Яйца – чистый изумруд, если люди тут не врут!
И пригож он и умён, ум в науки устремлён,
И в войне неодолим, славен мужеством своим.
Сердце девичье играет и милого выбирает.
Ждёт она к себе царя, вся желанием горя.
Царь как кочет встрепенулся, огляделся, улыбнулся,
Не теряясь с трона слез, на коня и прямо в лес.
Только и успел сказать, передай, сестре дерзать!
Править царством за меня и, братана не виня,
Туго в дело не вникать, ну, а мне пора скакать!
Егерь отыскал сестру, видит, девка по-нутру.
Искра мигом пробежала, тут царевна задрожала,
Прахом пусть идут дела, парню сердце отдала.
Ну, и прочее в придачу, и, за хвост ловя удачу,
Быстро с милым под венец, а царю пришёл ****ец!
Сгинул в леса канители, говорили, волки съели.
Парень нонче царь в стране, друг народу, муж жене.
Никого не угнетает, в мыслях в небо не взлетает.
День прошёл, и Слава Богу, указавшему дорогу,
Без болезней, горя, бед. Вам от сказочки – привет!
Беды что бы мимо кассы, и здоровы были б массы!
 

Всем господам читающим выражаю моё глубоко личное и основательное сомнение.

То ли вы читаете, друзья мои? Смею рекомендовать для прочтения на ночь следующий текст: «Роль частной собственности в процессе превращения обезьяны в человека.» Кажется Энгельс. Прошу извинить за слабую работу с источником!

Пускай из искры возгорится, и прогорит, и засорится!

М. Буканов.

В музее

 
Плосковатые фигурки! Мир задушенных теней,
Брякнул вышедший из «дурки» Саня, обнимаясь с ней!
Дело было на Волхонке, там где Босх и фараон.
Саня лёг на нижней шконке, что б подальше от окон.
 
 
Там, в приятном полумраке, отдыхала голова,
С галоперидолом в драке позабывшая слова.
Кто придумал это зелье – нехороший человек,
Враз лишил людей веселья, может даже и на век!
 
 
Саня видел Кондотьера и Давидовы мудя.
Додик, скажем для примера, бдел, елдою шурудя.
Кто такое разрешает, и куда смотрела власть?
Вон, стоит, не поспешает, Голиафу сделав шмазь!
 
 
А лежать-то как удобно, вроде баба рядом тут.
Пусть костлява и не сдобна, после дурки это муть.
Заведу я разговоры, после и к делам могу,
Мир худой милее ссоры, быстро искорку зажгу.
 
 
Речь толкает про искусство Саня как искусствовед,
Между делом, вплёл про чувства, избавление от бед.
Уговаривал отдаться и от страсти весь дрожал.
Та не стала и бодаться. Саня с мумией лежал.
 

Товарищу Гору Ал! Альберт, Адольф, Александр?

 
На фоне старого «Провала» бригада нищих дурковала.
Известный всей стране сюжет, готов смотреть – купи билет!
Как можно денюшку не брать, когда народа прётся рать?
Все средства, что собрали мы, ещё до нонешней зимы,
Поступять в руки комитета, «Провала» укрепится смета.
И укрепится сам провал, что б дальше трещин не давал!
А там, глядишь, и вся планета. Так наполняйся наша смета.
Потом купили колбасу и в путь, топча дорог росу!
 
 
Внемли! Послушай! Оглянись! Зелёный газ всё рвется в высь.
Температуры поднялись, полярный к нам крадётся лис!
Под шапкой грязных облаков все пропадём, без дураков.
От этой углекислоты на берег бросились киты.
Баранов и людей падёж, жить страшно, просто невтерпёж.
Грядут чума, вулканов взрыв, нам не сдержать шальной порыв.
Народ! Послушайте меня, я всех спасу из под огня.
Я знаю путь, я вижу сдвиги. Мои скорей читайте книги.
Я, кстати, Нобеля призёр, но не об этом разговор.
Мне страсти низкие все чужды, народа ясно вижу нужды.
 
 
Был парень нищий журналист, в карманах только ветра свист.
Потом стал вице-президент, уже фигура, на момент.
Ну, а потом, поймав струю, в миллионеров вплыл семью.
Ну, так чего не дурковать, коль можно глупых фаловать?
 
 
В Америке, меж тем, мороз, снега лежат по самый нос,
И не слыхать о потепленьи, о коем Гор до нас донёс!
 

Змеюка двуполая

 
Была она стара как мир, одним укор, другим кумир.
Жила у жизни на краю, под старой яблоней в Раю.
Неважно, перья иль меха, далёк от всякого греха
Любой, окутанный нирваной, питался лишь небесной манной.
Нам каждый друг без всяких виз – такой у Рая был девиз.
Адам и Ева жили прежде в довольстве полном и надежде,
Ловили бабочек в саду, купались в маленьком пруду,
Нектар ладонями и в рот, да вот случился поворот.
В саду том дерево росло, и их как чёртом нанесло.
Табличку быстро прочитали, перепугалися и встали.
Плодов сиих никто не тронь, сожжёт небесный мой огонь,
Господь велик. Аллах рахим. И подпись: Яхве Элогим!
И тут же, как гласит молва, змеи поднялась голова.
Давно Господь уж мне пенял, что надпись эту я не снял.
Плоды отведай без смятенья, тут изменилась точка зренья!
Адам как мог сопротивлялся, а Ева в рёв, Адам и сдался.
И не беременна ведь дура, прорвалась бабская натура.
Хочу и всё, ты тоже ешь, вкус дивен, сладостен и свеж.
Немного тех плодов поели, друг друга быстро обозрели,
И видят, в каждом для услад есть лиходейный аппарат.
Предались быстренько греху на мягком райском дивном мху.
Потом придумали одежды и сон уставших смежил вежды.
Господь, всё зная наперёд, немного попугал народ,
Введя понятие греха, на что змеюк сказал ха-ха!
Ты сам придумал этот мир, где Бог естественный кумир.
Так пустим всё на самотёк, а там, глядишь и грянет срок,
Когда сквозь пропасти и мели сам человек дойдёт до цели.
А мы останемся с тобой в тумане дымки голубой,
Дай только людям выбор доли, покоя вкус и славу воли.
Пускай решает каждый сам, он человек, иль мира хлам.
Свобода выбора сложна, но с каждым быть она должна!
Дерзай, иль на коленях стой – свобода выбора с тобой!
 

Вечерами

 
Долог зимний вечерок, на вине давно зарок,
Мысли чёрные летают, словно сказочный Нушрок!
Рвать с концами всё на раз был по-жизни я горазд.
Сам себя считая правым, шёл на принцип как Камаз.
 
 
Я сейчас вернул бы дни, что безумию сродни.
Кол осиновый мы вбили, хоть вини, хоть не вини.
Вот, мол, крест, себя распни, вместо чувств гнилые пни.
Лучше сразу разбежаться, чем ловить концы мотни!
 
 
Ну, кого теперь винить, как сошьёшь в едино нить?
Что разрезано навечно, людям не соединить.
Может встретимся потом, пред небесным мы постом,
Где нас делят на две части, кто с крестом, а кто с хвостом!
 
 
Поживи и умирай, попадёшь ты прямо в Рай,
Мне туда попасть не светит, так что ты не обмирай.
Я в Аду отбуду срок, поменяется мой рок,
Плюс на минус перекину, может быть и будет прок.
 
 
Тихим утром, получай, я к тебе приду, встречай!
Мы и слова не оброним, прямо в койку невзначай!
К маме райской все слова, нашей жизни полова.
Чувства-это где то в сердце. На хрена нам голова?
 

Объективная реальность

 
Один обычный человечек набрался всяческих словечек.
И не сказать, что б много пил, он просто говорить любил.
Ловил лихие новостя, интерпретации постя.
Не вылезал из интернета, такая, видимо, планета!
 
 
Чугункин Клим был прям и прост, не есть – вот это значит пост.
К чему компьютер, коли пьём? Стаканом счастие куём!
Зато кулак у парня был – дюймовый гвоздь в доску гнобил.
Легко сгибал железный лом, а на медведя шёл с колом.
 
 
И вот в столовой как-то в среду явились оба-два к обеду.
Сидят, чего-то там едят, на прочих вовсе не глядят.
Тут достаёт бутылку Клим и предлагает выпить с ним.
Упруго ставит два стакана, и слышит вдруг: Для водки рано!
 
 
В такую рань, такую дрянь, пить может уличная срань,
А я в Универе учился, ни разу в жизни не напился.
Такому вот как ты гандону, придётся запросить пардону.
Когда сработают посылы, придут в кураж лихие силы.
 
 
Тебя ославлю в интернете, по всей немаленькой планете.
Дано мне людям объяснять, что честь труда нельзя ронять.
Чугункин разом тут взорвался, ну, и с плеча кулак сорвался.
И биться сердце перестало, мне жаль, но блогера не стало!
 
 
Убог и строг реальный мир, очнись компьютерный кумир.
Когда свои рисуешь жабы, подумай раз о кабы-кабы…
Кровать и тёпленький сортир в усладе дорогих квартир
Ещё не весь в стране реал, а ты, как жертва, идеал!
 

Выбор

 
Браты украинцы, дерзайте, свободы дерево сажайте,
Сегодня киевский майдан от свежей крови рьян и пьян.
Ушёл диктатора оплот, где «Беркут»? Чёрт их разберёт.
Не зря скрежещите зубами, пришёл черёд игры с гробами!
 
 
«Свобода» на тропе войны, идут Галиции сыны,
А киевляне сдуру рады, защиты нет у Властной Рады.
Когда в квартиры к вам придёт восставший трудовой народ,
Что бы буржуев изгонять, куда вы будете линять?
 
 
Вы братья нам, а им враги, вглядитесь в первые шаги,
И москали вы и евреи, зачем под нож кладёте шеи?
Или придёт презренный лях, когда в стране настанет швах?
Иль под Полтавой швед опять свою сосредоточит рать?
 
 
Словами вас не убедить, желаете ежа родить,
Ну, и конечно, поперёк, любой укор вам не в упрёк.
Сейчас из Запада кулис, крадётся к вам полярный лис.
Звучат его аплодисменты, ловите счастия моменты!
 

Первое свидание

 
В миг сладостный дитя зачатья, ты, милый, кончив, захрапел.
Я вся в порыве и без платья лежала, ну, а ты сопел!
Всё это было на скамейке в уснувшем городском саду.
Да! Нравы дикие в семейке, куда сегодня я войду.
 
 
Твои маманя и папаня как видно из простых сермяг.
Когда б не два стакана, Саня, я не дала б тебе, хомяк.
Зачем бутылку только водки я на свидание взяла?
Ведь зареклась же после ходки скакать под первого козла!
 
 
И это всё, что ты умеешь? Меня мечтаешь удивить?
Коль секса техникой владеешь, инстинкты надо подавить.
Ты обиходуй свою даму, устрой в алмазах ей финал.
А ты из ебли сделал драму, зря только ручками шманал.
 
 
Я здесь, и я горю и тлею, хотелки уголь не угас,
А он всё шепчет, сожалею, и слёзы катятся из глаз.
Суёт мне деньги, образина, набрав в карманах сколько смог.
И шепчет: извините, Зина, взяла, с таких хоть шерсти клок!
 

Ламия

 
Согласна я была на раз, аж искры сыпались из глаз.
А он сбежал, крича «атас», опять попался пидарас.
Чего ж ты лез ко мне в чаду, держа наперевес елду?
Как только почва носит вас, коль к бабам пыл совсем угас?
 
 
Не каждый сзади разберёт какой имеется перёд.
Так что тебя остановило, неуж мохнаткою смутила?
Я по делам присела в куст, был горизонт невинно пуст.
Тут ты меня погладил сзади, и прошептал мне «Бога ради!»
 
 
Я оглянулась – оба встали, стоят, пока что не устали.
Елда и он, как как два столпа, светила новая глава
Почти случайного романа, причём, без всякого обмана.
Сей пидор ниже бросил взгляд, и сразу кончился парад.
 
 
Исчез, соромное сказав, а я, слезу не удержав,
Всю ночь прошлялась по кустам, ища, кому я честь отдам!
Ну, надо же, исчадье зла, козёл, и, точно, сын козла.
Поймаю если, так дрожи, прости-прощай елде скажи!
 

В дороге

 
Ехал парень, ой, ё, ёй, прямо с ярманки домой.
Продал, деньги получил и немного покутил.
Едет песенки поёт, смотрит, девушка идёт.
Белы ноженьки в пыли, ну, а косы – до земли.
 
 
Сарафан как маков цвет, а красива – краше нет.
Предложил ей рядом сесть, а дальнейшее – Бог весть.
Тут представилась девица, мол, она вольна как птица,
Шесть братанов у неё, тут недалеко жильё.
 
 
Братья ездят на охоту, во полях ведут работу,
А на ней, конешно, дом, да и птица со скотом.
Будешь гостем, коль решишь и заехать поспешишь.
Отдохнёшь ты от труда, передышка – не беда.
 
 
Вон дорожка к нам идёт, нас обед с устатку ждёт.
Там, где заросли ракит, там и домик наш стоит.
Подъезжает, точно, дом, с огородом и прудом.
Сад стоит, плоды висят, и загон для поросят.
 
 
Дева в дом к себе пошла, а у нашего дела.
Крёстно знаменье кладёт парень стоя у ворот.
И девицы враз не стало, только статуй из металла,
Преогромна змеедева с жалом смертного посева.
 
 
А в загоне поросята стали малые ребята,
Он их быстро погрузил, да бежать с последних сил.
Аж, телега шла в разнос, так вот ноги и унёс.
Оглянулся, дома нет, от пруда пропал и след.
 
 
Злая девка – в порошок, словно чёрт собрал в мешок!
Как ожоговый волдырь стал на месте том пустырь.
Шелудивых шесть собак воем оглашают мрак.
И от сада следа нет, чёрту местному привет.
 
 
Всех родителям вернув, и минуты не соснув,
Парень продолжает путь, позабыв почти про жуть.
Глядь, опять идёт девица, что б ей, суке, не родится.
Он подъехал-хвать колом, только вышел тут облом.
 
 
Чёрт малого погубил, он невинную убил.
Вышел срок, причём не мал, парень в зону захромал!
До сих пор не знает он, что тут явь, а что тут сон!
Может быть и зоны нет, дурка парню шлёт привет!
 

Котя

 
Котяра сильно остарел, зубов чуть-чуть, в спине прострел.
Хоть есть по-прежнему хотелось, но ретивое не вертелось.
Ни птичку влёт, ни мышку скрасть, и жизнь его пошла не в масть.
Конец, ложись и помирай, видать пришёл кошаке край.
 
 
Его хозяйка поняла, что плохи ейные дела,
Не будет толку от кота, к чему ей эта маята?
И, хоть была она щедра, но жизнь как крышка от ведра,
Прореху если не закроешь, саму себя в слезах умоешь!
 
 
А жалость – вещь не для крестьян, к финалу шёл с котом роман.
Беднягу выгнали из дома, солома где и та едома.
Слыхал наш кот, что средь людей, пускай ты будешь и злодей,
И век знаком со словом «тырь», под старость можно в монастырь.
 
 
Куда несут другие люди своё имущество на блюде.
В амбар кошара приканал, притворно охнув, застонал,
И речь такую закатил, что зрители лишились сил,
А слушали его мыша, от чувств и страха чуть дыша.
 
 
Бродяги! Как же вам свезло. Ваш кот оставил ремесло.
Всего лишь душу он спасает, никак вам боле не мешает.
Уходит нонче в тьмы обитель мышей полночный победитель.
Здесь обосную келью я, ваш кот и вы – одна семья.
 
 
Но вам придётся до поры вручать мне всякие дары,
А я за вас молиться буду, и призывать свершиться чуду,
Что б передохли все сычи, коты б не шлялися в ночи,
Ну, и хозяйские припасы легко текли бы в ваши массы.
 
 
Мыша, прослушав эту речь, кота решили поберечь.
Из подпола несли припас, что б кот их всех молитвой спас.
Кот отдохнул и разжирел, но времени не одолел.
Скончался раз в полночный час, угас среди мышиных масс.
 
 
Мыша кота похоронили, чем честь свою не уронили.
Могила, столп, и всё, как надо, покойся, мол, мышей отрада.
Гласила надпись на могиле, сюда мыша детей водили,
Что б рассказать им о коте, что жил в священной простоте.
 
 
А на Руси о том узнали и для примера записали,
Кота как мыши хоронили, о почитаемой могиле.
Два летописца – Кока с Сокой, сумели сохранить для нас,
Преданья старины глубокой, правдивый жизненный рассказ.