Текст книги "Делай что должен"

Глава 8

С пассажиркой Корневу определенно повезло. Обходя «Чеглок», чтобы проверить, нет ли на корабле чужих, он взял девчонку с собой и даже дал ей лучевой пистолет – тот самый трофейный, отобранный им у пирата. Сам Роман вооружился собственным «орлом». Фройляйн Бюттгер дисциплинированно держалась сзади-сбоку, при открытии дверей занимала место там, где ее ставил господин капитан-пилот, запомнила и повторила, что стрелять надо только по его, Корнева, команде. Польза, конечно, от такой ведомой сомнительная, но все больше нуля. Зато к моменту выхода из гиперпространства Роман был уверен: чужих на «Чеглоке» нет.

Пока Корнев проверял состояние корабельных систем, девочка тоже сидела смирно и отвлекать его не пыталась. Хотя, если честно, Роман был бы не против, если бы вот прямо сейчас она с благодарностью бросилась ему на шею. Девушка и в новостях смотрелась очень привлекательно, а в жизни… Даже пиратский плен не заставил ее поблекнуть. Ах ты ж!.. Тоже мне, нашелся герой-спаситель! Девчонке же надо помыться и все такое, она, наверное, потому такая и тихая да как будто пришибленная.

– Пойдемте, Адельхайд, я покажу вам вашу каюту, – называть эту совсем еще молоденькую девочку госпожой у Корнева не поворачивался язык.

– Хайди, – мягким удивительно мелодичным голосом сказала девушка.

– Что, простите? – не понял Корнев.

– Хайди, – повторила девушка. – Это… – Она явно вспоминала слова, и Роман не сразу понял, что говорит его пассажирка по-русски. – Это маленькая Адельхайд. Или… как нужно правильно сказать – дружная, дружеская Адельхайд?

– Для друзей, – поправил Корнев.

– Как? – переспросила Хайди.

– Хайди – это Адельхайд для друзей.

Девушка понимающе кивнула.

– Называйте меня Хайди, – сказала она и, чуть смущенно улыбнувшись, добавила: – И говорите мне «ты». Хорошо, Роман?

– Тогда уж Рома, – улыбнулся в ответ Корнев. – И тоже на «ты».

– Да, Рома, – Хайди как будто попробовала его имя на вкус. Похоже, вкус ей понравился. – Но ты хотел комнату мне показать?

– Каюту, – поправил Роман. – На корабле комнат нет, есть каюты.

Естественно, Корнев отдал гостье каюту первого класса – но не ту, которую не так уж давно занимал Лозинцев, а вторую, поближе к себе. Показывая Хайди, где душ, как пользоваться миниатюрной стиральной машиной, Корнев обратил внимание на то, что длинные стройные ноги его пассажирки покрыты «гусиной кожей» – девушка явно мерзла в своих шортах. Мысленно отругав себя за очередное проявление невнимательности, Корнев предложил Хайди подобрать более практичную одежду, сразу же извинившись за то, что выбирать придется из его гардероба. Хайди, впрочем, приняла предложение с благодарностью.

Пока девушка приводила себя в порядок, Корнев занялся определением местонахождения корабля. Хорошо, что в компьютере сохранились координаты пиратской базы – опираясь на них, рассчитать, где сейчас находится «Чеглок», было бы несложно и вручную. Понятно, что у компьютера на эти расчеты ушло куда меньше времени.

Вот только результат Корнева совершенно не радовал. «Чеглок» болтался в так называемой Моррисовой пустоши – обширном пространстве, лишенном каких-либо планетарных систем и потому крайне редко посещаемом кораблями. Причем выбраться отсюда самостоятельно возможности не было – на обеспечение работы гиперпривода топлива не хватало, а без перехода в гиперпространство… Корнев зачем-то посчитал – получалось, что в таком случае он потратил бы на путь лет восемь. На что, понятно, топлива не хватало тем более.

По уму, единственное, что можно сделать – это подать сигнал бедствия и ждать, что кто-то на него откликнется. Проблема в том, что, во-первых, прождать можно долго, а, во-вторых, откликнуться могут те же пираты. Кто их знает, может, разгромленное Корневым гнездо было среди тех астероидов не единственным. Или заявятся те самые арабы, которым он только что доставил массу неприятностей. С другой стороны, никаких других осмысленных действий Корнев не то, чтобы не видел, он совершенно четко понимал, что таковых попросту нет.

Поэтому, слегка поколебавшись, Роман все же запустил сигнал бедствия, дополнив его текстовым и голосовым сообщениями, что подвергся нападению пиратов. Особо против истины Корнев тут не грешил: в конце концов, преследовавшие его истребители никаких опознавательных знаков не имели, так что вполне могли считаться пиратскими. Ну и Корнев надеялся, что упоминание о пиратах быстрее привлечет сюда военные корабли – русские, германские, западные или даже индийские. Теоретически могли появиться и корабли из Желтого космоса, но тут уж оставалось только надеяться, что это будут представители вменяемых миров – те же японцы, корейцы или, на худой конец, маньчжуры.

Впрочем, еще один вопрос – когда они появятся, эти корабли. Проведя ревизию продовольственных запасов и состояния систем жизнеобеспечения, Корнев прикинул, что на нормальную жизнь у них с Хайди осталось две недели. Потом придется отчаянно экономить еду и воду, а самое неприятное – резко снижать температуру внутри корабля. М-да…

Что интересно, пираты «Чеглок» не грабили. За исключением батончика и минералки, которые они ему же и пытались скормить (черт, зачем оставил их там?!), с корабля ничего утащено не было. Более того, все лежало на своих местах, даже выключенный и снятый по требованию пиратов коммуникатор – как положил его Корнев на пульт, так он там и лежал. Странно…

От всех этих мыслей Корнева отвлекла Хайди. Все-таки умеют женщины из ничего сделать красиво! Куртка и брюки, которые дал ей Роман, были девушке явно велики, но она ухитрилась надеть их так, что некоторая мешковатость ее одеяния в глаза не бросалась. Даже тюрбан из полотенца, накрученный на мокрые волосы, выглядел каким-то веселеньким аксессуаром, а не обычной банной принадлежностью.

Корнев вдруг вспомнил, каким тяжелым и совершенно не подходящим молодой девушке показалось ему имя Адельхайд Бюттгер, когда он впервые увидел ее в новостях. Оно и сейчас казалось ему тяжеловатым, а вот Хайди… Да, такое имя очень шло этой солнечной девчонке. Хайди… В таком варианте имени Роману слышалось что-то веселое и доброе, немного несерьезное и очень приятное. Роман широко улыбнулся и даже не сразу заметил, что выглядит девушка немного смущенной.

– Рома, – Хайди виновато улыбнулась. – Спасибо… Я сразу должна была сказать… Ты же слышал, они за мной прилетели… Ты герой, настоящий рыцарь… – девушка быстро наклонилась и, прежде чем Роман успел что-то сообразить, поцеловала его. Скорее даже просто обозначила поцелуй в небритую щеку, едва коснувшись ее губами. Корневу, однако, и этого вполне хватило, чтобы почувствовать себя героем.

– Но я… – Хайди присела в соседнее кресло. Именно присела на краешек. – Я хотела спросить. Что такое… – она смешно наморщила лоб, явно вспоминая, – что такое «…мать вашу пиратскую через семь гробов с присвистом»?

О-па! Приехали! Корнев даже предположить не мог, что его азартная ругань во время боя с истребителями может оказаться темой урока русского языка. Первой его мыслью было уйти от ответа, сославшись на не вполне приличный характер высказывания. Но потом Роман решил, что сейчас как раз тот самый случай, когда отучить человека задавать неуместные вопросы можно именно так – взять и ответить. И он объяснил. Нормальным литературным языком, с многочисленными разъяснениями простыми словами, жестами и даже с парой неумелых рисунков в блокноте.

Хайди слушала, раскрыв рот и беспомощно хлопая длинными ресницами. Лицо девушки на глазах приобретало свекольный оттенок, руки не находили себе места, комкая штанины на коленках. Когда Роман закончил, она еще несколько секунд пребывала в таком же состоянии, а потом неожиданно рассмеялась.

Смеялась она долго, заливисто и неудержимо. Полотенце с ее головы упало, влажные волосы беспорядочно растрепались по плечам, но Хайди так и продолжала сотрясаться в бесконечных приступах смеха. Кое-как отсмеявшись и глянув на недоуменное лицо Корнева, она скромно потупила глазки и виновато пояснила:

– Я… я пыталась это мне представить…[9]9
  Хайди неплохо говорит по-русски, но родной ее язык все-таки немецкий. Поэтому фразы она иногда строит по правилам немецкого языка. К сожалению, передать на бумаге забавный немецкий акцент Хайди со всеми положенными абляутами и кнакляутами (это не ругательства, а особенности немецкого произношения) невозможно.


[Закрыть]

Теперь не выдержал Корнев. Дикий смех разобрал и его, пошла по второму кругу хохота и Хайди. На этом жажда новых знаний у девушки не иссякла. Хайди потребовала объяснить, что такое «жопа новый год» и почему этих проклятых пиратов Роман то злобно именовал «козлами безмозглыми», а то совсем по-дружески «дебилушками», и как это он обещал пиратам острую русскую закуску вместо своего корабля и тут же утверждал, что эту закуску они не получат.

К концу импровизированного урока русского языка у обоих болезненно ныли все лицевые мышцы, лица были залиты слезами, а на восстановление нормального дыхания ушла не одна минута. Потом вдруг Хайди на минуту призадумалась и тихо сказала:

– Ты когда ругался, говорил, через семь гробов. А у нас есть старая песня «Через семь мостов», – и звонким хорошо поставленным голосом запела:

 
Über sieben Brücken musst du gehn,
sieben dunkle Jahre überstehn,
siebenmal wirst du die Asche sein,
aber einmal auch der helle Schein[10]10
Через семь мостов тебе идти,Семь тяжелых лет перенести,Семь раз станешь пеплом и золой,Воссияв однажды над землей.  Песня группы «Карат» (Германия, ГДР, если точнее), кажется, 1980 год. Автор Эд Свильмс, перевод автора книги.


[Закрыть].
 

Слова Корнев понял с пятого на десятое, Хайди перевела. Роман посмотрел на девушку с некоторым удивлением – как-то уж очень мрачно прозвучала песня. Мрачно и вместе с тем торжественно и удивительно красиво. Да уж, любят немцы петь мрачные и красивые песни, любят и умеют. Приходилось Корневу такое слышать. Но от этой девочки, только что радостно и искренне смеявшейся над буквальным переводом замысловатых русских ругательств, Роман подобного не ожидал. Ну да, впрочем, молоденькая, что с нее взять. Романтики ей хочется…

– Ну, вот и ладно, – Корнев решил первым нарушить неловкое молчание. – Нам пусть будет семь мостов, а им семь гробов.

Хайди совсем по-детски улыбнулась.

– А ты хорошо говоришь по-русски, – похвалил Роман девушку.

– Да, я заканчиваю специальную гимназию, – ответила Хайди. – Хочу стать учительницей русского языка.

– Ого! – удивился Корнев. – А я слышал, в Райхе женщины только дома сидят и детей растят.

– Это западная пропаганда, – отмахнулась Хайди. – Наши женщины учатся и профессию получают… то есть правильно сказать «получают профессию», такой порядок должен быть? Для нас важно, чтобы в семьях было много детей, потому что нас мало. Но пока нас мало, мы не можем женщин только в семьях оставлять.

– Но так же трудно очень получается – и работать, и домашнее хозяйство держать, и с детьми?

– Да, но когда много детей, женщина не работает уже.

Корнев задумался. В принципе, в России было примерно то же самое. Это у него в семье мама не работала, с пятью-то детьми, а во многих семьях женщины работали. Но там и детей было по два-три, не больше.

Слово за слово – и завязалась беседа. Хайди и правда неплохо говорила по-русски, хоть иной раз путалась в словах, переходила на привычный порядок слов в предложениях, старалась изъясняться проще и лаконичнее. Где-то обоим приходилось пояснять свои слова на интерланже, Корнев даже пару раз вспоминал что-то из основательно подзабытого немецкого, но, в общем, друг друга понимали прекрасно.

Рассказывая о себе, Роман постарался обойтись без подробностей, касавшихся его военной службы. По его мнению, девушке это было бы не особенно интересно. Зато о родителях, о братьях и сестрах, о родном городе рассказывал красочно и подробно. Его самого увлек этот рассказ, и Корнев вдруг ощутил, насколько же он соскучился по дому.

Впрочем, тут же Роману пришлось о своем красноречии пожалеть. Хайди оказалась сиротой, поэтому ее рассказ на фоне корневского выглядел куда скромнее. Родители девушки погибли во время землетрясения на Химмельсбайерне, когда Хайди было всего шесть лет, опекуном стал дядя (на самом деле какой-то совсем уж дальний родственник матери). По непонятным Корневу хитросплетениям германских законов наследством Хайди дядя распоряжаться не мог, так что пока он служил в малых чинах и получал невеликое жалованье, девочка росла в спартанской обстановке общежития при гимназии. Правда, дяде предлагали передать девочку в семейный приют. Что это такое, Корнев сразу не понял, Хайди тоже не с первого раза смогла объяснить, но потом оказалось, что это вроде приемной семьи, а деньги на содержание приемных детей платит государство. Дядя не согласился. Потом он сделал неплохую карьеру по таможенной части и смог обеспечивать Хайди получше, но Корнев, сам выросший в многодетной семье, подумал, что лучше бы девочка подрастала пусть и не с родными, но все же братьями и сестрами.

Когда Хайди исполнилось шестнадцать, она решила привыкать к самостоятельной жизни. Продолжая учиться в гимназии, девушка снимала крохотную квартирку на деньги, которые давал ей дядя. Не так давно Хайди успешно сдала промежуточные экзамены (что это за экзамены, Корнев не понял, да не так это и важно), и дядя подарил ей поездку на Альфию. Дальнейшее Корнев знал и сам – что из новостей, а что и из собственного опыта.

– Я сходила с ума от страха, – с виноватой улыбкой призналась Хайди. – Но когда ты стал… стукать?

– Стучать, – подсказал Корнев.

– Спасибо, Рома… Когда ты стал стучать, я вспомнила, что я… как это сказать? Когда меня, то есть мне везет?

– Везучая.

– Да… везучая. Я действительно везучая. Много раз могла я погибнуть… Один раз я выпила слишком много сильного лекарства… Случайно… Соседка, то есть подруга по комнате, вовремя вызвала врача… Потом меня мальчик возил на мотоцикле… У него что-что сломалось, он остановить мотоцикл не мог… Мы могли разбиться, так правильно? Но он приехал в озеро…

– Въехал…

– Как?

– Правильно сказать – не приехал в озеро, а въехал, – пояснил Корнев.

– Да, хорошо. Вода холодная была, но мы не разбились…

Все это Хайди рассказывала спокойно, даже немного стесняясь – дескать, ты уж меня прости, что приходится выслушивать такие ужасы.

Корнев посмотрел на девушку уже по-другому. Ну ладно он, когда был военным летчиком, видел смерть вблизи. И не только чужую, свою тоже. К счастью, с этой малоприятной особой ему удалось разминуться, но свои тогдашние ощущения Роман помнил очень хорошо. И вряд ли смог бы рассказывать о них так, как это выходило у Хайди – просто, с легкой улыбкой и как-то совсем уж не пугая и тем более не пытаясь напугать собеседника. Сильная девочка.

Роман угостил девушку чаем. Как он слышал, немцы не особенно любят пить чай, но запасы любимого ими кофе на «Чеглоке» закончились, а пополнить их Роман не успел. Однако же Хайди пила чай с удовольствием, хотя, конечно, в объемах его употребления тягаться с Корневым не могла. За чаем опять пошел разговор, на этот раз обо всякой житейской ерунде. С интересом, а иной раз и с удивлением Роман узнавал подробности повседневной жизни в Райхе, Хайди с таким же интересом расспрашивала о жизни в России. Кстати, интерес Хайди был куда более цепким. Девушка не только расспрашивала о том, как живут русские, но и старательно вникала в соответствующие слова и выражения, даже блокнотик у Корнева попросила и записывала. Немецкая обстоятельность, что поделать. Правда, Роман не всегда мог удовлетворить любопытство своей собеседницы в том, что касалось чисто женских интересов – тех же шмоток, например.

Так вот и прошел этот день. Длинный, тяжелый и так мирно, почти по-домашнему закончившийся. Когда глаза у обоих начали слипаться, пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по каютам.

Следующие три дня мало чем отличались один от другого. Разговаривали, смотрели фильмы и концерты, благо того и другого на корабле хватало. Корнев наконец посмотрел «Распахнутые крылья» – нашумевший недавно германский фильм. Когда его показывали в России, у Романа руки не дошли посмотреть, а тут вот купил на Райнланде. Рассказывалось в фильме о становлении того, прежнего Райха, с которым Россия четыреста лет назад воевала не на жизнь, а на смерть. Но фильм удался, тут сказать было нечего. По крайней мере, Корнев начал понимать, почему Германия, которую на карте и сравнить-то с Россией было стыдно, смогла поставить под угрозу само существование его родины и держать за горло всю Европу. А еще Корнев понял, почему русские и немцы сейчас стали союзниками – чтобы ни у кого больше не появлялось не то что возможности, а даже и мысли их стравить.

Как-то само собой получилось, что Хайди взяла в свои руки хозяйство на «Чеглоке». Хозяйства, правда, и было всего ничего, но Корнев так и не понял, почему в исполнении Хайди накрытый стол, например, выглядит куда как привлекательнее. Поднадоевшие пайки да батончики с минералкой одни и те же, стол тот же, но вот… Корнев был вынужден признать совершенно мистическую природу того, что творило сочетание женской хозяйственности с немецкой организованностью. Никакого разумного объяснения происходящему все равно не имелось.

Однако же очередной день на борту «Чеглока» начался необычно. За завтраком Хайди вдруг спросила, какое сегодня число. Корнев оторопел. И это спрашивает носительница немецкого порядка? Откровенно говоря, Роману захотелось беззлобно, но от всей души поиздеваться над таким чудовищным покушением на основы, но, глядя на серьезное лицо девушки, он передумал. В конце концов, проведя неделю с лишним в камере-одиночке, можно и потеряться во времени. Поэтому Корнев просто глянул на календарное окошко в компьютере и ответил:

– Двенадцатое марта.

– Но нет! – возмутилась Хайди. – Двенадцатое марта уже давно было! Двенадцатого марта прибыла я на Альфию!

– Двенадцатое по нашему календарю, – уточнил Корнев. – По вашему – двадцать пятое.

– У меня сегодня день рождения, – вздохнула Хайди. – Мне теперь восемнадцать лет.

Корнев тоже вздохнул. Да уж, не повезло девочке… Пираты эти, а теперь еще и день рождения на корабле, затерянном в космической пустыне… Ну уж нет! От пиратского плена он ее избавил, значит, и праздник устроит. Хоть какой, а все равно праздник.

– Хайди, подожди немного, я сейчас, – Роман метнулся в каюту. Ага, вот она, не покусились пираты. Маленькая, на двести пятьдесят граммов, бутылочка вишни на коньяке. А много и не надо. Так, поищем еще… Вот и сладкое – вовремя забытая пара пряников. Корнев недоверчиво постучал одним из этих пряников по углу кровати. М-да, броня, как говорится, крепка. Ничего, с чаем пойдет. Теперь бы еще подарок найти… Вот с этим оказалось труднее всего. Ничего такого, что можно было бы подарить юной девушке, у Корнева не было. Хотя… Вот это пойдет. Точно!

– Вообще-то, это ты должна проставляться, – Роман выставил на стол выпивку и пряники, – но раз уж ты на моем корабле, то я и угощаю!

– Что значит проставляться? – Хайди хотя и несколько даже оторопела от неслыханного изобилия, но к незнакомому слову прицепилась.

– Выставлять угощение. Но это просторечное выражение.

Хайди понимающе кивнула.

– И вот, – Корнев протянул руку. На его ладони лежал маленький золотой кружочек – русский червонец. – Я эту монетку на счастье возил с собой, помогало. Мне больше нечего тебе подарить, но… Она правда приносит счастье.

Хайди осторожно взяла монету из руки Корнева. Поднесла поближе к глазам, медленно повертела. Задержалась на секунду на русском гербе, чуть дольше всматривалась в профиль императора Владимира Пятого.

– Рома… Спасибо… – Хайди встала и подняла лицо, на котором светилась хитренькая улыбка. Быстрое, почти неуловимое движение – и Корнев получил поцелуй в щеку. Именно поцелуй, а не просто касание губами, как в прошлый раз. Инстинктивно Роман попытался обхватить девушку руками, но каким-то необъяснимым образом она увернулась и села за стол с таким видом, как будто бы ничего такого и не было. Корнев вспомнил, как ловко Хайди вывернулась из рук пиратки, которую он затем застрелил. Ну вот, сравнил тоже… Однако же девушка ловкая, ничего не скажешь.

Потом они смотрели кино и концерты, разговаривали и смеялись, потом Корнев взялся научить Хайди играть в подкидного дурака и был немало озадачен, проиграв четыре кона подряд, потом просто слушали музыку и даже немного танцевали, потом опять кино и разговоры. Что самое интересное – к концу дня от несчастных двухсот пятидесяти граммов выпивки еще что-то осталось. Хайди почти что не пила, лишь изредка поднося рюмку к губам, Роман, глядя на нее, тоже прикладывался к рюмочке редко и по чуть-чуть.

Когда разошлись по каютам, Корнев долго не мог заснуть. Он лежал, прикрыв глаза, и вспоминал, как они с Хайди танцевали, как его руки бережно держали девушку за талию, как она аккуратно и осторожно не прижималась даже, а только касалась его своим телом, как ему сильно хотелось прижать ее к себе… Теперь Роман совершенно точно понимал, почему он так до сих пор и не женился, несмотря на все старания и уговоры матери. Потому что раньше он просто не встретил Хайди.

Не спалось поначалу и Хайди. Она прислушивалась к новым для себя ощущениям в душе и теле. Рома… Ее спаситель, ее рыцарь. И ее мужчина. Нет, не сегодня, конечно, и не завтра. Ну, может быть, не завтра… А может быть и завтра… В одном Хайди была уверена полностью – это ее мужчина, и она сделает все, чтобы он таковым стал. Ну, то есть он сам сделает, конечно, а она… Раз уж судьба вручила ей такой королевский подарок, то она его не упустит. Даже не надейтесь! Вот с таким победным настроем Хайди и уснула.

Если уж двое так тянутся друг к другу… Случилось все уже в конце следующего дня. Они снова танцевали под какую-то старинную мелодию, нежную и волнующую, будто зовущую куда-то далеко-далеко, в мир волшебства и радости. А когда мелодия закончилась, Роман не захотел отпустить Хайди, а она не захотела, чтобы он ее отпускал. Так и стояли, потеряв счет времени, и лишь спустя то ли целую вечность, то ли один миг, Роман осторожно поднял голову девушки и успел сказать вечные три слова и услышать те же слова в ответ, а потом полностью утонул в распахнутых синих глазах, а потом глаза Хайди медленно закрылись, и… Но здесь мы оставим наших влюбленных друг другу, одних на миллионы километров вокруг, и не будем подглядывать туда, где место только двоим.

Они не считали дней и ночей. Нет, Корнев считал, чтобы не пропустить время, когда нужно будет начать отчаянно экономить еду, но странным образом это никак не отражалось на счете времени, сколько они уже были вместе с Хайди. Это получились как будто два разных времени, и в одном, где была его Хайди, он жил, а в другом, где надо считать дни и запасы, лишь ненадолго появлялся.

Поэтому Роман и не мог точно сказать, на какой день Хайди, прижавшись к нему всем телом, еще минуту назад упругим и крепким, а теперь мягким и расслабленным, спросила:

– Рома… А если нас не найдут, мы умрем?

Вместо ответа Корнев просто прижал свою женщину к себе. Что тут отвечать-то, если и так все понятно?

– А мы от голода умрем, да?

– Нет, скорее всего, замерзнем, – соврал Корнев.

– Это хорошо, – удовлетворенно сказала Хайди. – Так лучше.

– Почему? – удивился Роман.

– Ну… Мы же в обнимку заснем, чтобы согреться. И не проснемся. Когда нас найдут, то не смогут разделить… прости, рас… расцепить, да? Так и похоронят вместе.

Корнев опять не ответил. Не мог найти он слов, уместных после такого. Он мог только мысленно молиться, чтобы их спасли. Может, Хайди и права, но он очень хотел жить. Потому что теперь его жизнь была наполнена счастьем и сейчас это счастье удобно пристраивало головушку у него на плече и потихоньку засыпало…