Текст книги "СВО. Клаузевиц и пустота. Политологический анализ операции и боевых действий"

Глава 3
Ценность в предвидении

&

После перехода СВО в длящееся состояние возникло множество разговоров о том, что же мешает победе. Первая версия книги в определенной мере также затронула подобные проблемы. Но мы с самого начала стремились говорить не о сложностях, как таковых, но об их порождающих причинах.

Мы избавлены от наивного мнения, что административными решениями сейчас можно буквально всё изменить. Ясно, что значительная часть процессов имеет свою эволюцию, и попытки её ускорить или трансформировать в военных условиях опасны. Однако такое понимание не должно быть оправданием для тотальной пассивности и созерцательной флегматичности.

Здесь мы придерживаемся принципа Карла Этингера: «Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить. И дай мне мудрость отличить одно от другого».

Представляется, что до сих пор существуют трудности восприятия фундаментальных основ, которые должны были стать базой к реализации Спецоперации. Вопрос российских концептуальных военных подходов к СВО до сих пор оставался в стороне.

Рассмотрим его. Наши цели далеки от критиканства. Потому что критиканство – оружие поражения или признак неконтролируемой эмоции. Мы же, напротив, имеем цель, выявив проблемы, стать не слабее, но напротив добиться усиления российского потенциала.

&

И обывателями, и профессионалами нередко высказываются различные мнения о том, как и по какому сценарию могла бы более конструктивно развиваться Спецоперация. Даже наша первая версия книги содержит главу 10 под названием «Как могло бы быть иначе».

Но дело в том, что любое подобное мнение обязательно вызовет критиков и ещё одну альтернативную версию. Поэтому необходимо найти начальную точку, ключевой принцип, который является сконцентрированной базой военной компетенции. Тогда такая основа должна позволить сформировать представление об оптимальной модели Спецоперации не на основании личных фантазий и субъективных ощущений, но на безусловном военном авторитете.

В нашем теоретическом анализе таковым выступила работа Карла Клаузевица «О войне». Но в практических планах, несомненно, основой являются доктринальные представления Генерального штаба Вооруженных сил России.

&

Когда СВО начиналась, нередко можно было услышать громкие и обнадеживающие заявления о «сетецентрической» сущности операции, маневренности, комбинированности и т. п. В итоге многое свелось к позиционному окопному противостоянию.

В этой связи напомним определение военной силы, которое дал в своей «Военной энциклопедии» бывший министр обороны России С. Иванов: «Военная сила – совокупность средств вооружённого принуждения, которые доступны для реализации внешнеполитических и внутриполитических целей» – мы исходим из того, что преемственность военного руководства предполагает непрерывность военного строительства. Как, кстати, и преемственность концепции «сетецентрической войны», основы которой в реальности разработал не Герасимов, и не Галеотти вместе с Себровски и Гарстка, а бывший глава Генштаба ВС СССР генерал Огарков.

На чём же в таком случае основываются эти «средства вооруженного принуждения»? Несомненно, что, в первую очередь, они базируются на военной теоретической мысли и последующей системе военного планирования.

Соответственно, без анализа взаимосвязи данной мысли с реальным положением дел при выполнении СВО мы пути повышения этой военной силы определить не сумеем.

Как известно, за управление вооруженными силами отвечает Генштаб вооруженных сил России. Благодаря открытым программным публикациям и выступлениям главы Генштаба В. Герасимова, существует достаточное количество источников, позволяющих оценить взаимосвязь теоретических представлений Генштаба и реалий Специальной военной операции, тем более что Валерий Герасимов совмещает должность начальника Генштаба с полномочиями командующего российской группировкой СВО.

&

В первой части мы бегло останавливались на «Доктрине Герасимова».

Сейчас сделаем это подробней. Ведь любая теория проверяется практикой, а для профессионального полководца военные действия – главный экзамен, на котором тестируется соответствие докладов и заявлений объективной реальности.

Теперь изложим ряд положений, которые, если бы их предлагали авторы данной книги, могли бы вызвать вопросы.

Однако это – обобщенные нами идеи Валерия Герасимова, публично им озвученныев 2013 году. Уверены, что процесс ознакомления с ними нужно и важно сравнивать с реалиями СВО.

Итак, по озвученному задолго до Спецоперации мнению главы Генштаба:

1. В современных военных столкновениях широко используется работа с гражданским населением. Ключевая роль в военном успехе – спецоперации по использованию для победы внутренней оппозиции противника, сопутствующее ведение информационного противоборства.

2. Важнейший опыт, необходимый для использования в современных военных действиях – партизанское движение.

3. Ключевая роль – за силами специальных операций.

4. Мобильность и маневренность войск – приоритет.

5. В боевых действиях не должно быть пауз, которыми мог бы воспользоваться противник.

6. В современных боевых действиях неактуальны фронтальные столкновения крупных группировок войск.

7. Приоритет современных боевых действий – высокоточное оружие и роботизированные системы на основе искусственного интеллекта, боестолкновения широких масс людей не актуальны.

8. Акцент должен быть сделан на воздушных, наземных, морских роботах.

9. Есть проблемы выработки модели использования российских вооруженных сил за пределами страны. Необходимо их срочно решить.

10. Законодательством не определены формы и способы использования вооруженных сил за пределами России, необходимо срочное нормативное регулирование.

11. Необходима организация территориальной обороны от сил спецопераций и диверсионных групп противника.

12. Необходимы адекватные прогнозы военных конфликтов.

13. Срочно необходимо создание информационно-телекоммуникационной системы разведки, управления войсками и оружием.

14. Беспилотные аппараты и роботизированные комплексы – приоритет. Как и противодействие им.

15. Информационное противоборство и наступательность в нём – оружие и приоритет.

16. Необходимо четкое понимание взаимосвязи военной стратегии и экономики.

Можно лишь поаплодировать теоретической безупречности. В принципе, на этом нашу новую версию книги можно было бы и заканчивать, потому что перечисленное вполне подходит в качестве выводов и последующих предложений к Спецоперации.

Но авторство этих мудрых мыслей не за нами, а за главным военным стратегом России, и возникли они не после анализа Спецоперации, а задолго до неё, так что прекращать работу мы всё-таки пока не будем, раз уж у нас есть требующий прояснения некоторый разрыв в теории и практике. Зато постараемся наше дальнейшее повествование выстроить в логике изложенных тезисов.

&

Если развить мысль, то как в таком случае должен был составляться план проведения СВО?

Вероятно, на стадии получения соответствующего приказа, Генштаб обязан был извлечь свой базовый норматив, и на его основании сформировать практическое руководство к действию.

В таком случае каждый, ещё раз каждый из перечисленных пунктов – это соответствующий раздел такого плана. Во всяком случае, должен был им стать.

Клаузевиц: «План войны обнимает собой все проявления военной деятельности в целом и объединяет её в особое действие, имеющее единую конечную цель, в которую сливаются все отдельные частные цели.

Война не начинается, – или, во всяком случае, не следует, действуя разумно, начинать войну, – пока не будет установлено, чего мы хотим достигнуть посредством войны и в течение её.

В первом заключается смысл войны, второе является её целью.

Из этой основной мысли вытекает всё руководство войной, определяется размер потребных средств и мера энергии; влияние её распространяется вплоть до самых мельчайших проявлений деятельности».

&

Теперь чуть подробнее.

Такое понятие, как «Доктрина Герасимова» изначально возникло и в дальнейшем получило громкую публичную известность в феврале 2013 года, после статьи Валерия Герасимова «Ценность науки в предвидении», которая представляла собой обобщение его ежегодного выступления в Академии военных наук.

Генерал, исходя из опыта «арабской весны», изложил российское видение западного подхода к ведению войн и природы современных военных конфликтов. В. Герасимов перечисляет новые типы и методы ведения войны и позиционирует их как набор проблем, с которыми российским военным теоретикам приходится иметь дело.

В этой связи кратко описано несколько основных трендов: ведение войн без официального объявления или признания факта их ведения; рост значения асимметричных или невоенных средств по сравнению с традиционными формами ведения войны; широкое применение пропаганды и спецподразделений, информационные войны; влияние высокоточных вооружений, которые могут массированно применяться на всю глубину боевых порядков противника, а также распространение беспилотников и роботизированных систем.

Хотя военачальник в большей степени пересказывал видение западной военной мысли, изложенная им модель приобрела широкую известность, как «Доктрина Герасимова». И это вполне справедливо, ведь если глава Генштаба осознает передовые тенденции, то обоснованно считать, что и сам будет ими руководствоваться.

&

Теперь более подробно выделим цитаты наиболее важных положений, имеющие, по нашему мнению, прямое отношение к СВО и позволившие сформулировать вышеизложенные тезисы.

Как заявлялось в докладе Герасимова:

«В XXI веке прослеживается тенденция стирания различий между состоянием войны и мира. Войны уже не объявляются, а начавшись – идут не по привычному нам шаблону. Конечно, легче всего сказать, что события “арабской весны” – это не война, поэтому нам, военным, там изучать нечего. А может быть, наоборот – именно эти события и есть типичная война XXI века?

Повышается роль мобильных межвидовых группировок войск, действующих в едином разведывательно-информационном пространстве за счет использования новых возможностей систем управления и обеспечения».

Наверное, одним из главных выводов из анализа Спецоперации следует то, что все прогнозы по уходу в прошлое крупных многочисленных сражений, снижению роли традиционного вооружения, себя не оправдали. Что, однако, не снижает, а наоборот повышает роль сил спецназначения.

Однако никакая риторика и абстрактные рассуждения не заменят очевидных фактов: анонсированные в мирное время боевые приемы сил спецназначения во время СВО в виде ликвидации или захвата в плен высшего военного и политического командования противника, иностранных советников, уничтожения командных пунктов, мостов и прочих логистических объектов пока продемонстрированы не были, или не предаются огласке.

Вероятно, чтобы заполнить такой вакуум, в СМИ периодически вбрасывается абстрактная информация об уничтожении неназываемых «натовских генералов». Однако натовские генералы – товар штучный, их похороны, исключение из списков воинских частей и прочие публичные действия не могли бы остаться незамеченными. Поэтому секретное уничтожение таких же секретных персонажей считаем, в основном, медийной активностью.

Напомним, что в системе министерства обороны России именно для специальных функций выделены, как минимум, три структуры: силы специальных операций, информационные войска, аппарат и спецподразделения военной разведки.

Цитата из Большой российской энциклопедии: «Основными задачами ССО РФ являются: в мирное время – ведение разведывательно-диверсионных, подрывных и специальных действий на территории иностранных государств; в военное время – выполнение задач разведки, захвата и уничтожения важных объектов, проведение психологических операций, организация саботажа, партизанского и повстанческого движения.

ССО РФ применяются в форме специальных действий и специальной операции войск (сил), используя различные, в том числе нетрадиционные способы в интересах достижения требуемой цели».

Эти структуры состоят из мощных аналитических служб, многочисленных боевых бригад и центров в составе высококвалифицированных и хорошо обученных бойцов, имеют огромную техническую базу, запасы различного вооружения под выполнение любых боевых задач, свои научно-исследовательские организации, учебные структуры, силы на воде, в небе, космические спутники, собственные масштабные финансовые бюджеты, региональные и зарубежные структуры, право в части, касающейся заниматься оперативно-розыскной и разведывательной деятельностью и многое другое.

То есть инструменты для специальных акций военное ведомство получило в полном объёме.

Романтизированная для обывателя, но при этом реально крайне востребованная в профессиональном плане работа подразделений спецназа не должна сама по себе выступать основным фактором решения крупной боевой задачи (хотя такая попытка в начале СВО и была сделана, в частности, в ходе Гостомельских боев).

Нет, спецназ – инструмент тонкой силовой «специальной» подстройки кулуарной работы. Естественно, если подстраивать нечего, то остается его использовать для решения общевойсковых задач, что мы и наблюдали. Однако мы помним, что если следовать логике программного документа, то такой подход полностью противоречит установке главы Генштаба.

В цитате Валерия Герасимова отдельного внимания заслуживают слова «за счет использования новых возможностей систем управления и обеспечения».

Одной из причин отхода весной 2022 года из-под Киева и других ключевых городов, стали проблемы снабжения боеприпасами, ГСМ, комплектующими и запчастями, питанием для личного состава.

В этой связи можно лишь предположить – может, проще было сохранить «старые возможности», если новые привели к таким последствиям?

«Военные действия становятся более динамичными, активными и результативными. Исчезают тактические и оперативные паузы, которыми противник мог бы воспользоваться».

Именно оперативные паузы осени 2022 года и весны 2023 года стали одной из главных характеристик обстановки в зоне СВО. Поэтому данный прогноз не оправдался.

«Фронтальные столкновения крупных группировок войск (сил) на стратегическом и оперативном уровне постепенно уходят в прошлое».

Не ушли.

«Стираются различия между стратегическим, оперативным и тактическим уровнем, наступательными и оборонительными действиями».

Надо признать, что в первые дни операции российские силы постарались руководствоваться именно указанным господином Герасимовым подходом.

Усилия восьми-девяти наступательных группировок действительно были направлены на кинжальное и стремительное проникновение в территорию противника, использование эффекта неожиданности без разделения на стратегический, оперативный и тактический уровни театра военных действий. Увы, данное теоретическое предположение в ходе СВО своего практического подтверждения не получило.

«Применение высокоточного оружия приобретает массовый характер. В военное дело активно внедряются вооружение на новых физических принципах и роботизированные системы».

Если исходить из эффективности ведения боевых действий, то в реальности СВО сложно найти пример самостоятельного и гарантированного стратегического результата, достигнутого применением высокоточного оружия.

Хотя можно выделить, минимум, две попытки реализации «стратегии непрямых действий», когда по итогам применения высокоточного оружия вне непосредственной линии фронта предполагался последующий кумулятивный эффект.

На первом этапе СВО такой попыткой были удары по топливным ресурсам, нефтеперерабатывающим заводам, логистическим узлам с целью обескровить военный потенциал Украины и таким образом связать, лишив резервов горючего, украинские вооруженные силы на линии фронта.

Вторым таким экспериментом стала кампания с осени 2022-го по весну 2023 гг. по высокоточному поражению электроэнергетических украинских ресурсов.

Обе кампании не дали полноценного результата, что выразилось в сохранении и даже наращивании возможностей Украины. Да, это произошло, в значительной мере, благодаря внешней поддержке.

Но фактор такой поддержки не является неожиданным и вполне предсказуем, тем более что в самом докладе Герасимова сказано, что «фундаментальной основой практической деятельности стратегии является создание системы исследования прогнозных сценариев развязывания и ведения военных конфликтов.

Именно обоснованный прогноз сценариев возможных конфликтов служит исходными данными». Это значит, что подобный сценарий было предусмотреть не просто можно, но в обязательном порядке необходимо и это – одна из главных функций военного планирования и управления.

Ведь задача российского Генштаба не столько прогноз и подготовка к боевым действиям с Украиной, сколько с западным сообществом. В таком случае расчет их ресурсов и перспектив использования, соответствующая разведка – это прямая функция военного управления.

В свой статье господин Герасимов также делал обзор ведущихся западными странами боевых действий, систематизировал применяемые инструменты, после чего выделял задачи российской военной науки:

«Рассуждая о новых формах и способах вооруженной борьбы, мы не должны забывать отечественный опыт. Это применение партизанских отрядов в годы Великой Отечественной войны, борьба с иррегулярными формированиями в Афганистане и на Северном Кавказе».

За время СВО неизвестно ни об одном партизанском отряде в тылу противника. Да, для этого необходима идеологическая база сопротивления и кропотливая наступательная работа с местным населением, о которой, кстати, Герасимов писал, как об одном из главных приоритетов.

Именно по этой причине такой пункт мог быть реализован исключительно во взаимоувязке с положением об информационной работе и блоком спецопераций (ниже отдельно остановимся и на этом вопросе). Поэтому отсутствие такой активности является признаком пробела и на других направлениях.

«Ещё одним фактором, влияющим на изменение содержания современных способов вооруженной борьбы, является применение современных робототехнических комплексов военного назначения и исследования в области искусственного интеллекта.

В дополнение к летающим сегодня беспилотникам завтра поле боя будет наполнено шагающими, ползающими, прыгающими и летающими роботами. В недалеком будущем возможно создание полностью роботизированных формирований, способных вести самостоятельные боевые действия».

Отсутствует, однако, информация о наполнении театра военных действий СВО шагающими, ползающими, прыгающими и летающими роботами, полностью роботизированными формированиями.

«Операция по принуждению Грузии к миру выявила отсутствие единых подходов к применению формирований Вооруженных Сил за пределами Российской Федерации. Нападение в сентябре 2012 года на американское консульство в ливийском городе Бенгази, активизация пиратских действий, недавний захват заложников в Алжире подтверждают значимость построения системы вооруженной защиты интересов государства за пределами его территории».

Валерий Герасимов совершенно справедливо замечает, что: «Несмотря на то, что дополнения в Федеральный закон “Об обороне”, позволяющие оперативно использовать формирования Вооруженных Сил России за её пределами, внесены ещё в 2009 году, формы и способы их действий не определены. Кроме того, на межведомственном уровне не решены вопросы обеспечения оперативного использования…»

Как мы помним из первой части книги и вплоть до начала СВО на момент написания нашего продолжения, в Военной доктрине России отсутствует определение и последующая концептуальная формула в отношении понятия «Специальная военная операция», и, как следствие, дальнейшее закрепление в доктринальной правовой базе.

И это при том, что понятие «спецоперации» в её военной коннотации в 2013 году выделено Герасимовым отдельно как современный военный приоритет. Несомненно, что главенствующая роль инициативы по данному вопросу в таком случае сохраняется за военным ведомством.

«Особую актуальность в современных конфликтах приобретает защита населения, объектов и коммуникаций от действий сил специальных операций противника в условиях возрастания масштабов их применения. Решение этой задачи предусматривается организацией и ведением территориальной обороны.

До 2008 года, когда численность армии на военное время составляла более 4,5 миллиона, эти задачи решались исключительно Вооруженными Силами. Но условия изменились.

Теперь противодействие диверсионно-разведывательным и террористическим силам можно организовать только комплексным применением всех силовых структур государства.

С принятием законопроекта предстоит уточнить систему управления территориальной обороной, законодательно закрепить роль и место в её ведении других войск».

Нападения весной-летом 2023 года сил украинского военного спецназа под видом российских партизанских формирований на территорию Белгородской области и некоторые другие подобные акции продемонстрировали проблемы формирования полноценной системы территориальной обороны, и, в частности, вопрос отсутствия у этих сил вооружения, алгоритмов срочных действий во внештатных обстоятельствах и достаточной обученности, взаимодействия с силовыми ведомствами, пробелы подчинённости, полномочий, материальной базы и отношений с местной властью.

Тем удивительнее такое положение, если Генштаб осознавал этот вопрос ещё в 2013 году.

«Одно из направлений развития стратегии связано с созданием и развитием на базе современных информационных и телекоммуникационных технологий единой системы интегрированных сил и средств разведки, поражения и управления войсками и оружием.

Следующее направление связано с масштабным применением роботизированных комплексов военного назначения, в первую очередь беспилотных летательных аппаратов, для повышения эффективности решения широкого спектра задач.

Другим направлением стало создание системы противодействия применению беспилотных летательных аппаратов и высокоточного оружия. Здесь решающую роль сыграли силы и средства радиоэлектронной борьбы, которые обеспечили возможность избирательного воздействия, исходя из типа объекта, его структуры, критичности по времени.

Задача военной науки в данной сфере состоит прежде всего в научной проработке вопросов создания стратегической системы противодействия беспилотным летательным аппаратам в Вооружённых Силах РФ и обоснования перспективных стратегических систем радиоэлектронной борьбы и их интеграция в единую систему.

Подчеркну: цифровые технологии, роботизация, беспилотные системы, РЭБ – всё это должно быть в повестке развития военной науки, в том числе военной стратегии».

Как мы помним, одним из практических механизмов противодействия перехвату наших беспилотников РЭБом противника, на первых этапах СВО, зачастую стало привязывание их на рыболовную леску Маловероятно, что именно о таком способе шла речь в докладе главы Генштаба.

В нашей работе мы выделим отдельную главу, посвященную только беспилотным системам. Несомненно, Валерий Герасимов был прав, когда десять лет назад подчеркивал безусловный приоритет беспилотных систем. Осталось только конвертировать это понимание в полноценные последствия.

«Важным направлением развития военной стратегии и задачей военной науки является поиск новых подходов к развитию связей между военной стратегией и экономикой. В интересах подготовки экономики страны к решению оборонных задач стратегия призвана ответить на следующие вопросы. К какой возможной войне и по каким направлениям готовить экономику? Как обеспечить её живучесть, устойчивость? Как целесообразнее разместить объекты экономики с учётом их защиты?

Тезис классика отечественной военной стратегии комбрига Александра Свечина “Экономика сумеет подчинить себе характер военных действий”, высказанный им почти 100 лет назад, стал объективной реальностью».

Добавить к изложенному нечего, всё так. Мудрые и глубокие заявления.

Остался лишь вопрос: как эти верные мысли реализованы в практической деятельности? В этой связи представляется вполне обоснованным такое же публичное, как и в 2013 году, комментирование военного руководства о том, что же пошло не так, почему теория и практика в итоге так разошлись, и какую помощь в этой связи нужно оказать, чтобы они вновь встретились.

&

Отдельно остановимся на следующем положении доклада Валерия Герасимова:

«Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия.

Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения.

Широкое распространение получили асимметричные действия, позволяющие нивелировать превосходство противника в вооруженной борьбе.

К ним относятся использование сил специальных операций и внутренней оппозиции для создания постоянно действующего фронта на всей территории противостоящего государства, а также информационное воздействие, формы и способы которого постоянно совершенствуются.

…Всё это дополняется военными мерами скрытого характера, в том числе реализацией мероприятий информационного противоборства и действиями сил специальных операций.

Хочу подчеркнуть, что в ходе афганской войны зародились специфические формы и способы ведения военных действий. В их основе лежали внезапность, высокие темпы выдвижения, умелое применение тактических воздушных десантов и обходящих отрядов, что в совокупности позволяло упреждать замыслы противника, наносить ему ощутимый урон».

Будучи военачальником, в данных положениях господин Герасимов выдвинул по сути революционную для военного дела идею – в современных условиях военные вопросы вполне могут и более того должны решаться не столько силой оружия, сколько информационным противоборством, акциями воздействия на информационно-психологическую сферу противника с помощью спецпроектов.

В свою очередь, при наращивании силового противостояния, поддержка таких проектов осуществляется силами спецназначения и инициированием внутреннего противостояния у противника.

Таким образом получала новое звучание идея Сунь-цзы: «Одержать сто побед в ста битвах – это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения – вот вершина».

Как мы уже указали чуть раньше, в российской военной структуре для этой цели были выделены значительные силы и средства.

Тогда по каким причинам мы вообще рассматриваем вопросы применения боевой силы и оружия, если в российской военной мысли и целеполагании уже десять лет существует совершенно иная концепция, в рамках которой созданы Силы спецопераций и войска информационных операций со своими организационными штатами, ресурсами, инфраструктурой, бюджетом, отчетами?

Как заявил в 2017 году министр обороны России Шойгу: «уже созданы “войска информационных операций”, которые гораздо эффективнее и сильнее того управления, которое действовало в советской армии».

По словам Шойгу, «пропаганда должна быть умной, эффективной и грамотной». То есть, по сути, спустя четыре года после анонса Валерия Герасимова, уже его непосредственный начальник, Сергей Шойгу подтвердил не только правильность мнения начальника Генштаба о формате приоритетной боевой деятельности, но и заявил о принятых в этой связи решениях и практических результатах их реализации.

Таким образом учитываем, что проблематика информационного противоборства – это не задача каких-то других ведомств, но неотъемлемая часть деятельности российских Вооруженных сил.

Более того, и Валерий Герасимов в цитируемом нами докладе указывал, что «до недавнего времени военной наукой исследовались вопросы применения Вооружённых Сил в традиционных сферах ведения военных действий – на суше, в воздухе и на море. Анализ характера современных войн показал существенный рост значимости такой сферы противоборства, как информационная.

Новая реальность войн будущего будет заключаться в том числе в переносе военных действий именно и в эту сферу. При этом информационные технологии становятся, по сути, одним из самых перспективных видов оружия.

Информационная сфера, не имея ярко выраженных национальных границ, обеспечивает возможности дистанционного, скрытного воздействия не только на критически важные информационные инфраструктуры, но и на население страны, непосредственно влияя на состояние национальной безопасности государства».

Однако, ещё в начале нашего исследования мы констатировали странный пробел в этой сфере при проведении СВО. Если кто-то всё же скажет – мол, это ответственность спецслужб и такая работа должна быть незаметной, то доля истины в этом есть, но напоминаем о вышеизложенных положениях военного руководства. Как и о том, что, помимо информационного противостояния, роль военной стратегической разведки тоже никто не отменял.

Так что тот, кто скажет подобное, будет неправ, или, как минимум, не вполне прав. В том смысле, что деятельность, несомненно, должна быть незаметной – но вот результаты должны быть очень заметными!

Да, действительно, это вопрос не только вооруженных сил. Но мы и не собираемся заниматься ревизией вооруженных сил как таковых – для этого есть Верховный главнокомандующий, аппарат и многочисленные инструменты контроля.

Мы же исходим из того, что командирская мысль и компетенции предполагают координацию всех форм деятельности для выполнения стратегической задачи, если уж возникла сфера военной компетенции. Маловероятна, к примеру, ситуация, когда бы на совещании высокого уровня констатировался провал информационно-политической и агентурной работы, на что руководитель военного ведомства ответил бы: «Ну и ладно. Решим всё танками и ракетами!»

&

Возвращаемся к исходному докладу главы Генштаба. Какие же силы внутренней украинской оппозиции в предложенной генералом парадигме были использованы для создания постоянно действующего фронта на всей территории противостоящего государства?

И как на практике была обеспечена анонсированная возможность «дистанционного, скрытного воздействия на население Украины, непосредственно влияя на состояние национальной безопасности»?

Если исходить из логики мыслей господина Герасимова, тогда придётся сделать вывод, что:

1. Либо это работа не была инициирована и не проведена.

2. Либо она была проведена, но Генштаб в ней проиграл противнику, оказавшемуся более результативным. В таком случае необходим детальный разбор причин такой неэффективности, анализ расходов, сил, средств, прочих ресурсов, концепций, показавших эту неэффективность, и последующая коррекция.