Текст книги "Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»"

* * *

Для решающего похода на Юрьев, который теперь олицетворял собой сопротивление завоевателям в Эстонии и, как магнит, притягивал к себе все антигерманские силы в регионе, епископ Альберт поднял всю Ливонию. Две попытки по захвату города, которые до этого предпринимали братья-рыцари, закончились полным провалом, и епископ вполне отдавал себе отчет, к каким последствиям может привести третья неудача. Но сначала решили попробовать решить дело миром и отправили к Вячко посольство, где ему предлагали оставить Юрьев и эстонцев на произвол судьбы, а самому удалиться на Русь. Генрих Латвийский очень точно передал смысл переговоров. «И отправили епископы послов к королю в Дорпат, прося отступиться от тех мятежников, что были в замке, так как они оскорбили таинство крещения; бросив веру Христову, вернулись к язычеству; братьев-рыцарей, собратьев и господ своих одних перебили, других взяли в плен и таким образом вовсе извели в своих пределах, а все соседние области, перешедшие в веру Христову, ежедневно грабили и опустошали. И не захотел король отступиться от них, так как, давши ему этот замок с прилегающими землями в вечное владение, новгородцы и русские короли обещали избавить его от нападений тевтонов». В себе и своих людях Вячко был уверен, имел крепкую надежду на помощь из русских земель, а потому ответил немцам отказом и бросил клич по стране, чтобы все, кто хочет сражаться против ненавистного врага, шли в Юрьев. «И собрались в тот замок к королю все злодеи из соседних областей и Саккалы, изменники, братоубийцы, убийцы братьев-рыцарей и купцов, зачинщики злых замыслов против церкви ливонской» – так, на взгляд Генриха Латвийского, выглядели защитники города. А в реальности это были гордые и храбрые люди, готовые умереть за свободу и не желавшие видеть германский сапог на шее эстонского народа. И когда громадное войско крестоносцев выступило в поход на Юрьев, в городе все было готово к решающей битве с врагом. «Да и на самом деле замок этот был крепче всех замков Эстонии… Сверх того, у короля было там множество его русских лучников, строились там еще и патерэллы, по примеру эзельцев, и прочие военные орудия» (Хроника Генриха Латвийского).

Но и епископ Альберт двинул в поход огромные силы – в полном составе выступил орден меченосцев, прибыли отряды крестоносцев из Германии, в Риге и ее окрестностях было собрано большое ополчение из немецких колонистов, а также к войску присоединились отряды подвластных племен ливов. Вся эта громада выступила в поход, огнем и мечом прошла по эстонским землям и 15 августа 1224 года подошла к стенам непокорного города – легендарная осада Юрьева началась.

* * *

Князь Вячко стоял на стене и смотрел на громадный лагерь немцев, который раскинулся вокруг городских стен, – все поля, окружающие город, были покрыты шатрами, тысячи людей суетились между ними, и все это скопище напоминало князю большой муравейник. Столпившиеся на башнях и боевых площадках защитники Юрьева с высоты городских укреплений видели, как немцы тащат бревна и доски, затем сколачивают из них навесы и громадные щиты, чтобы укрываться от стрел, сооружают тараны и метательные машины. Все понимали, что вскоре последует приступ, что будет он яростным и кровавым, потому что враг силен и искусен в ратном деле, отлично вооружен и полон лютой злобы. Но и у немцев вызывали тревогу многочисленные дымы, поднимавшиеся над валами осажденного города, а мощнейшие укрепления Юрьева вгоняли в трепет даже ветеранов-крестоносцев. Поэтому готовились так тщательно и основательно, как никогда до этого, старались предусмотреть буквально все и лишь после этого начинать штурм – и когда этот день настал, крестоносцы без страха пошли на приступ.

Рев боевых рогов меченосцев разорвал предутреннюю тишину, и спящий город моментально ожил – тысячи людей поспешно вооружались и спешили на городские стены, с лязгом и грохотом мчались на закованных в доспехи боевых конях к городским воротам княжеские дружинники, а женщины и дети накрепко запирались в своих домах. С высокой башни князь Вячко видел, как на город наползает армия крестоносцев – тысячи воинов тащили лестницы, другие катили перед собой большие щиты, третьи тащили хворост и бревна заваливать ров. А над Юрьевым гремел набат, ярко горели на стенах костры, где кипятили смолу и воду, лучники и арбалетчики разбирали стрелы, а ратники складывали у бойниц кучи камней. У баллист замерли готовые к бою воины, ожидая лишь команды, чтобы начать обстреливать приближающиеся вражеские ряды. С башни, где стоял Вячко, пропела боевая труба, и град метательных снарядов обрушился на наступающих немцев, которые как снопы повалились на землю. Защитники били атакующих из баллист, лучники и арбалетчики расстреливали бегущих на штурм крестоносцев, а стоящие на стенах ратники швыряли во врагов дротики и сулицы. Немцы добежали до подножия стен, и десятки лестниц взметнулись вверх – рыцари и их оруженосцы стремительно полезли на стены. С боевых площадок их жгли смолой и шпарили кипятком, сбивали камнями и бревнами, а лестницы отталкивали длинными рогатками. Германцы десятками валились со стен обожженными и искалеченными, но новые воины Христовы в отчаянном порыве становились на место павших и с остервенением продолжали карабкаться наверх. Там, где им удалось достигнуть гребня стены, они вступали в схватку с защитниками – эсты рубили врагов топорами, гвоздили тяжелыми дубинами, кололи копьями и пиками. От страшных ударов эстонских палиц плющились железные рыцарские шлемы, трещали и раскалывались белые щиты с намалеванными на них красными крестами и мечами, а многие из противников, обхватив друг друга руками, бросались вниз со стен.

К воротам крестоносцы подтащили таран, а затем, прикрываясь навесом и большими щитами, начали ломать дубовые створы. Сверху бросали камни и бревна, лили смолу, швыряли факелы, пытаясь поджечь навес, но, покрытый мокрыми шкурами, он не желал загораться, а удары тарана становились все сильнее и сильнее. У ворот появился князь Вячко, здесь его уже ждала дружина и суздальские гридни князя Ярослава – воины сошли с коней и теперь разминались перед предстоящей схваткой. Князь спешился, опустил личину шлема и, вытащив из ножен тяжелый меч, велел открывать ворота – дружинники за его спиной строились в глубокую колонну. Немцы не ожидали беды, когда тяжелые створы распахнулись и из них потоком хлынули русские воины. Всех крестоносцев, что были у ворот, быстро порубили и посекли, навес и таран спалили, а сами дружинники ринулись вдоль стены, опрокидывая лестницы и рубя врагов направо и налево – германцы не выдержали атаки и бросились прочь от стен, к лагерю. Дружинники их не преследовали, поскольку опасались конных братьев-рыцарей, бой повсюду постепенно затихал, и штурмующие, оставив под стенами сотни мертвых и искалеченных тел, отступили. Победа в этот день осталась за Вячко, но он понимал, что это только начало и самые страшные испытания впереди.

* * *

Не сумев взять Юрьев быстро, крестоносцы перешли к планомерной блокаде – теперь их осадные машины гремели день и ночь, швыряя в город камни и зажигательные снаряды. Защитники отвечали им не менее меткими выстрелами, от их точных попаданий разлеталась на куски немецкая осадная техника, а от зажигательных снарядов яркими кострами пылали осадные сооружения крестоносцев. Артиллерийская дуэль не затихала ни на час, грохот стенобитных машин заглушал человеческий голос, а боевые площадки содрогались от многочисленных залпов. Эсты прекрасно управлялись с немецкими баллистами, поскольку не раз видели, как из них стреляли баллистиарии крестоносцев, и теперь германцы пожинали плоды приобщения своих бывших подданных к военному искусству Западной Европы. Длинные черные шлейфы, которые чертили в ясном небе зажигательные снаряды противоборствующих сторон, и густые клубы дыма от мест их попадания были видны издалека и словно говорили всем – Юрьев не побежден, Юрьев сражается! Мало того, как только рыцари начинали подкатывать свои метательные машины ближе к городским стенам, то распахивались городские ворота, и конные гридни во главе с князем Вячко бросались на врага. На полном скаку они налетали на крестоносцев, секли их мечами, поджигали баллисты и мчались обратно в крепость. Несколько раз навстречу русским кидались братья-рыцари, и тогда под стенами Юрьева разыгрывались настоящие кавалерийские бои, где перевес склонялся то на одну, а то на другую сторону. Но пока происходили эти артиллерийские и кавалерийские сражения, немцы капитально взялись за подготовку к решающему штурму, они, как кроты, вгрызались в землю, ведя подкоп в сторону городского вала, а также сооружали громадную осадную башню. По ночам крестоносцы собирались в лагере и начинали колотить мечами о щиты, оглашая окрестности боевым кличем, громко пели рога братьев-рыцарей, а в ответ с городских стен ревели боевые трубы русских и гремели барабаны эстов.

Но пока все это продолжалось и бесконечно тянулось, немцы не оставляли попыток овладеть Юрьевом мирным путем, и к князю Вячко вновь заявилось посольство, в состав которого входили священники, ливонские дворяне и рыцари-меченосцы. Понимая, что именно русский князь со своей дружиной является тем стержнем, на котором держится оборона, крестоносцы предложили ему свободно покинуть город и при этом вывести всех своих людей, коней, а так-же казну и прочее добро. Но Вячко, который помнил пламя над Кукейносом и свое бегство из него, ответил немцам отказом, поскольку Юрьев – его город, и он отсюда никуда не уйдет, будет биться против немцев, сколько сил хватит, а там как Бог даст. Князь был твердо уверен в том, что помощь из Новгорода к нему придет, и не собирался снова становиться изгоем по милости латинян.

А между тем крестоносцы очень боялись именно такого развития событий, и потому, когда по их лагерю разнеслась весть о том, что русская рать подходит к Юрьеву, половина войска покинула лагерь и выступила в сторону предполагаемого противника. Но у страха глаза велики, и слухи оказались ложными, зато они в полной мере продемонстрировали всю уязвимость позиций крестоносцев. Это было ясно и командованию ордена, и рижскому епископу, и прочим высшим командирам Христова воинства – а потому было решено ускорить подготовку к генеральному штурму.

Между тем осадная башня, которую строили из высоких и крепких деревьев, достигла высоты стен, и немцы стали постепенно подтаскивать ее к валу, предварительно завалив на этом участке ров. Ускорили и работы в подкопе – часть воинов отчаянно копала землю, а другая часть быстро вытаскивала ее в корзинах наружу. В итоге та часть вала, под которую подкопались немцы, обрушилась, и появилась возможность подтащить башню прямо к городской стене и по мосткам перебраться на боевые площадки. Приступ назначили на утро, и всю ночь воины Христа готовились к битве – епископы служили торжественную мессу, крестоносцы молились и произносили обеты, а наутро боевой дух воинов Запада стал высок, как никогда. Получив благословение на битву с еретиками и язычниками от своих духовных наставников, крестоносное воинство на рассвете пошло на приступ.

Под градом метательных снарядов, которые дождем сыпались со стен, германцы приблизились к валу и стали карабкаться наверх по лестницам, а другие в это время покатили башню к стене. Но как только она опасно приблизилась, через отверстие, которое было заранее проделано в городской стене, выбежали эсты с факелами в руках и стали выкатывать большие деревянные колеса. Поджигая эти сооружения, они стали сталкивать их вниз, и огненный вал покатился по склону прямо на осадную башню крестоносцев, которая занялась огнем. Те, кто катил башню, бросились врассыпную, а сверху продолжали бросать дрова, факелы и зажженные вязанки хвороста, стремясь поскорее сжечь этого деревянного монстра. Некоторые из братьев-рыцарей бросились наверх по склону вала и, невзирая на градом падавшие на них стрелы и камни, попытались остановить катившиеся одно за другим огненные колеса, другие воины кинулись тушить башню, которая окуталась клубами черного дыма. А битва уже кипела по всему периметру стен, но Бог отвернулся в этот день от латинских воинов, и, терпя повсюду большой урон, они начали отходить. Башню в итоге от огня удалось отстоять, только толку от нее теперь было немного – почерневшая и покосившаяся, она одиноко стояла между городом и лагерем. Но главное теперь заключалось в другом – крестоносцы снова потерпели поражение и понесли большие потери, их боевой дух упал, и, что было наиболее существенным, в любой момент могла появиться новгородская рать. Но там, где бессильна грубая сила, на помощь приходит коварство, а потому очередное посольство от епископа Рижского снова отправилось в Юрьев.

* * *

На этот раз они встречались не только с Вячко, но также с эстонскими старейшинами и представителями города, предложив обсудить вопрос о заключении перемирия. Дело в том, что через своих агентов в Юрьеве немцам удалось убедить некоторых представителей городской верхушки в необходимости заключения перемирия, и теперь они надеялись, что те, в свою очередь, повлияют на решение Вячко. Но князь тоже не собирался единолично решать такой ответственный вопрос, а потому долго советовался со своими боярами и воеводами. Положение в городе было тяжелое, но не критическое, оборону можно было пусть и с трудом, но держать и дальше, запас продовольствия тоже еще был, но, с другой стороны, люди смертельно устали, поскольку были вымотаны непрерывными боями. Вячко понимал, что у немцев ситуация тоже не самая лучшая, к тому же над ними как дамоклов меч висит угроза подхода новгородцев, но тем не менее на перемирие согласился. Условия его выглядели так – крестоносцы уходят от города и не подступают к нему в течение 14 дней, а если за это время помощь осажденным не придет, то они сдают город, а сами уходят, куда хотят, со всем своим добром. Почему князь на это пошел? Да потому, что Вячко знал то, о чем не знали немецкие агенты, – после долгих препирательств между собой на помощь ему выступили новгородцы, и скоро их рать будет под Юрьевом. Заключая перемирие сроком на две недели, он мог спокойно дождаться помощи, а затем, соединившись с полками из Новгорода, ударить по немцам.

В итоге армия рижского епископа отползла от города, а защитники, пользуясь временным затишьем, устроили себе небольшой отдых и расслабились. И, как оказалось, зря. Немецкие шпионы тщательно отслеживали ситуацию и, заметив, что бдительность гарнизона Юрьева ослабла, подали весть своим. Уже на третий день после того, как было заключено перемирие, войска крестоносцев снова подступили к городу и, пользуясь темнотой, стали выдвигаться на рубежи для атаки. Ночь стояла темная, со стен не было ничего видно, и редкие факелы, которые швыряли вниз немногочисленные стражники, лишь бесполезно прорезали ночную тьму и гасли под бешеными порывами ветра. Да и в голову никому из защитников не могло прийти, что коварный враг нарушил перемирие и уже подкрадывается к городским валам, готовясь атаковать ничего не подозревающий Юрьев. И когда в городе внезапно вспыхнуло несколько домов, а ветер стал разгонять огонь, никто и не подумал, что с этого момента начался отсчет последних часов героической обороны.

Пока воины гарнизона и жители тушили пожар, который раздували сильные порывы ветра, а стража на стенах еще больше ослабила внимание, крестоносцы пошли на приступ. Атаковали сразу по всему периметру городских стен и, смяв немногочисленную стражу, перевалили через вал и ворвались в город. Сражения не было, а была зверская резня безоружных людей, совершенно не готовых к отражению вражеской атаки. Вячко, собрав вокруг себя верных гридней, прорубился к городским воротам, надеясь вырваться из города, но крестоносцы, не желая никого выпускать из обреченного Юрьева, подожгли мост через ров и отрезали русским путь к отступлению. Между тем вслед за братьями-рыцарями и пилигримами в поверженную крепость вошли воины из племен ливов, и бойня вспыхнула с новой силой. Завоеватели рубили всех подряд, улицы Юрьева были залиты кровью, а сам город охвачен громадным пожаром. Весь гарнизон был перебит, а в живых оставлен один лишь суздальский дружинник, которому дали коня, еду и отправили на Русь, дабы рассказал он там о мощи германского оружия. К утру на всех башнях Юрьева развевались знамена ордена – красный крест и меч на белом поле.

* * *

О событиях, которые произошли в Юрьеве в конце лета – начале осени 1224 года, нам известно из сообщений Генриха Латвийского и Василия Татищева. В дошедших до нас русских летописях этому судьбоносному моменту посвящена всего одна фраза: «Того же лета убиша князя Вячка немьци в Гюргеве, а город взяша» (Новгородская I летопись). Известия же двух названных авторов прекрасно дополняют друг друга, но, на мой взгляд, более связным и логичным выглядит повествование Татищева, и постараюсь объяснить почему. Дело в том, что немецкому хронисту помимо изложения событий надо было еще описывать и подвиги своих единоверцев и соотечественников, которые должны были потрясать воображение современников. Но той подлостью, при помощи которой был захвачен Юрьев, особенно гордиться нечего, а потому Генрих о перемирии не упоминает вообще, сводя все к одному удачному штурму. И вот при описании этого штурма у него и возникает масса всяческих нестыковок, к примеру, вначале автор говорит о том, что в этот день крестоносцы потерпели серьезную неудачу и приступ провалился, а потом вдруг неизвестно почему оказывается, что рыцари прорвались в город. Или эпизод с мостом: «Между тем другие (крестоносцы) нанесли дров и подожгли мост, а русские все сбежались к воротам для отпора». Возникает закономерный вопрос – зачем тем, кто штурмует город, поджигать мост, который ведет к воротам? Обычно, наоборот, такой стараются построить! И вопрос второй – зачем русским гридням собираться у ворот для их защиты, если единственный мост, который к ним ведет, объят пламенем? Логики в действиях тех и других никакой, но если все это рассматривать в контексте событий, изложенных у Татищева, то все встает на свои места. Также из сообщения Василия Никитича мы узнаем и о судьбе князя Вячко: «А немцы, вооружась, учинили приступ и, скоро войдя во град, взяли князя Вячка и бояр, которые слезно их просили, чтоб как пленных не губили. Но они, несмотря ни на что, словно беззаконные рабы диавола, а не Божии, князя и бояр побили». Из текста однозначно следует, что русский князь попал в плен и был убит позднее, а вот Генрих Латвийский просто скромно упоминает, что «перебили всего вместе с королем около двухсот человек». Как помним, эти 200 человек – личная дружина князя и суздальские гридни, а потому нет ничего удивительного, что немцы их не пощадили, забыв все рыцарские обычаи. А между тем судьба осажденных была решена задолго до падения Юрьева, и в «Хронике» на этот счет есть конкретное указание, когда автор приводит рассуждения братьев-рыцарей по этому поводу. «Надо взять этот замок приступом, с бою и отомстить злодеям на страх другим. Ведь во всех замках, доныне взятых ливонским войском, осажденные всегда получали жизнь и свободу: оттого другие и вовсе перестали бояться. Так теперь мы всякого, кто из наших первый взберется на вал и вступит в замок, превознесем великими почестями, дадим ему лучших коней и лучшего пленника из взятых в замке, за исключением короля, которого вознесем надо всеми, повесив на самом высоком дереве». Как видим, и участь Вячко тоже давно была решена, а потому та кровавая баня, которую устроили крестоносцы в поверженном городе, удивления не вызывает.

«Новгородцы же пришли было во Псков с многочисленным войском, собираясь освобождать замок от тевтонской осады, но услышав, что замок уже взят, а их люди перебиты, с большим горем и негодованием возвратились в свой город» (Хроника Генриха Латвийского). Как видим из этого сообщения, помощь была близка, но лишь Татищев дает четкое указание на то, почему она задержалась «Но поскольку у новгородцев с князем было несогласие и между собою распри великие, не могли о помощи Юрьеву согласиться и оказать, как того требовалось». Вот и все, как говорится, ничего не добавить, ничего не прибавить.

А между тем падение Юрьева имело самые трагические последствия для дальнейшей судьбы северо-западных русских земель. Исчез буфер между Русью и орденом, и теперь немецкая агрессия могла обрушиться уже непосредственно на Русь. Рухнул грандиозный план князя Ярослава по созданию плацдарма для похода на Ригу, и теперь ему приходилось все начинать сначала. Но главное, меченосцы почувствовали вкус победы над русскими, и теперь их алчные взоры устремились на Восток. Все это прекрасно осознали на Руси и особенно в Новгороде, чья правящая верхушка допустила подобный кризис. «Когда же пришло сие известие в Новгород, учинило всенародную печаль, и было споров множество, один другого обвинял» (В. Татищев). Взятие Юрьева подвело черту под завоеванием крестоносцами Восточной Прибалтики, эта страница была уже перевернута, и борьба вступала в новую фазу, где теперь главными противниками будут Русь, Литва и орден.

* * *

Удивительно интересно сложится судьба у дочери князя Вячко – Софии. Она выйдет замуж за Дитриха фон Кокенгаузена, германского рыцаря, который будет владеть замком, построенным на месте Кукейноса, и ей достанется половина бывшего княжества ее отца. Ну, а что касается Юрьева, то немцы переименуют его в Дерпт, заселят новыми людьми и образуют Дерптское епископство, которое станет источником головной боли для многих русских правителей. Промедление и нерасторопность новгородцев, которые своевременно не оказали помощь осажденному Юрьеву, дорого обойдутся всей Руси.