Текст книги "Ставка на проигрыш"

Глава III

Бирюков не заметил, как промелькнул первый день напряженной работы «вслепую», когда каждое новое сообщение вместо ожидаемой ясности еще больше усложняет расследование. Так, например, получилось с ответом Свердловского уголовного розыска. Деменский на самом деле окончил учебную программу досрочно и на «отлично» защитил диплом. Превосходная характеристика, выданная Юрию Павловичу деканатом заочного отделения, не вызывала сомнений, но Антона насторожили два факта. Во-первых, находясь целый месяц в Свердловске, Юрий Павлович ни в общежитии института, ни в городских гостиницах прописан не был. О том, где он жил все это время, в деканате сведений не имелось. Во-вторых, в Новосибирске Деменский появился вчера, и, по словам Ксении Макаровны, прилетел он самолетом. В Свердловском же аэропорту за вчерашние сутки пассажира с такой фамилией не значилось.

Безрезультатно проработал целый день и Слава Голубев. Среди сотрудников вокзала Новосибирск-Главный мужчин «кавказской наружности» в возрасте, близком к шестидесяти, вообще не оказалось. Однако в отделе кадров Голубев выбрал несколько фотографий поседевших брюнетов и предъявил Ксении Макаровне для опознания. Ни в одном из них старушка не признала того мужчину, с которым видела Саню на железнодорожном вокзале.

Первую «ласточку» принес Антону эксперт-криминалист Дымокуров. Когда Бирюков с Голубевым уже собирались закончить бесплодный рабочий день, Аркадий Иванович вошел в кабинет, держа в одной руке маленькую ученическую папку, в другой – несколько дактилоскопических фотоснимков.

– Докопался я все-таки до сути, – весело сказал он и протянул Бирюкову фотоснимки. – Отпечатки на кнопке электрического звонка, а также на дверной ручке квартиры Деменского принадлежат рецидивисту Сипенятину.

– Что-то знакомая фамилия… – рассматривая сильно увеличенные контуры папиллярных линий, проговорил Антон.

– Последние три года Сипенятин отбывал наказание за мошенничество. Подделывал иконы и дурачил любителей старины.

– Теперь освободился?

– Вероятно, если появились его отпечатки.

– Чем, кроме мошенничества, известен?

– Привлекался за хулиганство, карманные и квартирные кражи, за угон частных автомашин, мотоциклов. Уголовная кличка «Вася Сивый». Кстати, получил Сипенятин эту кличку из-за того, что имеет необычайно белые волосы, – Дымокуров положил перед Антоном папку. – Я в порядке частной инициативы коллекционирую кое-что… Есть в этой коллекции и Васино. Вот посмотрите, пожалуйста, быть может, найдете здесь что-то полезное.

Раскрыв папку, Бирюков прежде всего увидел стандартные судебно-оперативные фотографии: правый профиль, фас, полный рост. На каждом снимке значилось: «Василий Степанович Сипенятин», и год рождения. Губасто-курносое лицо смотрело в объектив по-детски любопытно и настороженно.

Кроме портретных фотографий в папке имелись снимки сипенятинских татуировок. Антону доводилось видеть самые разные коллекции подобных художеств, но такую он увидел впервые. Сипенятин был расписан уникально. На его груди высился могильный холм с крупным крестом и надписью: «Спи родной пахан. Тибя танка задавила». Полукружьем над крестом выгибалась другая, не уступающая по грамотности фраза: «Каждый день всходит сонце и каждый день оно садитца». На предплечье правой руки чернела матросская бескозырка с развевающимися лентами и с клятвой под ней: «Не забуду боцмана!»

– Кстати, боцманская фотография тоже здесь есть, – сказал Дымокуров и, порывшись в папке, подал Бирюкову пожелтевший от времени фотоснимок.

На фоне приближающегося трамвая безногий большеголовый мужчина, сидя на низенькой роликовой тележке и протягивая перед собой забинтованную руку, вроде бы просил подаяние. Макушку его прикрывал блин бескозырки с лентой Черноморского флота, а из-под увешанного значками и медалями бушлата виднелся мутный треугольник тельняшки.

– Спившийся инвалид войны? – подняв на Аркадия Ивановича глаза, спросил Антон.

– Мошенник-попрошайка. Учитель Васи Сипенятина, с позволения сказать. Об этой компании много может поведать Степан Степанович Стуков. Он более двадцати лет проработал в нашем управлении.

– Степан Степанович?! – обрадовался Антон.

– Да. Знаете?

– Преддипломную практику у него проходил. И после, когда работал в райотделе, приходилось встречаться. – Бирюков повернулся к Голубеву. – Слава, ты ведь тоже должен помнить Стукова. Сухощавый такой, с чубчиком и в старинных роговых очках…

– Конечно, помню.

– Сейчас мы сходим к нему, он здесь недалеко живет. – Антон снял телефонную трубку. – Прежде только справочку о Сипенятине наведем…

Через несколько минут стало известно, что Сипенятин В.С. освободился из исправительно-трудовой колонии полтора месяца назад без права проживания в Новосибирске. Местом жительства ему определен Тогучинский район Новосибирской области, куда он прибыл в установленный срок, получил паспорт и устроился шофером в межколхозную передвижную механизированную колонну.

– Наш район?! – взглянув на Антона, удивился Голубев. – Закажи по междугородной Тогучин, я переговорю с председателем Межколхозстроя.

Междугородная сработала четко. Разговаривал Голубев недолго и, положив телефонную трубку, невесело сказал:

– Сипенятин вторую неделю не появляется на работе.

Бирюков быстро перебрал портретные фотографии Сипенятина. Протянув Дымокурову снимок анфас, попросил:

– Аркадий Иванович, передайте, пожалуйста, размножить. Надо нам срочно этого гражданина отыскать.

Эксперт-криминалист наклонил голову:

– Через полчаса снимки будут готовы.

Степан Степанович Стуков жил в пятиэтажном сером доме еще довоенной постройки. Дверь открыл невысокий, с седеньким чубчиком старичок. Увидев Бирюкова, он обрадованно вскинул руки:

– Антоша?! Каким ветром?..

– Дела привели, Степан Степанович, – ответил Антон. – Здравствуйте.

– Здравствуй, Антоша, здравствуй! – Стуков близоруко прищурился. – Кажется, Слава Голубев с тобою?..

– Он самый. У вас хорошая память.

– Не жалуюсь, не жалуюсь. Что ж мы у порога остановились?.. Проходите, проходите. Домочадцы мои на даче. По-холостяцки буду угощать, чай вскипячу…

Усадив гостей в кресла возле журнального столика, Стуков захлопотал на кухне. Вскоре он сел против Антона и, прищурясь, спросил:

– Какие ж дела привели ко мне?

Степан Степанович слушал внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы. Когда разговор коснулся Сипенятина, старый розыскник задумался, будто припоминая что-то очень давнее, серьезное. Бирюков замолчал, и Стуков с улыбкой спросил:

– Значит, Аркадий тебе свою коллекцию показывал?

– Показывал.

– Это он от меня таким делом увлекся. Попробую, Антоша, кое-что добавить… – Стуков надел роговые очки, отыскал в книжном шкафу пухлую папку и, перебрав в ней газетные вырезки, передал одну из них Антону. – Знакомство с Васей Сипенятиным надо начинать с его родословной. Это из «Вечернего Новосибирска». Прочти внимательно, затем я дополнение сделаю.

Небольшая заметка, опубликованная под рубрикой «Из истории нашего города», называлась «Конец Нахаловки». Начиналась она так:

«На исходе прошлого века, в ту пору, когда сооружалась станция Обь, которую мы теперь называем Новосибирск-Главный, возник и этот своеобразный район нашего города. Вдоль берега Оби, против станции, лепясь друг к другу, начали расти землянки, мазанки, реже – бревенчатые домишки. Селились в них деповские рабочие, железнодорожники и просто пришлые люди.

Едва на берегу Оби появились первые самовольные застройщики, кабинетные чиновники засыпали их ворохом бумажек с требованием внести арендную плату. Застройщики отмалчивались. Каких только усилий не принимали городские власти, чтобы заставить обитателей самозванного поселка вносить в казну пошлины и налоги! Но ничего сделать не могли с местным отчаянным народом. В сердцах “отцы города” назвали поселок Нахаловкой. Так и на картах его обозначили. Даже на городской карте издания 1935 года еще встречается название “Малая Нахаловка”. По старой памяти, разумеется.

Среди обитателей Нахаловки было немало передовых, революционно настроенных рабочих, но, чего греха таить, достаточно было и преступного элемента, от мелких воришек до настоящих бандитов-убийц. Такие большей частью группировались вокруг известного в ту пору “Дарьиного шинка”, принадлежавшего некой Дарье Сипенятиной. Самой хозяйке в высшей степени было безразлично, кто и на какие деньги у нее гуляет.

При всем том была Дарья женщиной богомольной. Быть может, молитвами надеялась искупить свои грехи. Но именно религиозность ее и сгубила. Построили на привокзальной площади, которая теперь носит имя Гарина-Михайловского, церковь. Уж тут-то Дарья отвела душеньку! Что ни воскресенье, а то и в будни, отбивала поклоны в новой церкви. Находилась эта церковь по другую сторону железнодорожных путей, а переходной мост построен еще не был. Люди перебирались через пути на свой страх и риск под вагонами. Так и Дарья однажды перебиралась. Да зазевалась и отдала богу душу без покаяния, под колесами поезда…»

Дальше в заметке рассказывалось, как изменился теперь район бывшей Нахаловки. Антон дочитал заметку и спросил Степана Степановича:

– Кем шинкарка Дарья доводилась Васе Сипенятину?

– Бабушкой.

– А родители его кто?

– Отец в Отечественную погиб. Мать, Мария Анисимовна, кстати, очень хорошая женщина, в настоящее время живет у Бугринской рощи, по улице Кожевникова.

– Ну и чем сейчас Вася Сипенятин связан со своей родословной?

Степан Степанович пригладил свой чубчик.

– С родословной связана последняя судимость Васи. Дело такое было. Один почитатель старины купил на вещевом рынке за две тысячи старую икону с золоченым окладом и драгоценными камешками. Показал ее знающим людям, те определили подделку. Разумеется, «почитатель» обратился в уголовный розыск. Когда наши эксперты стали исследовать икону, обнаружили сведенную обесцвечивающим растворителем надпись: «Собственность Дарьи Сипенятиной…»

Антон вдруг вспомнил книжный стеллаж в квартире Деменского, на стеллаже – полный ряд старинных книг. Среди них – выделяющийся корешок Библии с иллюстрациями Доре и коричневые чернила на титульном листе…

– Степан Степанович, а книги Дарьи Сипенятиной уголовному розыску не попадались? – быстро спросил Антон.

– Нет, Антоша, не попадались. – Стуков чуть помолчал и продолжил: – Обнаружив на иконе такую надпись, мы, разумеется, вышли на своего старого знакомого. Вася, как всегда, стал запираться самым нахальным образом: мало ли, мол, в чьих руках побывали древние бабкины иконы; бабка, дескать, еще до революции померла. Провели опознание. Потерпевший не колеблясь узнал Васю. И тут вдруг произошло невероятное: Вася, изменив своей традиционной привычке, всю вину взял на себя, хотя, по заключению экспертов, подделка не обошлась без опытного художника.

– Что за привычка у Сипепятина?

– Путать показания до конца и валить свою вину на кого угодно.

– Может быть, на этот раз соучастник его запугал?

– Вася сам кого хочешь запугает, – сказал Стуков. – Тут что-то другое… Вероятно, у Сипенятина дальние планы были. В статьях Уголовного кодекса он разбирается досконально. Прикинул – за одну икону большой срок не дадут, а компаньон в будущем пригодится. Поэтому Вася и не стал его выдавать.

Бирюков передал Стукову пожелтевшую фотографию:

– Говорят, вот этот боцман обучал Сипенятина. Хотелось бы узнать направление его «школы».

Степан Степанович неторопливо поправил очки, с интересом посмотрел на снимок и, возвращая его Антону, заговорил:

– Боцманская «школа» давно отжила. Старые новосибирцы, быть может, еще помнят этого калеку. В первые годы после Отечественной войны он обычно сидел на трамвайной остановке у фабрики «ЦК швейников» и сипло кричал: «Дорогие братья и сестры! Десять-пятнадцать копеек вас не устроят, а для инвалида, пострадавшего за Родину, это целое состояние. Не забудьте, граждане, черноморского боцмана!» И начинал петь:

 
Я шел впереди с автоматом в руках,
Когда в бой пошла наша рота…
 

– Говорят, он на войне не был.

– Да. В тридцать девятом году пьяный попал под трамвай, но об этом знали немногие. К вечеру на собранное подаяние «боцман» в ближайшей забегаловке напивался так, что сидеть на своей тележке не мог.

– Что ж милиция смотрела сквозь пальцы на его попрошайничество?

– Милиции, Антоша, работы хватало. В ту пору много всякой нечисти под видом инвалидов войны выползло на городские улицы. – Стуков снял очки. – Порядок, конечно, навели, и «боцман» исчез с горизонта. Жил он за Каменкой, рядом с Сипенятиным. Вот под его влияние и попал с малых лет Вася. Подобрал «боцман» к нему ключик: расписывая свои «подвиги» на войне, сочинил легенду, что видел своими глазами, как Васин отец бросился с гранатой под фашистский танк…

– Выходит, татуировка на груди Сипенятина имеет основу?

– Татуировка – полбеды. Страшнее другое: «боцман», чтобы раздобыть себе на выпивку, стал приучать закаменских мальчишек к воровству. Многих удалось остановить, однако Вася Сипенятин не выправился. Первую судимость получил в пятнадцать лет, попал в воспитательно-трудовую колонию, так все и пошло наперекосяк, – Степан Степанович постучал очками по папке с газетными вырезками. – Я вот фактики по крупицам собираю. Общественным лектором на наших опорных пунктах числюсь и Васину историю часто упоминаю. «Боцманов», конечно, давным-давно в помине нет, но дельцы разные и пьяницы, калечащие души подростков, к сожалению, еще не перевелись. – Стуков задумался, повертел очки. Внимательно посмотрев на Антона, спросил: – Говоришь, отпечатки Васиных пальцев имеются на месте происшествия?

– Да, Степан Степанович.

– Не характерно такое преступление для Сипенятина. Вася может украсть, смошенничать, пойти на любую авантюру или шантаж, но что касается женщин… Не было у него преступлений, связанных с женщинами…

На кухне внезапно задребезжал крышкой вскипевший чайник.

Глава IV

На следующий день рано утром, когда Антон Бирюков и Слава Голубев только-только появились на работе, в кабинет вошел высокий мужчина в полосатой рубашке, заправленной в брюки под широкий ремень с латунной пряжкой «Одра». Кудрявые волосы его были взлохмачены, а моложавое лицо казалось предельно усталым.

– Вот… соседка вручила… – передав Бирюкову повестку, глухим голосом сказал он и, не дожидаясь приглашения, обессиленно сел на стул.

– Деменский Юрий Павлович? – уточнил Антон.

– Да.

– Где вы находились двое суток?

– Ключ от квартиры искал. Соседка отдала слесарю из домоуправления. Поехал к нему, его дома нет. Один знакомый подсказал, что Анатолий собирался на Обское море, на рыбалку. Я – туда. В районе Бердска все рыбные места обшарил…

– Юрий Павлович, – перебил Антон, – называйте не только имена, но и фамилии своих знакомых.

– Пожалуйста. Фамилия слесаря – Овчинников, зовут Анатолий, как я уже упоминал. Насчет его рыбалки подсказал Алик Зарванцев. Художник. У оперного театра живет, – Деменский быстро назвал адрес.

– Знаете, из-за чего вас пригласили в уголовный розыск?

– Что-то туманное соседка сегодня рассказывала, я ничего толком не понял. Какая женщина, каким путем в мою квартиру попала?.. Наверное, Овчинников кого-то приводил.

– Кого он мог привести?

– Это невозможно угадать. По женской части Анатолий такой специалист, что… – Деменский брезгливо усмехнулся. – Словом, бабник-перехватчик.

Бирюков достал из стола фотоснимки потерпевшей, сделанные экспертом-криминалистом на месте происшествия, и передал их Деменскому:

На лбу Юрия Павловича мигом выступила мелкая испарина.

– Узнаете? – спросил Антон.

– Бывшая моя жена.

– Фамилия, имя, отчество ее?

– Холодова Александра Федоровна.

– Где она живет, работает?

– Я ничего не знаю! – почти закричал Деменский, но тут же взял себя в руки. – Могу рассказать лишь о прошлом. С Холодовой мы поженились в Омске. Я там работал на заводе, Саня заведовала книжным магазином. У нее был годовалый сын Сережка, хотя до нашего брака она официально замуж не выходила. Из Омска меня перевели в Челябинск. Саня со мной туда приехала, опять завмагом в книжный устроилась… Можно, я закурю?

– Курите.

Антон подвинул к Деменскому пепельницу. Юрий Павлович нервно достал пачку сигарет и газовую зажигалку. Сделав несколько жадных затяжек, продолжил:

– Три года назад, в декабре, меня на два месяца командировали в Новосибирск. Накануне новогоднего праздника я решил внезапно нагрянуть домой, так сказать, сюрприз жене преподнести… Самолетом от Новосибирска до Челябинска, как знаете, всего два часа. Тридцать первого декабря в восемь вечера я уже был дома. В квартире – ни души. На столе – две бутылки из-под шампанского, стаканы, ополовиненная коробка дорогих конфет. Постель не заправлена, измята… – Деменский глубоко затянулся. – Короче, новогоднюю ночь я метался по своей квартире, как тигр по клетке. Жена заявилась через сутки. Пришла с молодым летчиком, навеселе. Увидев меня, опешила. Наивно стала оправдываться, что встречала Новый год у друзей, а летчик – якобы муж подруги – всего-навсего проводил ее домой ввиду позднего времени… Не стану скрывать, залепил жене пощечину и ушел из дому. После добился перевода в Новосибирск. Холодова осталась в Челябинске.

– На этом отношения кончились?

– Полностью. Я обратился в суд, и через полгода нас развели.

– Больше с Холодовой вы не встречались?

– Нет.

– Зачем она приехала в Новосибирск и почему оказалась в вашей квартире?

– Не знаю.

– Юрий Павлович… – Бирюков, собираясь с мыслями, помолчал. – Случилось серьезное происшествие: неизвестно, выживет Холодова или нет. Нам надо по горячим следам разобраться: есть ли в этом происшествии, говоря юридическим языком, состав преступления?.. Вы знаете Холодову и круг ее знакомых лучше, чем кто-либо другой. Помогите нам…

На скулах Деменского ходуном заходили желваки. Раздавив в пепельнице быстро искуренную сигарету, он тут же закурил другую. Сильно затянувшись, уставился взглядом в пол и с неохотой сказал:

– За сутки до случившегося Овчинников и Зарванцев были с Холодовой в ресторане «Орбита». Крепко там выпили.

– Они что, друзья? – спросил Антон.

Юрий Павлович усмехнулся:

– В их компании дружба – понятие относительное. Нужен человек – с ним общаются, нет – контакт рвется.

– Что вас с ними связывает?

– Абсолютно ничего. Овчинников для меня просто… слесарь нашего домоуправления.

– А Зарванцев?

– Года три назад Алик у нас на заводе дизайнером работал и вел кружок любителей живописи. Там мы познакомились. Я в то время очень сильно увлекался красками.

– Когда вы портрет Холодовой писали? – внезапно спросил Антон.

Деменский смутился.

– Перед отъездом в Свердловск как-то навалилось минорное настроение, решил проверить свою зрительную память.

– По-моему, вы хорошо владеете кистью.

– Какое там хорошо… По сравнению, скажем, с тем же Зарванцевым, я дилетант.

– Зарванцев хороший художник?

– Оформитель Алик прекрасный, ну и… профессионал, словом.

– А как человек что он собою представляет?

– Очень скромный, однако любит водить знакомства со знаменитостями и влиятельными людьми. Из простых смертных, пожалуй, с одним Овчинниковым общается. Анатолий, в общем-то, неплохой парень. У него что на уме, то и на языке. Вдобавок – неудержимая энергия и потрясающий оптимизм. Алику как раз этого не хватает.

– Понятно, – сказал Антон. – Вы их познакомили?

– Напротив. Впервые я встретился с Овчинниковым у Зарванцева. Они вместе в школе учились.

– Как Холодова оказалась в их компании?

– Зарванцев говорит, что Овчинников привел Саню в «Орбиту». Больше он ничего не знает.

– О чем они говорили в ресторане?..

– Я не интересовался у Алика ресторанным разговором.

– Куда исчез Овчинников?

– Не знаю, – Деменский рассеянно посмотрел на кончик сигареты. – Может быть, подался в Раздумье – на Обском море есть такой рыбачий уголок.

– На чем туда можно добраться?

– У Анатолия собственный катер с подвесным мотором. Он ведь бывший речник…

Бирюков быстро написал Голубеву записку: «Позвони в госинспекцию по маломерным судам. Пусть поищут А.Н. Овчинникова в Раздумье. Если найдут, сразу – в Новосибирск. Мы здесь встретим».

Голубев вышел из кабинета.

Глядя, как Деменский нервно прикуривает следующую сигарету, Антон вспомнил полную пепельницу окурков на кухонном столе в квартире Юрия Павловича.

– Холодова курит? – неожиданно спросил он Деменского.

– Нет, – коротко ответил Юрий Павлович и тут же поправился: – Впрочем, когда сильно нервничает, хватается за сигарету… Странный вопрос…

– Ничего странного, – спокойно сказал Антон. – Экспертизой установлено, что Холодова перед происшествием выкурила почти полпачки сигарет.

Деменский растерянно посмотрел на зажигалку, которую держал в руке:

– Непохоже на Саню.

– Вы спички Балабановской экспериментальной фабрики покупали?

– Какие?

– С зелеными головками, в картонном коробке.

Юрий Павлович, словно демонстрируя, показал Антону зажигалку:

– Много лет вот этим пользуюсь.

Антон Бирюков раскрыл папку со следственными материалами, накануне взятыми у Маковкиной для изучения, отыскал помятый листок с начатым заявлением прокурору и, подавая его Деменскому, спросил:

– Не знаете, чей это почерк?

Деменский нахмурил брови:

– Кажется, Холодова писала…

– О чем она хотела заявить?

– Честное слово, не знаю.

Бирюков показал письмо со стихами.

– А это послание вам знакомо?

Деменский тыльной стороной ладони вытер лоб и тихо ответил:

– Это Саня после новогоднего конфликта мне присылала. Стихи я переписал из сборника Рубцова. Хотел отправить Сане, но передумал. Помню, сунул в какую-то книгу и забыл.

– Между тем письмо обнаружено в кармане платья Холодовой…

– Видимо, Саня рылась в моих книгах и нашла… – Юрий Павлович сосредоточенно рассматривал листок. – Истерику какую-то под стихами написала, раньше не было этого.

Бирюков пробежал взглядом по письму.

– Послушайте, Юрий Павлович, две фразы… Первая: «Состояние было ужасное, и продолжалось оно до твоего звонка». Фраза вторая: «Реваз меня теперь не беспокоит, все пока тихо». – Взгляды Бирюкова и Деменского встретились. – О каком звонке идет речь, если вы полностью порвали отношения с Холодовой, и кто такой Реваз?

Деменский смутился, как уличенный во лжи ребенок. Отведя взгляд в сторону, невнятно забормотал:

– Видите ли, в чем дело… так получилось, что… Короче, я действительно звонил Холодовой после конфликта. Извинился за пощечину. Понимаете, ударить женщину… Что касается Реваза, то это Санин знакомый еще с омской поры.

– Кто он такой?

– Реваз Давидович Степнадзе. Пенсионер. Живет в Новосибирске на Затулинском жилмассиве, по улице Зорге. Летом подрабатывает проводником в пассажирских поездах. Измучил Саню своими заказами на дефицитные книги.

– А вы что заказывали Ревазу Давидовичу в Адлере? – сделав ударение на слове «вы», опять задал вопрос Антон.

Деменский растерялся:

– Фруктов… просил привезти.

«Кажется, нашелся мужчина кавказской наружности», – с облегчением подумал Бирюков, отыскивая в следственных материалах телеграмму из Адлера. Найдя ее, протянул Деменскому.

– Прочтите, пожалуйста, вслух.

– «Заказанное достал встречай Реваз», – без пауз, монотонно проговорил Юрий Павлович.

– Встретили?

– Я ведь в Свердловске был. Впервые вижу эту телеграмму.

Антон помолчал:

– Неужели, Юрий Павлович, фрукты в Адлере стали такой редкостью, что их непременно надо доставать?

Деменский ошеломленно уставился в телеграмму:

– Не знаю, почему Реваз Давидович так написал. Конечно, правильнее было бы: «Заказанное купил»… – И вдруг, словно догадался: – Степнадзе, вероятно, слабо разбирается в тонкостях русского языка. Видимо, в его понимании «купил» и «достал» – одно и то же.

Исподволь наблюдая за Деменским, Бирюков подметил характерную деталь: как только разговор зашел о Степнадзе, Юрия Павловича вроде подменили. Он стал походить на человека, не привыкшего лгать, но волею сложившихся обстоятельств вынужденного это делать. Чтобы проверить свое предположение, Антон решил перевести разговор на другое:

– Где вы в Свердловске жили?

– У двоюродной сестры, на улице Минометчиков, тридцать восемь… – быстро ответил Деменский и, назвав номер квартиры, с явным облегчением добавил: – Можете проверить.

– Проверим, – убирая телеграмму, сказал Антон. – Как фамилия вашей сестры?

– По мужу Донаева, Анна Сергеевна.

– Когда вы появились в Новосибирске?

– Двадцать первого августа утром прилетел.

– Не ошибаетесь?

Первый раз за время разговора Юрий Павлович чуть-чуть улыбнулся:

– Я в здравом уме и трезвой памяти.

Бирюков недолго помолчал:

– По имеющимся у нас сведениями, двадцать первого августа вы из Свердловска никуда не улетали.

На лице Деменского снова появилась растерянность, однако он быстро с ней справился и с наигранным пафосом воскликнул:

– Правильно! Двадцать первого из Свердловска я не улетал, я из Челябинска в Новосибирск прилетел. Понимаете, как получилось… Когда защитил диплом, время еще оставалось… Решил навестить старых челябинских друзей и почти двое суток у них провел. Ездили на природу…

– С Холодовой там встречались?

– Нет. Зачем мне с ней встречаться? – торопливей, чем следовало, ответил Деменский и сразу посмотрел на графин с водой. – Разрешите?..

– Пейте на здоровье.

Юрий Павлович, чуть не расплескав воду, наполнил стакан, поднес его ко рту и опорожнил такими крупными глотками, словно несколько суток кряду страдал от жажды. Когда он сел на прежнее место, Бирюков пригласил в кабинет понятых и разложил на столе несколько протоколов с наклеенными и скрепленными печатью фотографиями, среди которых был снимок Сипенятина. Объяснив суть дела, попросил Юрия Павловича внимательно посмотреть фотоснимки и сказать, не знает ли он кого-либо из сфотографированных.

На лице Деменского появилось такое напряженное выражение, как будто его внезапно попросили решить в уме неимоверно трудную задачу. Долго, слишком долго рассматривал Юрий Павлович фотоснимки, но так никого на них и не признал. Отпустив понятых, Антон посмотрел Деменскому в глаза:

– И еще вопрос… У кого вы купили старую Библию, принадлежавшую некой Дарье Сипенятиной?

Брови Деменского удивленно дернулись, однако ответил он на этот раз не задумываясь и, как показалось Антону, искренне:

– Кажется, года два назад или побольше, точно не помню, по моей просьбе Алик Зарванцев где-то раздобыл.

– Где конкретно?

– Не интересовался этим.

Уточнив несколько второстепенных вопросов, Бирюков дал прочитать Деменскому протокол и, когда тот расписался в правильности своих показаний, предложил Юрию Павловичу пройти вместе с ним в научно-технический отдел, чтобы там выполнить формальности, связанные со взятием образцов отпечатков пальцев.

– Зачем все это? – глухим бесцветным голосом спросил Деменский.

– Порядок такой, – с ноткой извинения сказал Антон.

Юрий Павлович молча направился к двери. Взявшись за ручку, неожиданно обернулся к идущему следом Бирюкову:

– Скажите, товарищ капитан, врачи спасут Холодову?

– Должны спасти, – уклончиво ответил Бирюков.

Вскоре после того как Антон вернулся из научно-технического отдела к себе в кабинет, пришел и Слава Голубев.

Госинспекция по маломерным судам подтвердила, что Анатолий Николаевич Овчинников имеет собственный катер «Прогресс» с подвесным мотором «Вихрь-30», но недавно за управление катером в нетрезвом состоянии лишен водительских прав. Узнав, что он вышел на своем «Прогрессе» в Обское море, начальник инспекции пообещал немедленно отыскать нарушителя и доставить его в Новосибирск.

Скороговоркой пересказав полученные сведения, Голубев спросил Бирюкова:

– Ну и как Деменский?

Бирюков нахмурился:

– Недоговаривает чего-то Юрий Павлович, вроде как боится.

– Хоть что-то ценное сказал?

– Конечно. Выяснился, Слава, мужчина кавказской наружности – Реваз Давидович Степнадзе, работает проводником.

– Что будем делать?

– Дел хватит. Прежде всего свяжись с уголовным розыском Свердловска и попроси выяснить: когда, до какого города вылетел от них Деменский и действительно ли жил он у своей сестры на улице Минометчиков вот по этому адресу… – Оторвав от настольного календаря старый листок, Бирюков написал номер дома и квартиры. – После того позвони в угрозыск Челябинска. Пусть разузнают что можно о Холодовой и проверят в аэропорту вылет Деменского в Новосибирск. Когда это сделаешь, займись Ревазом Степнадзе. Наведи о нем подробную справку и постарайся встретиться.

– А если Реваза Давидовича Степнадзе, допустим, сейчас нет в городе?

– Тогда, чтобы не терять времени, попробуй раздобыть его фотографию и по всем правилам предъяви Ксении Макаровне на опознание. Кстати, среди прочих снимков покажи и фото Сипенятина. Может, в день происшествия старушка видела Васю у квартиры Деменского… – Антон чуть задумался. – Хотя, знаешь что, Слава… Перед тем как все это делать, позвони-ка начальнику шестого отделения милиции капитану Ильиных Юрию Васильевичу. Пусть он через своих оперативников узнает, не появлялся ли Вася Сипенятин у мамаши, живущей по улице Кожевникова. Понял задание?

– Так точно.

– Действуй. А я сейчас отправлюсь искать Алика Зарванцева.

Однако подняться из-за стола Бирюкову не дал телефонный звонок. Звонил хирург Широков – лечащий врач Холодовой.

– Уголовный розыск? – тревожно спросил Алексей Алексеевич. – Прошу кого-либо из сотрудников срочно приехать в клинику. Произошло что-то непонятное…