Текст книги "Погружение в музыку, или Тайны гениев-2"

Встреча пятая
«Глубокий обморок сирени»

О. Мандельштам

ИМПРЕССИОНИЗМ

 
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст, как струпья, положил.
 
 
Он понял масла густоту —
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.
 
 
А тень-то, тень все лиловей,
Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет, —
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.
 
 
Угадывается качель,
Недомалеваны вуали,
И в этом солнечном развале
Уже хозяйничает шмель.
 

Вот стихотворение Мандельштама, пытаясь разгадать которое бьются поэты, художники, литературоведы, просто любители искусства.

По поводу этого стихотворения исписаны тысячи страниц, предложены сотни вариантов.

Давно выяснили, что оно создано под впечатлением картины Клода Моне (модуляция 11) под названием «Сирень на солнце». Давно просмотрели каждую деталь на картине. (У вас тоже есть такая возможность.)

Пытались найти шмеля, который «хозяйничает» «в этом солнечном развале».

Поскольку я – тоже один из тех, кто бьется, то осмелюсь поделиться с вами своими мыслями по поводу этого стихотворения:

Художник нам изобразил

Глубокий обморок сирени.

Здесь очень хорошо ощущается ирония поэта.

Дело в том, что первая и вторая строчки абсолютно не соответствуют друг другу.

Первая – традиционное начало лекции традиционного музейного экскурсовода.

Вторая же звучит так, что, услыхав ее, нормальный музейный экскурсовод тотчас же сам упал бы в обморок.

Потому что после традиционной первой строчки должна следовать столь же традиционная вторая. Например, так:

Художник нам изобразил

Сирень под жарким июньским солнцем.

И вдруг совершенно неожиданное – про то, что на картине изображен «глубокий обморок сирени»!!!

А дальше – и совсем уж не про живопись, а почему-то про музыку:

И красок звучные ступени

На холст, как струпья, положил.

Почему же краски стали «звучными ступенями»?

Да конечно же потому, что в музыке, как и в живописи, есть единые понятия и слова. Например, цветовая гамма в живописи и гамма в музыке; хроматика цвета в живописи и хроматическая гамма в музыке, музыкальный и живописный колорит.

Но почему ступени красок звучат?

Да это же прямая аналогия с высказыванием Микеланджело – гения эпохи Возрождения, который сказал: «Хорошая живопись – это музыка, это мелодия».

А что может значить строка «Он понял масла густоту»?

Думаю, не что иное, как тайное продолжение идеи связи между живописью и музыкой.

Ибо «густота масла» идет по аналогии с густотой звука. Масло в живописи – то же, что звук в музыке.

Музыкальный звук может быть густым, как масло, и прозрачно-акварельным.

А вот дальше – совсем уж непросто:

Его запекшееся лето

Лиловым мозгом разогрето,

Расширенное в духоту.

Поскольку тела при нагревании расширяются, то лето расширилось, как тело, из-за духоты стало материально осязаемым.

Но что это за «лиловый мозг», который «разогрел» лето?

Речь, думается мне, идет о мозге создателя этой жары на холсте. О мозге художника.

Мозг, который, как кажется художнику, сам стал лиловым из-за огромного количества сиренево-лиловых оттенков. Мозг мастера, который воссоздал на полотне «запекшееся лето».

Известно, что лиловый цвет тормозит всякую деятельность. Когда жара достигает пределов, а солнце палит немилосердно, то перед уставшими от света и жары глазами человека появляются лиловые пятна. А дальше:

А тень-то, тень все лиловей…

Почему тень лиловей?

Да потому, что в правой части картины виден особый сгусток лилового цвета, который можно увидеть как дым кухни, которая находится за деревьями.

Поэтому следом появляется образ возможных «поваров на кухне», которые «готовят жирных голубей».

Но откуда известно, что голуби жирные? А по дыму.

Ведь когда жарят жирную пищу, то жир, стекая на огонь, увеличивает количество дыма.

Но есть в этом четверостишии одна строчка, которую совершенно невозможно объяснить логически.

Я верну все четыре строчки и выделю самую непонятную.

А тень-то, тень все лиловей,

Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет, –

Ты скажешь: повара на кухне

Готовят жирных голубей.

Вот это странное «свисток иль хлыст, как спичка, тухнет». Что это?

Это тот случай, когда я чувствую, но объяснить до конца, видимо, не смогу.

И все же попробую.

Воздух на картине столь плотен, так насыщен, что если засвистеть в свисток, то звук не пройдет – он потухнет в плотности картины. Как жар спички не ощутить в жаре лета.

И хлыст не в состоянии рассечь эту бесконечную плотность живописной фактуры.

Нет места ни для звука, ни для проникновения.

Теперь можно вздохнуть спокойно.

Ибо последние строки стиха – это сама суть живописи не только данного художника-импрессиониста, но и импрессионизма как художественного направления в изобразительном искусстве.

Даю здесь еще раз четыре последних строчки и выделяю слова – самые важные для характеристики живописи таких художников-импрессионистов как К. Моне и К. Писсарро, О. Ренуар и Э. Дега, А. Сислей и Э. Мане:

Угадывается качель,

Недомалеваны вуали.

И в этом солнечном развале

Уже хозяйничает шмель.

Все, что бы ни писали искусствоведы о художниках-импрессионистах, толстые книги и диссертации, – все эти писания будут вариациями на тему

УГАДЫВАЕТСЯ, НЕДОМАЛЕВАНЫ, СОЛНЕЧНЫЙ РАЗВАЛ.

Ибо весь импрессионизм в живописи – это намеки, загадки, полутона, недосказанность, тайна, солнечные блики, развалы, блестки.

Одним словом – «впечатления» (от французского impression – «впечатление»).

(О художниках-импрессионистах смотрите модуляцию 12.)

Друзья мои!

Прочитали все, что я здесь написал про стихотворение Мандельштама? А теперь забудьте…

Потому что, возможно, я на сто процентов не прав в своем анализе. А может быть – на пятьдесят.

Или на десять (прав или не прав).

Но не прав я, конечно, прежде всего в главном.

В том, что осмелился оценивать импрессионизм с… позиций рассуждающего логика.

Чем я могу загладить свою вину? Только одним.

Предложить вам послушать музыку композитора-им– прессиониста. И тогда, может быть, частично оправдаться.

Прежде всего своими комментариями к стихотворению Мандельштама «Импрессионизм» я хотел увести вас как можно дальше ото всех будничных, ото всех бытовых проблем.

От всего, что можно потрогать, переставить, оценить.

С тем чтобы создать особое состояние, при котором главная задача нашей жизни – подумать о том, что может существовать «расширенное в духоту» лето, вместе с вами попытаться оценить «красок звучные ступени», «густоту масла», «обморок сирени».

И это значит, что вы сейчас готовы услышать музыку композитора-импрессиониста – француза Клода Дебюсси (модуляция 13).

И все, о чем мы говорили до этого, мы делали с одной целью – до предела обострить наши с вами уникальные способности к восприятию деталей.

А это значит – совершенно особое внимание к каждой секунде звучания музыки, к каждому движению, к каждому созвучию или аккорду.

Импрессионизм настолько хрупок, расплывчат, загадочен, что важность общения с ним и в музыке и в живописи сродни приему необходимых для жизнедеятельности лекарств.

Против каких болезней нужно «принимать» импрессионизм именно сегодня?

Прежде всего против заболевания века – депрессии.

Против стресса, связанного с перегрузкой информацией.

Против чрезмерного прагматизма и зловещей материальности жизни.

Против всех видов нервного переутомления.

Для снятия напряжения.

Для пробуждения творческих процессов.

Картины Клода Моне и музыка Клода Дебюсси – совершенно особая страница в искусстве Европы.

Прослушав и почувствовав музыку Дебюсси, вы сделаете огромный шаг в сторону постижения музыки, задача которой —

не рассказать, а недосказать,

не завершить, а незавершить,

не утверждать, а впечатлять.

Не сообщить, а намекнуть.

Ведь даже «вуали недомалеваны».

А вуаль – само по себе уже что-то расплывчатое, нереальное, скрытое. И когда мы хотим завуалировать мысль, то мы как бы не высказываем ее прямо – мысль звучит как намек.

Послушайте прелюдию Клода Дебюсси «Лунный свет».

Для восприятия подобной музыки я предложил бы вам не сидеть, а принять горизонтальное положение и даже, может быть, закрыть глаза.

Дабы никакие обыденные осязаемые вещи, всякие стулья, столы и прочая реальность и привычность не отвлекали вас от общения с непредметным миром.

Слушанье музыки Дебюсси – сродни медитации, полному погружению в таинства звуков.

К тому же его музыка, при достаточном погружении в нее, помогает снять усталость.

Слушайте же!

А на свободной странице попытайтесь собственным творчеством приблизиться к импрессионизму.

Это могут быть несколько поэтических слов, несколько цветных линий… А возможно, только то, что лишь вы способны воссоздать, то, что мне сейчас даже не приходит в голову.

Ибо каждый человек – уникален и неповторим во всей Вечности и Безграничности Вселенной.

И если вы почувствуете желание смотреть картины художников-импрессионистов, слушать музыку компози– торов-импрессионистов, то наша встреча удалась.

Постлюдия

…Возвращаясь после этой встречи, не спешите.

Посмотрите еще раз вокруг.

Полюбуйтесь деталями нашего мира.

Пастернак сказал, что поэзия – в траве под ногами.

Нужно только наклониться и взять.

Найдите стихотворение Пастернака, которое начинается словами «Давай ронять слова».

Я не хочу печатать его здесь из-за того, что два великих стиха двух огромных поэтов в одной встрече могут создать перегрузку, которая иногда в искусстве именуется «монотонией роскоши».

Это когда образов так много, что человек устает их воспринимать.

Но вполне возможно, что стихотворение Пастернака о «всесильном боге деталей» станет одним из любимейших ваших стихов.

Прежде чем перейти к следующей встрече, прочитайте, пожалуйста, модуляцию 9 под названием «Дополнение».

Встреча шестая
Только одна фуга

Я очень люблю сравнивать иконы с одинаковым сюжетом между собой. Вот «Успение Девы Марии».

Как по-разному чувствовали иконописцы один и тот же сюжет!

С одной стороны, существует канон, строго предписывающий, КАК должна лежать умершая Дева Мария, кто из святых и в каком порядке должен находиться у гроба. И много-много других византийских требований.

Казалось бы, что же тогда рассматривать?

Но, с другой стороны, именно здесь начинаются чудеса!

Я сравниваю новгородскую и псковскую иконы.

Посмотрите на новгородское Успение.

Чувствуете, какая легкость?

Какое ощущение праздника!

Верхняя половина иконы посвящена полету.

Хочу показать вам одну невероятную деталь: женские туфельки (?!).

Да-да! Самые обыкновенные туфельки, в которых ходили новгородские модницы без малого 700 лет назад.

Эти крохотные туфли мгновенно меняют наши ощущения. Появляется чувство земного тепла, уюта.

На псковской иконе небесное действо занимает намного меньшую часть иконы, чем земное.

На псковской иконе главный образ – мертвая Мария, словно вжатая в свое смертное ложе.

На новгородской – наоборот.

На новгородской иконе Мария – как птица, готовая к полету. Небесная же ее часть (полет в небо ангелов, несущих душу Марии) – намного объемнее.

И еще одна деталь: верхние части и той и другой иконы посвящены последующему событию – ангелы уносят душу Марии в небо.

Псковская икона концентрирует нас на смерти.

Новгородская – на бессмертии.

И в этом контексте можно воспринять туфельки.

Они Марии больше не нужны. Но вовсе не в трагическом смысле.

Эти красивые новгородские туфельки трогательно напоминают о земном происхождении Марии.

Но земные вещи не нужны тому, кто в полете!

Почему же иконы, написанные в двух соседних русских городах, такие разные?

Поговорите с человеком, который хорошо знает историю Древней Руси, историю Новгорода и Пскова, и он вам расскажет, почему эти города в иконописи так отличаются друг от друга, несмотря на строгие предписания византийского канона.

У некоторых из вас после этого может появиться желание рассмотреть иконы одного и того же сюжета, столь по-разному написанные иконописцами Пскова и Нов– города.

Но меня здесь интересует еще и другое. Взгляните еще раз на Успение из Новгорода.

Вы, конечно же, обратили внимание на то, что на иконе изображены одновременные события.

Когда смотришь в нижнюю часть иконы – событие скорбное. Поднимаешь глаза – радость.

И, зная мое отношение к музыке как к высшему виду искусства, вы уже, очевидно, догадываетесь: в музыке возможно такое, что другим видам искусства неподвластно!

И сейчас у нас – очень торжественный момент.

Мы приближаемся не только к одному из уникальнейших явлений в истории существования искусства, но и к такому музыкальному творению, после которого каждый из вас, кто по-настоящему услышит эту музыку, испытает невиданную гордость за то, что принадлежит к человечеству.

Когда я сам слушаю это произведение, то у меня возникает ощущение, что многотысячелетняя история всей цивилизации неуклонно вела к этому пятиминутному музыкальному шедевру.

И что если Создатель недоволен нами за наши бесконечные войны, за все то зло и разрушения, которые мы произвели на доверенной нам планете, то когда Он слушает эту музыку, Он прощает нас.

Или, по крайней мере, дает нам новый испытательный срок. (А вдруг мы создадим еще что-либо подобное!)

После того, что я здесь написал, невероятно волнуюсь из-за невиданного чувства ответственности перед тем, как попробую преподнести вам ТОЛЬКО ОДНУ ФУГУ И.С. БАХА.

Ибо если вы ее не оцените, то это будет моя вина.

Это значит, что я не сумел описать ее так, чтобы вы поняли и почувствовали. Некоторые музыкальные педагоги сказали бы, что для восприятия фуг вообще и этой фуги в частности нужен большой слушательский опыт.

С одной стороны, это правда.

Но с другой…

Слушали же немецкие крестьяне в церкви Святого Фомы эту и другие фуги!

Что же тогда понимали они 300 лет назад, чего не способны воспринять мы сегодня?

Неужели мы менее чутки, чем они? Давайте попробуем.

Но вначале – по пунктам.

В 1685 году на Земле родился ребенок, которого окрестили Иоганн Себастьян.

Фамилия его была – Бах.

Рождение ребенка на Земле – великое событие, праздник, по меньшей мере, для всего Млечного Пути.

(Не говоря уже о нашей крохотной планетке, которая вместе с небольшим Солнцем и еще несколькими планетами разной величины находится на его, Млечного Пути, далекой окраине.)

Особенность этого ребенка по имени Иоганн заключалась в том, что когда он вырос, то стал сочинять ТАКУЮ музыку, которая и сегодня превосходит все, что создавалось и создается на Земле.

И никакое развитие цивилизации, наук, общества, наших способностей к восприятию новых знаний – нисколько не уменьшило глубину и безграничность его музыки, созданной 300 лет назад.

Те, кто глубоко знает творения Иоганна Себастьяна Баха, подпишутся под каждым словом, здесь и сейчас мною написанным. Конечно же, и после Баха было немало гениальных композиторов, которые создали прекрасную музыку, но подняться на его высоту не удалось никому.

И самое смешное, что всякие научные открытия, которые мы делаем в последние столетия, так или иначе уже были описаны Бахом в его музыкальных знаках.

Как это могло произойти?

О-о-о! Если бы я знал ответ на вопрос и мог бы вам объяснить, то был бы равновелик Баху.

Так же как тот, кто объяснит Бога, может быть равновелик только Богу!

Второй пункт хочу начать с совета.

Никогда не пытайтесь объять все творчество Баха, если вы собираетесь заниматься в этой жизни еще и иными делами.

…Когда-то мой отец, заядлый шахматист, решил обучить меня своей любимой игре.

Это ему не удалось. Отец решил, что я не хочу думать, а желаю сразу выигрывать (это была правда – я действительно хотел сразу выигрывать!!!).

А вот насчет «думать» – мой дорогой папа был не прав.

Как только я начал думать в шахматах, то довольно быстро понял, что не смогу и не захочу в этой великой игре стать простым любителем, и если игра меня окончательно засосет, то пропала моя музыка, и пропала моя поэзия, и много чего пропало бы.

Я ушел от шахмат и теперь – ваш покорный слуга.

Но если вы все же решите посвятить всю свою жизнь творчеству И.С. Баха – добро пожаловать!

За вашу жизнь я спокоен. Вы – в надежных руках.

Однажды Бах решил написать 24 прелюдии и фуги для хорошо темперированного клавира (модуляция 14) и в этих произведениях построить важнейшие этапы истории Человечества, отобразить вселенские движения и события. Позднее ему не хватило двадцати четырех, и Бах, после перерыва в несколько лет, сочинил еще 24 прелюдии и 24 фуги (итого – 48).

В этих произведениях цветут райские сады, мигают звезды, танцуют ангелы, Змей соблазняет Еву, рождаются новые планеты. Есть масса предсказаний будущего…

СТОП!!!

Обещал же не углубляться в Баха! Иначе вся оставшаяся часть книги и все мои последующие размышления будут только о Бахе. Поэтому изо всех сорока восьми прелюдий и фуг выбираю только одну!

Я выбрал фугу под номером четыре до-диез минор (последние три слова, если вы не музыканты, можете не запоминать: достаточно запомнить номер, чтобы потом найти ее на диске). Выбрав эту фугу, я попробую реализовать свою мечту – открыть эту музыку как можно большему количеству людей. Когда я сижу один в комнате и слушаю фугу Баха, то испытываю не только наслаждение от грандиозности и глубины музыки, но и печаль… Я сижу, наслаждаюсь…

Но мне становится не по себе при мысли о том, что миллионы людей, пришедших на нашу Землю, проживут целую жизнь и уйдут, так никогда и не услышав эту музыку. А ведь фуга Баха очень повлияла бы на миллионы людей, изменила бы их представления, сделала бы их глубже, приблизила бы их к нашей первооснове – Космосу.

Без знания этой ФУГИ мне трудно представить себе мою жизнь.

А вдруг, когда вы ее почувствуете, в вашей жизни тоже изменится что-то? Вы станете немного другими. (Или совсем другими!!!)

И я хочу поделиться этим Земным и одновременно Космическим чудом как можно с большим количеством людей.

А теперь – самое сложное.

Фуга.

«Фуга» в переводе с латинского означает «бег». Фуга – вершина полифонии. Полифония означает «многоголосие».

Помните, мы с вами слушали «Картинки с выставки» Мусоргского?

Когда темы богатого и бедного прозвучали вместе – это и была полифония.

Полифонические возможности музыки – главный предмет зависти художников, поэтов, скульпторов, архитекторов и… философов.

Ибо когда четыре мудреца вступают между собой в философский диспут, они вынуждены говорить по очереди.

Вначале высказывается первый, затем – второй, затем – третий и т. д. В фуге же все философы говорят вначале по очереди, а затем – одновременно. И у каждого – важнейшие «доводы». Как такое возможно?

Возможно. Потому что музыка – невербальна. Она – Космична.

Полифония существует в Музыке и во Вселенной. Возьмите нашу Солнечную систему. Солнце описывает большой круг. Но одновременно крутится вокруг своей оси. Земля движется вокруг Солнца. И одновременно – вокруг своей оси тоже. У каждой из планет Солнечной системы своя орбита. Но все вращаются вокруг Солнца.

Вся Солнечная система движется как единая планета по огромному кругу внутри Млечного Пути.

Но и весь Млечный Путь, все его миллиарды звезд и планет движутся в огромном космическом пространстве.

Вот это и есть космическая фуга – вечный бег планет.

Можно сказать, что речь идет о полифонии движения.

Таким образом, идея фуги – величайшая попытка Человечества создать космические модели на Земле.

Как же эта идея осуществляется?

Вначале появляется одна тема в одном голосе.

Она, естественно, звучит без каких-либо других голосов.

Она воспринимается как мысль, высказанная первым философом.

Затем другой философ подхватывает эту мысль, в то время как первый уже развивает мысль дальше.

Итак, у нас две различных мысли-мелодии, звучащих одновременно.

Третий философ начинает мысль-мелодию сначала.

Первый и второй, каждый по-своему, развивают свои мысли дальше.

Итак, у нас уже три разных (!!!) мелодии.

А затем четвертый философ. И опять мысль – сначала.

У нас – четыре разных мелодии, звучащих одновременно!!!

Бывает и пять! И больше!!!

Вы скажете: но как это возможно – слушать столько разных мелодий одновременно?

Оказывается, не только возможно, но и более того: тот, кто научился это делать, испытывает ни с чем не сравнимое наслаждение.

Это – во-первых.

А во-вторых, человек, который постоянно слушает фуги Баха, делает шаг к возможному получению Нобелевской премии.

Потому что привычка слышать многоголосие фуги ведет к необычному явлению, которое можно назвать многоголосием (опять же, полифонией) мышления.

Это очень нелегко объяснить тому или тем, у кого нет опыта слушанья фуг. Но тот, кто этот опыт приобрел, знает, о чем идет речь.

Фуга – не только величайшее творческое открытие человечества, но и одна из уникальных догадок о многоголосии Вселенной.

Через два с половиной столетия после Баха Альберт Эйнштейн – создатель специальной и общей теории относительности – скажет, что Вселенная – слоеный пирог, где в каждом слое свое время и своя консистенция (то есть плотность, структура, формы движения и существования).

Замечательная мысль!

А если я сейчас сообщу вам,

что все принципы строения фуги основаны именно на таком пироге,

что «тесто замешено» за 300 лет до рождения Эйнштейна,

что каждая тема в фуге вступает в новой тональности (это и есть «консистенция» в музыке),

что каждая тема появляется в ином времени (это и есть то, что Эйнштейн определяет как «свое собственное время»), то станет ясно, что

фуга как музыкальная форма, которая сложилась к середине XVII века (350 лет назад!!!), говорит эйнштейновским языком.

Хочу добавить, что если Эйнштейн вынужден, объясняя принципы и законы строения Вселенной, пользоваться вербальным языком (то есть земными понятиями), но также и символами, то фуга говорит о невербальном Космосе невербальным (то есть космическим) языком.

Ибо фуга – высший вид полифонии (многоголосия), а полифония – одно из высочайших достижений музыки.