Текст книги "Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного"

Все боялись, что это только начало, что германцы непременно двинутся дальше, на Псков, а то и на сам Господин Великий Новгород. Нужно было срочно предпринимать ответные меры.

Итак, нападение на Северо-Западные земли Руси во время Крещенских праздников было крестоносцами и их союзниками совершено. Ответ на это вероломство последовал незамедлительно. Князь Владимир поднял против рыцарей не только ополчения Пскова и Новгорода, но и многие племена эстов. Эсты не были едины, часть выступила за крестоносцев, часть осталась верна русским, и противники это умело использовали. Псковский князь действовал молниеносно и застал врагов врасплох, ибо такого скорого ответа немцы не ждали. По сведениям, которые сообщает нам Генрих Латвийский, объединенное русско-эстонское войско, вышедшее в поход против братьев-рыцарей, насчитывает около 20 000 человек. Уже в феврале началась осада немецкого гарнизона и их союзников – унгавнцев в замке Оденпе. Почему Генрих дает несколько преувеличенные данные о численности русского войска, вы поймете буквально немного погодя.

Хотелось бы отметить еще один нюанс, возможно выпавший из поля вашего зрения, но который нельзя просто так обойти. Нюанс этот выглядит так. В поход на нового и очень опасного врага выходит объединенная новгородско-псковская рать. Это совсем не новость, такое было не раз и не два, будет продолжаться и в дальнейшем. Но…

Все это, огромное, по меркам Генриха Латвийского, войско ведет в бой именно Псковский князь…

А вот это уже редкость. Нужно много приложить усилий и труда, чтобы найти еще подобные примеры. Практически всегда войском руководит Новгородский князь. Опять же, в этот момент Господином Великим Новгородом правит не кто иной, как гроза всех гроз и ужас всех ужасов Мстислав, мать его за ногу, Удатный. Вот кому, казалось бы, и идти в поход. Крестоносцы от одного только имени его должны, теряя портки, бежать без оглядки обратно до Риги, забить изнутри ворота длинными железными гвоздями и, забившись по кельям, тихо молиться в надежде, что пронесет. В прямом и переносном смысле. Однако нет.

У Мстислава, как всегда, более глобальные задачи. Мысленно он уже борется за обладание влиянием на Южной Руси, а все беды и заботы новгородцев для него лишняя докука. Не до мелочей ему. Пусть вечевики теперь сами со своими проблемами разбираются. Хотя что сейчас может быть важнее. Ответ на все эти загадки, нюансы, или еще как назовите, до воя прост. Мстислав никуда не лезет, а новгородцы спокойно подчиняются и идут в бой, возглавляемые лишь посадником, что само по себе странно, всего лишь по одной причине. И причина эта – князь Владимир Псковский. Все знали, кто их в бой поведет, а потому сомнений в победе у людей не возникло. Зато Мстиславу можно было в таком случае и на печке спокойно без нерва полежать, погреться, помечтать о будущей воинской славе. Так что пока один грезил новыми прожектами и строил планы, другой воевал, защищая Родину от врага.

Историк С. М. Соловьев, подводя итог жизни Удатного Торопецкого князя, делает такой вывод. «Мстислав умер в 1228 году: князь знаменитый подвигами славными, но бесполезными, показавший ясно несостоятельность старой, Южной, Руси, неспособность ее к дальнейшему государственному развитию».

Вот такая вот получилась эпитафия.

Выше говорилось, что Владимир Мстиславич отреагировал на агрессию крестоносцев, как всегда: быстро, решительно и жестко. Псковский князь зрил в корень проблемы. Он видел, откуда идет все зло. Видел, куда надо ударить, да так, чтобы разом решить проблему. Оденпе являлось ключевой точкой в контроле над эстонскими территориями. Еще не раз именно из-за этой небольшой крепости, которую русские называли Медвежья Голова, сойдутся на поле боя русские полки и крестоносцы. Еще много возле нее прольется крови. Не случайно, что первое столкновение в открытом бою братьев-рыцарей с русскими ратниками произошло именно здесь.

Сейчас князь Владимир Псковский был одним из лучших ратоборцев на Руси, и мало кто мог с ним сравниться в искусстве воинском.

Его противник Бертольд Венденский был одним из наиболее опасных, жестоких и кровожадных хищников, когда-либо обитавших в этом регионе. А красный крест на рыцарском плаще мог только укрыть до времени свирепое обличье, укоротить же мощную натуру Венденского комтура никакому плащу, никакому символу было не дано. Суть противников была изначально разной. Один был патриотом, другой агрессивным оккупантом. Один защищал свою страну, другой хотел ее поработить. Время неумолимо влекло их к очной встрече. Компромисс между ними был невозможен, такие люди между собой договориться априори не могли.

Так у небольшой крепости Медвежья Голова, в будущем Оденпе, сошлись два человека, имена которых при жизни были овеяны славой, а после смерти окутаны легендой. Оба практически всегда побеждали на поле брани, и не было пока ни силы, способной их сломить, ни равных противников, способных их обезоружить. Время пришло, и они встретились. Кто-то должен был уступить. Возможно, и Псковский князь и Венденский комтур давно жаждали встречи лицом к лицу. Каждый желал воинской славы, каждый хотел победы над достойным врагом. Судьба Прибалтики должна была решиться в их очном противостоянии.

В этот раз первым свой ход сделал Псковский князь. Русские волной накатились на эстонские земли, все сжигая и разоряя на своем пути. Подойдя к Медвежьей Голове, они побросали трупы убитых местных жителей в реку и таким образом лишили защитников замка возможности брать себе воду. Обложив гору, на которой стояла крепость, часть ратников разошлась по окрестностям, подвергнув их беспощадному разгрому. А оставшееся воинство ринулось на приступ орденской твердыни. Но меченосцы и союзные им эсты стояли насмерть, мужественно отражая штурм. В итоге русские прекратили бессмысленные атаки, решив взять город блокадой. Последовала 17-дневная осада, потом вновь был штурм, вновь не завершившийся захватом замка. Оденпе взять было совсем не просто, а русские в осаде никогда не были сильны. Однако Владимир крепко взял орден за горло, и рыцари просто обязаны были выручить осажденный гарнизон. Ведь ситуация сложилась критическая и долго продержаться крепость не могла, несмотря на все панегирики в адрес защитников Латвийского Генриха. Это логически вытекает из тех действий, которые предприняли крестоносцы.

Забыв все старые обиды и махнув рукой на разногласия, епископ и орден, объединив усилия, бросили все свои силы на выручку соплеменников. К Оденпе был направлен 3000-ный отряд, включавший чуть ли не все наличные силы, которыми располагали крестоносцы. В его состав входили светские пилигримы, рыцари-меченосцы, люди епископа, а также ополчения ливов и латгалов. Общее руководство осуществлял лично магистр ордена меченосцев Волквин, с которым прибыли такие видные рыцари, как Бертольд Венденский и Теодорих, брат епископа Альберта. Посмотрите на состав участников. Оцените. На этот раз в бой брошены были все силы! Все лучшие силы!

Не хватало для полноты картины маслом лишь одной персоны – Мстислава Удатного – Удалого. Но тому печь была милее.

Обычно русские летописцы игнорируют события, происходящие на периферии. Частенько лишь обозначая явление, а иногда и вовсе пропуская за ненадобностью. В этот раз о сражении упомянули все. Ибо попытка деблокировать Оденпе закончилась для ордена полнейшим разгромом. В бою погибли многие крестоносцы, включая знаменитого Бертольда Венденского. Русская летопись, давая отчет об этом бое, говорит, что новгородцы убили двух немецких воевод, а одного взяли в плен. Кроме того, отняли у рыцарей и пригнали домой конский табун в 700 голов! Такая цифра не могла остаться незамеченной. Кони по тем временам ценились, пожалуй, больше, чем сейчас ценятся машины.

Откуда взялось такое количество коней? Ведь не все воины-крестоносцы были конными.

Генрих Латвийский очень красочно описал один из моментов возвращения крестоносцев из набега: они шли «гоня с собой коней и массу скота, ведя женщин, детей, девушек. С большой добычей возвратились они в Ливонию, благословляя Господа за это возмездие, посланное на язычников». А такое возмездие, как вы поняли, насылалось не раз и не два. Братья-рыцари, включая тех, кто обитал в Оденпе, исправно занимались стяжательством во славу Господа и увеличивали не только благосостояние ордена, но и свое собственное. Русские же все нажитое таким непосильным трудом просто отобрали. Так сказать, экспроприация экспроприаторов.

Взятый же в плен воевода был не кто иной, как Теодорих, брат епископа Альберта. Вот каким был этот разгром!

Да, информации действительно немного. Но давайте представим, что старые ветхие свитки с легким сухим треском и покряхтыванием медленно и аккуратно разворачиваются, древние буквицы оживают и в свете оплывших свечей тихо доверяют нам свои тайны. Так перед нашим взором предстает картина боя такой, как она могла бы и быть. Ибо ничего иного нам узнать уже не удастся.

Итак.

Рыцари в белых плащах с нарисованными на них кроваво-красными крестами являли собой действительно устрашающее зрелище. Молодцевато сидевшие на откормленных конях, неразговорчивые и суровые, готовые в любую секунду устремиться в бой, они с нетерпением ожидали сигнала к битве, всем своим видом выражая желание ринуться вперед. Давить, сметать и рубить во славу Христа. Их резвые кони звонко ржали и били копытом, истомившись в ожидании сигнала, после которого они во всю прыть понесут своих смертоносных всадников на вражеские ряды.

Для этой мрачной конницы пришло время наступать и побеждать. Стирать противника в порошок. Сокрушать и ломать его.

В глазах воинов не было ни страха, ни сомнений. Каждый из них силен в бою. Они уже чуяли русскую кровь.

Магистр Волквин, объезжая ряды своих бойцов, обратился к ним с речью.

– Держать покоренные народы нужно в таком страхе и ужасе, чтобы они повиновались одному вашему взгляду, чтобы одного слова было достаточно. Еще одно усилие, и мы станем повелителями новых богатых земель, раздвинув своим мечом германские пределы. Пусть ваши враги дрожат, мы идем на выручку нашим братьям.

Он медленно вынул из ножен свой меч и указал им в сторону врага.

– Там, впереди, вас ждет слава! Сметем нашего врага во славу Христа! Вперед!

Едва магистр закончил речь, как несколько раз отчетливо прозвучал дребезжащий призыв немецких воинских труб. Рыцари разом опустили свои длинные копья, на чьих отточенных до зеркального блеска остриях заиграло солнце. Крестоносное воинство двинулось вперед, к победе или смерти.

Меченосцы ударили на русских.

Бешеная схватка сразу закипела. В отчаянной сече немцы смешались с не знающими страха русскими воинами. Всадники, лишившиеся в первой же атаке копий, тут же обнажили мечи. Теперь, когда первый натиск не дал ожидаемого результата – а именно на него всегда рассчитывали европейские рыцари, приходилось отчаянно рубиться уже за свою жизнь. С таким противником рыцарям Христа дела иметь еще не доводилось. Лязг оружия, возгласы сражающихся и звуки труб слились в единый ужасающий шум, заглушая стоны раненых. Получившие тяжелые раны, зажимая руками льющуюся кровь, пытались, пока есть силы, выбраться из этой толпы. Битва шла с переменным успехом. Противники были достойны друг друга. Поле боя окутало густое облако снежной пыли. С обеих сторон воины совершали славные подвиги, доказывая свою храбрость, отвагу, а также умение владеть оружием.

Владимир, с трудом прокладывавший себе дорогу вперед, направил коня к тому месту, где рубился рыцарь Бертольд. Другой противник ему теперь был не нужен. С ним рядом дрались его конные дружинники, они обступили князя, прикрывая своими червлеными щитами. Гридни отважно шли в самую гущу боя, поражая своими страшными тяжелыми мечами отчаянно бившихся немцев.

Одним ударом Владимир отсек голову зазевавшегося эста, некстати попавшего ему под руку, и тут же следующим ударом поразил какого-то светского пилигрима, возжелавшего славы и преградившего ему путь.

Бертольд Венденский был, как всегда, в гуще сражения. Это и была его жизнь. Могучей рукой комтур рубил и сек всех, попадавшихся ему на пути, подавая своим людям пример мужества и отчаянной храбрости.

Побуждаемые взаимной враждой, прекрасно понимая, что гибель одного из них будет равносильна победе другого, предводители все время искали встречи. Но снежная пелена, а также сумятица и беспорядок в начале боя были таковы, что все их старания ни к чему не приводили.

Теперь, когда Владимир увидел героя крестоносцев Бертольда, он хлестнул своего гнедого коня и бросился в середину вражеского построения. Князь скакал, пригнувшись к холке своего коня и опустив руку с мечом вниз, давая ей возможность отдохнуть и копя силу для удара. Рыцарь-меченосец с Владимиром, наконец, сошлись лицом к лицу. Вокруг дерзкого комтура вновь разгоралась бешеная схватка. Вся ярость смертельной вражды выплеснулась здесь, во многом на этом пятачке решался исход всей битвы.

Владимир налетел на рыцаря, как ястреб, нанеся несколько крепких ударов мечом, больше полагаясь на силу и напор. Немец скрежетал зубами и безбожно ругался, уходя от ударов, прикрывался щитом и заставлял пятиться своего коня, приседая на круп.

Бертольд терпеливо ждал, ища момент, чтобы нанести ответный удар, но так и не успел его дождаться. Углядев секундное замешательство противника, Владимир со страшной силой хватил его по голове. Меч, как кувалда, обрушился на гребень шлема, соскользнул по нему и разрубил ключицу Бертольду. Комтур ордена меченосцев закачался в седле и, потеряв равновесие, скатился на землю, к тому же запутавшись ногой в стремени. Конь, шарахнувшись в сторону, протащил за собой рыцаря пару-тройку метров и затих возле своего хозяина.

Владимир задержался близ упавшего рыцаря только для того, чтобы убедиться в том, что тот уже больше никогда, не поднимется…

Венденские братья уже спешили на помощь своему лидеру. Но опоздали. Псковские дружинники опередили их, оттеснив в сторону, выдавливая к краю поля.

Это был конец. Видевшие гибель Бертольда потеряли последнюю уверенность в успешном исходе битвы, которая и так была практически решена. К этому моменту блестящие доспехи рыцарей покрылись вмятинами, трещинами и кровью. Все это было результатом ударов русских мечей и секир. Вид крестоносного воинства утратил все свое воинское великолепие и пышность, теперь он мог внушать только сострадание и жалость. Многие немецкие воины отчаянно дрались и мужественно пали в бою. Многие бежали без оглядки.

По полю, усеянному трупами людей, лошадей и обломками оружия, на крепкой, как и сам всадник, лошади вороной масти, к Псковскому князю подъехал утомленный схваткой Новгородский посадник. Он заразительно засмеялся и, отирая со лба пот рукавицей, уважительно сказал: «Ну и силен ты, князь. С таким матерым зверюгой в одиночку справился. Уложил ты его, упокоил навеки своим мечом, своей крепкой рукой. Вот он, сволочь, валяется. Угомонил ты его навсегда. Вот когда ему крест на плаще больше всего пригодился».

Генрих Латвийский пишет об этой битве так: «И пали тут некоторые из братьев-рыцарей, храбрые люди, Константин, Бертольд и Илия, и кое-кто из дружины епископа, прочие же все благополучно вошли в замок». Как видим, одним Бертольдом крестоносцы не отделались. Хотя русские летописи, уточняя, добавляют, что немцы бежали с поля боя в город, где и укрылись за высокими стенами. Судя по тому, что происходило дальше, летописцам стоит в этом вопросе доверять.

Немцы подверглись под Оденпе жесточайшему разгрому. Как вы помните, русским удалось захватить добычу в 700 лошадей и к тому же заключить с немцами мир, по которому те должны были оставить город. Теперь он становился русским форпостом в Эстонии с гордым именем Медвежья Голова.

Это было первое столкновение в открытом бою русских полков с братьями-рыцарями, и многим тогда казалось, что последнее. Войска крестоносцев были уничтожены, и в случае нападения на нее Рига была абсолютно беззащитна. Нужно было только сделать следующий шаг. Исследователи считают, что поражение, понесенное крестоносцами от Владимира Псковского, поставило под вопрос не только будущее Риги, но и существование всего проекта в целом. Генрих Латвийский, подводя итог этой неутешительной для немцев встречи, так говорит об этом: «Впечатление было настолько серьезно, что в этот момент епископ Альберт, вероятно, готов был вовсе отказаться от эстонских завоеваний». Вот для того, чтобы объяснить столь сокрушительное поражение крестоносцев, латвийский хронист и увеличивает цифру русского войска до 20 000 человек.

Однако новгородцы вкупе со псковичами не смогли грамотно распорядиться победой Владимира Псковского над крестоносцами у Оденпе. Упустили момент, когда католики были слабы, не стали развивать намеченный успех и добивать неприятеля. А зря. Пока Рига была практически беззащитна. Пока орден не собрался вновь с силами, не передохнул, не перевел дух, не восстановился от разгрома, его нужно было добивать. Уничтожать. Навсегда. Чтобы даже следа от крестоносцев не осталось в северных землях. Чтобы только развалины замков да могилы напоминали об их кровавом пребывании в этих самых местах. И думаем, что сам Псковский князь именно это бы и сделал, зная его цельную натуру, а также то, что в воинском деле он был смыслен и умел. Объяснять ему, что оставлять смертельно раненного врага в покое, было не нужно. Что же ему тогда помешало? Возникает резонный вопрос.

Возможно, ответ прозвучит странно, но – демократия.

Демократия. В худшем ее проявлении. Ибо это была та сила, которая много еще бед принесет северу Руси, да и всей Руси в целом. Как только князь приводил свое войско к победе, как тут же вече брало власть в свои руки. А что это значило? А то, что тактические и стратегические аспекты сразу отходили на второй план. Теперь на переднем плане стояли личные интересы Господина Великого Новгорода и его сподвижника и соседа Пскова. А это в первую очередь купечество. Избавились от вражеской заразы, это хорошо, а дальше кровь лить за всю землю русскую – это уже излишество. Прибытку сейчас это не принесет, а что дальше может случиться, то нам неведомо, а коль случится, то тогда и думать будем. Память у Новгорода и Пскова всегда была короткой, а слова «благодарность» в этих городах долгое время не ведали вообще. Частенько бывало так, что только что одержавший героическую победу князь, рисковавший своей жизнью и избавивший псковичей да новгородцев от врага, буквально через небольшой промежуток времени подвергался обструкции и изгонялся из города. Такие вещи происходили не раз и не два. В этом вы еще сможете убедиться. А сколько раз личные интересы новгородцев перевешивали общерусские интересы, даже не сосчитаешь. Новгородцы с легкостью давали слово и с такой же легкостью находили десять причин, чтобы его не держать. Единственное место, где их слово было свято, – это торговля, поскольку слово то было купеческое. Но там иначе нельзя. Один раз обманешь, больше дела с тобой иметь не будут. Там, с другой стороны торгового договора, такой же купец, и мыслит он так же. Может, почему и был порой мил городу Новгороду такой князь, как Мстислав, потому что своим краснобайством он от новгородцев не отставал, а то и опережал. Разглагольствовал легко, красиво, играючи, на слова не скупился. Обещания давал тоже с легкостью. Не исполнял их чаще всего. Ну, дак что ж, вечевики и сами такие. А другой князь, который покрепче да пообстоятельнее будет, как Ярослав или его сын Александр, тот быстро гайки закрутит, и не пикнешь. Такой князь демократической столице Руси нужен не был. У них своя жизнь, своя правда, своя политика. Так вышло и в этот раз. Добивать врага новгородцы не захотели и князя не пустили.

Мало того, пообещав эстам оказать поддержку в их борьбе с теми же немцами, новгородцы, точнее княживший на тот момент в городе князь Святослав, ее так и не оказали. Хотя, скорее всего, обвинять в этом нужно не самого Святослава, а Мстислава Удатного, княжившего до него. Видимо, это именно он давал сладкие обещание эстам, а потом покинул Новгород ради борьбы за Галич и про все обещания забыл, теперь ему было уже не до Прибалтики. Этот болтун уже мысленно боролся за власть в Южной Руси, а приехавший на его место Святослав был просто не в силах из-за недостатка времени сдержать слово, данное предшественником.

Пообещать, заверить, а потом испариться – все это очень в духе Мстислава Удатного, постоянно обуреваемого грандиозными проектами!

Этой передышке епископу Альберту вполне хватило. Отойдя от страшного удара, обрушившегося на него, и видя, что русские мешкают, он развил бурную деятельность. Для сохранения своего детища он был готов призвать на помощь кого угодно, и его усилия были вознаграждены. Крестоносцы в Прибалтике при полном попустительстве русских вновь обросли мясом. Теперь новгородцам и псковичам нужно было начинать все с начала, но сейчас это было даже сложнее, ибо крестоносцы стали учеными и выводы из своих прежних ошибок сделали.

В итоге в битве около замка Вильянди эсты, принужденные сражаться за свою независимость одни, были полностью разгромлены. Все славные ратные труды Владимира Псковского были перечеркнуты. После этой битвы эсты вынуждены были признать немецкое подданство, а область Саккала оказалась в сфере постоянной зависимости от Риги и стала опорной базой для дальнейшего покорения Эстонии.

Владимир Мстиславич Псковский, еще несколько лет оставаясь на своем боевом посту, был постоянной головной болью для крестоносцев. Победить его в открытом бою у них не было ни надежды, ни достаточных сил. Князь же с регулярностью громил немцев и их союзников в Прибалтике, напоминая, кто же здесь настоящий хозяин.

В 1218 году Владимиру Псковскому вновь пришлось браться за меч, чтобы немного остудить пыл напирающих крестоносцев, а также освежить память ливонцам и латгалам. Но время было упущено. Так просто рыцарей было уже не остановить.

В 1219 году князь Владимир Мстиславич и его сын Ярослав с псковскими и новгородскими полками отправились в очередной карательный поход и две недели осаждали твердыню Вендена, но вынуждены были уйти под Псков, подвергшийся в это время набегу литовцев.

В 1220 году на Псков напали латгалы из Кукейноса во главе с рыцарями, в ответ Владимир разорил земли латгалов.

1222 год: вновь поход на Венден 12-тысячного войска князя Владимира Псковского, Святослава Всеволодовича и новгородского князя Всеволода Юрьевича.

1223 год: Ярослав Всеволодич и Владимир Мстиславич пошли на Ревель с 20 000 воинов. После этого Владимир Мстиславич покинул Псков и ушел в Торопец к брату Давиду. Произошел, видимо, раздел Торопецкой вотчины Мстиславичей, в ходе которого Владимир получил ее восточную часть с Ржевом, а его брат Давид – западную с центром в Торопце.

В том же 1223 году происходит важное и трагическое для всей Руси событие, которое на первый взгляд не связано с темой нашей книги, но на самом деле оно оказало серьезное влияние и на расстановку сил на Северо-Западе Руси. И трагедия эта – битва на реке Калке. Катастрофа, вновь организованная пустобрехом Мстиславом Удатным. Хорошо еще, что ни псковских, ни владимиро-суздальских полков под его началом не оказалось. Князья Северо-Восточной Руси не клюнули на эту авантюру, замышленную и исполненную бестолковым и самонадеянным Мстиславом, благодаря чему сохранили силы.

Однако число князей, погибших на Калке, было огромно, а из воинов вернулся домой лишь каждый десятый. А что это значит? Значит, начинался передел земли и власти. И в нем могли поучаствовать не только русские князья, но и наши ближайшие соседи. А крестоносцы на данный момент такими соседями и были. Так что не думайте, что итоги битвы на Калке не отразились на ситуации в северных и западных княжествах. Например, Михаил Черниговский, получив весть о разгроме и потерях соо-течественников, почти сразу же покинул Великий Новгород. Правда, перед этим убедился, что монголы дальше на Русь не идут. Ему сейчас было куда важнее сохранение своей вотчины, а не проблемы вечевиков. Так Новгород остался без князя, а без князя новгородцы жить не умели, да и опасно это было по тем смутным временам. Если что, кто поведет в бой полки новгородские? Что же касается Владимира, то он и здесь стал заложником действий своего бестолкового старшего брата.

Приблизительно в этот же период (пересменки князей в Новгороде) в Ригу прибыли послы от Смоленска, Полоцка и некоторых других, более мелких княжеств с просьбой о мире. После битвы на Калке большинству из них передышка была просто необходима, ведь именно здесь правящей была династия Ростиславичей, многие представители которой полегли во время побоища в южных степях. Как следствие, их позиции в регионе сильно пошатнулись. Теперь князья могли опасаться вторжения и от крестоносцев, учитывая, сколь выгодно сложились для немцев обстоятельства.

Аналогичные посольства в Ригу отправились чуть позже из Пскова и Новгорода.

В этих городах тоже произошла смена правителей, и вряд ли это пошло им на пользу. Во Пскове победила партия, ориентированная на союз с германцами. Видимо, поэтому псковичи изгнали из города князя Владимира. С этого момента он появляется в летописях уже под именем Владимира Ряжского (Ржевского), хозяина владений своей супруги.

Политика дело такое, а в городах, подобных Новгороду и Пскову, на вечную признательность и благодарность нечего было рассчитывать вообще. Псков вступил к этому времени в конфликт с грозным и могущественным князем Ярославом Всеволодовичем, с которым Владимир Мстиславич не раз ходил в совместные походы и против литвы и против крестоносцев. Искать поддержки против него можно было только у немцев, по-прежнему имеющих в Прибалтике и вес и силу. Да и сам Владимир к этому моменту был уже не молод.

Псков, видимо, решил найти себе сильного и надежного союзника на западе. С 1224 года Псков все больше склонялся к укреплению мирных и дружеских отношений с Ригой, а крестоносцы нашли первый из русских городов, потенциально готовый войти в католическую веру. Вот такие случаются чудеса! Но пока на княжении во Пскове сидел сам Владимир, ни о каких мирных переговорах и договорах с немцами речи идти вообще не могло. Он бы и сам на это не пошел, и другим не дал. Князь органически не терпел братьев-рыцарей. В итоге псковичи сделали выбор не в его пользу. Их интересовал новый альянс на западе.

Бывшие враги на недолгий срок становятся союзниками. На недолгий, потому как уже появился другой князь, ненавидящий немцев столь же люто и не менее славный и умелый, чем Владимир. Князь, с которым в будущем будет считаться сам Батый. Князь, с которым Владимир Псковский пойдет в свой последний поход. Имя его Ярослав Всеволодович. Но к нему мы вернемся чуть позже.

Однако не одни немцы почувствовали слабость новгородцев. Как только Михаил Черниговский уехал, город, оставшийся без князя, получил первый удар.

Литва совершила набег на новгородскую землю. Войско, которым они напали, было отнюдь не мало. Видно, что литовцы готовились и знали, куда и когда надо бить.

По свидетельству Татищева, «Лета 6733 (1225) Литва, собрався в семи тысячах, пришли на области новогородскую и торопецкую… и много зла сотвориша Новугороду… купцов побрали и многие волости пожгли». Собственно, за этим разбойники и шли. В этот раз они так сильно размахнулись, что под удар попал Торжок, а также были задеты княжества Смоленское и Полоцкое, подписавшие с крестоносцами мир и бывшие в данный момент достаточно уязвимыми.

И что после этого? Кто может выступить реальным щитом от такой угрозы, от такого беспредела? У кого хватит силы вступиться за честь Русской земли? Кто в отличие от балабола Мстислава Удатного сумеет не только на словах, но и на деле продемонстрировать свою удаль и мощь перед «западными партнерами»?

Вы удивитесь, но герои все те же. Они менее заметны, но куда более эффективны. Обратимся к летописям. Что они говорят?

Переславль-Залесский. Родина Александра Невского. Фото М. Елисеева

А говорят летописи, что князь Ярослав Всеволодович «услыша о том сжалился» и, немедленно выступив с войском из Переславля-Залесского, пошел в погоню за литовцами.

Понятно, что Ярослав действует не только от бескорыстия, ибо литовцы уже угрожают как его волости, так и Владимирскому княжеству. Но это нисколько не умаляет ни его поступка, ни его доблести.

Вместе с князем Ярославом в свой последний поход выступил воинственный Владимир Мстиславич Ржевский (Псковский) с сыном, а также торопецкий князь Давид. Он с торопчанами «вышел позади литвы», отрезая ей, таким образом, путь к отступлению.

Князья послали за новгородцами, чтобы и те поучаствовали в общем деле. Однако новгородцы хоть и выступили в поход, но быстренько возвратились назад, к коалиции князей не примыкая и в баталию не вступая, излишнего воинского пыла и патриотизма не проявляя. Возможно, уверовав, что опасность, угрожающая непосредственно им, миновала, решили кровь свою зазря не проливать. Может быть, господа новгородцы посчитали, что литовцы и так угнаны довольно далеко и их интересы больше не затрагиваются, а может, не решились выступить в поход без князя. Гадать не будем. Но в этом весь Новгород.

Князей же потеря союзника не остановила, они решили примерно наказать агрессоров. Их дружины догнали беглецов близ Усвята и на Ловати близ Русы учинили врагу жестокий бой. Как пишет Татищев: «Литвы побили до 2000 и полон весь возвратили, а протчие разбежались».

Или как глаголет летопись: «Ярослав победи литву и много их изби, а князя их изыма, а полон весь отнял». Победа была полной! Даже литовские предводители и те были захвачены в плен. Правда, у русских тоже не обошлось без потерь. В кровавой сече погиб князь Давид Торопецкий (с этого момента Торопец официально перешел во владения Ярослава), а Ярослав потерял в сражении своего меченосца Василия.

Вот что значит истинные ратоборцы.

Говорят, что Владимир скончался вскоре после этой сечи.

Память Пскова оказалась короткой, а Ржев увековечил имя своего героя. Известно, что княжеские мощи Владимира и Агриппины в XVII – первой половине XVIII века почивали под спудом в Успенском соборе в Ржеве, а над ними была устроена деревянная резная позолоченная гробница и сень с иконостасом. В начале XX века по супругам в Ржеве служились панихиды, а архиепископ Димитрий включил их имена в «Алфавитный указатель местночтимых святых Тверского края». В современных церковных календарях, изданных Московской патриархией, день памяти святых, как и в древности, установлен по старому стилю 15, а по новому 28 июля. 28 июля принято считать днем памяти не только святого Владимира Киевского, но и святых Владимира и Агриппины Ржевских.