Текст книги "Битва за Карфаген"

Сципион планировал быстро захватить Гадес, однако человек предполагает, а боги располагают. Полководец опасно заболел, слухи об этом распространились по Испании, что привело к неожиданным и опасным последствиям, потому что многие договоренности с иберийскими вождями держались на личном авторитете Сципиона. Если бы с полководцем что случилось, то восстание в Испании против римлян было бы неизбежным, чем непременно воспользовались бы карфагеняне. Самые негативные прогнозы стали оправдываться, когда вожди илергетов братья Индибилис и Мандоний подняли на борьбу с римлянами лацетанов и возмутили кельтиберов. В довершение всех бед подняли мятеж испанские легионы, расквартированные в окрестностях города Сукрона.

Причины этого выступления Тит Ливий объяснил очень просто: «Длительное безделье, как водится, породило распущенность; солдатам, привыкшим во вражеской стране жить, не стесняя себя, жизнь без войны показалась скудной» (Liv. XXVIII. 24). Легионеры стали требовать выплаты жалованья и отправки в Италию, отказывались выполнять распоряжения командиров. Закончилось тем, что мятежники из своей среды выбрали себе двух предводителей, стали вымогать у испанских союзников деньги и совершать набеги на соседние города. В лагере со дня на день ожидали вести о смерти Сципиона.

Ситуация изменилась после того, как стало известно, что Публий жив и пошел на поправку. Индибилис и Мандоний сразу же отказались от выступления против римлян, пошел на убыль и мятеж среди легионеров. Сципион лично обратился к недовольным воинам и убедил их вернуться к исполнению своих обязанностей, зачинщики мятежа были казнены перед строем. Действуя жестоко и решительно, используя весь свой авторитет, Публий Корнелий сумел переломить настроения в легионах. Ситуация стабилизировалась.

В это время в окрестностях Гадеса велись боевые действия. Командир гарнизона Ганнон набрал в долине реки Бетис 4000 испанцев, вступил в бой с войсками Луция Марция, но потерпел поражение и был вынужден укрыться за стенами Гадеса. Однако вскоре пунийцам улыбнулась удача, поскольку им удалось разоблачить заговорщиков и предотвратить попытку передачи города римлянам. По приказу Магона предателей посадили на квинквирему и отправили в Карфаген. В этот же день у Геркулесовых Столпов[12]12
  Геркулесовы Столпы – Гибралтарский пролив.


[Закрыть] произошло морское сражение между кораблями Гая Лелия и отрядом трирем пунийского военачальника Адгербала. Силы противников были примерно равны (8 трирем у Агдербала, 7 трирем и квинквирема у Лелия), однако сила течения в проливе помешала карфагенским морякам проявить свои лучшие качества. Сражение было сумбурным, корабли разворачивало водоворотами, они сталкивались друг с другом, волны мешали кормчим направлять суда на цель. Потеряв две триремы, карфагеняне уплыли в сторону Африки, римляне взяли курс на город Картею, находившийся неподалеку (Liv. XXVIII. 30). Здесь Лелий узнал о том, римские сторонники в Гадесе разоблачены и схвачены. Понимая, что имеющимися в наличии силами город не взять, Луций Марций и Гай Лелий вернулись в Новый Карфаген.

Обстановка на Иберийском полуострове вновь накалилась, Индибилис и Мандоний все-таки выступили против римлян. Вожди призвали к оружию илергетов, объединились с кельтиберами и набрали до 20 000 пехотинцев и 2500 всадников (Liv. XXVIII. 31). Сципион среагировал быстро, перешел с легионами Ибер и на четвертый день вступил в битву с испанцами. Римская конница обошла позиции иберийцев, тяжеловооруженная пехота ударила с фронта. Разгром был полный, испанские войска разбежались, Индибилис и Мандоний сдались на милость Сципиона. Исходя из сложившейся ситуации, Публий Корнелий проявил гуманность и ограничился тем, что взял с илергетов крупную сумму денег для выплаты жалованья легионерам.

Все это время Сципион обдумывал будущее вторжение в Африку. Он решил еще больше укрепить свои позиции и ускорил переговоры с Масиниссой. Римлянин и нумидиец были заинтересованы друг в друге: Сципион надеялся на поддержку африканских всадников, а Масинисса хотел обрести могущественного союзника в борьбе за трон Восточной Нумидии. Понимал важность личной встречи и Сципион: он был извещен, что нумидийский царевич давно ищет с ним встречи, чтобы обсудить условия соглашения. Римские лазутчики сумели встретиться с Масиниссой и достигнуть предварительной договоренности. Возвращаясь из похода на илергетов, Публий Корнелий сделал небольшой крюк, чтобы приблизиться к Гадесу, откуда должен был прийти Масинисса.

Царевич до поры до времени не хотел раскрывать перед карфагенянами своих намерений, поэтому он обратился к Магону с просьбой совершить рейд на земли римских союзников, мотивируя это тем, что лошадям необходим корм, а воины устали от безделья. Командующий согласился с доводами Масиниссы и дал разрешение на вылазку. Как только царевич удалился от Гадеса на безопасное расстояние, он немедленно отправил к Сципиону трех военачальников. Двое остались в римском лагере, один вернулся к Масиниссе и рассказал о времени и месте встречи.

Высокий и стройный нумидиец произвел хорошее впечатление на римского полководца. Масинисса выразил Публию искреннюю благодарность за освобождение из плена племянника, оказавшегося в его руках после битвы при Бекуле. Затем заявил, что искренне желает служить Сципиону и помогать римлянам в войне против Карфагена. В Испании он бессилен повлиять на ситуацию, но как только Публий приведет легионы в Африку, Масинисса ему окажет всяческое содействие. К этому времени он надеется утвердиться на троне в Цирте, после чего масилии станут верными союзниками римлян. Так познакомились Сципион и Масинисса.

Публий Корнелий мог быть доволен исходом переговоров. С переходом Масиниссы на его сторону карфагенская армия лишалась великолепной нумидийской конницы, что давало легионам неоспоримое тактическое превосходство на поле боя. Если раньше пунийцы противопоставляли римской тяжеловооруженной пехоте нумидийскую кавалерию, то теперь они были лишены такой возможности. Поскольку Сифакс и Масинисса перешли на сторону Рима, Сципиона не смущало, что эти двое являются заклятыми врагами: для него было главным, что Карфаген оказался в полной изоляции. Общаясь с Масиниссой, Публий видел, что «что у юноши душа нараспашку» (Liv. XXVIII. 35), чем мастерски и воспользовался. Мы знаем, что командующий умел производить хорошее впечатление на собеседников; данный случай не стал исключением, и нумидиец был буквально очарован римским полководцем. Союз был заключен, и Сципион повел легионы в Таррагону. Чтобы не вызывать подозрений Магона, Масинисса с разрешения Публия Корнелия разорил близлежащие территории, взял богатую добычу и вернулся в Гадес.

Магон ничего не знал о предательстве командира нумидийской конницы. Он понимал, что дни карфагенского присутствия на Иберийском полуострове сочтены, и готовился переправить войска в Африку для защиты Картхадашта. Однако в разгар приготовлений получил приказ карфагенского правительства перебросить армию в Италию. Там Магону предписывалось нанять галлов и лигурийцев, после чего идти на соединение с Ганнибалом (Liv. XXVIII. 36). Решение в высшей степени странное, поскольку после завоевания римлянами Испании судьба войны решалась в Африке, но никак не в Италии, которая стала второстепенным стратегическим направлением. У Ганнибала не было сил угрожать непосредственно Риму, без этого его пребывание на вражеской территории теряло смысл. Правительству в Картхадаште надо было собирать все войска для защиты города, а не распылять их по разным фронтам. Совсем недавно Гасдрубал Баркид потерпел поражение при попытке прорваться на соединение с Ганнибалом, хотя его армия в несколько раз численно и качественно превосходила армию Магона. Власти Карфагена допустили серьезную ошибку, когда отдали приказ переправить гарнизон Гадеса в Италию.

У Магона не было выбора, и он начал готовиться к экспедиции в Италию. Несмотря на то что из Картхадашта ему прислали значительную сумму денег, военачальник посчитал, что их будет недостаточно для вербовки наемников. Поскольку Магон не собирался возвращаться в Гадес, то принял решение ограбить городскую казну, местные храмы и богатых горожан. После этого карфагеняне погрузились на корабли и навсегда покинули Гадес.

Трудно сказать, когда Магону пришла в голову идея захватить Новый Карфаген. Либо он обдумал ее во время пребывания в Гадесе, либо просто решил воспользоваться ситуацией. Как бы там ни было, пунийские корабли изменили курс и устремились к испанскому побережью. Магон надеялся застать римлян врасплох, однако все пошло не так, как рассчитывал карфагенский военачальник. И виноват в этом был он сам. Вместо того чтобы сразу высадить десант у Нового Карфагена и внезапно атаковать город, Магон отправил солдат грабить окрестные села. После этого вновь погрузил войска на корабли, подошел к Новому Карфагену и в течение дня держал флот в пределах видимости с городских стен. И только ночью приказал начинать штурм.

Атака на город началась со стороны лагуны, в том самом месте, где несколько лет назад воины Сципиона прорвались в город. К этому времени командир римского гарнизона был извещен о том, что пунийцы разоряют и грабят сельскую округу, а их корабли курсируют вдоль берега. Меры предосторожности были приняты, войска приведены в полную боевую готовность.

Очень часто действия карфагенских полководцев не поддаются логическому объяснению. Совершенно непонятно, зачем Магон потерял целые сутки и потратил время на разорение городских окрестностей, вместо того чтобы с ходу попытаться овладеть Новым Карфагеном. Пунийцы дали себя обнаружить и тем самым позволили римлянам подготовиться к обороне. Фактор внезапности, который в операциях подобного рода имеет решающее значение, был утерян, поэтому итог авантюры Магона был закономерен. Младший брат Ганнибала был опытным военачальником, воевал в Италии, сражался при Каннах, защищал от римлян Испанию. В отличие от карфагенских олигархов, Магон с молодых лет находился в армии, хорошо знал стратегию и тактику, поэтому непонятно, почему операция по захвату Нового Карфагена была так бездарно спланирована.

Рассказ Тита Ливия об атаке на Новый Карфаген изобилует фактическими ошибками (XXVIII. 36). Как следует из текста, пунийцы пошли на штурм со стороны лагуны: «Магон повел их к той стороне стены, овладев которой римляне в свое время взяли город». Ничего удивительного в этом нет, карфагенский военачальник просто пытается повторить успешные действия Сципиона. Вопросы вызывает дальнейший рассказ Ливия: «Когда вражеские солдаты вперемешку с матросами нестройной толпой подошли к стене, шумом возмещая нехватку сил, ворота внезапно раскрылись и оттуда с криком выбежали римляне». Во-первых, идти через лагуну нестройной толпой с шумом и криками невозможно по определению – достаточно вспомнить, с каким трудом через нее перебрались легионеры Сципиона. Во-вторых, с этой стороны в городской стене не было ворот. Получается, что дальнейшее повествование Ливия действительности не соответствует: «Враги дрогнули при первом же столкновении и от первых же дротиков побежали; их преследовали до самого берега, многих убили. Если бы стоявшие у берега корабли не приняли перетрусивших беглецов, никто бы не уцелел в сражении и бегстве». Римский историк громоздит одну нелепость на другую, совершенно не задумываясь о том, насколько правдоподобно это выглядит. Даже если римляне вышли из ворот, обошли городские укрепления и отбросили пунийцев от стен, то преследовать противника в лагуне, где местами вода доходила до плеч, они не могли чисто физически. Тем более – убивать при этом солдат противника сотнями. В этом плане утверждение Ливия, что «между стеной и берегом перебито было около восьмисот человек и найдено около двух тысяч щитов, мечей и другого оружия», выглядит более чем странным.

Здесь может быть только два ответа: либо карфагеняне произвели атаку на городские ворота со стороны суши, потерпели поражение и были отброшены к кораблям с большими потерями, либо наступали через лагуну и были отбиты находившимися на стене легионерами. В этом случае ни преследования, ни больших потерь не было. Каждый выбирает ту версию развития событий, которая ему больше нравится.

После провала операции по захвату Нового Карфагена пунийские корабли вновь изменили курс и поплыли в сторону Геркулесовых Столпов. Как это ни покажется парадоксальным, но Магон решил возвратиться в Гадес. Тит Ливий не объясняет, в чем была причина метаний пунийского военачальника, почему он решил проигнорировать приказ карфагенского правительства. Как бы там ни было, когда карфагеняне появились в окрестностях Гадеса, горожане закрыли перед ними ворота. На все вопросы Магона, почему так происходит, военачальнику отвечали, что население боится новых грабежей. Магон не имел сил для штурма города, но очень хотел покарать горожан за измену, поэтому он заманил на переговоры представителей правящей верхушки Гадеса, велел высечь их кнутами и приколотить к деревянным крестам. После чего погрузил войска на корабли и уплыл по старому маршруту. Как только карфагенские паруса исчезли за линией горизонта, горожане отправили к римлянам гонцов с вестью, что сдают Гадес. Так бесславно закончилось владычество пунийцев на Иберийском полуострове.

Магон приказал держать курс на Питиусский архипелаг, где находилась колония карфагенян. Римляне до этих мест еще не добрались, поэтому Магон сумел запастись продовольствием и навербовать новых солдат. После этого командующий распорядился отплывать к Балеарским островам. Когда карфагенские корабли попытались войти в гавань острова Мальорка, местные жители оказали пришельцам вооруженное сопротивление. Прославленные балеарские пращники обрушили на пунийские корабли град метательных снарядов и заставили кормчих развернуть суда, поэтому карфагеняне высадились на Минорке, вытащили корабли на берег, разбили лагерь, заняли город и приготовились к зимовке. Во время время нахождения на острове Магон нанял 2000 воинов и переправил их в Карфаген для защиты города.

Боевые действия в Западном Средиземноморье затихли. После сдачи Гадеса с карфагенским присутствием в Иберии было покончено, поэтому Сципион принял решение вернуться в Рим. Передав командование Луцию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину, в конце 206 г. до н. э. военачальник на десяти кораблях прибыл в гавань Остии. Оттуда Публий Корнелий направился в Рим, где сделал в Сенате доклад о ходе и итогах Иберийской кампании. Несмотря на потрясающие успехи, полководцу было отказано в триумфе на том основании, что «до сего дня ни один человек, не занимавший еще должностей, триумфа не получал» (Liv. XXVIII. 38). Зато весной 205 г. до н. э. Сципион был избран консулом. Именно с его именем народ Рима связывал окончательную победу над Карфагеном.

* * *

В Риме бушевали страсти, по городу ходили слухи, что Сципиону без жеребьевки достанется Африка. Данный факт не мог не тревожить сенаторов, недоброжелательно настроенных к популярному в народе полководцу, подливал масла в огонь и сам Публий Корнелий. Он говорил о том, что как только переправит легионы в Африку, то Ганнибал покинет Италию для защиты Карфагена. И война вернется туда, откуда пришла. Однажды полководец заявил на Форуме, что «провозглашен консулом не для того, чтобы просто вести войну, но для того, чтобы ее закончить, а это возможно, только если он переправится с войском в Африку, и буде Сенат воспротивится тому, он обратится к народу» (Liv. XXVIII. 40). Это дерзкое заявление еще больше встревожило «отцов отечества». Поэтому на ближайшем заседании Сената против Сципиона и его амбициозных планов выступил Квинт Фабий Максим Кунктатор.

Лучшей кандидатуры, чтобы противостоять в Сенате Публию Корнелию, было не найти. Пятикратный консул, спаситель республики в страшные дни нашествия Ганнибала, завоеватель Тарента, прозванный соотечественниками «щит Рима», Фабий Максим стал легендой еще при жизни. О своих заслугах перед государством Кунктатор высказался кратко и емко: «Моя слава при мне: с нею мне и жить, с нею и умереть. Я не позволил Ганнибалу победить, чтобы смогли победить его вы, кто теперь полон сил» (Liv. XXVIII. 40). Старый вояка полагал, что пока в Италии находится армия Ганнибала, римлянам не следует отправлять легионы в Африку. Кунктатор хорошо знал, на что способен карфагенский полководец. Кроме того, он был негативно настроен по отношению к Сципиону, считая молодого человека безрассудным авантюристом, не способным до конца просчитывать последствия своих поступков.

В своей речи перед сенаторами Фабий Максим вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию, указал на опасности, с которыми связаны заморские походы. Напомнил Публию о судьбе отца и дяди, погибших в Испании. После чего обратился к истории и рассказал о судьбе Марка Атилия Регула, командовавшего римской армией во время экспедиции в Африку в 256–255 гг. до н. э. В тот раз для римлян все закончилось сокрушительным разгромом, Карфаген устоял, взятый в плен Регул был замучен пунийцами. У Кунктатора был свой взгляд на дальнейшее ведение войны. Преимущества своей стратегии он попытался разъяснить Сципиону: «Если ты снаряжаешься на войну с Ганнибалом, зачем тебе такой кружной путь: переправляться в Африку, рассчитывать, что он последует туда за тобой? Почему тебе не идти напрямик: туда, где Ганнибал сейчас, если уж ты стремишься к великой славе завершителя войны с Карфагеном? Это естественно – сперва защитить свое, потом завоевывать чужое. Да будет мир в Италии раньше, чем война в Африке, и пусть страх сначала отпустит нас – потом пойдем устрашать других» (Liv. XXVIII. 41). На ситуацию Фабий Максим смотрел проще, чем Сципион. Тщательно проанализировав все минусы стратегии своего оппонента, заслуженный военачальник пришел к закономерному выводу о том, что она пагубна для Рима. Заканчивая свое выступление, Кунктатор отправил Сципиона в нокаут: «Ты собираешься не только Карфаген, но и всю Африку держать в осаде своим войском, а Гасдрубала ты упустил, и он перешел в Италию?» (Liv. XXVIII, 42).

Это был удар ниже пояса, на который Публию Корнелию нечего было ответить. Поэтому консул искусно обошел скользкую тему, сосредоточившись исключительно на стратегических и тактических вопросах грядущей войны в Африке. Суть своей стратегии Сципион охарактеризовал так: «Пусть наконец отдохнет измученная Италия, пусть огонь и меч опустошают теперь Африку; пусть лучше римский лагерь воздвигнется у врат Карфагена, а не мы вновь увидим с наших стен неприятельский вал; пусть теперь очагом войны станет Африка, пусть она увидит пораженных ужасом беженцев, опустошенные поля, отпавших союзников – все бедствия войны, которые четырнадцать лет обрушивались на нас» (Liv. XXVIII. 44). Консул вновь попытался объяснить сенаторам суть своей стратегии: «Ты, Фабий, назначил мне равного противника – Ганнибала; только скорее я повлеку его за собой, а не он здесь удержит меня. Я заставлю его сражаться в его стране, и наградой за победу будет Карфаген, а не полуразрушенные крепости бруттийцев» (Liv. XXVIII. 45). Сципион отметил существенное отличие новой кампании от экспедиции Регула, обратив внимание сенаторов на поддержку, которую ему окажут цари Сифакс и Масинисса. Лишившись нумидийской конницы, карфагенская армия будет сильно ослаблена, ее боевой потенциал снизится, поэтому на полях сражений легионы получат неоспоримое преимущество. Что касается Ганнибала, то его войска уже не представляют той угрозы, как в начале войны, поэтому второму консулу вполне по силам отразить вражеское наступление, если оно последует.

После этого началось обсуждение вопроса о провинциях. Публия Корнелия спросили, примет ли он решение Сената о провинциях? В ответ сенаторы услышали, что консул будет действовать так, «как потребует того благо государства» (Liv. XXVIII. 45). Началось бурное обсуждение, затянувшееся до самого вечера. На следующий день дебаты продолжились, после долгих препирательств стороны сумели выработать компромиссное решение. Сципиону досталась в качестве провинции Сицилия, его коллега Публий Лициний Красс Див получил Бруттий и вместе с ним войну с Ганнибалом, поскольку, как великий понтифик[13]13
  Великий понтифик – глава коллегии жрецов-понтификов.


[Закрыть], не имел права покидать пределы Италии. Для Публия Корнелия ситуация сложилась очень непростая, поскольку ему выделили лишь 30 боевых кораблей и запретили провести набор в легионы. Однако консул не смутился и самоуверенно заявил, что призовет добровольцев, а корабли и все необходимое для флота получит от союзников.

Тит Ливий подробно перечисляет города и регионы, оказавшие содействие Сципиону при подготовке к экспедиции в Африку: «Первыми пообещали по своим возможностям помочь консулу города Этрурии: Цере – дать хлеб и всякое продовольствие для моряков; Популония – железо; Тарквиния – холст на паруса; Волатерры – корабельный лес и хлеб; Арретий – три тысячи щитов и столько же шлемов, копья, галльские дротики, длинные копья – всего пятьдесят тысяч предметов, каждого вида оружия поровну, а также топоры, заступы, косы, корзины, ручные мельницы, сколько этого нужно для сорока военных судов; сто двадцать тысяч модиев пшеницы и дорожных денег десятникам и гребцам. Перузия, Клузий и Рузеллы пообещали корабельный сосновый лес и много хлеба. Сосны брали из общественных лесов. Города Умбрии и, кроме того, Нурсия, Реата, Амитерн вся земля сабинская пообещали солдат; многие марсы, пелигны и марруцины пошли добровольцами во флот. Камерин, равноправный по договору с Римом, прислал когорту в шестьсот вооруженных» (Liv. XXVIII. 45). Сципион не хотел задерживаться в Италии, по его приказу за сорок пять дней были построены и спущены на воду 10 квадрирем и 20 квинквирем. На них консул погрузил 7000 добровольцев и отплыл в свою провинцию (Liv. XXVIII. 46).

Прибыв на Сицилию, Публий Корнелий расквартировал войска по всему острову, но неожиданно столкнулся с недовольством местного населения. Несмотря на то что боевые действия закончились несколько лет назад, эллины были недовольны римским господством и требовали вернуть назад свое имущество, захваченное легионерами во время войны. Несмотря на то что Сенат распорядился вернуть награбленное прежним хозяевам, исполнение данного указа игнорировалось. Сципион знал, что для успешного проведения экспедиции в Африку необходим надежный тыл: именно здесь крылся залог победы. Поэтому он очень серьезно отнесся к исполнению постановления Сената и в сжатые сроки вернул эллинам их имущество, не останавливаясь даже перед вынесением судебных решений. Свой цели полководец достиг: греки стали оказывать ему содействие в подготовке похода на Карфаген, начали поставлять в римский лагерь хлеб и продовольствие.

Интересен рассказ Тита Ливия о том, как полководец снарядил три сотни всадников-добровольцев из Италии. Эти воины прибыли на Сицилию без оружия и снаряжения, однако Сципион оригинально решил проблему. Отобрав среди сицилийцев три сотни представителей золотой молодежи, он приказал им явиться верхом и в полном вооружении на воинский смотр. Там консул объявил молодым эллинам, что те из них, кто не хочет отправляться в Африку, может отдать коней и оружие италийцам. Также сицилийцам вменялось в обязанность обучить италиков умело пользоваться новым снаряжением. Все триста молодых людей приняли условия Сципиона – по свидетельству Тита Ливия, «получился превосходный отряд конников, хорошо послуживший государству во многих сражениях» (Liv. XXIX. 1). Для римского полководца на первом месте всегда стояла не численность войск, а их подготовка. Недавно построенные корабли консул распорядился вытащить на сушу, старые приказал починить и под командованием Гая Лелия отправил в набег к африканскому побережью. Сципион хотел обладать точной информацией о том, что происходит на вражеской территории.

По свидетельству Тита Ливия, римские войска высадилась около города Гиппона Регия и начали разорять окрестные земли (Liv. XXIX. 3). Здесь хотелось бы обратить внимание на один принципиальный момент. Дело в том, что в Северной Африке было два города Гиппона – Гиппон Регий (Царский) и Гиппон Диаррит (Гиппакрит[14]14
  Гиппакрит (Гиппон Диаррит) – современная Бизерта.


[Закрыть]). Ближе к Карфагену находился Гиппон Диаррит, именно здесь, исходя из поставленных перед ним задач, должен был Гай Лелий высаживать десант. Поэтому можно предположить, что Тит Ливий ошибся, назвав Гиппон Регий в качестве места высадки римских войск.

Набег римлян на африканское побережье оказался полной неожиданностью для карфагенского правительства. Население попавших под вражеский удар районов устремилось в Карфаген, сея на своем пути страх и смятение. По городу ходили слухи, что у Гиппона высадилась вся римская армия под командованием Сципиона, хотя никто не мог назвать точного количества вражеских кораблей. Как следствие опасность была преувеличена, в Карфагене началась паника.

Несмотря на это, власти действовали быстро и энергично. В городе и окрестностях был проведен набор воинов, вербовщики наняли большое количество ливийцев. В Картхадаште заготовили запасы продовольствия и оружия, на стенах установили метательные машины, в городской гавани спешно снаряжали флот, который должен был отправиться к Гиппону. В разгар приготовлений стало известно, что прибыл лишь небольшой римский отряд под командованием Гая Лелия, сам же Сципион с главными силами находится на Сицилии. Поскольку непосредственная опасность городу перестала угрожать, действия карфагенских властей приняли более спокойный и осмысленный характер.

Были направлены посольства к африканским царькам, чтобы закрепить старые союзы, карфагенские уполномоченные уехали в Македонию, надеясь побудить Филиппа V к высадке на Сицилии или в Италии. За это царю обещали 200 талантов серебра. К Магону в Лигурию отправили 25 военных кораблей, 6000 пехотинцев, 800 всадников, 7 боевых слонов и значительную сумму денег для вербовки наемников (Liv. XXIX. 4). Стратегическая задача для Магона оставалась прежней: собрать как можно больше воинов, вторгнуться в Италию и прорываться на соединение с Ганнибалом. Несмотря на нереальность этого плана, в Карфагене свято верили, что его можно осуществить.

В это время в лагерь Гая Лелия прибыл Масинисса. Римский военачальник занимался подсчетом захваченных трофеев, когда ему доложили о прибытии царевича. Лелий приказал провести его в свою походную палатку и распорядился собрать на совет командиров. Если он надеялся, что нумидиец прибыл в сопровождении большого кавалерийского отряда, то жестоко ошибся. Масиниссу сопровождали всего несколько всадников, а сам он, как, оказалось, был изгнан из царства отца. Прослышав о прибытии римского флота, Масинисса поспешил на побережье, однако вместо армии Сципиона застал Гая Лелия с небольшим количеством воинов. Изгнанник посетовал, что Публий Корнелий зря медлит с вторжением. Пока Сифакс воюет со своими соседями, но как только он их победит, сразу же изменит союзу с римлянами. В этом Масинисса уверен твердо. Пусть Лелий возвращается на Сицилию и убеждает Сципиона как можно скорее выступать в поход. К Гиппону уже движется карфагенский флот, поэтому римлянам лучше покинуть это место. Но как только консул ступит на африканскую землю, Масинисса приведет ему на помощь множество нумидийцев. Распрощавшись с римским командующим, царевич покинул лагерь.

На следующий день после ухода Масиниссы Гай Лелий приказал войскам грузиться на суда и покинул африканское побережье. Военачальник спешил, поскольку не хотел встречаться в море с карфагенскими боевыми кораблями. Прибыв на Сицилию, Лелий доложил Сципиону обстановку на будущем театре боевых действий и передал просьбу Масиниссы ускорить вторжение в Африку. Публий Корнелий и сам хотел как можно быстрее выступить в поход, однако в данный момент не мог покинуть Сицилию: на Бруттийском полуострове началась операция по взятию города Локры, присутствие консула было необходимо на этом участке фронта.

* * *

Неожиданно напомнил о себе Магон Баркид. И как напомнил! Во время зимовки на Балеарских островах он умудрился навербовать значительное количество наемников, собрал флот из 30 боевых кораблей и большого количества транспортных судов. Но, самое главное, эти приготовления пунийский военачальник умудрился сохранить в полной тайне. Как следствие, сенаторы о Магоне забыли и не дали никаких распоряжений римским военачальникам в Северной Италии. Неосведомленность высшего командования породила беспечность и безответственность среди командиров низшего звена. Лигурийское побережье флотом не охранялось, и когда карфагенская армада, подошла к берегам Лигурии, на берег высадились 12 000 пехотинцев и 2000 всадников (Liv. XXVIII. 46). Армия Магона с ходу захватила Геную, затем так же стремительно овладела Савоной[15]15
  Савона – город в 50 км к юго-западу от Генуи.


[Закрыть]. Десять карфагенских боевых кораблей остались охранять гавань Савоны, остальные двадцать Магон отправил в Картхадашт, чтобы патрулировать африканское побережье. Сложив все трофеи в захваченном городе, полководец решил вмешаться междоусобную войну между лигурийскими племенами. Исходил из того, что победитель будет всем обязан карфагенянам и окажет им помощь в войне с римлянами. Магон действовал так, как некогда действовал его брат Ганнибал во время похода в Италию через Галлию. Затем карфагенский военачальник заключил союз с племенем ингавнов против жившего в горах племени эпантериев. Пунийское войско увеличивалось с каждым днем, лигурийцы толпами сходились под карфагенские штандарты. Лигурийцы были отличными бойцами, недаром Тит Ливий отметил, что «лигурийцы – племя, закаленное в войнах» (XXVII. 48). Как пишет Страбон, «в походах они плохие всадники, но зато прекрасные тяжеловооруженные воины и бойцы врукопашную. Оттого, что они употребляют бронзовые щиты, некоторые выводят заключение, что они – греки» (Strab. IV. VI. 2). Магон был горд своими успехами. Он собрал в регионе до восьмидесяти грузовых кораблей, погрузил на них захваченную добычу, пленных лигурийцев и отправил в Карфаген. Однако этот караван до пункта назначения не дошел и был перехвачен у Сардинии претором Гнеем Октавием (Liv. XXVIII. 46).

Узнав об успешных действиях Магона в Лигурии, сенаторы не на шутку переполошились: «Что ж было радоваться два года назад гибели Гасдрубала и его войска, если вновь надвигается такая же страшная война – не все ли равно, что военачальник другой!» (Liv. XXVIII. 46). «Отцы отечества» быстро разработали ответные меры, чтобы перекрыть ставшее опасным северо-западное стратегическое направление. Проконсулу Марку Ливию, одному из героев битвы при Метавре, было приказано перебросить в Цизальпинскую Галлию войска, состоявшие из рабов-добровольцев. Претору Гнею Сервилию Цепиону рекомендовалось отправить два легиона в Арретий.