Текст книги "Британские элиты: факторы глобального превосходства. От Плантагенетов до Скрипалей"

Глава I
Истребление элит и открытый характер их пополнения

Источником внутренней демократичности английской власти (ни в малейшей степени не мешавшей проявлениям абсолютной жестокости с ее стороны к социальным низам) является, насколько можно судить, война Алой и Белой розы (1455–1487 годы), вспыхнувшая сразу после поражения Англии в Столетней войне и во многом под влиянием этого поражения. Беспощадное взаимное уничтожение противников привело к тому, что, как во Франции после Ватерлоо, «воевать дальше было уже…некому.

Англия во время войны Алой и Белой роз

Английская знать… истребила друг друга, а заодно и разорила собственную страну» [33]. Погибли практически все принцы крови обеих боровшихся династий, почти все аристократы, рыцари и служилое сословие в целом. Общее число убитых оценивается историками в 105 тыс. чел. – около 3,75 % населения Англии [5].

Даниэль Дефо – известный писатель и руководитель английской разведки

Богатства истребленной аристократии и рыцарства достались в основном торговцам (в том числе небольшой части рыцарей, уклонившихся от войны ради личного выживания и занявшихся торговлей, а также разбогатевшим на спекуляциях крестьянам), которые стали массово покупать дворянские и аристократические титулы, прежде всего выморочные. Как писал в 1701 году руководитель английской разведки Даниэль Дефо, автор «Робинзона Крузо», в поэме «Чистопородный англичанин»: «При чем тут рыцари – их нет у англичан! Бесстыдством, золотом тут куплен пэров сан!» Эта наиболее умная часть общества (кровопролитная междоусобная война оказалась исключительно мощным инструментом социального отбора) стала опорой династии Тюдоров; нынешняя британская аристократия в основном является их потомками.

Агент 007 Джеймс Бонд – публичное лицо британских спецслужб

Истребившая сама себя старая феодальная знать уже даже чисто физически не могла противостоять формированию абсолютизма, который был по сравнению с ней прогрессивной организацией власти. В результате переход к нему произошел неизмеримо быстрее и проще, чем во Франции или Испании. Абсолютизм в Англии опирался непосредственно на мелких и средних дворян (в том числе бывших торговцев), сражавшихся в феодальной войне не за убеждения и даже не против врагов, а за покровительство «своего» лорда-протектора, – наместо которого после самоистребления феодальной знати пришел король.

Поэтому влияние и самостоятельность парламента как института, большинство в котором составили такие дворяне, снизилось, а власть короля окрепла.

Неожиданным следствием войны Алой и Белой розы представляется интенсивное развитие такого важного фактора конкурентоспособности, как спецслужбы. «Секретная служба… получила не виданное прежде развитие… Генрих VII Тюдор…чувствовал себя…непрочно на престоле. Чтобы иметь исчерпывающую информацию о… своих врагах, он создал… разведывательную организацию… Люди… на секретной службе… делились на четыре группы. Первая… – секретные агенты, которыми обычно были резиденты (английские дипломаты и купцы[5]5
  Возможно, именно с того времени всемерное и безоговорочное сотрудничество со спецслужбами своей страны и стало неписаной, но непререкаемой нормой поведения практически любого английского джентльмена – и, соответственно, важным и обычно драматически недооцениваемым фактором британской мощи.


[Закрыть]), занимавшие… высокое положение в…стране или области, где они проживали. Ко второй… принадлежали «информаторы» – …люди из низших слоев общества, нанимаемые для добывания… определенных сведений. Третью… составляли профессионалъные разведчики, которым поручалось… следовать за определенными людьми, выявлять их связи, если нужно – организовывать их похищение. К четвертой группе относились профессиональные шпионы…прикрывавшиеся какой-либо респектабельной профессией…, дававшей предлог для переезда… и обеспечивавшей…доступ в круги, которые обладали нужными сведениями» [36].

Но главное следствие войны Алой и Белой розы, имевшее колоссальное историческое значение, – жесточайший дефицит элиты в целом, создавший в Англии уникальный социальный механизм: мелкое и среднее сельское дворянство (джентри), в отличие от континентального, было открытым сословием, интенсивно пополнявшимся купцами и богатыми крестьянами. Торговцы, более всех выигравшие от войны, не в порядке исключения и с нарушением правил, а открыто, законно и массово пополняли ряды дворянства.

Открытый характер формирования дворянства создал предпосылку устойчивой системы «социальных лифтов».

Генрих VII король Англии и государь Ирландии, первый монарх из династии Тюдоров

Таким образом, опираясь на мелкое и среднее дворянство, абсолютизм опирался тем самым и на купцов, и на разбогатевших крестьян, расширив свою социальную базу до непредставимых на континенте масштабов. Это обеспечило внутренний демократизм английской элиты – и, соответственно, ее эффективность.

Форсировало это и развитие прогрессивных в то время рыночных отношений, так как новое английское дворянство вырастало непосредственно из них (пусть даже и в форме спекуляций на выморочном послевоенном имуществе) и было вскормлено им, а не враждебно противостояло ему (в отличие от континентального).

При этом, пусть и с кардинальным персональным обновлением, в Англии сохранилась аристократия как социальный механизм – значимый и устойчивый слой, ассоциирующий себя со своей страной, связывающий с ней будущее своих потомков, свободный от изнуряющей и развращающей борьбы за выживание (пусть даже и социальное, а не непосредственно физическое).

Лорд Джон Стюарт и лорд Бернард Стюарт. Художник А. ван Дейк

Эти качества превращают аристократию в исключительно значимый стратегический фактор конкурентоспособности, единственный социальный механизм, в долговременном плане гарантирующий общество от саморазрушения из-за возникновения олигархии с ее самоубийственным эгоизмом [42].

Король Англии Георг V и Император Всероссийский Николай II

Британский король Георг V отнюдь не случайно после революции в России не пустил к себе российского двоюродного брата. Дело было> скорее всего, не только и не столько в благородном для английского джентльмена желании украсть российское «туземное» золото, переведенное в Англию в начале Первой мировой войны (как отмечает В.Ю. Катасонов, 498 тонн, из которых, правда, 58 тонн вскоре было продано), сколько в стратегическом подрыве конкурентоспособности России путем уничтожения в огне революции стержня ее аристократии – царской семьи. [6]6
  Характерны в этом отношения и сообщения исследователей о том, что реальным источником приказа об уничтожении бывшего императора Николая II вместе с семьей был, насколько можно судить, один из наиболее влиятельных американских банкиров Джейкоб Шифф. В начале XX века он стоял у истоков создания Федеральной резервной системы, этой американской государственной финансовой машины, а затем, в качестве едва ли не «бухгалтера русской революции», финансировал Троцкого и был как минимум тесно связан со Свердловым.


[Закрыть]

Глава II
«Новое дворянство» как локомотив капитализма

Лишенное всякой сдерживающей силы (феодальная аристократия была истреблена практически полностью, а островное положение и бедность тогдашней Англии надежно гарантировали от внешнего вторжения), развитие капитализма приобрело зверский характер, форсировав процесс «огораживания». Богатые землевладельцы (те самые джентри) сгоняли крестьян с земли, превращая ее в огороженные пастбища для овец. Продавать шерсть в Нидерланды, а после запрета ее вывоза (в рамках протекционистской политики, обеспечившей развитие экономики) на суконные мануфактуры Англии было выгоднее, чем зерно, и «овцы съели людей»; для увеличения площадей пастбищ крестьян выгоняли и из домов.

Экономическая карта Англии XVI – первой половины XVII века

Впрочем, насколько можно судить, зверства «огораживания» весьма существенно преувеличивались в политических целях, в том числе и современниками. После страшной разрухи, вызванной чумой 1348–1349 годов и войной Алой и Белой розы, Англия лежала в руинах, и еще в 1520-х годах «земли было больше, чем людей»; общий дефицит земли появился лишь в 1550-е годы [63]. Всего же уже к 1500 году было огорожено (то есть выведено из долевого владения в частную собственность отдельных владельцев) около 45 %, а за весь XVI век огородили еще не более 2,5 % всех английских земель [53, 62].

Крестьянские восстания в Англии против «огораживания»

Конечно, болезненность «огораживаний» могла быть качественно усилена тем, что с развитием капитализма им подвергались в первую очередь наиболее плодородные, близкие к рынкам сбыта и населенные земли (так что на 2,5 % земель могло собираться 10 % урожая и жить 20 % крестьян, а то и больше). Кроме того, с земель сгоняли людей, незаконно занявших их за годы разрухи, которые возделывали их иногда поколениями, – и этих сквоттеров никто не считал.

Нищие.

Адриан ван де Венне, XVI – начало XVII века

Однако значительно более важным фактором массового обнищания стал поток серебра после открытия Америки Колумбом, который обесценил его во всей Европе и привел к «революции цен»: «В XVI в. из-за огромного наплыва серебра из Южной Америки цены на основные продукты выросли в среднем по Европе в 3–4 раза…» [28]. В частности, только за 1510–1580 годы в Англии цены на продовольствие выросли втрое, а на ткани – в 2,5 раза, что обогатило торговую буржуазию и «новое дворянство» при разорении крестьян и не занимавшихся спекуляциями или созданием производств землевладельцев, чьи доходы были фиксированы [43]. Это объясняет то, что земельная собственность джентри росла в том числе за счет собственности крупных лордов [56, 59, 60], и прежде всего именно «к джентри перешли… земли в результате распродажи секуляризованных в XVI веке монастырских имуществ» [32].

Лондонские бедняки, XVII век

Таким образом, капитализм в Англии развивался через не только «огораживание», но и недооцениваемую «инфляционную революцию», которая не менее эффективно разоряла крестьянство.

Когда вызванное этими процессами массовое бродяжничество стало повседневной проблемой, за него ввели смертную казнь, обеспечив приток крайне дешевой рабочей силы на мануфактуры и в поместья новых дворян, а затем и на флот, несмотря на его каторжные условия. (Правда, часть бродяг гуманно загнали в работные дома, создав крайне пригодившееся после изобретения паровой машины разделение сложного труда на простейшие операции, однако, несмотря на создание первого работного дома в Брайдуэлле еще в 1556 году, распространение в Англии они получили лишь после 1631 года). Общее число казненных за бродяжничество в XVI веке оценивается в более чем 160 тыс. чел. – в полтора раза больше числа убитых в войне Алой и Белой розы [5].

Английская деревня XVII века

Длительное беспощадное подавление бедных, истребление асоциальных, в том числе и не по своей вине элементов общества, решительное поощрение и всемерная защита богатства стали методами социальной инженерии, сформировавшей английский национальный характер – законопослушный, упорный, патриотичный, гордящийся властью, уважающий права соотечественников и отрицающий права остальных. Этот характер стал самостоятельным фактором конкурентоспособности; он хорошо иллюстрирует применительно к нации притчу об английском газоне, который надо подстригать каждый день 300 лет подряд.

В результате развития капитализма при отсутствии феодальной реакции английское крестьянство было «уничтожено как класс», деревня форсировано перешла на капиталистические рельсы, но главное – сложился и укрепился открытый характер формирования элиты, при котором успешные торговцы и богатые крестьяне массово и свободно становились дворянами. Естественно> по мере их укрепления возник объективный конфликт с абсолютизмом, увенчавшийся Английской революцией 1640–1660 годов, главной движущей силой которой стало имеющее прочный экономический фундамент «новое дворянство» – джентри.

Глава III
Банкирские дома как ускоритель прогресса

«Новое дворянство» энергично инвестировало свои средства не только в Англии, но и за границей и вступило в союз с банкирскими домами, финансировавшими торговлю и занимавшимися обменом денег и ростовщичеством. Они возникли в итальянских городах-государствах, прежде всего Венеции (а также в Генуе и Ломбардии; уже в первой трети XIII века они «опутали долговой сетью значительную часть Европы», разжигая для последующего финансирования самые разнообразные войны [40]).

Джованни Арнольфини с женой – итальянский купец и финансист, один из первых перенесший свой бизнес из Италии во Фландрию.

Ян ван Эйк, первая пол. XV века

Из-за укрепления Османской империи, перекрывшей сухопутный путь в Индию, прорыва в последнюю Португалии через Индийский океан и открытия Нового Света эти банкирские дома стали переносить свою деятельность в Западную Европу – вслед за переходом туда общего центра деловой активности.

Габсбургская и антигабсбургская коалиции в начале Тридцатилетней войны 1618–1648 гг.

В 1582 году венецианская аристократия приняла стратегическое решение об установлении своего контроля над Голландией, которая являлась в то время одним из новых формирующихся «центров силы» Европы (альтернативные проекты предусматривали в качестве источника приложения сил Ватикан и Испанию). Вместе с еврейскими купцами венецианцы открыли амстердамскую биржу, а в 1609 году амстердамский Wisselbank, «который контролировался 2 тыс. депозитариев и был главным в Европе до первых десятилетий XVIII в….когда пик Голландии в мировой торговле остался на полстолетия в прошлом» [40].

Венецианцы первыми признали Голландию в 1619 году, однако начавшаяся годом ранее Тридцатилетняя война убедительно продемонстрировала ее совершенно неприемлемую уязвимость. Кроме того, венецианцы вынуждены были конкурировать в Голландии с опередившими их буквально на чуть-чуть евреями-марранами (криптоиудеями); бежавшими туда из Испании и Португалии в конце XVI века.

«Единственной альтернативой Голландии была Англия – мало того; что остров…; но государство с…потенцией превращения в ядро североатлантической мир-экономики. К тому же… Англия была уже подготовлена венецианцами в качестве запасной площадки – они работали над этим с конца 1520-х годов…» [40].

Еврей-ростовщик Шейлок – одно из главных действующих лиц в пьесе У. Шекспира «Венецианский купец»

Венецианские финансисты (вместе с еврейскими банкирскими домами, в которых они со временем растворились; а также французскими беженцами-гугенотами; уже в конце XVII века «правившими бал» в финансовой жизни Лондона [15]) оказали колоссальное оцивилизовывающее воздействие на английскую элиту оплодотворив косную и некультурную среду «новых дворян» богатейшей и изощреннейшей политической и интеллектуальной традицией Венеции (и иудаизма).

Герб лондонского Сити.

Девиз: «Господь руководит нами». На гербе виден и тот самый меч, перед которым должен преклоняться английский король

О глубине преобразования ими (и объективными требованиями того периода истории) Англии свидетельствует стремительное и драматическое изменение английского языка, за какие-то сто лет превратившийся из богатого и изысканного языка Шекспира в идеально упрощенный язык торговли и управления – и ничего более.

Финансисты использовали в Англии (как и везде, как и всегда) имевшуюся власть, делая при этом особую ставку на способные сменить ее под их контролем и в их интересах перспективные политические силы. Поэтому в Английской революции 1640–1660 годов они решительно поддержали парламент, бывший оплотом джентри (тем более, что Елизавета I взяла под полный контроль чеканку монет и в целом денежное обращение, лишив финансистов значительных доходов и вызвав тем самым их вполне естественное жесткое неприятие). Оплачивая Кромвеля в ходе гражданской войны, финансисты в результате его победы взяли под свой контроль практически всю хозяйственную жизнь Англии.

В частности, они захватили квадратную милю в самом центре Лондона и добились предоставления ей особого статуса, во многом сохранившегося и до наших дней. И в настоящее время, как это ни парадоксально, «Лондонский Сити… имеет…признаки суверена над…властями Великобритании. Премьер-министр Великобритании должен в течение десяти дней приехать в Сити, когда Корпорация Сити…просит его о встрече. Если в Сити хотят видеть монарха, то он должен явиться в течение недели. Ежегодно министр финансов выступает в Гилдхолле (здание ратуши) и резиденции лорд-мэра, где он отчитывается…, как служит интересам финансов. Британский монарх может попасть на территорию Сити только с разрешения лорд-мэра. Порядок въезда на территорию лондонского Сити выглядит так. На границе Елизавету II ожидает лорд-мэр Сити с полицейскими, оруженосцем и жезлоносцем. После преклонения перед Жемчужным мечом (Pearl Sword), королева может въезжать в город» [25].

Глава IV
От союза монархии и джентри – к союзу парламента и купцов

Хозяйственное процветание Англии в первой половине XVII века оставалось крайне неустойчивым, так как после запрета вывоза необработанной шерсти опиралось на единственный предмет экспорта – шерстяные ткани (составлявшие более 80 % экспорта [6]). Экономика являлась моноотраслевой. Английские купцы отчаянно нуждались в защите от голландских конкурентов, правительство – в повышении налогов; результатом стало вполне разумное и принесшее обильные плоды усиление протекционизма.

Навигационные акты, издававшиеся с 1651 по 1673 годы (то есть и при республике, и после Реставрации, которая не противодействовала ключевым интересам бизнеса и не мешала его развитию), устанавливали, что импорт может доставляться в Англию только напрямую из страны-производителя и только на ее либо английских кораблях. Это выводило за рамки английской торговли флот и порты всех европейских конкурентов, и в первую очередь Голландии. Нужные Европе колониальные товары (включая табак и сахар) шли непосредственно в Англию, – соответственно, и колонисты покупали все необходимое именно на ее рынках. Это сделало английских купцов посредниками между колонистами и европейцами, обеспечив им сверхприбыли при помощи искусственно созданной монополии.

Типичный корабль Ост-Индской компании, XVII в.

Голландцы безуспешно пытались защитить выгодную им свободную торговлю в морских войнах 1652–1654 и 1665–1667 годов. В войне 1672–1674 года Карл II, заручившись в обмен на поддержку католицизма (вызывавшую серьезное напряжение внутри страны) союзом с Людовиком XIV, сумел заставить Голландию защищаться. В результате действия Навигационных актов Голландия начала стагнировать, а Англия бурно развивалась (за первые 40 лет XVII века обороты ее внешней торговли выросли вдвое, а за столетие вдвое увеличилось число ее кораблей и таможенные доходы) и достаточно быстро заняла место Голландии в качестве торгового лидера Европы (став лидером, соответственно, и в работорговле).

Голландский корабль XVII века

Стремительное развитие капитализма в силу уничтожения остатков феодальных ограничений продолжалось и после Реставрации Стюартов: Карл II вернулся в другую страну и не пытался ее переделать (за исключением заигрываний с католицизмом, которые обеспечили ему союз с Францией против Голландии и субсидии от Людовика XIV, позволившие в конце правления отказаться от налогов, сбор которых регулировался враждебным ему парламентом). Сложившиеся в середине 1670-х в английской элите тори (сторонники монархии и англиканства) и виги (сторонники парламента и протестантов), борясь друг с другом за власть, одновременно с этим были объединены неприятием католиков и французов, а значит – и настроений Карла II. Это единство позволяло им избегать войны, что стало грандиозным шагом к цивилизованному устройству государства, не ослабляемого, но лишь усиливаемого внутриполитической борьбой.

Взошедший на престол после отравления Карла II ртутью в ходе алхимических опытов его младший брат Яков II («веселый король» Карл II, признавший целых 14 своих внебрачных детей, умудрился не оставить ни одного законного наследника) сумел восстановить против себя Англию за рекордные три года: народ возненавидел его за политику последовательного восстановления католицизма, а элита («новое дворянство» и финансисты) – за крайне жесткий курс на построение абсолютизма по французскому образцу.

Тори и виги.

Английская политическая карикатура

Виги и тори объединились против Якова II, но нового Кромвеля в их рядах не нашлось. В результате банковские дома профинансировали «Славную революцию» 1688 года – интервенцию Вильгельма Оранского и государственный переворот. Результатом стал Билль о правах 1689 года, помимо перечисления гражданских прав англичан объявивший вне закона любой абсолютистский режим, каким была и монархия Стюартов. De facto Билль о правах означал переход Англии к конституционной монархии, в которой король подчиняется законам, издаваемым парламентом, и является лишь первым чиновником государства.

В лондонской кофейне обсуждают новости «Славной революции»

Подход вигов в конечном итоге победил, однако это стало возможным только благодаря энергичной поддержке тори (получивших в качестве политической компенсации главенство англиканства). Результат Славной революции стал компромиссом для англичан; основанное на экономическом интересе единство элиты укрепилось, включая партнерство между парламентом и купцами, – и оказалось направлено против Франции как естественного внешнего врага [9]. Через сто лет оно сокрушит Францию, прямо организуя Великую революцию и направляя ее через разветвленную сеть тайных обществ и скрытого финансирования [40].

Тривиальный государственный переворот в ходе внешней интервенции и по сей день зовется революцией (да еще и Славной) не только из-за естественного стремления к самовозвеличиванию и даже не из-за действительно значимого окончательного перехода от абсолютной монархии к парламентской. Ключевым результатом Славной революции стало окончательное формирование сохранившегося до наших дней одного из фундаментальных факторов британской конкурентоспособности: патриотического единства управленческой и коммерческой элиты, достигаемого, несмотря на все неизбежные и естественные внутренние конфликты, формированием единого стратегического интереса, основанного на общем использовании государства как своего инструмента во внешней конкуренции.

Осознание этого единства само по себе явилось мощным стабилизирующим фактором, способствующим систематическому компромиссу во внутриполитической борьбе и урегулированию внутренних конфликтов при помощи универсального политического механизма – общей организацией внешней экспансии.

Как отмечают знатоки британской системы, в ней был невозможен выход декабристов – победителей в Отечественной войне 1812 года – на Сенатскую площадь с требованием, по сути, своего «куска пирога» от великой победы. На месте России англичане открыли бы в Париже свои банки и ломбарды, запустили бы в обращение «золотой червонец» и взяли бы завоеванную территорию под свой долгосрочный финансовый контроль, значительная часть прибылей которого досталась бы дворянству и умиротворила его.

Традиция объединения разнородных и частично враждебных друг другу интересов ради общего дела породила важнейшую специфику Британии, ставшую ключевым фактором ее конкурентоспособности, – тщательную проработку процедур, то есть правил поведения во всех ситуациях, позволяющих последовательно действовать совместно, преодолевая неизбежные постоянные разногласия. Если Франция сознательно обеспечивала свое влияние (в том числе в России) созданием стиля жизни (искусства, моды, кухни и других форм потребления[7]7
  Изысканность потребления была осознанным оружием французских королей против крупных феодалов на этапе становления абсолютизма. Блеск, роскошь и распутство королевского двора привлекали к нему дворянскую молодежь, превращая его в центр активности правящего класса и тем самым обеспечивая первенство монарха.


[Закрыть]) и, в XIX веке, конституционных норм (не столько как инструмента повышения эффективности управления, сколько элемента этого стиля, обеспечивающего безопасность и комфорт буржуазии в условиях абсолютизма или его пережитков), то Британия основывала свое влияние на более глубоких социальных технологиях – создании системы процедур наиболее эффективного поведения[8]8
  Во второй половине XIX века Германия бросила вызов Британии, создав инженерную науку – науку о также наиболее эффективном поведении, но по отношению к технике. Социальные механизмы, ранее созданные англичанами во многом случайно и интуитивно и ставшие архаичными (да и соответствовавшие английской, а не немецкой культуре) были заново разработаны немцами на основе научного подхода, системное применение которого для реорганизации общества стало таким же важным и революционным вкладом немецкой культуры в развитие человечество, что и инженерия.


[Закрыть] и обучения им в метрополии.

Принципиально важна стихийность возникновения[9]9
  Так, страховое общество «Ллойд» возникло на базе расположенной на Тауэр-стрит кофейни, посещаемой в силу своего удобного расположения капитанами судов, судовладельцами, банкирами и купцами и бывшей поэтому центром обмена новостями. Ее владелец, Эдвард Ллойд, упоминаемый с 1689 года, вывешивал на стене сведения о различных торговых судах и давал посетителям чернила, перья и бумагу, упрощая заключение сделок. Создание Банка Англии и института госдолга обеспечило взрыв деловой активности, – и к 1713 кофейня, переехав на Ломбард-стрит, была закрытым клубом для занимающихся мореходством и морским страхованием; там же устраивались аукционы по продаже судов. Характерно, что эта деятельность шла помимо и даже отчасти вопреки правительству: в 1720 году оно дало монополию страхования Королевской и Лондонской биржам, и участники клуба смогли сохранить свою деятельность (зарегистрировавшись в формально не попадающее под запрет, в отличие от компаний, общество) лишь потому, что биржи избегали морского страхования как слишком рискованного.


[Закрыть] процедур: закрепленные традицией, со временем они, не обновляясь, становились архаичными и снижали конкурентоспособность Англии.

Созданное Славной революцией новое качество английской элиты проявилось уже через несколько лет в неожиданной, но фундаментальной для новой эпохи финансовой сфере.