Текст книги "Первая Одиссея"

Песнь четвёртая. Игры женихов

В тот день им так и не пришлось сомкнуть глаза. Лишь лучезарный Гелиос взошёл на небо, как жениха поднялись с лож. Пора вставать, приветствовать взошедшее на небо божество. Грех спать, когда сам Гелиос по небу шествует. Не для того он освещает землю, чтоб предавались люди сну, а чтобы славили богов и подвиги свершали. Встречали люди на ногах восход, и встали женихи. У многих после пира болела голова, и омовение они отравились свершить в Эвроте, освежающем и быстром. Здесь в незапамятные времена одни болота были, наполненные гадами ползучими. Спартанский царь Эврот прорыл канал и воды отвёл в море. И полноводная река здесь потекла вместо болот. Её назвали в честь Эврота. Царю не дали боги сыновей, и зятю передал он власть по имени Лакедомон, который был женат на Спарте, прекрасной дочери царя. А матерью Лакедомона была красавица Тайгет, по имени которой назвали самую высокую вершину гор Лаконии чудесной. Упорная молва ходила, что отцом Лакедомона сам Громовержец был, великий Зевс. А нынешний царь Спарты Тиндарей прямым потомком был Лакедомона и потому мог хвастаться божественным происхождением. Но наших женихов все это мало волновало. Они в реке плескались после бурной ночи, чтобы скорее сил набраться и на состязаньях предстоящих предстать во всей красе. Герои в воды погрузились и долго и в них плескались, и веселясь, и обдавая брызгами блестящими друг друга.

А в это время Тиндарей для женихов готовил испытанье. Он мостиками остров небольшой велел соединить от разных берегов Эврота. Герои по мостам попарно шли на остров и там в борьбу вступали. Тот побеждал, кто в воду первым низвергал соперника. На состязания героев посмотреть вся Спарта собралась. Расположились жители по берегам реки и громким криком славили героев. А для царей и членов их семей на месте видном и высоком установили изукрашенные троны. В них восседали Тиндарей, Икарий, Агамемнон, Елена, Клитемнестра, Пенелопа. Всем женщинам позволили за состязаньем наблюдать в честь предстоящей свадьбы. Дары Афине Меднодомной принеся, из меди созданной, стоящей в храме на агоре, на площади, что в центре Спарты, в борьбу вступили женихи. По жребию, сошлись сперва Аяксы. Помимо имени, у них ничто не совпадало. Большой Аякс, царь Саламина, высок и строен, и могуч, а Малый, царь Локриды, наоборот, мал, коренаст, но ловок. Царь Саламина громадного орла напоминал, парящего высоко; зато второй похож был на гепарда, стремительного, как стрела. Сколь ни пытался Аякс из Саламина схватить царя Локриды, тот ускользал, как мышь от кошки. Вспотел изрядно богатырь, преследуя соперника по острову всему. Смеяться стали зрители. Посыпались советы:

– Лови его за уши!

– Хватай за нос!

– Цепляйся за язык!

– Куда там! Проворнее он зайца!

Ручьями пот стекал с атлетов, смывая скользкие масла. Вот, наконец, Большой Аякс схватил царя Локриды за плечо. Тот резко развернулся и врезался всем телом в могучего противника. Аякса оба потеряли равновесия и вместе в реку рухнули, сцепившись, как пантеры, и зрителей водой обдав. Кто победил из них? Взглянул царь Спарты на Икария, но тот руками лишь развёл. Когда герои выбрались на берег и к Тиндарею подошли, тот вопросил:

– Скажите сами, кто из вас сильнейший?

– Он! – указали друг на друга благородные Аяксы.

– Как рассудить мне вас? Победы оба вы достойны….

Царь Спарты хотел победу присудить обоим, но мрачного увидел Менелая и неожиданно изрёк:

– …. и оба проиграли, хоть славлю силу вашу и ваше благородство!

Обнявшись, Аяксы удалились под одобрительные свист и крики. С тех пор они друзьями стали верными и всегда сражались рядом, на выручку друг другу приходя.

А Менелай дух облегчённо перевёл. Не справиться ему с Большим Аяксом в сражении открытом лицом к лицу. Других пока он повергал. Вначале Менелай схватился с Диомедом. Тот прежде Одиссея одолел, который, в воду падая, шепнул: «Удачи, Диомед». Однако, против Менелая и Диомед не устоял. А за победу сошлись могучий Менелай и богатырь Патрокл, подобный богу. Хотя и волосы Атрида, похожие на облака в день солнечный, красноречиво говорили о неземном его происхождении. Патрокл предпринял натиск мощный на своего противника, но тот стоял, скале подобный, не отступив ни шагу. Тогда Патрокл могучими руками Атрида обхватил и, подняв над собой, в Эврот, как гору, бросил. Взлетели брызги до небес, обдав всех зрителей и трон, где восседал сам Тиндарей. Победа была полной. Царь Спарты торжественно надел на голову героя лавровый венок. Патрокл издал победный клич и, руки протянув к Елене, воскликнул торжествующе:

– Моя! Со мной разделишь ложе!

Та снисходительно сказала:

– Победа славная, но этого мне мало.

– Как?! Я всех поверг!

– Так ими и владей.

– Я победил, чтобы тобой владеть.

– Владеют лишь рабами, а я царевна, и свободно моё сердце.

– Что должен я ещё свершить, чтоб покорить его?

Елена рассмеялась:

– Преподнести мне свой трофей.

Патрокл приблизился к Елене, снял с головы венок лавровый и, склонившись, преподнёс его прекраснейшей из смертных. Царевна благосклонно дар приняла и молвила приветливо:

– Ты сделал первый шаг к моей руке и сердцу моему.

– Ради тебя готов я обойти всю землю от края и до края, до самой Ойкумены.

– Нисколько в этом я не сомневаюсь, герой отважный, – ответила Елена.

За сценой этой наблюдая, Лаэрта сын похлопал Диомеда по плечу:

– Теперь понятно мне, чего Елена хочет.

– Покорности от мужа, – подметил Диомед.

– И ты желаешь стать им?

– Пока не знаю.

После борьбы упорной герои по приглашенью Тиндарея омылись в ваннах каменных, искусно вытесанных в скалах. Ждал с нетерпеньем Пенелопу Одиссей, но мыть его пришла служанка пожилая.

– А где же Пенелопа? – спросил Лаэрта сын.

– Она меня прислала.

– Мою ей просьбу передай самой прийти.

Служанка вышла, и вскоре появилась Пенелопа.

– Зачем прислала ты служанку?

– Ты сам был против, чтобы я мыла тебе ноги.

– Лишь для того, чтобы ты омыла меня всего.

– Хорошо, омою – сказала просто Пенелопа.

Лаэрта сын тут в ванну погрузился, и дочь Икария ладонями растёрла нежно ему кожу, натруженные мышцы расслабляя, и золотые кудри расчесала, омыв водой их тёплой, из– под земли бегущей. Блаженствовал Лаэрта сын. А после она натёрла кожу маслами благовонными, накрыла плечи богатырские хитоном белым и сама залюбовалась Одиссеем, подобно богу ставшим.

– Ты видела мой поединок с Диомедом? – поинтересовался сын Лаэрта.

– Его б мне лучше не смотреть.

– Но почему?

– Ты проиграл.

– А разве незаметно было, что я боролся понарошку?

– Заслуженна победа Диомеда.

– Никто не спорит! – воскликнул Одиссей. – Я рад за друга, но если бы на месте Елены была бы Пенелопа, то и исход борьбы мог быть совсем иным.

– Не верю я тебе, – с улыбкой отвечала Пенелопа.

– Тогда пусть твой отец Икарий устроит за тебя любые состязания, и буду я, как лев, сражаться.

– Я не прекрасна, как Елена, – разумно отвечала Пенелопа, – за мною толпами не ходят женихи и вряд ли станут состязаться.

– Вот и прекрасно! Тогда я точно стану первым.

Ну что ж, дерзай, – лукаво улыбнулась дочь Икария и вышла, не прощаясь.

А сын Лаэрта поспешил на пир. Там после жертв и возлияний Патрокл спросил у Тиндарея:

– Зачем собрал ты женихов со всей Эллады? Достанется Елене лишь один, и знает она кто. Пусть имя назовёт, чтобы не сеять смуту между нами.

Покрытый сединою встал с ложа Тиндарей. Простёр он руки к женихам:

– Собрал я вас, чтобы крепить Элладу. Моя мечта создать союз из всех ахейцев, чтобы могучей Трое было что сказать. В единстве наша сила!

– Твой замысел хорош, – сказал Большой Аякс, – но пока выходят только распри.

– Так что же делать нам?

– Пусть победитель Елене будет мужем, – царь Саламина предложил.

– Мы не хотим заложники быть капризов женских, прихотей Елены, – сказал Патрокл, и зашумели женихи кто одобрительно, а кто сердито.

Тут понял Одиссей: настало его время – и быстро с ложа поднялся:

– Могучие герои, Елены все достойны, но много нас – она одна. Поэтому и вертит нами, как захочет. И всё же выход знаю я.

– Какой? – напряглись женихи.

– Вначале должен я Икария спросить.

Все взоры устремились на царя Амикл. Давно не вмешивался он в борьбу за власть и мирно возлежал на ложе. А было время, когда и против брата выступал, но Тиндареем был смирен, потом прощён и тихо доживал свой век, заботой Пенелопы окружённый. Не ожидал Икарий, что о нём тут вспомнят, но бодро встал и так ответил Одиссею:

– Достойный сын Лаэрта, я стар и немощен, но разум свой и силы соберу, чтоб на вопрос ответить твой.

– Икарий славный и почтенный, растишь ты дочерей прекрасных.

– Отрада мне они на склоне лет.

– Немало тут достойных женихов. Готовы свататься они за дочерей твоих.

– Мне странно это слышать. Герои прибыли божественной Елены добиваться.

– Клянусь богами, что о Пенелопе мечтают многие из нас.

– О Пенелопе? Кто же?

– Хотя бы я.

– И всё?

Взглянул Лаэрта сын на Диомеда, и тот вскочил, едва не опрокинув кубок, наполненный несмешанным вином:

– Меня в сей список запишите.

– И кто ещё?

– И я, – нежданно встал и царь Локриды. Аякс, хотя и Малым назывался, но телом был силён и крепок, словно утёс скалистый.

За ним другие пожелали посвататься за дочь Икария. Лишь Менелай, Аякс, царь Саланима, и Патрокл молчание хранили. А у царя Амикл и руки затряслись, и борода седая:

– Мне плоть моя уж радостей не доставляет – одни страдания. Лишь Пенелопа взор мой услаждает. Заботой окружила старого отца: сама и волосы расчешет, сама помоет руки мне и ноги, сама натрёт маслами плечи и плащом укроет. Служанок близко не подпустит.

Одиссей тут понимающе подметил:

– Теперь понятно мне, чего она такая. Кто о родителях заботиться, тот позаботиться и о супруге.

– Не сомневаюсь, что женой примерной будет, – сказал и царь Амикл.

– Так дай же счастье одному из нас владеть прекрасной Пенелопой! – воскликнул сын Лаэрта. – И дочери дай быть в замужестве счастливой.

– Пока не время, – изрёк Икарий, – да и не станет дочь моя Елене переходить дорогу, не станет отбивать героев у неё.

– О том не беспокойся, – с улыбкой молвил Одиссей, – Елена выберет кого захочет. А выдашь замуж Пенелопу, так укрепишь союз ахейцев, о чем заботиться и Тиндарей. Все женихи, как на подбор: цари, герои…. Все достойны.

Скосился царь Амикл на брата, и тот кивнул едва заметно. Тогда Икарий поднял посох, на который опирался, и провозгласил:

– Супруга Зевса Гера, к тебе взываю! О, покровительница браков, помоги избрать достойного для Пенелопы, дочери моей любимой. Приблизился он к алтарю, плеснул вино в огонь:

– Пусть победителю достанется она!

Огонь тут вспыхнул ярко, и всем понятно стало, что и богине нравится сей выбор.

– А в чём? – развёл руками Одиссей. – В борьбе, в бою кулачном, в стрельбе из лука или беге?

– А это скажет Пенелопа, – со вздохом молвил царь Амикл, – должна она хоть в чём-то иметь выбор.

Герои и цари подняли кубки в знак одобренья.

– Хранят пусть тебя боги, Икарий мудрый!

– Пусть победит сильнейший!

– Пусть будет он достоин Пенелопы!

Песнь пятая. Охота

Когда известие о сватовстве героев к Пенелопе докатилось до женской половины докатилось, там начался такой переполох, что паника такая и не снилась. Елена гордая едва скрывала раздражение. И все ж, увидев Одиссея, покидающего пир, она притворно улыбнулась:

– Слыхала я, ты предпочёл посватать Пенелопу.

– Пока завоевать такое право.

– И чем она тебя прельстила?

– Прекрасная из смертных, не смел я и мечтать о благосклонности твоей.

– Напрасно, к тебе склонялось моё сердце.

– Как? – удивился Одиссей иль только сделал вид. – Я был повержен Диомедом в первой схватке.

– Неважно.

– Ты предпочтёшь слабейшего?

– Имею право.

– Что скажут женихи?

– Мне что за дело?

– Но вспыхнут распри! Не о том мечтает Тиндарей.

– Пускай весь мир в огне сгорит, я выйду за того, кто мне по нраву.

– И будешь властвовать над тем, кого избрала.

– Он будет счастлив за меня на подвиги дерзать. Я вдохновлю его, как некогда Тесея. Иль сомневаешься ты в этом?

– Ни на мгновение.

– Так что же дрогнул ты иль струсил?

– Увы, но подвиги не мой удел.

– А что?

– Итака. Там ждут меня отец и мать. Кто, как не я, окружит их любовью и заботой? Да и народу нужен пастырь. Без пастуха и овцы разбредутся.

Внимая Одиссею, прекрасная Елена всё больше приходила в изумленье:

– А как же я?

– Жена всегда во всём готова мужу помогать.

– Мне предлагаешь стричь овец и жизнь сгубить в глухой Итаке? Не для того я рождена богами.

– Вот почему тебя я недостоин.

– Тогда на свой скалистый остров возвращайся, – сверкнула взором огненным прекрасная Елена, – но не жалей потом, что мог ты стать великим, как Геракл или Тесей. Тот, кто руки моей добьётся, уже покроет себя славой.

И гордо вскинув голову, дочь Тиндарея, ушла, не попрощавшись. А сын Лаэрта, переодевшись в платье женское, проникнул в таламос, в покои женские, и разыскал там Пенелопу. Она задумчиво за пряжею сидела. Отец Икарий, грустный и печальный, ей сообщил о сватовстве и выбрать состязанье предложил. Прекрасно знала Пенелопа, что царь не хочет с нею расставаться. Она готова была быть с отцом до самой смерти, но, видимо, иные нити плели богини Мойры. Увидев Одиссея, вскочила Пенелопа:

– Как ты посмел?

– Тебя увидеть должен.

– Должен? И в платье девичьем?

– Сам Гименей проник к возлюбленной в одежде женской.

– Что надобно тебе?

– Судьба моя в твоих руках.

– Чем я могу тебе помочь?

– Ты состязанье выбираешь.

– Ага, так вот в чём дело. Надеешься, что выберу я то, в чём ты сильнейший.

– Хочу всего лишь рассказать историю одну.

– Какую?

– В Мессении, когда я ехал в Спарту, судьба свела меня с Ифитом.

– Ифитом?

– Да. А шёл Ифит на поиски быков, похищенных из стад отца его Эврита, который думал, что похитил их Геракл. Но был Ифит уверен, что чист герой, и, чтобы это доказать, искал с Гераклом встречи и быков. Мы сразу подружились. С отцом моим Лаэртом в Колхиду ходил отец его Эврит за золотым руном и говорил о нём прекрасные слова. В знак нашей дружбы подарил он мне свой лук, а я ему копьё и меч.

– Тот самый лук? – спросила Пенелопа с изумленьем.

– Тот самый! Сам Аполлон его Эвриту подарил, и нет сомнений в том, что он волшебный. Я сразу и проверил: в любую цель он бьёт без промаха.

– Ты думаешь, что это неслучайно? – спросила Пенелопа.

– Без сомненья! Могли Ифита только боги заставить лук волшебный вручить кому– то. И знали боги наперёд, что выбирать ты будешь состязанье.

– Так боги почему мне не сказали, что выбрать я должна?

Ответил сразу Одиссей:

– Так мыслю, что желание богов тебе я должен передать.

– И почему?

– Чтобы исполнилась их воля, должны мы сделать всё, что в наших силах.

– Для этого и в платье женское переоделся? – с иронией спросила Пенелопа.

– Готов в баранью шкуру я облечься, чтобы тебя увидеть.

– Не сомневаюсь я твоей победе, – рукой махнула Пенелопа.

– Откуда у тебя уверенность такая?

– Любую силу хитрость одолеет.

– Я Диомеду схватку проиграл.

– Смотрю, гордишься этим.

– Боюсь, что бой кулачный я Аяксу проиграю.

– Ах, хитрец. Но бег еще остался.

– Я в нём силен, не скрою. Привык сказать по горным склонам на Итаке, как молодой козёл.

Представив это, рассмеялась Пенелопа.

– Но в беге очень уж силён другой Аякс, что прибыл из Локриды, – заметил скромно Одиссей, – и трудно мне с ним будет в беге состязаться.

– Кого ты только не боишься: и Аяксов, и Патрокла и Атридов.

– Мне не страшны они, но я боюсь другого.

– Чего же?

– Тебя страшусь вдруг потерять.

– А разве я твоя?

– Вот здесь, – на своё сердце перст направил Одиссей и тихо вопросил:

– Так что ты изберёшь?

– Подумаю.

– И все же?

– Тебе пора идти. Увидеть могут.

– Пускай.

– Смеяться будут женихи.

– Сносить насмешки должен тот, кто шутит над другими.

– Я завтра дам ответ, – сказала Пенелопа и поднялась.

– Пойду богам молиться, – вздохнул Лаэрта сын, покорно удаляясь.

Меж тем, направилась к Елене Пенелопа. Завидев дочь Икария, задорно встретила её Елена:

– Привет, соперница!

– Ах, не смеши меня, сестрица.

– Как же, как же, вон, сколько возжелало женихов твоей руки!

– Надежды нет у них тебя добиться.

– Не скажи, средь них есть те, кто выбора моего достоин.

– И кто?

– Зачем тебе?

– От них я откажусь.

– Не сможешь, не ты решаешь, кто тебя возьмёт.

– А это уж моя забота.

– Ах, даже так, – пристально посмотрела тут Елена на сестрицу. – Тогда бери любого.

– Неужто нет средь них, кто по сердцу тебе?

Дочь Тиндарея печально голову склонила:

– Нет, хотя ты не поверишь.

– Среди таких героев?

– Славнее всех Тесей. Он хоть меня похитил, но равных нет ему – он первый. Забыть его я не могу. Ах, зачем меня домой вернули Кастор и Полидевк?

Елена с Пенелопой обнялись и разрыдались. Потом утёрли свои слёзы. Проходит быстро женская печаль.

– Теперь раскрой и ты мне свою тайну, – промолвила Елена. – Не верю я, что просто так о женихах меня пытала.

Смутилась Пенелопа и тихо призналась, глаза потупив:

– Одиссей.

– Я так и думала. Достойный выбор: красив и мудр, и на руках жену носить он будет. Одно меня смущает.

– Что? – с тревогой вопросила дочь Икария.

– Слыхала я, что на Итаке лишь скалы голые и овцы, сплошное захолустье. Ужасно жить в такой глуши.

– Мой будущий супруг Амикл достоин, – напомнила тут Пенелопа.

– И боги этого хотят, – с улыбкой молвила Елена, – но чует моё сердце, что мечтает Одиссей к Лаэрту с суженой вернуться.

– Зачем?

– Не знаю. Всего лишь строю я догадки. Скорее, ошибаюсь. Не придавай значения. Как бы там ни было, а Одиссей – прекрасный выбор, и за тебя я рада.

– Рано, – вздохнув, сказала Пенелопа, – ещё не знает сын Лаэрта, что выбрала его я. Скорее, влюблён в тебя он….

– Неважно, – рассмеялась гордая Елена, – всё будет так, как мы решим.

– Должно быть по любви.

– Само собой, а я всего лишь помогу свершится божьей воле.

Невольно пожалела Пенелопа, что призналась Елене. Но что уж сделаешь? И дочь Икария, краснея, молвила:

– Прошу тебя, держи в секрете мою тайну.

Елена обняла сестрицу:

– Твоё желание исполню: оно угодно Зевсу.

* * *

Узнав, что Пенелопа не торопится назвать вид состязанья, всех женихов созвал царь Спарты на охоту. Героям не позволено сидеть без дела. Удел их – подвиги. На склонах гор Лаконии, покрытых лесом, отвагу, ловкость, силу мог в полной мере каждый проявить. В краях водились здешних огромные олени и лани быстроногие, и тучные быки, и волки хитрые, и лошади, не знавшие седла, свирепейшие вепри и медведи, опасные смертельно. Перед охотой женихи с молитвой к Артемиде обратились и принесли ей воздаяние, обещая обильные дары от будущей добычи. Они охотились на то, что находилось под покровительством богини, и, получив благоприятные знаменья, вооружились копьями, и стрелами, и луком, и кинжалом, поднялись в горы, по дебрям разбредясь. И каждый сам выбирал себе добычу, и этот выбор о претендентах говорил немало. Охотник любит зверя, на которого похож и даже чем– то сроден. Герой на поединок шёл с опасным зверем, чтобы сразиться не только с ним, но и самим собой, преодолев свой страх. Все с нетерпением ожидали возвращения героев на холме у храма Артемиды. Дрова сложили слуги для костров и прямо на траве расставили корзины с хлебом и амфоры с вином. А Тиндарей, Икарий, Агамемнон, Елена, Пенелопа и Клитемнестра на холм поднялись и в даль смотрели с напряженьем. Вдруг визг пронзительный вонзился в уши. Все вздрогнули, но Агамемнон с ухмылкой молвил:

– Кабан в предсмертных судорогах забился. Сражён он Менелаем.

– Иль Менелай могучим вепрем? – встревожилась Елена.

Агамемнон лишь усмехнулся:

– Еще тот вепрь не родился.

И в подтвержденье его слов раскатисто рог трубный Менелая над долиной прозвучал. На звук сей слуги устремились и вскоре возвратились, неся поверженного вепря и сгибаясь под тяжестью добычи. Настолько зверь огромным был, что и мертвый внушал он ужас. Ещё ужаснее смотрелся Менелай. Забрызгано было лицо его кабаньей кровью и одежда, разорванная в клочья, и волосы от крови покраснели. Сверкали лихорадочно глаза, а из гортани несся страшный рык. Он, окровавленным кинжалом потрясая, исторг воинственно:

– О боги! Свидетелями моей победы будьте!

– О! Менелаю слава! – вскричал Агамемнон, но никто порыв его не поддержал, а Тиндарей изрёк:

– Омойся и потом предстань перед богами.

Атрида сын сверкнул очами зло, но посмотрел на брата, кивнувшего едва заметно, и быстро к берегу спустился, сорвав с себя хитон, покрытый кровью.

Тут зазвучал Аякса рог, и сам могучий царь, правитель Саламина, спустился с гор. Пред ним оленя благородного несли с ветвистыми рогами. Печален лик был у героя.

– Случилось что? – встревожилась Елена. – Быть может ранен ты?

– Я цел и невредим, – вздохнул Аякс, – но сердце кровью облилось, когда оленя я поверг.

– Из-за чего?

– Красив уж больно был живым и даже мёртвым он сохранил величие и благородство.

Молчание неловкое возникло, и взоры устремились на оленя, лежащего у алтаря. Елена лишь взглянула мельком и сказала:

– Герой могучий, не печалься: достойна цель твоя и не такого. Ради неё приносят в жертву царства и народы.

Ни слова не сказал в ответ Аякс, у алтаря присел на камень и взмолился:

– Прости меня, богиня, что лес кощунством осквернил.

Вновь рог зазвучал, и на холм легко взбежал Аякс, Локриды царь. В правой руке держал он за уши зайчишку, который трепыхался и изо всех сил пытался вырваться.

– А это что за чудо? – Елена удивилась. – Зачем ты зайца притащил?

– Тебе чтоб показать.

– Зачем?

– Чтобы знала ты, что от меня никто не убежит: ни заяц, ни невеста.

– А что, поймать его так трудно?

– Попробуй!

И с этими словами он зайца отпустил. Тот кувыркнулся, подпрыгнул выше головы Аякса и в лес помчался. Лаконские собаки с громким лаем следом понеслись, да только всё зазря. Под улюлюканье и хохот умчался заяц от собак.

– Меня ты с зайцем хочешь уравнять, – сквозь смех промолвила Елена, – да только я бежать не собираюсь. Скорее женихи, как зайцы, разбегутся.

С добычею богатой герои возвращались. Кто лань принёс, кто горного барана, кто волка в дебрях затравил. А Диомед косулю быстроногую стреножил, пронзив стрелою её сердце. Хоть умерла мгновенно, а тело всё ещё теплом дышало. Всё женихи, хвалу воздав богине, трофеи поварам отдали, а те костры уж разожгли и туши жарили на вертелах, и с дымом аромат к богам на небо возносился.

– А где же Одиссей? – спросила тихо Пенелопа. – Уже темнеет.

– Да и Патрокла я не вижу, – добавила Елена.

– Неужто заблудились? – с притворную тревогой спросил Агамемнон.

– Им стыдно без добычи возвращаться, – стал насмехаться Менелай, – вот в дебрях и сидят.

Со всех сторон посыпались остроты:

– Теперь их днём с огнём не сыщешь.

– Да они сбежали.

– Жениться передумали….

И вдруг все голос Одиссея услыхали:

– Я здесь.

Неслышно подошёл он и взирал на всех со стороны. Насмешки стихли сразу, как будто языки все проглотили. Лишь Тиндарей спросил недоуменно:

– А где твоя добыча и оружие? Где лук и стрелы?

А сын Лаэрта был и впрямь лишь с голыми руками.

– Неужто потерял? – дивились женихи.

– Поклёп напрасно не спешите возводить, – спокойно им ответил Одиссей и тихо свистнул.

В ответ заржала лошадь, и на холм кобыла дикая взнеслась, послушно пред хозяином застыла, лишь изредка храпела и копытом землю била. К седлу привязан лук, и стрелы из колчана торчали, а круп украсила лиса, и пышный хвост свисал едва не до земли.

– Ты что, кобылу дикую смирил? – дивясь, Елена вопросила.

– Не убивать же её было, – развёл руками Одиссей.

– Вот это да! – дивились Тиндарей, и все цари, царевны, женихи и даже слуги.

Лишь Менелай скривил в усмешке губы:

– Не диво лошадь укротить, куда труднее вепря завалить.

– Предпочитаю жертве жизнь дарить, – с достоинством ответил Одиссей и весело напомнил:

– Победу рано нам делить, еще Патрокл кого– то должен завалить.

И тут из чащи рёв раздался. Медведь из леса показался и к людям быстро приближался. Глаза пылали, билось пламя изо рта и рёв стоял ужасный. Схватились за оружие герои, собою женщин заслонив, но тут медведь вдруг сбросил шкуру, и сам Патрокл свой торс могучий обнажил и, факелом горящим потрясая, раскатисто провозгласил:

– Сразиться кто со мной посмеет!?

Но женихи мечи и копья опустили и радостно провозгласили:

– Патроклу слава! Победителю медведя!