Текст книги "К фее, что зовут Драже, шёл Щелкунчик в неглиже. Поэзия"

Какаду в пролёте

 
Тёплым утром на пруду
Приземлился какаду,
Хохотун и говорун
И по самочкам игрун.
Огляделся, закурил,
Уток взглядом одарил,
Улыбнулся широко
А потом вздохнул легко.
После города утех
Утки эти просто смех,
Только пальцем помани,
Сразу прилетят они!
Нету изысков у них,
Секса пыл давно притих,
Ну, так это только в масть,
Позабавился и слазь!
Нынче стая вся моя,
Королём тут стану я!
Осчастливлю этих дур,
А потом примусь за кур!
Славен уточек окрас,
Мандаринских, видно, рас,
Всё бабьё теперь моё,
Тут и грянуло ружьё.
В смысле, время перемен,
В раж вошёл индюк Семен!
Закурлыкал словно бард,
Мол, не боюсь любви бомбард,
Сам я всех осеменю,
Зуб даю, совру – в меню!
Во, гляди, явилось чмо,
Дать раза, умрёт само!
Сразу видно что вафлёр
Распускает масти флёр!
Какаду тотчас с размаху
На груди порвал рубаху,
Начал речь вести по фене,
Весь от злости в мутной пене.
Но, индюк боец был славный,
Сразу вынул козырь главный,
То есть быстро вырвал кол,
И к деяньям перешёл!
Убегал пришелец лесом,
Разливался мелким бесом,
Всё кричал вернётся с шоблой,
Индюку быть мелкой воблой!
Горд индюк своей победой,
Часто тешится беседой
Поминает эту схватку,
Встав на мусорную кадку.
Молодые в рот глядят,
Индюками стать хотят!
 

Балык и каша

 
Сомнений нет, вопрос решённый,
Сблудить, зачем идти в отказ?
Балык заместо каши пшенной,
Махну с девахой на Кавказ!
 
 
Там на Пицунде, иль в Мисхоре
Снять номерок на пару дней,
Завить верёвочкою горе,
Что с коньячком ещё верней.
 
 
Пока жена на даче с мамой,
Резонно махануть в галоп,
Поскольку за оконной рамой
Октябрь поднял дождей ослоп!
 
 
Прах буден отряхнув, отринуть
Рутины петли и дела,
Годочков надцать быстро скинуть,
И что бы скука умерла.
 
 
Ну, а потом домой к женуле,
Детишкам, быту, берегам,
Что б нас несчастья не куснули,
На радость всем моим врагам.
 
 
Балык оно конечно славно,
Да хорошо лишь на заказ,
А каша в жизнь приходит плавно.
Жена домой, забыт Кавказ!
 

Покушение на негодный объект

 
Мы взломали банкомат,
Ищем денег аромат,
Там записка, босяки,
Получайте косяки!
Взрыв, летучей краски слой,
Рожа печкою с золой.
Жжёт, в глазах стоит слеза,
Ну, не видно ни аза!
Повязали нас тут враз,
Дали для порядка в глаз,
Слышу трёк, а деньги где?
Все на утро мы в суде!
Оказалось взяли мы
Денег там на две сумы,
Не рубли, валюты куш,
И свезли куда-то в глушь!
Я пытался следаку
Объяснить чрез не могу,
Что не брали тех башлей,
Только он на нас всё злей!
Тычет в харю, что, мол, банк
Подал в органы свой бланк,
Там и сумма и расклад,
Очень ценен был их вклад!
Банку прибыль, нам срока,
Это уж наверняка.
И за что на кичу плыть,
У братвы придурком слыть?
 

Памяти матросов и офицеров крейсера «Варяг»!

 
Господа! «Варяг» сражался,
Сколько смог он продержался,
Гибли люди, наши вои
Умирали как герои!
Затопили у Кореи,
Жаль что мелко, видны реи!
Крейсер был тогда без хода,
Так и породилась шкода.
После Портсмутского мира
Время было не для пира,
Русь с колен едва вставала.
Не впервой, уже бывало!
Поднят был «Варяг» врагами,
Был под вражьими ногами,
Только это ненадолго,
Устарел, в нём мало толка,
И пошёл он на булавки
После личной переплавки!
В критике, в литературе
Карлы встали на ходули.
Мол, они последний писк,
Что ни скажут, то изыск!
Тянут в жизнь пургу уныло,
Им болото жизни мило,
Там «панфиловцы» – враньё,
А «Варяг» совсем смитьё!
Зря, мол, только погибали,
Вон Чемульпо, там их ждали,
Отстоялись год иль два,
Вот и цела голова!
Песни врут, народ коварен,
Глуповат, неблагодарен,
Ну, короче, мёртвый лев
Был запихнут в грязный хлев.
Карлам нужен пуделёк,
Трусоват и недалёк,
Не страны своей сыны,
А подачки из казны.
Люди гибли за Расею?
Это чуждо рукосею,
«Матка, курки, ахтунг, пиво»,
Вот где смысл, а жизнь красива.
Не предай, умри за друга,
Не для их блатного круга.
Время мелет, время судит,
Так пускай судьёй и будет.
Коли помним мы те страсти,
Значит память не в напасти!
Коль погиб ты за Отчизну,
То народ придёт на тризну.
Вспоминаем о «Варяге»,
Если смертный час в напряге,
Деды бились, биться нам,
Внукам, правнукам, сынам!
 

Плюс сменяется на минус

 
Какие нужные слова
Мы говорим взбодрясь едва.
В любви Онегина основа,
Всё повторяется и ново.
 
 
«Чем меньше женщину мы любим…»
Тем больше для неё и значим,
Легко мы сук любовный рубим,
В час расставания не плачем.
 
 
Но, время прёт в природе буром,
И вот уже сменились знаки!
Теперь лишь женщина Амуром,
Сама решает что и паки.
 
 
Легко поманит и отбросит,
Ты как дурак плетёшься ноя,
А от любви аж крышу сносит,
Причём в грязюку перегноя!
 
 
Так минуэт сменило танго,
Потом шансон и джерк вприсядку,
И не нужна бабуля Ванга,
Что б прояснить кто полет грядку.
 
 
Матриархат стучится властно,
Патриархат скулит в загоне,
Сугубо, дерзко и опасно
В новины века время кони!
 

Хорошо нам

 
Хорошо нам графоманам
Утопать в угаре пьяном,
Пишем души в стих вложив,
Мысль одна, коль пишешь-жив!
Прочитал стихи супруге.
Та вздохнула на досуге,
Говорит: Высокий штиль!
Банки отнеси в утиль.
Да, зайди-ка в хоз. товары,
Краны наши вот кошмары,
Молока потом купи,
Да по-быстрому, не спи!
А стихи, ну просто Нобель,
Ты могуч как гонобобель,
О, ещё зайди в аптеку,
Клизма в радость человеку!
Эта вещь нужней стихов,
Говорю без дураков.
Знаю, ты поэт от Бога,
Только с тернием дорога,
Написал, и в папку, в папку.
Кстати, взял бы в руки тряпку,
Да прошёлся бы по пыли,
И полы давно не мыли.
А потом уж, на досуге,
Не забудь и о супруге,
Я же Муза, смысл горенья,
Мне спасать тебя от тленья!
Так реши проблемы тела,
Что бы я осоловела,
Да продрыхла до утра.
Всё, иди, поэт, пора!
 

Эпитеты

 
Мой кабанок, ну, ты свинюшка, —
Проговорила хряку хрюшка,
Побыть с тобой, моя отрада,
Всегда и полностью я рада!
Ты поросёнок и шалун,
Игрок на домбре женских струн,
Могуч, красив, велик тоннаж,
Ты суперсвин, а не муляж!
 
 
А коль эпитеты вы эти
Да к мужику и на рассвете?
Вот будет бедный удивлён,
Хотя в хожденьях закалён!
Такое, утром, от подруги,
С которой отпустил подпруги?
Почти оплёван, в униженьи,
И интересном положеньи.
 
 
Не то что он ежа родит,
Опаслив, постоянно бдит,
Но, хряком грязным в жизни стать?
Уж лучше пыл пообуздать!
 

Гроза в Керченском проливе

 
За тучами гремело, день в полночь уходил,
Побрякивал несмело звон грозовых удил.
Пустынно в небе сером, сермяжность простоты,
Пыль водная карьером, да Функа зла холсты.
 
 
На миг затихло тускло, волна шипит во зле,
Кнутом избита Тузла, пошла за Ги Молле.
Свирепые потоки, свиреп и странен суд,
Турецкие истоки для русских месть несут.
 
 
Болты из арбалетов, и кондотьеры тьмы
Соткут из брызг куплетов сень Кафы и тюрьмы.
Прекрасен величавый венецианский дож,
Гроза небесной павой и серебрянкой дождь.
 
 
Где кесарь Беотийский, там и побед войска,
На море и на суше свирепствует тоска.
Умчались вдаль славяне, османы, ширь ясна,
На море-окияне пирует тишина.
 
 
Но, вот в седом просторе как провести черту,
Душе, сгоревшей в горе, заполнить пустоту?
На Эльтигене тени могилы теребят,
Идут в ничто по сцене, в безмолвный рог трубят.
 
 
Там те кто были ране забыты в века жесть,
Чужие пальцы в ране, не им покой и честь!
 

Нечто эфемерное

 
Не любил бы, не страдал бы,
На ромашках не гадал бы,
Нет в любви задач Эвклида
Тут Эйнштейн для индивида!
 
 
Места нет изящным мерам,
Хорошо миллионерам,
Не клюёт, так прикупи,
Масть «капустой» залепи»!
 
 
А тебе с твоей зарплатой
Только перегной лопатой,
Сколько надо забирай,
Создавай назёмный рай.
 
 
О романтики младые
Вам мечты одни пустые.
Даже если подфартит,
Случай мимо пролетит.
 
 
Впрочем, что ж я о пороке?
Всё у нас имеет сроки,
Жизни срок, тюремный срок,
Не случилось, значит рок!
 
 
Говорят что после смерти
Всё дадут нам, лишь поверьте,
Бог – он вовсе не Никишка!
Коли врежет – сразу шишка!
 
 
Русский – сложный язычок,
Нас на шарике пучок,
Шишку понимай как знаешь,
Что имеешь, то и маешь!
 
 
Как прорвусь в небесны дали,
Пока руки не устали,
Опишу, пошлю письмишко,
До видзенья, автор Мишка!
 

П.С.

На ровном месте шишка, шишка в смысле не впадина, ну, и технический термин, обозначающий русский конец. Но, это не тот конец, который кирдык, и не тот конец, который всему делу венец, и даже не тот, который «слезайте, граждане, приехали, конец», а тот который имеет разные степени длины, но не в математическом, а чисто житейском понимании!

Правильные в СССР были книги

 
Были в СССР романы,
Правда жизни, не обманы,
Ну, Корчагины, чекисты,
Краснодонцы и танкисты.
 
 
Шли писатели с полками,
Оратали с мужиками,
Про заводы и деревни
Молодой писал и древний.
 
 
Их герои громко жили,
По сомненьям не тужили,
Создавали миф из тлена,
Рвались из рутины плена.
 
 
Люди Родину любили,
За измену в морду били,
Да под танки шли с гранатой,
Нет гранат так штык с лопатой!
 
 
От Москвы и до Берлина
Путь лежал кроваво-длинный,
Для фанерных обелисков
Нет красот и нет изысков.
 
 
Там солдаты брали доты
И сбивали самолёты,
От шестнадцати и выше
Нахлебались, аж, до крыши.
 
 
Ладно, стороны Гражданской
Бились в битве окаянской.
Брат на брата, дед на внука,
Правы все, такая штука!
 
 
А когда враги напали,
Были те кто в плен сбежали,
Были хильфи, помощь тылу,
Плен хватали прямо с пылу.
 
 
Полицаи палачами
К партизанам шли ночами,
Поджигая вески, хаты,
Душегубы, не солдаты.
 
 
В пересчёте – миллионы.
Что страны презрев законы,
Предпочли тепло измены,
И в судьбине перемены.
 
 
Нет сейчас литературы,
Так, отдельные фигуры,
Остальные к верху мехом,
Льют на нас назём со смехом.
 
 
Пал Гайдар за пулемётом,
Уткин с неба с самолётом,
Пал Петров, ещё десятки,
Смерти на войне не сладки.
 
 
Но, остались стих и проза,
Хоть бы «Белая берёза».
Или Шолохова книги,
Где идут страданий миги.
 
 
Сикофант вранья пригубит,
Всё уложит и углубит.
Кто герои, где злодеи?
Смысл – предательства идеи!
 

Когда горела Калифорния

 
Дремучей тишиной мышиной
Пришёл рассвет горевшей шиной,
Кустарник тлел, лесов пожары,
Да августа при ветрах жары.
 
 
Искали люди, птицы, звери
В свободу отмкнутые двери,
Окружены, в разгулах цвета
Бог Огни в торжестве рассвета.
 
 
Горели виллы и машины,
Декоративные фашины,
В изгибах шеи труб каминных,
Поникли в трещинах карминных.
 
 
У нас зимой дожди пропали,
Как воины, что в битвах пали.
Не могут подойти с подмогой,
Спит пепел хрупкой недотрогой!
 
 
Но вот дождей леса дождались,
Сурово им пожары дались,
Воды не много, строги Боги,
Не стой на их большой дороге!
 

Идёт Декабрь

 
Затрапезен, видом страшен,
Шёл Декабрь средь мокрых пашен,
В армяке, дождями крытом,
С видом горестным, не сытом.
 
 
Встреча с бабушкой Зимою
В прах ушла сама собою,
Снега нет, грязюки черни,
Да ветров ехидных черви.
 
 
Или козырные буби,
Что на спину время рубит?
Году крах, декабрь – поминки,
Вроде старенькой пластинки!
 
 
Как мы этот год помянем,
Сожалеть о прошлом станем,
Или в пляске и бездумно
Маханём вперёд безумно?
 
 
Нет красы, мечты угасли,
Ждём рождественские ясли,
А на пальмах снега нету.
Чёрт попутал всю планету?
 

Ушёл поэт, а след остался…

 
А хорошо бы в серость будней,
Да запустить жестяной рыбой,
Добыть хренка для зимних студней,
Пускай лежит зелёной глыбой.
 
 
Зовущих губ экстравагантность
И фрейт нефритовых прелюды
Сменять на радуги галантность,
Пускай идут себе прелюбы.
 
 
Весёлый кемпинг «Нит гедайге»
На раз приколется к «Авроре»,
Не нужен нож, когда при свайке,
Пиит заметен в разговоре.
 
 
Пускай сидящие папаши
Стихи кропают на колене,
Зато вон в ситчике Наташи,
А Врангель в землю лёг при тлене.
 
 
Щенков кормили и грудями,
Паны нам польские врагами,
Скопец заметен меж людями,
Сучит в прострации ногами.
 
 
На сорок человек теплушка,
Но, две ноги на всех при этом,
Куда палит с «Авроры» пушка,
Да Петропавловка дуплетом?
 
 
Вот если звёзды зажигают,
Кому их свет всегда приятен?
Века стихи оберегают,
А прозы мир он необъятен!
 
 
Запутавшийся хрупкий гений,
Страна, всё чуждое до боли,
В сознаньи измененье мнений,
И ускользает плен неволи.
 
 
И больше не трубят панфары,
Вождю решать кто ныне нужен,
Поэт убил свои кошмары,
И стал публичен, сжат и сужен!
 

Адыгея

 
Горные вершины,
Снег – льняная хмара,
И родны и ины,
Камни в седь угара.
Голубеет иней,
На траве желтинки,
Небо сказкой синей,
Серебрятся льдинки.
Зарастают снегом
Горные тропинки,
Скоро борзым бегом
Сменятся картинки.
Белые метели,
Белым покрывало,
На седые ели
Прянет мрака жало.
Вечеру в потеху
Горные распадки,
Северному эху
На шумы нападки.
Только кеклик горный,
Да седая совка
Делят взмах свободный
Призрачно и ловко.
 

Не суди, да не судим будешь!

Не суди, да не судим будешь!

И не кайся за прадеда! Он сам всё решил!

 
О чём надменные витии
Вы спор ведёте роковой?
Дела враждебные России
Вы в ночь пускаете совой!
Нет палачей тридцать седьмого,
И нет их жертв, ушли давно,
Их души у Престола Бога,
Им не вернуться всё равно.
Большой террор, погибли люди?
И только в этом злом году?
Канва событий не на блюде,
Она в клубке горит в Аду!
В огне тамбовские крестьяне,
Матросы под Кронштадским льдом,
Легли под сабли и декхане,
В России властвовал Содом.
На Соловках зека в могилах,
На Колыме расстрела рвы,
Не надо бы писак-зоилов
Пускать в пространства головы.
В году семнадцатом Держава
Двоилась в мыслях и в себе,
Кому нужна дурная слава,
Нашёл тогда себя в борьбе.
Деникин властвовал ОСВАГОМ,
Колчак людей переводил,
Под нашим современным флагом
Россия рвалась из удил.
Там децимации и казни,
ЧеКа, расстрелы без суда,
Стрелков латышских неприязни,
Да продразвёрстная узда.
К чему историю позора
На год один переводить?
Пора без трепетного ора
Запомнить, что не нам судить.
А судия давно и Вышний,
Коли припомните, «он ждёт!»
Зачем давить всей мордой вишни,
Пусть примирение придёт!
 

Канарейка в печали

 
Канарейка, канарейка!
Пред тобою клетки рейка,
Ты поёшь, я подвываю,
Между делом наливаю!
 
 
Видно у тебя проблемы,
Коли жалостны так темы,
Да и я в угаре водки
Вижу, что дела нечётки.
 
 
Я одна в просторной клетке,
Мне бы кенаря на ветке,
Пели б вместе, вместе ели,
И любили б как умели!
 
 
Да и я сейчас в пролёте,
Плоховато на работе,
Тёща вьётся мелким бесом,
Посылает меня лесом.
 
 
А жена с другого бока,
Смерти ждёт моей до срока,
Вместе с мамой душу пилит,
В путь-дорогу скатерть мылит!
 
 
Так открой мне клетки двери,
Мы же птицы, а не звери,
Полечу искать милого,
Кенарька в любви не злого.
 
 
За окном метели руки,
Как пустить тебя на муки,
Разве что слетать с тобою
Влет померяться с судьбою?
 
 
Под окном лежали оба,
Оба два – любовь до гроба!
Водка быт добила чисто,
Смерть пришла легко и быстро!
 

Чего-то я такой мотив в кино слыхал

Про актёра Панина

 
Жил однажды зоофил,
Целовать лягву любил,
Как поймает, так в засос,
Не вопрос!
Эту страсть легко он нёс.
Не сказал себе, блин, СОС,
Нет что б близость поискать среди кос!
 
 
А разок эротоман
Был в одной из дальних стран,
Где влюбился как простой мальчуган.
С аксалотлем воздыхал,
Мир весь страстью колыхал,
А на то что человек начихал.
 
 
Он худел, он потел,
Но, никто ему по дружески не спел.
Шёл бы ты, зоофил, к небу лесом,
За каким-нибудь другим интересом,
Ты не нужен на земле,
Как навоз в бою в стволе,
Так вали, тебе « Парад, и Алле!»
 

Стрелять надо гадов!

 
Ставь копейку на ребро,
В сапоге носи «перо»,
Фарт с деньгою пополам
И проблемы разом в хлам!
Ствол, « маслята», фраера,
Но, вмешались опера,
Подрасстрельная статья,
Поминальная кутья!
 
 
Сам ты опер, но деньга
Словно тяжкая каньга,
Все тебе хабар несут,
И не знают слова «Суд»!
Миллиарды, не копьё,
Право песенки поёт,
Коль не пойман, мол, не вор.
Вдруг расстрельный приговор!
 
 
Поделом вору и мука,
Получай по факту, сука.
Если опер – не воруй,
Если вор – не оперуй!
Всё смешалось в нашем доме,
Правосудие что ль в коме,
Или времена такие,
Что статьи нужны другие?
 

Не сепети!

 
Я сам себя короновал, —
Сказал косаткам двум нарвал,
Могуч, огромен и красив,
Вот потому-то и спесив.
Мне есть гордиться чем всегда,
Вокруг лежит моя вода,
Я божество и властелин,
Не вам ко мне ломить тут клин.
Малявки, чёрно-белый хлам,
Да я вас в миг напополам,
Расплющу, распущу в тряпьё,
В одно желание моё!
Косатки, слова не сказав,
Да с этикетом завязав,
Атаковали с двух сторон,
И стал вакантным моря трон!
Мораль истории проста,
Вокруг не Рая красота,
Опасно, коли враг молчит,
А Спесь копытами стучит.
Порвут легко на ремешки
Под озлоблённые смешки,
Предупреди, опереди,
И сразу с козырей ходи!
 

Одесса придёт домой!

 
Уходили корабли из Одессы,
Видно так легли страны интересы,
Шли в колоннах моряки и пехота,
Не осталось тут пространства для флота!
Русский город, Ришелье с де Рибасом,
Пестрота речей, одежд, хрена с квасом,
Маринованной ставриды, Привоза,
И в семь сорок Теодор-паровоза!
Оккупанты лютовали два года,
Перебили здесь немало народа,
Только встало всё на круги родные,
Из Одессы побежали иные.
Тяжелы послевоенные годы,
Неизбывны бандитизм и невзгоды,
Гордый город распрямил снова плечи,
Как солдат остыв в тылу после сечи!
Кто сказал, что город сей Украина?
Распадайся поскорее руина,
Оккупанты-хлопаки, геть до дома,
Говорят что там солома едома!
Польша крёссы ждёт свои, мает думу,
Как помочь в делах таких вам как куму,
Реституции, и вы снова в Польше,
Пан в жупане, у него шкворень больше,
Не народ вы там, холопы-рагули,
Хлопаки, на все вас кости нагнули.
Вы не Киевская Русь, где-то сбоку,
Галицийские дела всем с припёку.
Мелкой денюжкой, иль там мелким бесом,
Вечно прёте на рожон с интересом,
Без хозяина решаете дело,
Прогибаетесь, вот это вы смело.
 

Тогда либералы сдали Россию

 
Камней узорочье златое,
Финифти, лалы и смарагд
В Гохран, решение простое,
А их носителей в овраг!
Карает церковь государство,
Зачем в войну искус Христа?
Нужны жестокость и коварство,
Да и казна почти пуста.
Епископы страны убиты,
Иль в Соловках, на Колыме,
А с куполов кресты посбиты,
Огонь, разруха в полыме.
И мракобесие, не вера
Шагает поступью в стране,
Смешна мораль для изувера,
Коль Всадник Бледный на коне.
Залиты кровью, гноем, хлоркой
Руси просторы и народ,
Не мозг, эмоции подкоркой,
Не государство, а урод!
На что надеялись витии,
Что к топору позвали Русь,
На укрощение стихии,
Себя взбодрив словцом «не трусь»?
И не найдя в пожаре брода,
Бежали на Закат гурьбой,
Создав оковы для народа,
Вполне довольные собой!
Так остальные расплатились
По либеральным их долгам,
Да в зонах с пилами коптились,
В статьях с привеской «по рогам»!
Или подвалы гробовые,
Наганов звонкие хлопки,
Тряслись от ужаса живые,
Живя стране сплошной тоски.
Интеллигенты звонкой речи
Не понимали суть вещей,
Когда пришла пора картечи,
Восстанет русский раб кащей!
И не убить, кащей бессрочен,
Ему идеи поперёк,
Он на одном сосредоточен,
Чего ему вождёк изрёк.
Прошли десятки лет прозренья,
В России вырос Человек,
И вновь ему упрёк презренья,
Чужой, мол, заедаешь век.
Опять витийствую пророки,
Опять Отечество в огне,
Неужто вновь приходят сроки,
Конь Бледный скачет по стране?
 

Неправильная любовь

 
Полюбила крокодила корова,
Ну, была она умом не здорова.
Больно нравилась ей мощь и окраска,
И воспитан был, чуть что, так «будь ласка»!
 
 
Но, не долог был коровы романчик,
Не приметила нормальный изъянчик,
Крокодилу нужно есть чьё-то мясо,
Без него он как москалик без кваса!
 
 
Украина подружилась с Европой,
Та сказала ей: Давай, смело топай!
Очень общие у нас интересы,
Ты и я в одном строю где прогрессы.
 
 
А потом сожрав легко всё что можно,
Объяснила это так осторожно,
Что Украйна разлеглась в расслабоне,
Не заметив что в глубоком загоне.
 
 
Очень любит слабый пол обещанья,
Подпадает под проказы вещанья,
Только хищники не ровня коровам,
Не бывать им под одним общим кровом!
 

Любимый праздник

В три года я был на Новогодней ёлке впервые.

Это в 1946 году.

 
Две краски были в СССР,
Голубзовый и серебрянка,
Закрыт скамейкой вход на сквер,
Там клёны осени, приманка.
 
 
Одежда буднична и сера,
В тумане пыли фонари,
Песка расплавленная сера,
Да тусклый свет лучей зари.
 
 
Лишённые нормальных красок
Смотрели жадно на цветы,
Так синью очи из под касок,
Не к месту, но собой чисты.
 
 
Но вот зима сменяет осень,
Дожди, снега, густая грязь,
Исчезла неба лета просинь,
Цветов пленительная вязь.
 
 
Однако мир не без просвета,
Идёт в квартиры Новый год,
А ёлка первая примета
Среди пленительных угод!
 
 
На зелени искренье в цвете,
Шары, гирлянды, Дед Мороз,
Мы вместе как большие дети
Живём не ведая угроз.
 
 
Такое раз в году бывало,
Любимый праздник, цвета взрыв,
Зима наряды надевала,
Был к многоцветию прорыв.
 
 
И мы внимали с изумлением
На красок буйственный полёт,
Восторг граничил с исступленьем,
Нас било многоцветье в лёт.
 
 
Да только празднику неделю,
А после серость бытия,
Январь забьёт тебя метелью,
Жизнь как бобровая струя.
 
 
По телевизору призывы,
В кино сермяжное не то,
А в сердце краски были живы
И ёлок праздничных манто.
 

Расходимся

 
Не стерпелись не слюбились,
Головой зря в стенку бились,
Ты налево, я направо,
Разбежимся величаво.
 
 
У тебя ко мне упрёки,
Мол, давно повыпил соки,
И маманя говорила,
Что б ты юность не зорила.
 
 
Мол, тебя не уважаю,
И в кино не провожаю,
Интеллекта вовсе нету,
Сексом сжить хочу со свету.
 
 
Коль изволю лезть под юбку,
Так купить я должен шубку,
Все подруженьки в обнове.
Это слышать мне не в нове!
 
 
Не подходим мы по-всяко,
Что ни день словечек драка,
Получилась жизнь взаймы-
Так рви когти из тюрьмы!
 
 
Не дал нам Спаситель деток,
Видно жребий в жизни меток,
Разойдёмся, хватит мути,
Жизнь рассудит нас до сути!
 
 
Мы не стары, есть наметки,
Хватит с нас совместной клетки.
Поживи одна, порыскай,
Помурлыкай милой киской.
 
 
Глядь, придёт другой на смену,
Отработать мне в замену,
И опять понты на месте,
Ты в невесте тили-тесте!