Текст книги "Осенняя радуга"

Тоска по родине

 
Небо серо, в сердце кисло,
и дождям конца всё нет.
Тучею тоска нависла
и затмила белый свет.
 
 
Я всю жизнь ищу повсюду
к малой родине пути,
но к утраченному чуду —
не доехать, не дойти.
 
 
Я от солнца жду ответа,
обжигаясь, – где она?
Но как будто солнца нету —
лишь молчания стена.
 
 
На какой судьбы странице
мне найти, скажи уже,
мою родину, что снится
и всю жизнь живет в душе?
 

Домой

 
По воле души заскучавшей
домой я собрался от вас,
чтоб видеть воочию чаще
снежинок кружащихся вальс.
 
 
И лайнер стремился крылато
на север – в небес березу,
а море, покоем объято,
покорно синело внизу.
 
 
Парк с рощей там, зеленью споря,
прощались со мной. Видел я
экзотику черного моря
и тихий восторг бытия.
 
 
Сюда через год вновь вернусь я.
В подарок вам снег привезу,
с собой же возьму послевкусие
субтропиков, моря слезу.
 
 
Но мчится к Якутии птица,
Летит над простором, звеня.
Я помню любимые лица
всех тех, что там встретят меня.
 
 
И вот, полной грудью вздыхая
вновь воздух, немного хмельной,
я вижу, свобода какая
раскрыта опять предо мной.
 

Белая ночь

 
Здесь, где сутками солнце царит в небесах самолично,
где лишайник и мхи зеленеют вам вместо травы —
ночи слишком белы, или, проще сказать, символичны:
ни закатов багровых, ни тихих восходов, увы.
 
 
Здесь кукушка щедра напророчить вам даже столетье,
пусть вы ей и никто здесь – такой вот, с седой головой.
Летом здесь целый день птичьи трели, и ночью, заметьте,
те же трели. Ведь летом нет ночи здесь как таковой.
 
 
И в такие вот, полные солнца, полярные ночи,
в синей ткани прозрачных небес я все время ищу
не звезду, но хоть звездочку малую и, между прочим,
чтоб найти ее, я и при свете зажег бы свечу.
 
 
И поэтому летом так необъяснимо тоскую
по мерцанию звезд, и, чтоб вновь их увидеть в ночи
и услышать их музыку, сердцу родную такую,
в гору я понимаюсь, уже невесомый почти.
 

Мой очаг

 
В осеннее промозглое ненастье
пожарче растопил я свой очаг,
и вот сижу, у прошлого во власти,
перебираю дни не просто так.
 
 
И треск поленьев, первобытный, дикий,
к тому влечет, что лучше – не буди,
но я смотрю на пляшущие блики,
и сердце так и плавится в груди.
 
 
И пламя скачет огненной лошадкой,
и искры вверх летят, как фимиам,
и мысль моя, не валко и не шатко,
а все-таки летит к иным мирам.
 
 
Луна, как любопытная девица,
всё смотрит из-за туч, раздвинув мрак,
и свет ее серебряный струится,
на блеск твоих серег похожий так.
 
 
Распахиваю дверь я ей – входи же! —
и радуюсь: желанная моя!
Но снег идет, и я уже не вижу
ее среди просторов бытия.
 
 
И слушаю всю эту ночь огня я
нелепый и таинственный рассказ,
покуда, на пол пепла прах роняя,
он не погаснет в предрассветный час.
 

Не бойся стареть

 
А жизнь земная имеет свои пределы.
Отмерено время, всё, видимо, предрешено.
Но в каждый отрезок жизни – живи и делай,
пей горечь утрат или радости пей вино.
 
 
Весенняя все же пора и смешная – детство.
Растем, как цветы, и цветенью конца тут нет.
Мы мир познаем – ну куда нам от мира деться?!
Что может быть интересней, чем белый свет?!
 
 
А юность смела и дерзка. И понятно это.
Ведь нет для нее преград – на пути не стой!
Есть что-то у первой любви от зари рассвета,
когда ваше сердце взято в плен красотой.
 
 
А если уже рассудок и сердце – вместе,
то это зрелость – свершений основа основ,
когда ваши знанья и опыт – есть дело чести,
а принципы ваши – важней вам красивых слов.
 
 
Но катит время к закату неумолимо —
закон мирозданья таков, исключений нет.
И старость твоя, хоть умри, не пройдет тебя мимо.
И значит надо без страха сказать ей: «Привет!»
 
 
Не надо бояться старости. Между нами —
осень жизни – есть время святых перемен:
живи, наслаждаясь тихими вечерами,
только не возносись, все земное, по сути – тлен.
 
 
Да, жизнь земная имеет свои пределы.
Отмерено время, всё, видимо, предрешено.
Но в каждый отрезок жизни – живи и делай,
пей горечь утрат или радости пей вино.
 

Крылья

 
Восторг мой не умерить мне,
ведь крылья обрела душа:
я, как на белом скакуне,
лечу, на свет зари спеша.
 
 
На свет зари – рецепт мой прост —
лети, небес пронзая кров,
чтоб слышать зов далеких звезд
и музыку иных миров.
 
 
И станешь невесомым ты,
и зазвучишь, как мир вокруг.
Душа, коснувшись высоты,
вместит ее как чудо вдруг.
 
 
А мысль, почуяв с чувством связь,
в такой щемящей тишине
придет ко мне, стихом родясь,
который и не снился мне.
 

Эта ночь

 
Там, на горизонте, леса выше,
тихо таял день в разрывах туч,
и на глади вод реки притихшей,
отразился вдруг последний луч.
 
 
Из ультрамаринового ситца,
чуть касаясь края облаков,
выплыла на свет Луна-девица
в мир светить – удел ее таков.
 
 
А мерцанье в небе звезд – как чудо,
как печные искры. Ветер стих.
Смотрят звезды, не дыша, оттуда
на меня, смотрящего на них.
 
 
Стрелами срываясь с неба, эти
звезды в травы падают сейчас,
чтобы оказаться на рассвете
белыми ромашками для нас.
 
 
В это время радости и сказки
сон пугливо мчится птицей прочь,
и над головой мешает краски
миллион вселенных эта ночь.
 
 
Вышел я из дома, не иначе,
как брести куда-то при луне…
Не пойму я только – сердце плачет
иль поет в звенящей тишине?
 

Встреча

 
Только встретил тебя я, родная, —
распустились цветы вдоль аллей.
Это лето вернулось? – не знаю,
но запел вдруг в душе соловей.
 
 
Будто вновь молодой я, и проще
нет, чем радугу в небе обнять…
Слышу шелест березовой рощи,
свежесть лета вдыхаю опять.
 
 
Ты мне словно вернула былое.
И бесценнее нет для меня,
чем улыбка твоя, что – не скрою —
греет душу мне, сердце пьяня.
 
 
Я минувшего сброшу всю тяжесть,
злое всё зачеркну поскорей,
и грядущего миг краткий даже
я наполню любовью своей.
 
 
Только встретил тебя я, родная, —
распустились цветы вдоль аллей.
Это лето вернулось? – не знаю,
но запел вдруг в душе соловей.
 

Весеннее утро

 
Небо чуть светлей с востока,
и у горизонта – ало.
Как распахнутое око,
солнце в небе засияло.
 
 
Утро. Все в окрестном мире
дышит свежестью. И, млея,
под лучами, свод все шире,
воздух свежий все теплее.
 
 
Стаи птиц в небесной сини:
всё друг дружке моют кости,
гонят криками своими
тишину – ночную гостью.
 
 
И, теплом лаская ели,
солнце светит в небе ясном,
а хрустальный звон капели
говорит нам о прекрасном.
 
 
И ручьев несмелых стайка
топит всюду снег, послушай,
как идет весна-хозяйка,
как поют от счастья души!
 

Пламя любви

 
Этот сияющий
купол небесный
и ту звезду, что сияет в ночи,
с купола неба светя мне отвесно,
 
 
в эту полночную сказку почти,
что наполняет меня чистотою,
только с тобой и сравню, как во сне,
ибо своею любовью простою
 
 
пламя любви
разожгла ты во мне.
Всё это – красок
обычное буйство
 
 
мудрой осенней природы, во мне
эта волшебная сила искусства —
сердце горящее, словно в огне,
строки, что в миг тот написаны мною,
 
 
что вдохновеньем зовутся людьми,
я посвящаю тебе.
Ведь, не скрою,
ты разожгла во мне пламя любви.
 

Февраль – десятый месяц

 
Уж который месяц к ряду
здесь свирепствует зима,
но земля и небо рады —
скоро кончится она.
 
 
И была она туманной,
и морозною была…
Но теперь тепла, как манны,
ждут и люди и дела.
 
 
Будто здесь зима – на годы:
утром лед на линзах луж…
Но взгляните на восходы —
как весна к нам близко уж.
 
 
Показалось, за окошком
села стая лебедей,
но сугроб там. Снег немножко
под лучами стал седей.
 
 
Чем весны все ближе чудо,
тем светлее думы, но
не спеши и жди, покуда
не войдет она в окно.
 
 
Здесь февраль – всегда граница
меж зимою и весной.
И зима, сколь ни бранится,
покидает мир лесной.
 
 
Что за радость – солнце в луже!
И, как солнце, жизнь светла.
Вон снежинки в небе кружат:
в них – знамение тепла.
 

Сияет ель огнями

 
Вдали над лесом и полями
мерцают звезды в полутьме.
А здесь, на площади, огнями
сияет ель тебе и мне.
 
 
С минутой каждой (знаешь это!)
теряет старый год свой вес…
И проводить его планета
спешит сиянием небес.
 
 
Там Лунной девы молчаливой
на землю лик глядит хитро.
И лунным светом, всем на диво,
ее наполнено ведро.
 
 
Заря окрасила все дали —
день года Нового встает.
Мороз – свирепый, не едва ли, —
никак согреться не дает…
 
 
Вдали над лесом и полями
мерцают звезды в полутьме.
А здесь, на площади, огнями
сияет ель тебе и мне.
 

Наш гимн

 
О нашей жизни пишем без конца.
Писатели должны смотреть вперед,
лечить и души словом, и сердца,
и знать, что слово это чтит народ.
 
 
Нас на вершины духа – не молва! —
возносит белокрылый конь Пегас.
Мы ищем правды грозные слова,
покой и сон презрев в полночной час.
 
 
Не отводить от главного свой взгляд,
по-детски жить – с распахнутой душой.
И пусть года отбой нам не трубят,
покуда в сердце – свет любви большой.
 
 
Пусть разум с сердцем будут заодно!
Гимн жизни так божественно красив.
Крылатым песням сгинуть не дано —
потомки не забудут их мотив.
 
 
Пусть души наши о любви поют.
О лучшем, о прекрасном. Но сердца
пусть за народ свой насмерть бьются тут,
за честь его и волю без конца.
 

День Победы

 
Окрашен строй багрянцем грозных лет —
парад в часть дня Победы. Видишь, наше
великое все там. Там лишних нет.
И отзвук боли слышен в этом марше.
 
 
А солнце щедро льет свои лучи
на тех, кто здесь идет единым строем.
И на груди, от солнца горячи,
горят медали ярче солнца втрое!
 
 
С трибун в их адрес столько слышим мы
речей, на благодарность столь богатых!
Но кончится парад тот и, увы,
забудут вновь на год о тех солдатах.
 
 
День гаснет, опалив листву дерев,
ночь укрывает город тишиною,
и радость дня Победы, отгремев,
уж больше не кипит в душе волною.
 
 
Вернется фронтовик, устав, в свой дом,
такой же, как и сам он, ветхий, право.
Пиджак свой с орденами, сняв с трудом,
повесит в шкаф, от всяких прочих справа.
 
 
Возьмет бутылку «горькой» и в стакан
себе плеснет, потом плеснет соседу,
и водку со слезами пополам
он выпьет за великую победу.
 
 
Я жизнь молю, покуда ночь свела:
не повернулся б мир к нему спиною,
и родина не мачехой была,
но любящею матерью родною.
 

Рассвет

 
Рассвет достоин кисти живописца,
великого, в чьей власти светотень.
Ты понимаешь, что сейчас творится?
Рождается для мира новый день.
 
 
И в ожиданье истинного чуда
природа замирает в этот миг.
И ветер, стихнув, ждет в кустах, покуда
не станет ясно: новый день возник.
 
 
На небе гаснет странница ночная —
серебряная тихая луна.
Светлеют небеса, обозначая
там горизонт, упругий как струна.
 
 
Уже распахнут мир, и в полной силе
землею солнце правит в небесах.
Уже цветы бутоны распустили,
и не смолкает птичий хор в лесах.
 
 
Рассвет достоин кисти живописца,
великого, чью руку узнаешь.
И, увидав, как жизни день творится,
ты понимаешь – жизнь бесценна все ж.
 

Весна пришла

 
Вот и дни длиннее стали.
Солнце знать не хочет сна.
Отогрев земные дали,
наконец пришла весна.
 
 
Небеса – я краток буду —
так прекрасны, хоть кричи!
И сугробы тают всюду,
и везде бегут ручьи.
 
 
Словно бросили поводья —
полетели вдаль, легки,
эти воды половодья
с ветром наперегонки.
 
 
На полянах птичьи стаи —
крики сутки напролет,
и подснежник, вдруг оттаяв,
слышит что весна поет.
 
 
И листвяк, могучей кроной
на ветру шумя опять,
всё березки стан точеный
хочет ласково обнять.
 
 
Здесь весна – пора такая:
просится душа в полет,
сердце бьется, кровь толкая, —
и свидания с милой ждет.
 
 
Да, сегодня я свидетель,
как тиха, но не грустна,
вся в каком-то чудном свете,
по земле идет весна.
 

Летний вечер

 
Подобен летний вечер чуду
с неповторимой красотой!
И в тишине, стоящей всюду,
идешь ты с радостью простой.
 
 
А солнце медлит, не садится
с луною встречи ждет давно,
стоит и в озеро глядится,
как будто зеркало оно.
 
 
И ветер мне нашепчет в ухо
о ночке летней анекдот,
и до утра продрыхнет глухо
в ветвях березы ветер тот.
 
 
И кошкой – не поймать такую! —
крадется сумрак с высоты,
уже, по свету дня тоскуя,
склонили головы цветы.
 
 
Уже угомонились птицы,
и тишина стоит в ушах,
и стая уток не боится
заснуть в прибрежных камышах.
 
 
И сайылык покоем дышит —
здесь свой ритм жизни – приглядись,
как дымокур, струит над крышей
дым, словно шелк прозрачный, ввысь.
 
 
И сердце радостно трепещет,
и ты увидеть снова рад
такое чудо – летний вечер
и солнца медленный закат.
 

Вечерней порою

 
Люблю побродить я вечернею порою
вдоль берега речки, вдоль волн череды,
упавшего света любуясь игрою
и слушая песню бегущей воды.
 
 
Чего я ищу – не известно науке.
Палитру, быть может, с которой Творец
рисует тут радугу? Или же звуки
хомуса на том берегу, наконец?
 
 
В немного неясном и сумрачном свете
на лунной дорожке качается ночь,
и волны на камешках пляшут, как дети,
и горный хрусталь рассыпают – точь-в-точь.
 
 
И плещутся волны – покоя им нету,
а сердце стучит, словно знает ответ.
И, слыша речную симфонию эту,
в себе озаренья предчувствую свет.
 

Лишь во сне

 
Землю предков своих навсегда
я оставил, любви на пределе.
Там меня ни болезнь, ни беда
победить никогда б не сумели.
 
 
Только в радостном сне обречен я
видеть нынче луга твои, Чона!
Слышу шум целой рощи дерев,
строй берез вижу, словно воочию…
 
 
В них шальной ветерок, присмирев,
находил себе кров тихой ночью.
Лишь во сне и могу в настоящем
слышать, Чона, твой голос щемящий.
 
 
Это я здесь бреду, сам не свой,
всей душой ощущая разлуку,
или ветер меня за собой
все ведет, как ребенка за руку?
 
 
Лишь во сне, о былом не тоскуя,
в милой Чоне купаться могу я.
Вспомню лишь – оживают опять
та земля, что ночами мне снится,
 
 
руки мамы, спешащей обнять,
и соседей родимые лица.
Лишь во сне вижу все эти годы,
как ты, Чона, несешь свои воды.
 

Город юности моей

 
Город юности моей – город Мирный.
На колесах бы туда, на санях —
в колыбель моей любви самой первой,
вдоль по берегу реки Ирелях.
 
 
Свет алмазов мирнинских, право, ярче
звезд на небе черном том иссиня.
И березок белых шелест так вкрадчив —
колыбельной мог бы стать для меня.
 
 
Вспыхнет золотом закат. И, как в нети,
погрузится город в сон, но постой —
сбросит он с себя тот сон на рассвете,
чтобы жить своей судьбой непростой.
 
 
Едет в Мирный молодежь отовсюду,
чтоб трудиться. И у всех здесь мечты…
Говорить о тех мечтах я не буду.
Все о них и без меня знаешь ты.
 
 
Город Мирный, город со славной судьбою,
у меня в душе оставил ты след.
Что б ни делал – я всем сердцем с тобою.
Где бы ни был я – тебя лучше нет.