Текст книги "Выход есть всегда: как не совершить непоправимое"

О тех, кого мы предаем

У Большинства из нас есть близкие, родные люди. За суетой и неприятностями будней нам часто кажется, что они нас не любят, не замечают. Может показаться, что наша смерть не будет для них чем-то ужасным…

Каковы на самом деле последствия самоубийства или его попытки для близких самоубийцы?

Трагедия сестры

История описанного здесь куска моей жизни рассказана спонтанно, с пробелами, ибо я не помню в силу обстоятельств четко, как складывались события тех дней.

Это было 12 лет назад. Был жаркий июньский день. Не так давно я сдала первую сессию, оставив на осень кучу «хвостов», из-за которых очень переживала. Помню, моя подруга еще часто утешала меня: «Да, не переживай ты так. У тебя же все в семье живы, здоровы – это самое главное!»…

В тот день я как обычно вышла на работу на кафедру. Даже не знаю, зачем. И не нужно было, по сути, выходить. Но решила «залатать дыры», чтобы не оставлять долги на лето.

За день до этого у нас в семье случился скандал, после которого брат ушел к отцу, жившему на тот момент отдельно от нас.

Весь рабочий день я не могла отделаться от навязчивой мысли позвонить брату, чтобы позвать его к себе на работу или даже поехать к нему. Тянуло душу сильно, как магнитом. Я даже разозлилась на себя, помню. Никогда такой тяги не было. Даже не знаю, почему, но решила не ехать к нему, а просто позвонить вечером… Сразу скажу, что были мы с ним единым целым – он на год младше меня, и все трудности и горести мы делили с ним поровну. Только в год моего поступления в Университет мы несколько отдалились друг от друга – я была опьянена фактом поступления и появлением большого количества друзей…

Вечером того же дня я поспешила домой.

Поспешила, чтобы, зайдя в квартиру, узнать новость, которая убила всю нашу семью, нашу жизнь и ее смысл, нашу радость быть всем вместе – мой брат покончил с собой.

Прошел где-то час после моего возвращения домой, как мне позвонил отец. Я только услышала его голос, и мое сердце заколотилось. Я все поняла без слов. Отец выдавил еле слышно: «Мариша, Андрюши больше нет. Он повесился»… Трубка выпала у меня из рук, я обмякла и опустилась мешком на пол. Внутри все сжалось. Я долго не могла осознать случившееся: ведь еще вчера мы с братом говорили, строили какие-то планы, хотели вместе поехать отдыхать… А сегодня ЕГО НЕТ! Слова не могут передать эту боль.

Я с ужасом ждала возвращения мамы, решив быть с ней. Уйдя в нашу общую с братом комнату и закрыв дверь, я рыдала, разговаривала с братом, билась головой о стену и не чувствовала боли. Теперь понимала, почему меня так тянуло весь день к нему… Когда пришла мама… Я открыла ей дверь, она увидела меня, взъерошенную и опухшую от слез… И сразу все поняла. Даже не знаю, как. Она зарыдала, даже не зарыдала, а упав на пол, закричала: «Не-е-е-ет!» На наши причитания выбежала моя младшая сестренка. Я тогда думала, что маленькие ничего не понимают: но эта новость ввела ее в оцепенение, глаза стали стеклянными, потерянными и полными ужаса. Она не плакала, нет. Просто не могла сказать ни слова.

Мама нашла в себе силы позвонить отцу. Он не мог говорить, так как приехала милиция со «Скорой помощью», чтобы составить экспертизу, забрать тело, погрузив его в черный мешок. Мне это казалось жутким: мой родной, самый близкий человек – в черном мешке. Мертвый.

Я успела позвонить самой близкой подруге, попросив приехать, побыть с нами рядом некоторое время.

Мы метались из комнаты в комнату, валялись на полу от боли. Сестренка вспомнила, что днем кто-то звонил несколько раз и сопел в трубку, явно плакал. Когда она спросила, наконец: «Андрей, это ты?» На том конце бросили трубку…

Подруга приехала достаточно быстро и не одна – с мамой. Безусловно, они ничем не могли нам помочь. Они просто сели с нами рядом и слушали, слушали, слушали, плача вместе с нами. А мы говорили и говорили, прерываясь рыданиями. Далеко за полночь они все-таки уехали. Это был жуткий момент – остаться один на один с горем. Мы с мамой вроде бы и вместе, но для каждого потеря своя: для меня – брата, для нее – сына. Эта боль отнимает все силы, приковывает к постели, и сверлит, сверлит, сверлит тебя. В душе сверлит, раскурочивая ее. Мне казалось, реально казалось, что меня режут по-садистски, снимают с живой кожу, до такой степени сильной была боль. И она была не только на уровне душевном. Это была невыносимая физическая боль. Помню, у меня отнимались руки и ноги. Я не могла встать с постели.

На следующий день друзья брата обзвонились ему: все одновременно захотели его видеть. Но мне так не верилось, что он умер, что я придумывала тысячу причин, объясняя, почему он не может говорить и где он сейчас, пытаясь не разреветься в трубку. Помню, я решила говорить с ними о брате как о живом, думая, что тогда и для меня он будет жив. Шли дни, а друзья все продолжали звонить. А я продолжала придумывать причины отсутствия брата…

И, конечно же, пришел однажды момент, когда мы с мамой не выдержали. Мы пошли за водкой, чтобы уйти от ужасной действительности и разрывающей боли. Я никогда не позволяла себе больше бокала вина, и то по праздникам. Но тут просто не могла справиться с болью. И так мы начали пить каждый день. Я не приходила в сознание, мне кажется, месяц. Полмесяца точно вообще не ела – только пила. Водку. Рядом с моей и маминой кроватью стояли артиллерии бутылок. Как только мы слегка приходили в сознание – выпивали из горла так, чтобы потерять сознание, потерять ощущение действительности и уходили опять в забытье. Боль если не отступала, то не разрывала на части. Я помню, что лежала на кровати, свернувшись калачиком, – так было менее больно.

Что для меня до сих пор является непонятным… Мне сложно в это поверить, и кто-то это явление объяснит, я даже предполагаю, как. Но до того, как мы с мамой ушли в запой, в самые первые дни после смерти моего любимого брата я столкнулась с одним странным явлением. На какой день это стало происходить, я уже не помню. Но это было. И было вот что. В комнате, где находилась наша с братом общая комната и моя спальня, был старый паркетный пол (собственно, как и во всей квартире), который мы оба знали наизусть: в некоторых местах половицы скрипели, и в каждом месте – по-своему. Так вот в одну из ночей я проснулась от ужаса: я чувствовала, что кто-то ходит по комнате. Почему-то у меня была уверенность, что это брат. Я не видела никого. Но могла понять, где он находится – по легкому звучанию половиц: вот он встал посреди комнаты, сейчас остановился у окна. В один момент мне даже показалось, что кто-то как будто бы присел на мою кровать, я ощущала его рядом. Не помню уже, сколько ночей я выдержала. Несмотря на мои предположения, что невидимка является моим братом, мне было очень страшно – до этого я ни с чем подобным не сталкивалась. Родители и сестра мне не верили и даже смеялись (если это можно так назвать в подобной ситуации), говорили, что это у меня с горя… В итоге я отказалась спать в своей комнате, и сестра, чтобы убедить меня в моей неправоте, согласилась со мной поменяться… В итоге она не выдержала и нескольких часов – сбежала к нам: она услышала и почувствовала все то же самое… Через некоторое время эти посещения прекратились.

В какой-то полудреме прошли похороны. Помню, как я лежала на гробе в автобусе «Ритуал» всю долгую дорогу, пока мы ехали на кладбище, и не хотела его отпускать. Помню, как рвалась к брату моя мама, когда гроб уже опускали в яму. Помню, неморгающие, ледяные глаза сестренки. Помню поседевшего в один день отца. Помню заострившиеся черты брата – перед тем, как опустить гроб в землю, нам дали возможность с ним попрощаться… Помню поминки, но в полудреме: на помощь к нам приехали родственники, они очень помогли с организационной частью – мы совершенно ничего не соображали, чем, кстати, очень хорошо воспользовались в похоронном бюро, включив нам в счет огромное количество каких-то дополнительных не предоставленных услуг. Но это мы все поняли много позже…

Это был, пожалуй, один из первых моментов человеческого бессердечия, настолько поразивших меня. Второй, подобного же рода, случился, когда я спешила из Университета домой с денежной помощью (денег у нас на похороны не было – мы в то время жили очень бедно; финансово нам очень помог преподавательский и административный состав). Ко мне, опухшей от слез, подошел контролер и стал требовать проездной. В свой проездной для многодетных я забыла вписать имя и фамилию. Он придрался и стал требовать денег, угрожая милицией. Я сквозь слезы сказала, что тороплюсь на похороны брата и что все имеющиеся деньги предназначены для них, и больше нет. Он, видя мое состояние, все равно вытряс столько, сколько ему было нужно. Сил спорить, качать права и ругаться у меня не было…

После всего, что случилось, – учеба в престижном вузе, все мало-мальские успехи, все светлое будущее, в которое так верят подростки, для меня потеряло смысл. Я решила поехать в Университет и забрать документы, прекратить учебу. Для меня жизнь была закончена. В администрации нашего факультета почему-то всегда очень тепло относились ко мне. И в итоге мне отказали в выдаче документов, сказав приходить осенью, подумать, опомниться, успокоиться… У меня и тут не было сил настаивать – отказали, так отказали. Я поехала домой… И по дороге встретила того самого контролера, вытрясшего из меня те деньги, в которых мы тогда так нуждались. Увидев меня, он отвернулся, даже не подошел проверить проездной. Мне показалось, он меня узнал…

Шли дни за днями. Мы с мамой настолько сильно напивались, что не могли даже подняться с кроватей… И вот однажды мама сказала: «Хватит! Мы же спиваемся!» Я посмотрела на себя в зеркало: тело стало худым, лицо же распухло от слез и спиртного, точь-в-точь, как у спивающихся бомжей. И мне стало страшно от того, во что я превращаюсь. Надо было начинать новую жизнь. Действительно новую. Потому что без брата. Без человека, с которым ты вырос, делил все радости и горести…

Через некоторое время мама послала меня на отдых в Крым. Ко мне присоединилась еще моя подруга Лена, очень любившая Андрюшу. Один из первых дней совпал с 40-м днем после смерти брата. За день до этого мне было очень плохо. Несколько дней я ничего не ела. Может быть, это покажется глупым, нелепым, но тогда в свои только исполнившиеся 19 лет я решила, что этой жертвой, раз не молитвами, чем-то смогу помочь брату. Мало того, что он – самоубийца, да еще при жизни настолько запутался, что стал сомневаться в Боге, даже отказываться от Него. Тогда в нашу страну хлынуло море ненужной, сбивающей с пути литературы, вроде Ницше. И вот, когда это ложится на молодые ищущие души, которые начинают это читать, то исход порой трагичен…

Так вот, в ночь на 40-й день мне приснился сон, от которого наутро я не могла дышать от рыданий. Вот что я написала в своем дневнике в тот же день: «Сегодня приснился сон, не знаю, может, это игра подсознания. Но он оказал на меня огромное впечатление, так как все выглядело больно уж реальным. Андрюша всегда хотел посмотреть Университет. И вот мы там с ним оказались. Помню странное ощущение передвижения. Мне еще показалось, что у брата не было ног, и он парил в воздухе. Мы посмотрели яблоневые аллеи, которые я проходила каждый день, возвращаясь с занятий, побывали в корпусах, в аудиториях, где я училась. Когда мы поднялись на 4-й этаж, я разразилась слезами, спрашивая, зачем, зачем он это сделал, ведь ничего уже не вернуть, и он же знал, как я его люблю. Андрей ответил, что на тот момент он чувствовал себя одиноким и никому не нужным, что звонил домой, чтобы поговорить со мной, но меня не оказалось дома. Сказал, что поссорился со всеми: родителями и друзьями, что от него ушла девушка.

– Я звонил еще по телефону доверия. Там мне не смогли ничем помочь. К тому же мужчина, как мне показалось, был вообще поддатым.

– Да, но ведь я. Ты не подумал, что будет со мной! Неужели ты меня забыл?

(Извините, что тут я думаю только о себе, просто у нас с братом был договор, что если кому-то из нас плохо и тяжело – мы связываемся друг с другом и помогаем друг другу.)

На это брат разразился слезами. Он плакал. Я видела его зареванное розоватое лицо в профиль, видела его страдания. Через некоторое время мы вышли из Университета.

– Как долго мне ждать встречи с тобой? Еще лет 40–45?

Он посмотрел на меня. В его глазах я прочитала: „Разве это много?“

Я продолжала:

– Я хочу к тебе, хочу к тебе. Проклинаю тот день, когда вышла на работу. Ты знаешь, я ведь могла и не выходить. Но так хотелось доделать работу! Тебе было в это время плохо, а я!..

Я рыдала, он тоже плакал.

– Как тебе Там?

– Хочешь я покажу тебе, где сейчас живу?

– Конечно, – ответила я.

Мы оказались с ним в огромном бескрайнем море, беснующемся, мутном, грязно-серо-синем с огромными пенящимися волнами.

„Неужели и здесь есть море?“, – подумала я. Там была голая суша и море. И действительно ничего больше не было. Пусто во всех отношениях. Мы поплыли с ним. Море вызывало у меня жуткое ощущение. Вдруг непонятная мощная сила, не имеющая никаких четких форм, серо-черная, стала сильно давить на меня сверху, пытаясь потопить. Я вначале испугалась, а потом подумала, что буду вместе с братом, и даже обрадовалась очевидному исходу. Андрюша как будто угадал мои мысли. „Ты должна жить, ты должна еще жить“, – прокричал он мне. – „Плыви дальше, я скоро нагоню“… Через некоторое время брат меня нагнал, и я не знаю, что он сделал с напугавшей меня силой…»

Тут меня стала трясти Ленка, чем и разбудила меня.

Лето подошло к концу. Осенью начались будни, в которые мне надо было втягиваться, не позволяя себе опуститься на дно, – это я пообещала брату. Я сбегала с лекций или семинара пореветь в коридор всякий раз, когда что-то напоминало мне о трагедии. Почти все друзья отвернулись – даже самая близкая подруга, поддержавшая в первую минуту. И я понимаю – не каждый выдержит выносить вид чужого горя и слез. Остался только один друг – он бережно охранял мою жизнь, пресекая все попытки суицида, выслушивая мои бредни и истерики. Мы сохранили с ним дружбу, пройдя через годы – признательность и уважение мои к нему велики и поныне.

Я до сих пор порой возвращаюсь в тот день. Уже реже. Но возвращаюсь. Это трагедия, надолго сломившая меня и мою семью.

Очень хочется, чтобы таких трагедий было меньше – так как выбраться из них не у всех хватает сил.

Когда отчаяние подступает к вам, надо верить, что огонек любви горит в сердцах ваших близких или друзей, а все противоречия, возникающие между вами, – от лукавого.

Мне кажется, родным можно донести свою накопившуюся боль по-другому. Суицид – очень жестокий и бессердечный урок для близких, он на долгие годы ломает людей, которые были когда-то вам так дороги.

Марина

Мама – дочери, которая убила себя

Это я, твоя мама.

Девочка моя, ты не в курсе, кто сказал твоей маме, что жизнь дана только для радости и счастья?!

Ты родилась 26 июня 1987 года. Сколько же счастья принесло твое рождение, малышка!..

В 1,5 года ты серьезно заболела – воспаление легких. Я два месяца носила тебя на руках, так боялась тебя потерять!!! Помнишь Танечку Фролову? Она была на полгода тебя старше, с тем же диагнозом. Она умерла. А тебя спасла наша огромная любовь и молитва… Я вижу тебя, идущей по больничному коридору – тебе сняли дренажи! Руки за спиной, колготки висят – попы-то нет совсем, ну, на чем им держаться?! Ты ищешь жертву. Дети разбегаются врассыпную, когда тебя видят!!! Ты замучила их «массажем» для очищения легких. Подкрадывалась потихонечку и начинала стучать по спине своими остренькими кулачками. Если тебе удавалось поймать «пациента» – радости твоей не было предела! А как ты прятала попу от укола за холодильником! Пронесло…

Сколько в тебе было нежности, чуткости… и какая ты была ранимая!

Время бежало быстро. 5 лет… 10 лет… 15… 20.

Сколько всего было пережито… И слезы от первой «несчастной» любви, и радость маленьких побед, и долгие ночные разговоры, и ссоры, конечно…

Мы с тобой больше подруги, чем мама и дочь… Помнишь, как ты гордилась мной? Только твоя мама катается на роликах! Только твоя мама на «слабо» прыгает в прорубь… сплавляется по горной реке… только с твоей мамой можно говорить на все темы – запрещенных нет! Ты говорила: «Мама, ты самая лучшая в мире!!! И если тебя не станет – я умру тот же час!!!» И я верила тебе… А еще ты говорила после смерти своей знакомой: «Я никогда так не поступлю с тобой!!! Я люблю тебя!» И я верила тебе…

23 апреля 2009 года, 10–30 утра… Звонок. «Кем вам приходится Олеся? Дочерью? Не волнуйтесь. Она спрыгнула с 9-го этажа. Да, насмерть…»

Знаешь, что такое «холодный пот»? Я тоже не знала. Это миллионы ледяных игл, пронзающие все твое существо! Омертвение. Мозг отключен. Я умерла. Мгновенно…

Кто-то спрашивает: «Что случилось?» А, директор. «Олеся… умерла». Сквозь вату кто-то орет: «Маринка… стой… держись! Держись!!!» Это дурацкое слово «держись» я слышала миллион раз за все это время. Они, люди, старались поддержать, как могли. Только не понимали, что ДЕРЖАТЬСЯ НЕВОЗМОЖНО…

Дикая гонка по городу. С единственной мыслью – это не ты! Не ты! Не ты! Не тыыыыыыыыы!

Вижу ТВОЮ голую ступню, в обрамлении штанины рваных джинс, так тобой любимых… Прости, моя родная, но я не смогла поднять чужой плед, чтоб увидеть твое мертвое родное лицо… 6 часов рядом с твоим мертвым телом. Ждем прокуратуру. Ты лежишь на земле, под чужим балконом… Я не могу тебя взять на руки и покачать и согреть. Нельзя… И только одна мысль: «Этого не может быть… Так не бывает… Только не с нами…ЗАЧЕМ?! ЗА ЧТО?!»

А потом меня не стало… Осталось «нечто», имеющее возможность ходить и говорить иногда… Это «нечто» шло в магазин – покупать тебе, своей доченьке, туфли, блузку, плавочки, бюстгалтер, чулки, юбочку… и объясняло всем встречным – «Это моей мертвой дочери, моей Олесе…» Потом оно ехало в похоронное бюро – выбирать ТЕБЕ ГРОБ!!! Потом оно выбирало ТЕБЕ МЕСТО НА КЛАДБИЩЕ… Потом оно ехало к твоим бабушке и дедушке, для которых ты – это жизнь, свет, солнце, воздух…

ТЫ ВИДЕЛА, КАК ЭТО БЫЛО? Ты видела, как плакал дед? Наш геройский дед… он никогда в жизни не плакал… А бабулечка твоя… она колотила кулачком и кричала, кричала: «Не-е-т! Нет!» Только все было – ДА! Зачем ты так, милая… мы все теперь – мертвы…

Похороны… Люди… Цветы… Нелепость какая… Кто это в гробу? ТЫ… КАК ЖЕ ТАК… НЕТ… ЭТО ВСЕ СОН…

Этот кошмар не имеет конца. Нет, родная… Пройдет полгода, год, 10 лет, а этот кошмар не закончится никогда… Мое имя – БОЛЬ. ЭТО – ВЕЧНАЯ МУКА.

Больше ничего у тебя не будет – ни первой настоящей любви… ни первого слова «мама», услышанного от твоего малыша, ни праздничной курицы в духовке, которую ты так любила, ни солнца, которое оставляет свой золотистый след на твоей фарфоровой коже… и свежий весенний ветерок не коснется твоих длинных, пшеничного цвета, волос…

Ты никому ничего не доказала. Прошел месяц. Твои друзья уже не приходят к тебе на могилу… Что поделать, у них-то жизнь продолжается, у них все впереди…

Родная моя… Лесюшка… ведь ты знала, что все может быть замечательно, стоило только захотеть!!! Ты выбрала другое… Я никогда не узнаю – почему…

А я вижу молодых девушек каждый день и завидую их мамам… и плачу каждый день…

Меня никто больше не назовет – «мама»… У меня никогда не будет внуков…

Малышка моя, я не знаю, как дальше живут мамы, которые больше не мамы. Меня больше нет – нигде. Я – не живу. Я – не умерла. Это очень больно.

Я люблю тебя. Прости меня… Я прощаю тебя… Я буду любить тебя вечно.

Марина

Они желали Вам добра
Михаил Хасьминский, кризисный психолог

Давайте обсудим еще одну сопутствующую проблему, связанную с этим шагом (суицидом – Ред.). Задумаемся вместе над тем, сколько людей окажется связанным с этим шагом, сколько бед, горя, разочарований и слез принесет ваш суицид тем, кто желал вам добра. Только не говорите, что таких людей не было…

Всех нас объединяют определенные вехи жизни. Все мы когда-то были в животе у мамы, которая нас носила, которая плохо себя чувствовала. Ее наблюдали врачи, желающие помочь ей, и нам, благополучно родиться. А потом мы родились в этот мир. Мы родились совсем беззащитными и маленькими человечками, которые очень нуждались в любви и защите. С первой минуты множество людей начали дарить нам внимание, любовь и заботу. Без их помощи мы не смогли бы дожить до этого момента, получить образование, здоровье, ощутить множество хороших моментов в нашей жизни. Первый закат, детский утренник, первый урок и выпускной в школе, радость Нового года и первого снега, подарок на день рождения, радость друзей.

Это наши родители, дедушки, бабушки, братья и сестры, тети и дяди. Конечно, это и другие родственники, врачи, воспитатели, учителя, знакомые, соседи, просто добрый прохожий.

Вспомним о том, что были люди, которые радовались нашим первым шагам, которые нас лечили, которые нас кормили, которые нас воспитывали, радовались нашим удачам и огорчались из-за наших неудач. Вспомните этих людей. Сколько их было? Сколько было людей, которые дарили вам большие и совсем маленькие радости, добро, поддержку, сочувствие? Сколько людей в течение вашей жизни просто желали вам добра, сколько людей пыталось вам помочь, сколько людей вас жалели, когда вам было плохо? Вспомнили? Удивились? Их были сотни! Сколько книг и учебников было написано для вас! Сколько людей погибли за то, чтобы вы жили сейчас! Теперь счет людей, живших для вас, уже идет на тысячи…

Все эти люди, даже не зная вас, жили для вас, думали для вас, отдавали вам тепло своей души! Для того, чтобы вам было чуточку легче, для того, чтобы вам было лучше и комфортнее жить. Для того чтобы вы больше знали и получили больше радости, чтобы вы совершенствовали тут, в этой земной жизни, свою душу. Делая добро человеку, мы отдаем от себя для него кусочек своей души, что-то хорошее, нужное ему…

И вот его нет. Он сам убил себя, и унес часть нашей души. Навсегда!

Чем Вы отплатили этим живым, а может быть, уже неживым людям? Что переживут люди, когда им сообщат о Вашем самоубийстве? Понятно, смотря кто.

Люди, которые вас любили, уважали, ценили, переживут сильнейший шок. Это будут близкие вам люди – родственники, друзья, хорошие знакомые, коллеги, товарищи по учебе. Именно эти люди сразу станут «слабым звеном» после вашего самоубийства. Эти люди будут страдать больше всех, мучаясь бесконечными вопросами «Почему?», «В чем моя вина?», «Зачем он так?». Эти вопросы будут рвать сознание, приходя снова и снова, эти вопросы не будут давать им спать, есть, да и жить тоже. Каждый раз, вспоминая то хорошее, что было с вами связано, люди будут искать ответы на эти проклятые вопросы и не находить их.

Такое горе, связанное с суицидами, не лечит время (и мы, специалисты, об этом знаем), это горе может только ослабевать, когда его загоняют поглубже внутрь. Но потом, когда создадутся опять травмирующие условия и кризисы, это горе опять вылезет, и будет дальше душить и жечь тех людей, которым вы были дороги и близки. И так будет тянуться годами до самой их смерти.

Что будет чувствовать близкий человек, когда его позовут на опознание? Как увидит мертвое, изуродованное смертью тело, которое он знал давно и которое было так же дорого, как и ваша душа? Вы можете представить состояние этого человека? Эта травма тоже останется на всю жизнь.

Близкие, дорогие вам люди попытаются найти утешение в Церкви, но не найдут его. Священник, глядя на них с огромным сочувствием и с болью в глазах, будет говорить им о том, что если человек сам отверг Бога и Церковь, то сделать уже ничего нельзя. Даже поминать в Церкви нельзя. Нельзя идти против свободного выбора того, кто покончил с собой. Священник скажет, что, к величайшему сожалению, их близкий и родной человек умер не только для них, но и для Бога. Скажет он и о том, что Церковь категорически запрещает поминать самоубийц и не молится за них. Они сами приговорили себя к аду и отказались от помилования.

Представляете, с каким глазами, каким помноженным горем, какой внутренней, иступленной, сжигающей болью выйдут из храма люди?

Подумайте о том, как эти люди будут выдавливать из себя, краснея, заикаясь и тщательно подбирая слова, чтобы ответить знакомым, коллегам, своим друзьям и родственникам на простой вопрос: «А отчего он умер?»

Как сложно будет им говорить правду, как нестерпимо больно будет произносить страшное, зловещее, перечеркивающее любовь слово «самоубийство». Подумайте, как им будет рассказывать о суициде близкого и любимого человека (сына, дочери, друга, мужа, жены, отца, матери и др.)!

Но этим беды ваших близких не закончатся. Большинство людей слабы, им трудно соприкасаться с горем. Поэтому, после выражения сочувствия, пережитого шока от этого известия, люди начинают отходить и дистанцироваться. Утешить они не могут (в этом случае, в отличие от других смертей, никто не может утешить), сами получать постоянную психологическую травму не хотят. Поэтому стараются об этом забыть. Но забыть об этом невозможно, когда постоянно сталкиваешься с человеком, который от этого страдает. Именно поэтому знакомые и родственники близких вам людей будут реже и реже звонить, интересоваться их делами, чаще шарахаться от них в сторону, отменять встречи. Они потеряют многих людей, которых они считали за друзей и знакомых. Многие их родственники начнут жить своей жизнью, забывая о них. Довольно часто, те люди, которые были близки, а потом из-за этого отвернулись, начинают сплетничать на эту тему, злорадствовать, обвинять в происшедшем самого самоубийцу или близких ему людей («Сами виноваты!»).

И вот тут начинается одиночество. И непонимание. И постоянные вопросы к себе: «Почему? За что?» И чувство вины, которое невозможно с себя снять. И потери друзей, и потеря смысла жизни, и отсутствие интереса к происходящему. И отсутствие утешения. И нет выхода. Одна сплошная боль… Это то наказание, которым наказал самоубийца после своей смерти. Но от этого не легче. А еще тяжелее.

Это состояние почти всегда в течение нескольких лет приводит к болезням (т. н. психосоматическим заболеваниям – язва, гипертония, ишемическая болезнь сердца, диабет и пр.) и очень часто к психическим расстройствам (шизофрения, психозы, астения и многие другие). Я за время работы в онкологическом центре видел невероятно большое количество людей, заболевших раком после суицидов близких людей.

Часто после суицида близкого человека происходят очень странные вещи: дорогие и близкие самоубийце люди вдруг неожиданно погибают в катастрофах или их убивают. Как будто рок начинает преследовать близких самоубийц: катастрофы, болезни, пожары, сильнейшие разлады в семье, необъяснимые утраты имущества и здоровья, потеря работы, неудачи, поражения.

Но даже если ничего этого и не произойдет, то все ваши родители, друзья, знакомые, родственники, которым вы были небезразличны, подойдут к воротам старости.

А в старости, как известно, обостряются все болезни, которые нажиты были за всю жизнь. То же самое происходит и со всеми психологическими травмами. Старость или тяжелая смертельная болезнь – время подведения итогов, осень жизни, когда оживают все вопросы, все переживания. Раз за разом человек старается успеть найти ответы на вопросы, которые мучили его при жизни, разрешить противоречия в душе, найти гармонию в сердце. А ее нет… Нет уже давно близкого и дорогого человека, который так расстался с жизнью, от него никогда не будет так необходимой сейчас помощи, ничего нельзя исправить, невозможно это понять. Надежды не сбылись. Встреча и после смерти не состоится. Потерян навсегда…

Болит тело. Не меньше болит и душа. Скоро отправляться в путь…

Сейчас очень много одиноких стариков заканчивают жизнь в интернатах (а в дальнейшем, судя по всему, положение с этим будет только ухудшаться). У них нет детей, родственников, друзей и знакомых, кто бы о них позаботился. Они влачат жалкую, трудную жизнь. Часто в нечеловеческих условиях. Они страдают.

Так что прежде чем сделать роковой шаг, подумайте: а не обрекаете ли вы на такую старость или болезни тех, кто много для вас сделал и любил вас. Возможно, сейчас кроме вас, многие могут поддержать их. Но все ведь может измениться. И многое изменится. Могут уйти из жизни те, кто окружает их сейчас, переедут, разругаются и забудут их. У тех, кто сейчас с ними, могут появиться новые дела, они могут сами заболеть и не смогут ухаживать за другими. И те, кто любил вас, останутся одни… Одинокое умирание, страдание за то, что мечты разбиты, и невозможно ничего исправить. Недосказанность. Недопонятость. Край жизни… Это очень тяжело и страшно…

До сих пор я писал только о тех, кому вы дороги, и кто делал вам добро. А что же враги? Или недавно еще близкий человек, который обидел? Тот, кому в некоторых случаях и адресуется сам суицид?

С ними все очень просто. Человек, даже если он виноват, всегда пытается оправдать себя.

А с этим, при желании, проблем нет. Больше того, чтобы оправдать себя, люди начинают осуждать и обвинять жертву. Этот феномен еще заметил великий знаток душ Лев Толстой, кроме того, все мы знаем, что лучшая защита – нападение. Люди, которые обидели или несправедливо относились, начинают успокаивать себя, находя в свою пользу убедительные аргументы. Да и вообще врагов этим наказать нельзя, чувство вины у них вызвать практически невозможно. Если они смогли так обидеть, то, значит, были эгоистами, а человек, влюбленный в себя, боли за другого уже почувствовать не может. Те, которым мы хотим сделать больно, этого почти не почувствуют, а продолжат свою обычную жизнь изредка, возможно, вспоминая об этом, осуждая вас, а иногда даже и хвастаясь тем, что из-за них (таких значительных!) кто-то (слабак) покончил с жизнью. Это весьма может поднять их самооценку перед другими.

Эта боль вонзается в сердце только самых близких, любящих нас и часто совершенно невинных людей.

Приведу несколько иллюстраций к сказанному. Всем этим случаям я был свидетелем.

История 1

Интернат для престарелых. Женщина 77 лет, лежачий, тяжело больной человек, который мучается некупируемыми болями. Старшая дочь в семье. Родители умерли. Имела двух братьев и одну сестру. Сестра умерла в младенческом возрасте. Брат, военнослужащий, погиб, выполняя воинский долг в Афганистане. Младший, любимый брат, который был младше ее на 18 лет, совершил суицид во время прохождения срочной военной службы из-за того, что его бросила девушка.

У этой женщины была еще дочь-алкоголичка, которая ее и отдала в интернат.