Текст книги "Иллюзия жизни"

Михаил Черненок
Иллюзия жизни

© Черненок М.Я., 2016

© ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Глава I

После затяжной трескучей грозы с проливным дождем майский вечер выдался на удивление ясным, как в песне: «И солнце всходило, и радуга цвела». Грозовой ливень основательно прополоскал надгробия на обширном кладбище, расположенном в двух километрах от окраины райцентра, и теперь памятники людской скорби искрились капельками влаги, словно их обсыпали стеклянной крошкой. Над вечным покоем царило сизоватое марево. В свежий, отдающий сыростью запах молодой травы неприятно вплетался удушливый смрад жженой резины от чадящей струйками дыма легковой «тойоты», которая догорала в березовом подлеске за кладбищенской оградой. Передние дверцы автомашины с обеих сторон были распахнуты, а заднюю часть ее разворотило на две половины, видимо, взорвавшимися в топливном баке парами бензина. За рулем автомобиля скрючился в неестественной позе обугленный труп то ли подростка, то ли низкорослого мужчины.

Такую безрадостную картину увидели участники следственно-оперативной группы во главе с районным прокурором Антоном Бирюковым, приехавшие к месту происшествия после анонимного телефонного звонка в милицию. Оперуполномоченный уголовного розыска невысокий крепыш Слава Голубев, глядя на черный труп, мрачно проговорил:

– Вроде школьник какой-то сгорел…

Лысый флегматик судебно-медицинский эксперт Борис Медников, натягивая резиновые перчатки, тотчас спросил:

– Ты, опер, какого роста?

– Среднего, – ожидая подвоха, ответил Слава.

– С милицейской фуражкой и на высоких каблуках?

– Чистоганом, Боря.

– Так знай, сыщик… – Медников вздохнул. – Если тебя столь круто засмолить, то станешь похож на детсадовца. А этот «школьник» был ростом под метр семьдесят с гаком.

Стоявший возле них кладбищенский сторож – сутулый худой старик со сморщенным, словно печеное яблоко, небритым лицом испуганно огляделся. Поправив ворот замызганной, явно с чужого плеча камуфляжной куртки, он сиплым голосом поддержал судмедэксперта:

– Вы как в воду глядели. Погибший гражданин был далеко не школьного возраста и рост имел выше среднего. Я с ним немного познакомился.

– Что он здесь делал? – спросил прокурор Бирюков.

– Поминал дружка…

Сторож оказался разговорчивым, но туговатым на уши. По его словам, вскоре после полудня, когда на небе стали сгущаться темно-лиловые грозовые тучи, на кладбище состоялось захоронение. Едва катафалк и автобус с похоронной процессией уехали, в черной иномарке подкатил примерно сорокалетний скромно одетый мужчина со светлой, будто льняной, шевелюрой. Поставив автомашину на этом самом месте, где она сгорела, мужчина прошел к памятнику с фотографией молодого солдата, похороненного больше десяти лет назад. Увидев сторожа, подозвал его к себе и предложил помянуть друга. При этом немного поговорили. На просьбу Бирюкова – рассказать содержание того разговора – сторож поцарапал заскорузлыми пальцами белесую щетину на подбородке и вроде бы стал вспоминать:

– Содержательного в разговоре было мало. Мужчина перво-наперво предложил: «Батя, помяни цинкового мальчика». Чтобы поддержать беседу, я поинтересовался: «Кто это такой?» Он ответил: «Дружок детства. Погиб в Афганистане при выполнении интернационального долга. Сегодня ему исполнилось бы тридцать пять лет. Из них пятнадцать годиков он уже лежит здесь упакованным в цинковый ящик». «А вы кто будете?» Мужчина усмехнулся: «Непризнанный гений». И, как мне, глуховатому, показалось, назвался Федором Разиным. Насочинял, мол, больше тысячи отличных стихов, но данный ему Богом талант теперь никому не нужен. После этого откупорил чекушку водки, налил полный пластмассовый стакашек и протянул мне. На закусь предложил банан. Пришлось отказаться. Я бананами не закусываю.

– Без закуски пить вредно, – громко сказал судмедэксперт.

Сторож смущенно кашлянул:

– Да, конечно, но это… от привычки зависит.

– Что дальше было? – спросил Бирюков.

– Ничего особого не было. Мужчина вновь накропил мне стакашек. Пришлось вдругорядь закусить, как говорится, рукавом. Тут он предложил послушать стихи, посвященные памяти друга, которые сочинил нынешней ночью. Я пояснил, что плоховато слышу. На это он сказал: «Ну иди отдыхай, батяня. Буду читать в одиночку».

– И вы ушли?

– Да, конечно, пошел… – старик показал на небольшой вагончик без колес у въезда на кладбище. – Там вон, в сторожке, прилег на топчан подремать. Очнулся от забарабанившего по крыше дождя, мигом перешедшего в ливень. Из интереса глянул в оконце и увидал, как угощавший меня мужчина, спасаясь от ливня, со всех ног драпанул к своей машине.

– Сильно он «напоминался»?

– Как сказать… В основном почти всю чекушку выпил я. На его душу пришлось не более пятидесяти граммулек. От такой нормы не пристало ему вообще опьянеть… За короткий миг ливень обернулся форменным потопом. Заполыхали молнии, и так гулко загромыхало, что я, считай, совсем оглох.

– От чего машина загорелась?

– Возможно, ошибаюсь, но мне почудилось, что одновременно с громовым раскатом молния так хлестко врезалась в машину, что та сразу огненной свечкой вспыхнула.

– Топливный бак взорвался?

– Нет, взрыв бабахнул позднее, когда пламя забушевало во всю ивановскую.

– В это время вблизи кладбища были люди?

– Перед грозой в подлеске, за иномаркой, бродил какой-то мужик с великом и рюкзаком за плечами. Потом как-то незаметно куда-то пропал.

– Что он там делал?

– Наверно, полевой чеснок собирал, а может, траву жал для кроликов.

– И больше никого не было?

– Нет. Обычно здесь посетители толкутся постоянно. Одни приходят усопших родственников помянуть, другие – могилки подправить. Еще в последнее время от хулиганистой шпаны отбоя не стало. Повадились, варвары, срывать с памятников медные таблички да алюминиевое литье для сдачи в металлолом. Сегодня же, видать, надвигавшаяся гроза отпугнула народ.

Бирюков показал на примятую возле догорающей «тойоты» траву, затем на продавленный широкими автомобильными колесами след, который направлялся из подлеска к щебеночной дороге, и сказал:

– По-моему, здесь еще кто-то был…

– Тут часто автомашины останавливаются, – быстро ответил сторож. – Может, это раньше проехали.

– След совсем свежий.

Старик наморщил и без того морщинистый лоб. Поколебавшись несколько секунд, согласился:

– Да, конечно, следок почти тепленький. Наверно, какой-то проезжий шофер, завидев пожар, из любопытства сюда подворачивал.

– Много их было, проезжих?

– Раз, два – и обчелся. Вскоре после того, как эта машина загорелась, по щебенке к райцентру промчался черный заграничный автомобиль наподобие нашенского газика. Следом за ним, чуток позднее, проколотил забрызганный грязью красный «запорожец».

Никакой связи этих автомашин с пожаром «тойоты» сторож не усматривал. После уточняющих вопросов Бирюкова старик сказал, что черный автомобиль он увидел лишь тогда, когда тот промелькнул по дороге мимо сторожки, а красную легковушку разглядел издали. Выехал «запорожский казачок» из леса. Напротив горевшей «тойоты» на минутку тормознул. В это время взорвался бензобак, и «запорожец», будто ошпаренный, изо всех силенок газанул к райцентру.

– В том, что это был именно «запорожец», не сомневаетесь? – спросил Бирюков.

– Совсем не сумлеваюсь. Я же бывший автослесарь. Да и у моего сына такой же марки автомобильчик, только зеленого цвета. И белых полосок у него нету.

– Что за полоски?

– Ну, у этого, у красного «казачка», на заднем стекле были две белые полосы: одна – вверху стекла, другая – понизу. Для чего они, я не понял.

– Номерные знаки не разглядели?

– Какие там знаки! Весь обляпался грязью, лишь обмытая ливнем крыша краснела.

– Вы не звонили о пожаре в милицию?

Сторож откровенно удивился:

– А откуда мне было звонить?.. Телефона в моем распоряжении не имеется.

Бирюков посмотрел на Голубева:

– Пока следователь и эксперты будут осматривать место происшествия, сходи со сторожем к могиле, где потерпевший поминал друга. Посмотри, не осталось ли там чего-либо существенного.

Голубев понимающе кивнул. Через несколько минут, уверенно лавируя между металлическими оградками скученных могилок, сторож привел Славу к покрашенной серебрянкой жестяной пирамидке с красной звездочкой на вершине. С овальной фотографии на эмалевой табличке, прикрепленной к памятнику, смотрел юный паренек в форме десантника. Подпись под фотографией извещала, что Кузуров Валерий Николаевич прожил на этом свете всего-то около двадцати лет. На могильном холмике в стеклянной пол-литровой банке стоял букетик медуниц с мелкими фиолетовыми цветками. Возле скамейки у небольшого квадратного столика валялись пустая водочная четвертинка с наклейкой «Столичная», пластмассовый белый стаканчик и кожура от двух бананов.

– Вот тут состоялся помин, – сипловато сказал сторож.

– Уточните подробности поминального разговора, – попросил Голубев.

– Я, кажись, все подробным образом изложил прокурору. Чего еще надо?

– Скажем, как «непризнанный гений» назвал себя?

– Так прямо и заявил: «Непризнанный гений Федор Разин».

– Это точно?

Сторож замялся:

– Фамилию внятно я не расслышал. Возможно, Дразин или что-то подобное. Уточнять постеснялся. Да, прямо говоря, и ни к чему мне были подробные уточнения.

Слава взглядом указал на фиолетовый букетик:

– Медунки он принес?

– Да, конечно. При мне ставил цветочки в банку.

Голубев медленно прошелся вокруг могилки. Под ногами в траве хлюпала вода. Обнаружить какие-либо следы или отпечатки пальцев на четвертинке и пластмассовом стаканчике при такой сырости было невозможно. Их замыл грозовой ливень. Из дальнейшего разговора Слава узнал, что сторожа попросту все называют Митей, а по паспорту он Митрофан Семенович Чибисов. Возраст его шестьдесят пять лет. До пенсии слесарил в автохозяйстве. Последнюю пятилетку «давит топчан в кладбищенской сторожке». Выпивает практически каждый день, так как по христианскому обычаю грешно отказываться от помина усопших душ. Однако чересчур алкоголем не злоупотребляет и сторожевую службу несет исправно. Проблема в этой службе лишь одна: трудно остановить варварские ночные набеги молодых балбесов, похищающих цветные металлы с надгробий. Связываться с ними опасно – могут запросто упокоить. И вообще, по мнению Чибисова, современная молодежь распоясалась хуже некуда. Пить спиртное, курить и наркоманить начинают в школьные годы. От этого гибнут и душой, и телом на корню. Нынче на этом вот кладбище уже похоронили троих молоденьких пареньков, окочурившихся от передозировки героина. Девчонки тоже безобразничают. К примеру, его собственная внучка Тамарка еще до совершеннолетия сбежала от родителей в Новосибирск и пятый год болтается там без работы, как портянка в проруби…

Стараясь не отвлекаться на общие рассуждения, Голубев повернул разговор к интересующему его делу. К рассказанному ранее сторож, нахмуренно помолчав, вдруг добавил:

– Не могу утверждать определенно, но чудится мне, будто, когда Федор, спасаясь от ливня, прибежал к своей иномарке, там маячили два человека.

– Как они выглядели? – мигом ухватился Слава.

– Один мужик толстого сложения, вроде беременной бабы. Другой – высоченный здоровяк.

– Как одеты были?

– Сквозь ливень не разглядел.

– Они там поджидали Федора?

– Бог их знает…

– И что дальше?

– Все трое разом скрылись с моих глаз. Тут сверканула молния, а чуток спустя огненное пламя вспыхнуло и черный дым от иномарки повалил.

– Интересный факт.

– Сразу-то я умолчал об этом факте из опасения, как бы не наболтать чего попало. Теперь думаю, авось мое предположение окажет следствию помощь. Или зря сказал?

– Нет, не зря, – быстро ответил Слава и тут же спросил: – Федор не кричал?

– Никаких криков не слышно было. Ливень по крыше сильно молотил, да и раскаты грома оглушали. Вперившись глазами в пожарище, я, откровенно говоря, проморгал, откуда выкатился похожий на газик черный автомобиль, промчавшийся мимо моей сторожки…

Когда Голубев с Чибисовым вернулись к месту происшествия, обугленный труп уже извлекли из каркаса сгоревшей машины и завернули в брезент. Следователь Петр Лимакин, изредка переговариваясь с прокурором Бирюковым, писал протокол осмотра. Судмедэксперт Борис Медников частыми затяжками докуривал сигарету, а эксперт-криминалист Тимохина в форме майора милиции, присев на корточки, фотографировала выпуклые цифры на обгоревшем госномере «тойоты». Около нее в раскрытом кофре лежала упакованная в прозрачный целлофановый пакет связка ключей: один – двухбородчатый, как от гаражного замка, два других – плоские, похоже, автомобильный и от квартиры.

– Лена, что за ключики? – спросил Голубев.

– В траве возле «тойоты» нашли, – ответила Тимохина.

– Что еще отыскали?

– Обгоревшую десятилитровую канистру из-под бензина да метровый кусок металлической арматуры толщиной в три пальца.

– И все?

– К сожалению, Славочка, все.

Голубев вздохнул:

– Не густо…

Глава II

Люминесцентные лампы заполняли прокурорский кабинет холодным мертвенным светом. Угасший майский день давно погрузился в плотные сумерки, но участники следственно-оперативной группы, словно забыв о времени, продолжали дотошно анализировать скупые факты случившегося происшествия. В том, что ЧП выпало далеко не ординарное, сомнений ни у кого не было. Значит, для его раскрытия придется потратить уйму сил, смекалки и времени. Это угнетало. Тем более что первоначальные сведения были довольно скупыми. Заключались они всего-то в свидетельских показаниях кладбищенского сторожа, который не столько утверждал, сколько лишь предполагал. Мало ли что могло почудиться старику после поминок без закуски.

Антон Бирюков обвел взглядом хмурые лица присутствующих и спросил:

– Итак, друзья, на чем остановимся?..

Первым, как всегда, отозвался Слава Голубев:

– Хочешь не хочешь, Антон Игнатьич, а придется первоначально отрабатывать версию «Умышленное убийство и поджог машины с целью сокрытия следов преступления». Тут сразу возникает закавыка с установлением личности потерпевшего. По словам сторожа, на поминках он назвался Федором Разиным. Возможно, Дразиным, но, по справке ГИБДД, сгоревшая «тойота» принадлежала тридцатипятилетнему Георгию Васильевичу Царькову, проживающему в райцентре по улице Кедровой. Спрашивается: с какой стати «непризнанный гений» катался в чужой машине?

– Наверное, по доверенности, – сказал следователь Лимакин и продолжил: – В телефонном справочнике райцентра есть двое Царьковых. Царьков Г.В. действительно проживает на Кедровой, а Царькова С.М. – на улице Гражданской. Я пытался дозвониться до них, однако оба телефона упорно молчат, хотя гудки вызова идут исправно. Ни Разина, ни Дразина в телефонном справочнике нет. Завтра нужно поискать его через паспортную службу милиции. – Лимакин встретился взглядом с Голубевым. – Придется, Слава, тебе этим заняться.

Голубев шутливо нахмурился:

– Вы, гражданин следователь, без меня, как без рук.

– Скорее как без ног. Ты же оперативник, тебя ноги кормят, – миролюбиво ответил Лимакин.

– Поддерживаешь мою версию?

– На иную пока намека нет. Находящиеся возле леса автомобили от молнии свечкой не вспыхивают. – Следователь глянул на эксперта-криминалиста. – Так ведь, Лен?..

Тимохина утвердительно наклонила голову:

– Судя по обугленному до костей трупу и выгоревшему дотла салону «тойоты», в нее перед тем, как поджечь, влили не меньше десяти литров бензина. Поэтому она и вспыхнула свечкой.

– Лена, а что ты думаешь об автомобильном следе, который придавил траву от места происшествия до щебеночной дороги? – спросил Голубев.

– Лишь то, что принадлежит он импортному джипу.

– Наши отечественные ни УАЗ, ни «Нива» не подходят?

– Не подходят, Славочка. У них скаты намного уже импортных внедорожников.

– Что, по-твоему, может вывести нас на преступников?

Тимохина достала из кофра целлофановый пакет со связкой ключей. Положив его на столик перед Голубевым, сказала:

– Только вот это…

Голубев будто удивился:

– Смотри-ка, совсем не обгоревшие!

– Они в пяти метрах от «тойоты» в траве лежали.

– Интересно, кто их обронил: преступники или потерпевший?

– На этот вопрос, Славочка, постарайся ответить сам. Ты ведь у нас смекалистый опер.

Голубев наигранно вздохнул:

– Что вы будете делать, когда уйду на пенсию? Зачахнете без моей смекалки.

– Не покидай ты нас, голубчик… – с цыганским надрывом внезапно пропел молчавший до этого судмедэксперт.

Слава всплеснул руками:

– Какой талант прорезался! Пой, Боря, дальше, пой!

– Дальше слов не знаю, – буркнул Медников.

Бирюков улыбнулся:

– Задремал, доктор?

– Убаюкали мрачные рассуждения. Уж полночь близится, а истины все нет. Сказать хочу.

– Говори.

– София Михайловна Царькова с улицы Гражданской мне знакома. В прошлом году, замещая ушедшего в отпуск хирурга, я удалял ей воспалившийся аппендикс.

– Кто она?

– Весьма приятная молодая дама сексапильного дизайна.

– И только?

– Разве этого мало?

– Для полного впечатления маловато.

– Даю подробную ориентировку. Возраст чуть за тридцать. Умна и обаятельна. Закончила торговый институт. Успешно занимается бизнесом. Три года назад, когда киллеры застрелили райцентровского виноторговца Всеволода Красноперова, выкупила ставший бесхозным магазин и первым делом заменила длиннющую вывеску «Французские вина и коньяки» на лаконичную «Три мушкетера». Год спустя за бесценок приобрела на улице Гражданской избушку-развалюшку. На этой усадьбе отгрохала двухэтажный коттедж из красного шлифованного кирпича с колоннами, мраморными дорожками, сауной и другими надворными постройками похлеще, чем у нашего главы районной администрации. Мастерски управляет новейшим «мерседесом». С мужем, хотя неофициально разведена, поддерживает дружеские отношения.

– А кто этот муж? – вставил вопрос Лимакин. – Не владелец сгоревшей «тойоты» Георгий Васильевич Царьков?

– Чего не ведаю, о том умолчу.

– Почему развелись, тоже не знаешь?

– Я свататься к пациентке не собирался и в ее семейные нюансы не вникал. Сама София Михайловна на эту тему передо мной не исповедовалась. Правда, однажды, когда бывший супруг приволок ей огромный пакет с продуктами, которых на неделю хватило всей палате, смущенно сказала, что он – участник афганских событий советского периода. Был контужен и в последнее время у него «что-то с головой».

– Видел его?

– Мельком. Стройный кудрявый блондин, чем-то смахивающий на Сергея Есенина.

В разговор вмешался Голубев:

– По словам кладбищенского сторожа, «непризнанный гений», поминавший погибшего в Афгане дружка, тоже был блондином, со «светлой, будто льняной, шевелюрой».

– Он не Царьковым назвался, а Разиным или Дразиным, – возразил Лимакин.

– Может, это его псевдоним?

– Под псевдонимом обычно прячутся халтурщики. Разин же считал себя гением.

– Да он из чувства юмора мог ляпнуть насчет гениальности. Постараюсь этот вопрос завтра выяснить.

– Обязательно выясни.

– Еще, Слава, надо срочно отыскать красный «запорожец» с двумя белыми полосками на заднем стекле, – сказал Бирюков. – Возможно, его водитель окажется более осведомленным свидетелем, чем кладбищенский сторож.

– На прошлой неделе этот «полосатик» минут двадцать мне глаза мозолил, – флегматично изрек Медников.

– Где?! – враз спросили Лимакин с Голубевым.

– В автомобильной очереди у железнодорожного переезда. Поехал на бензоколонку заправить свой жигуль и следом за красным «запорожцем» попал в затор. Пока ждал прохода товарняков в оба направления, любовался красивыми размашистыми надписями на продолговатых полосах ватмана, наклеенных на заднее стекло изнутри салона. На верхней полосе написано: «Удачи тебе, браток!», на нижней: «Вырасту – стану джипом».

Голубев оживился:

– Госномер «запорожца» не усек?

– Насчет номера, каюсь, сплоховал. Игривые надписи наизусть учил.

– За рулем кто сидел?

– Худощавый молодой паренек в джинсовой куртке и с аккуратно подстриженным затылком. Лицо, разумеется, сквозь затылок не разглядел.

– Волосы какие?

– Русые.

– Судя по надписям, с юмором парень.

– Похоже, что не зануда.

– Заключение медэкспертизы когда сделаешь? – спросил Бирюков.

– Завтра к полудню.

– Насколько, по-твоему, возможно опознание потерпевшего?

– Опознать его можно будет только с помощью компьютерного совмещения или по ДНК.

– Ох, это долгая песня, – вздохнул Голубев.

Судмедэксперт усмехнулся:

– Быстро, сыщик, только кошки плодятся, да и те слепые родятся.

– Может, Боря, тебе что-нибудь известно об импортном джипе, который проехал от сгоревшей «тойоты» к щебеночной дороге? – не унимался Голубев. – Будь другом, скажи.

– Скажу. Ныне этих джипов развелось больше, чем налоговых инспекторов. – Медников посмотрел на часы. – Пора, дружки, расходиться, не то вместо позднего ужина придется рано завтракать.

– Пойдемте по домам, – поднимаясь из-за стола, сказал Бирюков. – Утро вечера мудренее.