Текст книги "Мститель"

Сцена 6

Под вечер Блинов, Слуцкий и Козярский приехали в станицу Темиргоевскую. Не мешкая, они сразу направились в штаб 1-й конной армии, чтобы доложить о своем прибытии и получить дальнейшие распоряжения. Штаб располагался в добротной казачьей избе. Доложили, как и положено, адъютанту. Вскоре на крыльцо вышел покурить усталый, с молодецкими усиками, седоватый полковник лет сорока. Он вежливо и безразлично поздоровался и, закурив, попросил документы прибывших офицеров. Среди них было и специально написанное Врангелем рекомендательное письмо. Он внимательно изучил все бумаги и, одобрительно кивнув, сказал:

– Здравия желаю, господа офицеры! Полковник Нарышкин. Капитан Адамиди. Капитан Блинов. Капитан Козярский. Добро пожаловать. Дела у нас плохие. Радоваться особо нечему. Денег нет. Оружия почти нет. Боеприпасов также практически нет. Имеем только обещания наших союзников из Антанты[67]67
  Антанта – entente (французский) «соглашение», «согласие». Военно-политический блок России, Великобритании и Франции. Создан в качестве противовеса «Тройственному союзу» Германии, Австро-Венгрии и Италии. Сложился в основном в 1904–1907 годах и завершил размежевание великих держав накануне Первой мировой войны. Великобритания и Франция помогали Белому движению, видя в нем легитимную власть в России.


[Закрыть]. Более ничего. Верим в их слово и ожидаем поддержки.

Полковник спокойно курил, щуря глаза от дыма, и молчал. А затем сказал:

– Господа, здесь не германский фронт. Все куда проще и куда беднее… Это там офицеры командовали большими количествами солдат. А тут у нас армия добровольческая, и многие офицеры рядовыми служат. Такая уж ситуация. Мне барон Врангель сообщил в этом письме о вашем приезде и дал свои рекомендации. Думаю, сделаем так…

Полковник выкинул окурок и посмотрел на Слуцкого.

– Капитан Адамиди?

– Так точно, Ваше высокоблагородие!

Слуцкий внимательно посмотрел на полковника Нарышкина. Тот безразлично окинул взглядом Виктора и сказал:

– Вам дам казачью сотню в командование. С учетом вашего богатого боевого опыта.

Затем он повернул голову к Блинову и Козярскому и сказал:

– А вы, господа, ко мне в штаб. Настоящих хороших штабистов ох как не хватает! Приступайте к службе! Удачи вам! А Вы, Адамиди, после ужина пойдете с моим адъютантом Гороховым. Он и познакомит Вас с вверенной Вам казачьей сотней.

После нехитрого деревенского ужина адъютант Нарышкина показал Слуцкому построенную в его честь сотню казаков.

Казаками Слуцкий еще никогда не командовал. В глубине души он был к ним предвзят, недолюбливал их за традиционный антисемитизм и частое участие в погромах. Внутренне Виктор сжался и окинул взором лихих казаков. Здоровые, сильные, с хитроватым прищуром в глазах стояли они в ряду и смотрели на своего нового командира. Адъютант остановился и зычным голосом обратился к сотне:

– Бойцы! Сегодня командованием вам назначен новый командир вместо убитого вчера в бою подполковника Рябочкина. Капитан Виктор Семенович Адамиди. Он рекомендовал лично бароном Врангелем. Капитан геройски сражался в Японскую войну, проливал кровь на германском фронте. Прошу любить и жаловать.

Слуцкий еле заметно дернулся и подумал: «Подполковник у них тут сотней командовал! Ну и дела! Не примут они меня…»

Адъютант тем времен кивнул Виктору, тот вышел вперед, поближе к строю, и сказал:

– Солдаты! Для меня честь принять командование вами. Надеюсь, что мы сработаемся и будем вместе делать одно дело. Вместе будем бить врага и спасать страну.

Он запнулся. Больше никакие мысли в голову не шли. Он еще раз обвел строй взглядом и скомандовал: разойтись.

Казаки расходились, и Виктор услышал, как кто-то из них сказал:

– Не нравится мне этот чернявый капитан. Больно на жида похож. И глазки так и бегают. Не чета нашему старому командиру…

Адъютант ничего этого, казалось, не слышал и спокойно обратился к Виктору:

– Виктор Семенович! Тогда пожалуйте со мной в штаб, я Вам на картах покажу, что и как. А завтра с рассветом мы планируем пойти в наступление.

Виктор кивнул, и они вместе пошли в штабную избу. Пока они шли, Виктор снова вспомнил её и ощутил жуткое, страшное одиночество. Затем мысли о Вике сменились мыслями о матери, об отце, о семье и почему-то о Шоломе. Чего вдруг он его вспомнил… Как он и где он сейчас?

В избе было накурено. У большой карты, разложенной на столе, уже сидели полковник Нарышкин, подполковник Князев, знакомый Виктору еще с японской компании, и еще несколько незнакомых офицеров. Рядом сидели Паша и Рома.

План завтрашнего удара по большевикам был довольно простым. С рассветом конница белых, разделившись на два кулака, правый и левый, охватывала занятые красными позиции. Более слабый пехотный удар шел в лобовую атаку, отвлекая основное внимание на себя и тем самым не давая заметить приближающиеся с правого и левого флангов кавалерийские клинья. Слуцкому предстояло вести свою сотню в числе других сотен с правой стороны.

После окончания совещания Блинов, уже вошедший в курс дела, вышел с Виктором на крыльцо и, закурив, сказал:

– Ну, вот, начнем завтра работать. Мужская работа у нас… Кстати, пойдем-ка.

Они прошли вниз по улочке и остановились у хорошенького добротного дома. Вот здесь твои апартаменты будут. Временные. Денщик внутри. Зовут его Фёдор. И конь твой уже покормлен и отдыхает. Вон, какой красавец, посмотри… Зовут его Отличник.

Виктор грустно улыбнулся.

– Не грусти, Витя. Скоро жизнь наладится. Разобьем красных. Наведем порядок в стране! Не хуже других уж, думаю! Не верю я, что француз, немец или американец умнее нашего брата. Ну, не верю – и все! Хоть режь…

Виктор рассеяно кивнул.

– Аполитичный ты тип, капитан Адамиди. Кстати, завтра приезжает наш гнусный друг, полковник, и Вика. Так что не грусти. Подслушал в штабе. Жизнь наладится, брат! А теперь водки надо выпить. Очень хочется. Не знаю, как тебе… А мне хочется. Евреи ведь больше по вину специалисты. Знаю, знаю… Пивал я ваше вино в Бессарабии. Отменное. Но у нас тут с вином сейчас не знаю как пока. А водку я раздобыл. Вот…

И Блинов вытащил из портфеля бутылку.

– Пойдем уже… И проверим как готовит твой Федька.

– Спасибо, Паш. Утешил. И обрадовал. Ну, чертяка всезнающий, сибирский, пойдем выпьем, только немного. Перед боем нельзя много.

И друзья вошли в чистую прибранную избу. На пороге их встретил толстый, безусый, с хитрыми глазами денщик. Он отдал честь и поприветствовал офицеров, как полагается.

– Федька, мать твою, встречай хозяина! Это твой командир, капитан Виктор Семенович. Чтобы слушался, стервец! Он добрый и тебе, сукиному сыну, мордy бить не будет, хоть и надо! А я бы всю твою отожравшуюся морду тебе так бы разбил, чтобы ты у меня кровью умылся!

– Так за что ж? Ваше благородие? Я ж службу свою знаю.

– А не за что-то конкретное, а для острастки! На стол ужин, сукин ты сын! Ишь, нажрал себе пузо! Если у капитана Адамиди будут жалобы, пойдешь на передовую!

Денщик рявкул «есть» и побежал разводить самовар. Паша же подмигнул Вите и, сняв фуражку, сел за большой, дубовый стол.

– Паш, а где же хозяева, дома?

– Кто ж знает-то теперь – печально произнес Павел.

Виктор вздохнул и посмотрел на висящую на стене карточку большой семьи. Мысль о скорейшем приезде Вики согрела его, и он хорошо поужинал с Пашей. Выпил две рюмки, попрощался с другом и завалился спать. Сон навалился на капитана, и он начал было засыпать, но услышал быстрый и настойчивый стук в дверь. Он вскочил к столу, зажег свечу и подбежал босыми ногами к двери. За эти считанные секунды он ощутил теплую шероховатость дощатого деревенского пола.

– Кто там? – спросил он.

– Это я. Вика! – услышал он знакомый до боли голос.

Виктор радостно распахнул дверь и увидел её. Это была Вика. Усталая, вымотанная, но каким-то чудом пробравшаяся к нему.

Он бросился к ней, обнял и покрыл поцелуями её лицо.

– Боже! Откуда ты здесь? Какими судьбами?

– Ничего не спрашивай. Все потом… Пойдем в дом…

Пьяный от ласк Вики, Виктор так и не заснул этой ночью. Он встал, зажег коптившую и тускло светившую керосиновую лампу с черным налетом копоти на стеклянном плафоне, и умылся холодной водой из рукомойника. Затем надел форму и немного перекусил. Вика тоже уже встала и, наскоро одевшись, страстно поцеловала его, и прошептала ему на ухо:

– Обожаю тебя! Мне пора! У нас тут уже дом определен. А утром может приехать мой… Я вырвалась, чтобы подготовить дом. Все! Мне пора! Храни тебя Бог!

И она перекрестила Виктора. Он инстинктивно отпрянул и сделал шаг назад.

– Вот басурманин! Ну да ладно! Храни тебя Бог! – едко сказала она.

Любовница вышла из дома тихо, как кошка, тихонечко закрыв за собой входную дверь, и растворилась в ночной тьме, так как будто и не приходила. Виктор сел на табурет и подумал:

– Ненавижу, когда меня крестят! Я же не делаю над ними иудейские ритуалы! Ладно, пустое это все… Г-ди, сохрани меня в этом бою!

И Виктор надел на голову фуражку, и, повернувшись лицом к стене, начал молиться, как его учила мама, на идишe:

– Б-г Авраама, Б-г Исаака, Б-г Иакова! Спаси меня и помоги мне! Сохрани меня и поддержи меня!

Он долго молился, а затем разбудил дрыхнущего в сенях денщика и приказал ему седлать коня. Еще было темно, а Виктор уже выехал на Отличнике к своей сотне. Все уже были в сборе.

– Здравия желаю, ваше благородие! – рявкнул молодой есаул, вытягиваюсь во весь рост и отдавая ему честь.

– По коням! – скомандовал Виктор.

К нему подошел молодой адъютант из штаба и передал донесение о начале выдвижения. Другие сотни уже тоже начали выдвижение вперед. Капитан кивнул и повернулся к своим бойцам.

– Сотня! За мной, галопом, переходящим в марш, затем атакуем противника! Приказ командования: пленных не брать!

Одобрительный шепот прошел между его подчиненными. Виктор привычно сидел в удобном, хорошо подогнанном руками денщика кожаном седле и сжимал в руках уздечку. Ногами он чувствовал теплые бока коня. Похоже, они подружились. Виктор уже успел перед выездом из дома сунуть ему кусочек сахара, и конь это оценил.

– Вперед! – скомандовал Виктор и поскакал. Сотня выдвинулась, набирая скорость вслед за ним. Кони скакали все быстрее, и казаки, следуя примеру своего нового командира, обнажили сабли. Правый кавалерийский кулак летел вперед на ничего не ожидавших красных. Слабые пехотные звенья взяли на себя основной удар где-то посередине этого наступления, в двух верстах отсюда. Слуцкий летел вперед, прижимаясь к Отличнику. Правая рука его вспотела, сжимая шершавую рукоятку сабли.

Как горячий нож в сливочное масло, влетели разгоряченные белые сотни в ничего не ожидавших красноармейцев. С первыми лучами восхода, ослеплявшими большевиков, белые настигли позиции врагов и началась безжалостная бойня.

То и дело раздавались хриплые крики:

– Пленных не брать!

Давно Слуцкий не был в такой ожесточенной и страшной мясорубке. Впервые в жизни ему пришлось убивать своих. До этого враг всегда был чужим. Гадливое, тошнотворное чувство не покидало его. Перед ним вырос какой-то молодой, восемнадцатилетний парнишка-красноармеец, сразу видно, что из крестьян, и нацелил на него винтовку, но та заклинила. Слуцкий пришпорил коня и, стиснув зубы, снес пацану голову с плеч саблей. Та покатилась, как мяч, по пыльной, едва освещенной солнцем земле…

«Проклятье… Он же еще не жил…» – пронеслась мысль у Виктора в мозгу.

Но думать было некогда. Снова началась схватка. Лавина белых конников задавила уступавшее в количестве войско красных и уничтожила его. Через полтора часа все было кончено.

Сотни три убитых красноармейцев, в неуклюжих, распластанных позах, залитые кровью, лежали на земле. Виктор убрал саблю в ножны. Правая рука ныла и затекла от кровавой работы.

– Сотня! Стройся! – скомандовал он.

Сделали пересчет, и выяснилось, что в этом утреннем бою он потерял десять человек.

«Немного совсем для атакующей стороны, – подумал Виктор, и сам ужаснулся своему спокойствию. – Почему я не считаю этих казаков своими?»

Виктор вытащил из кармана кителя носовой платок с её инициалами и вытер струившийся по шее и лбу пот.

«А какие же мне они свои… А как же погромы… Ведь там казаки громили нас…»

И он вспомнил страшные дни погрома в Балте.

Подъехал офицер Ромашов, который вел соседнюю сотню. Рядом с ним верхом на лошади сидел православный священник.

Полный, доброго вида батюшка слез с лошади и сказал:

– Восхвалим Господа, за победу, воины Христовы!

Казаки начали один за другим снимать с себя головные уборы. Слуцкий замешкался и не снял фуражку. Батюшка внимательно посмотрел на него и заметил:

– А Вы, Ваше благородие, разве не веры православной? Почему Вы в фуражке?

Слуцкий нервно снял пропотевшую фуражку.

Молитва прошла спокойно. Батюшка напевал в голос, а солдаты крестились и шептали её слова про себя. Слуцкий же отстраненно смотрел на валявшиеся повсюду трупы.

Виктор думал, что батюшка уже закончил молитву, но он ошибся. Священник достал икону Иоанна Воина и зычно сказал:

– Славим Господа нашего, Иисуса Христа, сына Божия, за победу оружию нашему! Славим спасение наше! Великий святой Иоанн Воин покровительствовал нам на небесах во время битвы сей, и ему мы возносим благодарность и молим его и впредь молиться за успех наш и ратные победы наши!

Он передохнул и продолжил:

– Всеблагаго Бога и Царя, благоверный раб и воин явился еси, Иоанне чудодетелю, пострадав бо ради веры мужески, блаженно же скончав течение, зриши Всетворца Господа в Небесех светлейше. От Него же прием дарование чудес, страждущим человеком во всяких напастех помогаеши, укрепляеши воины в ратех, от врагов пленения, ран же и внезапных смертей и от бед лютых изымаеши. Тем же моли Владыку Христа, приснопамятне, да во всяком обстоянии сотворит нам милость и не введет нас во искушения, но спасет души наша, яко Человеколюбец.

Офицеры и солдаты начали выстраиваться в очередь, чтобы поцеловать святой лик. Виктор почувствовал, что не сможет этого сделать. Мысли вихрем пронеслись в его голове. Он понял, что сейчас все поймут, что он что-то скрывает о себе и что он на самом деле не тот, за кого себя выдает. Он поднял взгляд и увидел глаза того самого казака, который сразу ему не понравился. Виктор посмотрел на него и увидел его усмешку. Казак стоял рядом с ним. В метре от лошади Виктора. Он стоял на земле, держа своего коня под уздцы. Виктор скривил рот и перевел свой взгляд с лица казака на его потные, черные кучерявые волосы, непослушно вьющиеся по всей голове, и отчетливо услышал, как казак произнес эту страшную фразу, брошенную Виктору:

– Жид пархатый…

Виктор сжал из всех сил рукоятку сабли и начал было её вытаскивать, как вдруг его кто-то схватил его сзади. Он обернулся и увидел доброе и родное лицо Паши Блинова, сидящего на лошади. Видимо, тот уже несколько минут как подъехал и незаметно приблизился к нему.

– Вить… Поедем. Ты был молодцом!

Блинов похлопал его по плечу и поманил ехать за собой. Слуцкий провел рукой по потному, грязному лицу и, напрочь забыв о проклятом казаке, пришпорил коня. Вскоре он уже сидел с Пашей и Ромой за столом и пил самогон.

– Впервые, ребята, впервые мне пришлось убивать своих. И это шок, скажу я вам! Ну, дураки, ну, ошибаются, ну, обмануты! Но это же не повод их убивать! Надо, может, больше брать их в плен и к нам на пополнение? – рассуждал Виктор.

Блинов пил молча и как-то горько улыбался.

А Роман, наоборот, хотел выговориться:

– Вить, ты пойми, милосердие – это хорошо, но не во время войны! Ты знаешь, что красные с нашими делают? Ты видел, во что они превратили нашу страну?

Давить их надо! До последнего! Такая доброта как раз очень опасна на войне!

Блинов продул папиросу и, чиркнув спичкой, выпустил едкий дым. Он провел рукой по своей голове, по русым, коротко остриженным волосам, и заметил:

– Витя верно говорит. Своих убивать самое поганое дело. И поэтому именно гражданские войны самые жестокие. Это как ссоры в семье. Своим не прощаешь… Со своими все наиболее обострено! Но выбора нет! Да, больно! Ужасно, Витя! Это фабрика смерти… И каждый день так придется сносить им головы, стрелять в живот, косить их ряды пулеметами или взрывать гранатами. А ведь это все люди! Наши люди! Русские, православные! У них дети, семьи! А многие сами еще безусые дети… Но нет выбора. Многие наши офицеры вынуждены на них служить, а их семьи Ленин взял в заложники. Вот кому я не завидую больше всего!

Слуцкий ощутил, как слезы выступили у него на глазах.

– Паш! Это реки крови…

Рома подошел к Виктору и обнял его со всей мощью своей богатырской фигуры.

– Ну, будет тебе… Не раскисай. А то словно барышня… Ну, хватит. Споем что ли?

И Рома запел своим глубоким, красивым баритоном. Он запел какой-то старый, до боли знакомый романс. О старинном саде, о заброшенном пруде, о прекрасном танце и былой любви.

Друзья просидели до поздней ночи, несмотря на то, что с восходом нужно было снова идти в бой и продолжать уже начатое наступление на позиции красных. Лишь в третьем часу все разошлись. А через два часа конница Виктора уже снова неслась в бой, а над головой Виктора уже свистели пулеметные очереди. И снова конь его летел вперед, перепрыгивал через вырытые на скорую руку, неглубокие окопы красных, и снова ему приходилось стрелять и рубить людей. Кровь то и дело забрызгивала его мундир, но пули и штыки врагов не причиняли ему вреда. Бог хранил Виктора, а его сотня геройствовала, отбрасывая красных все дальше и дальше. Пленных не брали. Да и некуда было их брать. Озверение и жестокость в братоубийственной войне достигли своего апогея. Изо дня в день он рубил человеческую плоть, расстреливал и взрывал таких же, как он, людей, только за то, что они верили во что-то другое, и за то, что на них были красные ленты. Сердце отупело и смирилось, и если бы не редкие любовные ласки по ночам и не попойки с друзьями, то Виктор бы не выдержал этого страшного ритма. Но белые шли вперед, отбрасывая большевиков все дальше и дальше, и казалось, что Бог покровительствует им, несмотря на недостаток солдат, конницы, оружия и провианта.

– Мы побеждаем, потому что правда за нами! – любил говорить Блинов.

Виктор верил в это. Он знал, что сражается за свою страну, за своих друзей и что он верен данной присяге.

Сцена 7

Солнце садилось. Виктор вышел из дома и подошел к своему коню. Он погладил его и обнял за шею.

– Родной мой!

И Виктор прислонил свою голову к голове лошади, ощущая её теплоту. Конь доброжелательно переминался. Отличник потерся мордой о карман кителя Виктора, где он обычно хранил сахар.

– Ах, ты! Сахар хочешь! А я со свои ласками! И забыл о нем! На, дорогой мой! Кушай!

И Виктор положил на ладошку кусочек белого сахара. Лошадь взяла сахар своими большими крепкими зубами и начала с удовольствием хрустеть.

– Кушай, Отличник! Скоро опять нам с тобой скакать под пулями и снарядами! Будем воевать! Но ты привыкший уже! А вначале боялся всего! Даже на дождь реагировал боязливо! А теперь попривык!

Виктор присел рядом с конем на деревянную скамеечку и сказал:

– Вот хорошо тебе, Отличник! Ты конь! Конь всем нужен! И красным, и белым! Все тебя уважают! А человеку хуже… Он может быть человеком, а может и жидовской мордой, навроде меня… И вот я вынужден скрывать свой народ, как будто я прокаженный какой… Скрывать, как это делала царица Есфирь[68]68
  Есфирь, еврейская царица в Персии, вынужденная долго скрывать свое происхождение и веру. Героиня библейской книги Есфири.


[Закрыть]… Но меня уже подозревают в еврействе… У казаков нюх на жида… И чего мы им сделали?! Почему мне достались именно казаки?!

Виктор встал. Застегнул китель на все пуговицы, захватил из дома фуражку и, надев её, вышел на улицу. Он шел мимо добротных казачьих домов, перед которыми шныряли куры и гуси. Все здесь дышало достатком и любовью к своей земле. Он остановился у сидевшего на скамейке седобородого казака-старика, с тремя Георгиями на груди.

– Присаживайся, Ваш благородие!

Виктор пригладил свои черные усы-щетки и сел на скамью рядом с ним.

– Скоро ль землю нашу очистим от жидов да краснопузых, не слыхать ли че, а, Ваш благородь?

Виктор вздрогнул. Медленно достал из кармана кителя пачку папирос и отдал деду.

– На, дед! Кури! Погоним красных! Не боись! Срока не скажу!

Дед благодарственно взял папиросы и спросил:

– Наши аль иностранные?

– Наши, дед. Наши… Столичные еще. Ты мне вот что расскажи. За что вы, казаки, так жидов не любите?

Старик аж подпрыгнул от неожиданности.

– А за что ж их любить-то?! Они ж Господа нашего распяли! Все беды от них!

– Не темни, дед! У вас, казаков, свой же счет! Ты не поп же! Ты мне церковные речи не толкай! Ишь, религиозный нашелся!

Дед внимательно, с опаской посмотрел на Виктора и спросил:

– А Вам интерес какой, Ваше благородие? Так, али не просто так, спрашиваете?

– Расскажи, дед. А я тебе рубль дам на выпивку. Интересно мне. Не томи!

И Виктор протянул старику рубль, а тот проворно спрятал его в кармане штанов.

– От старухи моей, Ваш бродь… Она все под себя гребет, старая ведьма! А так надежнее будет! Куплю себе покурить! Вы вопрос задали… Я ответ имею, но что ж мы, его тут на лавке, всухую будем обсуждать?

– А ты бы как хотел бы, дед? Как зовут хоть тебя?

– Макар Кузьмич я. Васильев. Дед мой атаманом был! Меня все в станице знают! А сам я тоже, как видишь, служивый человек… С турками воевал, за царя-батюшку… В 1877 году! Ох, и вмазали тогда мы туркам!

– Ну, и прекрасно, Макар Кузьмич. А я капитан Виктор Семенович Адамиди. Грек по происхождению. Отсюда и чернявость моя.

– Да по мне хоть кто, абы только не жид. Пойдем, Ваше благородие, ко мне в хату. Есть у меня первач, такой, что сразу с ног рубит!

Слуцкому хотелось прикончить старика на месте, но он сдержался. А дед пригласил его в дом, где они выпили и закусили. Жена старика была явно недовольна нежданным гостем, но, увидя золотые погоны офицера и его подтянутый вид, и не пропитое, умное лицо, нехотя поставила на стол бутыль самогона и нехитрую закусь. Макар Кузьмич все интересовался делами на фронте и жаловался, что белые не понимают казачьих интересов и стремления к созданию независимого казачьего государства.

Виктор слушал, кивал, а потом прервал деда и спросил:

– Ладно, Кузьмич. Ты мне о казаках и жидах рассказать обещался. Слушаю!

Старик выпил еще полстакана, расправил усы и начал свой рассказ:

– Дело это давнее, Ваш бродь… Мне это еще мой отец рассказывал, а ему дед мой, а тому прадед, и уходит история эта корнями своими в давние века, когда стояла еще на Волге огромная и мощная жидовская держава царя Козарина! И все тогда тут жили под козарами, подчинялись им и платили им дань. Такие времена были… А страна козар была богатой и сильной, и была у них огромная армия, и крепости каменные, высокие, с башнями! И корабли деревянные, они их по Волге пускали и нападали на всех… А Волга тогда и не была Волгой, а называли они её по-козарски[69]69
  По-хазарски. Старое название.


[Закрыть] Итиль…