Текст книги "Ни слова о магах"

Глава 10

Первыми в селение ворвались всадники – варвары-наемники с юга, неистовые дикари, уважающие только силу, ценящие лишь деньги. Все закутаны в шкуры, на головах – рогатые шлемы, лица вымазаны жиром, разрисованы сажей, желтой и красной глиной. Кривые длинные сабли свисают с седел, за спинами – короткие луки. Сразу же разъехались по заснеженным переулочкам, заполонили все село, следя, чтобы никто не убежал, не скрылся.

Следом ступили ополченцы – вчерашние крестьяне, понурые, хмурые, серые. Идут толпой, в руках багры и вилы, топоры на длинных рукоятях, тяжелые тесаки, дешевые мечи. По сторонам не глядят, слишком устали, выдохлись. Десятники из наемных кричат на толпу, то и дело хватают кого-нибудь за шиворот, тычут кулаком в зубы. Ополченцы терпят, только ропщут тихонько. Будь их воля – разбежались бы прямо сейчас, отправились бы по домам, к женам и детям, к скотине.

Окружив толпу ополченцев, ровными шеренгами проходят пешие воины, громыхают доспехами, лязгают оружием. Поглядывают на крестьян брезгливо и настороженно. Осматривают село. Частокол копий колышется над головами. Двуручные мечи сверкают сталью на плечах.

Позади идут легковооруженные лучники. У этих нет доспехов, только кожаные куртки и длинные плащи. Несут зачехленные луки, высокие, почти в рост человека. Тяжелые колчаны, полные стрел, колотятся о спины.

За лучниками следуют три всадника. Под каждым черный тонконогий конь, укрытый длинной широкой попоной из толстого войлока. Животные фыркают, пар рвется из ноздрей, мотают головами, взбивают копытами снег. Наездники сдерживают горячих коней, негромко разговаривают, прищурясь, смотрят на войско, изучают село и окрестности.

Один – высокий воин в кольчуге и плаще. На широком поясе меч в богатых ножнах. Голова не покрыта, темные длинные волосы свободно развеваются по ветру. Лицо смуглое, худое, хищное. Тонкие, посиневшие от мороза пальцы унизаны массивными перстнями.

Второй – заплывший жиром коротышка. Одного глаза у него нет – широкая черная повязка закрывает часть лица. Одет небогато, но тепло. Руки прячет в рукавицах, на шее шерстяной шарф, толстяк укрывает в нем тройной подбородок, единственным глазом смотрит исподлобья. Оружия при нем, вроде бы, никакого.

Третьего не разглядеть, спрятался в своей одежде. Фигура скрыта бесформенным длинным балахоном, на голове капюшон – только седая борода торчит наружу. Старик. Но в седле сидит крепко, легко сдерживает норовистого коня…

Село, затаив дыхание, следит за чужаками. Может уйдут?

Люди заперлись в своих домах, детей к окнам не подпускают, да и сами выглядывать боятся. Прячутся за занавесками. Женщины бегают на цыпочках, стаскивают все ценное в подвалы, на двор. Запирают сундуки. Мужчины хмурятся. Старики беззвучно перешептываются, давятся кашлем.

Вдруг уйдут?

Всадники гарцуют перед домами, заглядывают в окна, скалятся. Мелькают разрисованные лица – словно демонические маски. Кто-то уже спешился, справляет малую нужду прямо под стенами дома, у хозяев на виду…

Нет, не уйдут.

Чья-то собака, хрипло лая, захлебываясь яростью, выскочила из-под крыльца, набросилось было на пришельцев, но тут же, визжа, отпрыгнула в сторону, закружилась в снегу, пытаясь выкусить из лохматого бока стрелу. Быстро обессилила и, оставляя кровавый след, уползла за сарай.

Ополченцы встали посреди улицы, расселись на снегу. Сомкнулись кругом пешие воины.

Три всадника на черных жеребцах направились к самому большому, самому богатому дому. Остановились перед тяжелыми воротами, украшенными замысловатой резьбой. Не кричат, стоят молча, смотрят в темные окна – знают, что их видят, знают, что давно за ними наблюдают…

Дверь дома отворилась через минуту. На высокое крыльцо вышел старик, кутаясь в длинную шубу. Подошел к воротам, открыл калитку сбоку, вышел на улицу. Немного помедлив, сдержано поклонился всадникам.

– Ты здесь старший? – спросил темноволосый воин.

– Три двора здесь старшие. Я только один из них, – сказал старик.

– Хватит и одного… Хочешь, чтобы в селе твоем порядок был?

– Да.

– Мы никого и ничего не тронем, если все будет, как я скажу.

– Да.

– Мы остановимся здесь на несколько дней. Нам нужна еда. Людей моих надо будет разместить по домам. Понятно?

– Да.

– Сколько вас здесь живет?

– Двести тринадцать дворов.

– То есть примерно тысяча человек?

– Примерно.

– Большое село… Найдите место еще для двух тысяч. Не обязательно всех пускать в избы. Сараи тоже подойдут, была бы крыша и стены. Понятно?

– Да.

– И пока мы здесь, никто не должен покидать селение. Ясно?

– Да.

– А когда мы будем уходить, то заберем с собой два десятка ваших мужчин. А если ты будешь против… – воин чуть наклонился к старику, повысил голос. – То я заберу всех. Кто останется жив. Понятно?

Старик помедлил с ответом, осторожно кивнул. Сказал, стиснув зубы:

– Да.

Воин выпрямился, привстал в стременах. Оглядел дом. Констатировал:

– Хороший у тебя дом, старик. Большой.

– Семья большая.

– Мы остановимся у тебя. Найдешь нам место?

– Да.

– И постарайся, чтобы все было, как я тебе велю. Тогда здесь будет тихо… Открывай ворота!

Старик, ссутулясь, ушел в калитку. Застучал тяжелым засовом, вытаскивая его из скоб. Навалился всем телом на массивные створки. Скрипя петлями, ворота разошлись.

– Заходите, – сказал темноволосый воин своим спутникам, – а я сейчас.

Он развернул коня и поскакал к войску. Сотни лиц повернулись к нему. Только ополченцы по-прежнему хмуро смотрели себе под ноги.

– Всем ждать здесь! – прокричал воин в полный голос. – Ничего не предпринимать! Скоро будем устраиваться по домам. Все сотники немедленно собираются у меня. Назлух, Тум и я остановились в том доме, – он вытянул руку, показывая на открытые резные ворота. – Повторяю, ничего не предпринимать! Если кто-то что-нибудь украдет или даже просто притронется к кому-нибудь из местных жителей, я лично его убью! На виду у всех! Чтобы другим неповадно было! Это всем понятно!? Десятники, объясните это каждому человеку!..

Он целую минуту разглядывал обращенные к нему лица, пытаясь хоть что-то прочитать в холодных глазах, потом кивнул и поднял над головой стиснутый кулак.

– Помните, зачем вы здесь! – прокричал он. – Обновление – наша цель! И мы дадим вам защиту!

Он развернулся и, сдерживая коня, направился к распахнутым воротам.

Воины молча смотрели ему в спину, он чувствовал их взгляды. Три сотни тяжеловооруженных мечников, профессиональных рубак, пять сотен вымуштрованных копейщиков, шестьсот отменных лучников, два сотни неудержимых дикарей-наездников – армия!

И четыреста ни на что не годных оборванцев, только и думающих, как бы сбежать. Сброд, набранный в окрестных деревнях. Стадо скота.

Может не стоило связываться с ними?

Он въехал в ворота, спрыгнул с седла, привязал коня к забору, вошел в дом. Медленно, по-хозяйски, прошелся по комнатам, оглядывая испуганных притихших людей. Семья у старика действительно была большая – еще два деда, четыре старухи, пятеро мужчин, семеро взрослых ребятишек. Женщин видно не было, очевидно, спрятались где-то, возможно с маленькими детьми.

Назлух и Тум сидели за столом в большой комнате. Тум уже спал – он всегда засыпал, едва только выдавалась свободная минута. Назлух, отвернувшись, смотрел в окно. Старый хозяин стоял неподалеку, возле дышащей жаром печи.

– Как тебя зовут? – спросил воин, скидывая на пол тяжелый плащ.

– Дим, – отозвался старик.

– Я – Гелид. Со мной Назлух, – он показал на человека, прячущегося в одежде. – И Тум, – он перевел палец на дремлющего толстяка. – Накорми наших коней. Сейчас ко мне придут мои люди, проводи их сюда.

– Хорошо.

– Мне нравится твоя немногословность, старик.

Дим промолчал, чуть склонил голову и ушел, прикрыв за собой тяжелую дверь.

– Ты допустил непростительную ошибку, – сказал вдруг Назлух, отворачиваясь от окна и скидывая капюшон. Гелид посмотрел в худое, острое лицо мага, и почувствовал, как слабеют ноги.

– Ошибку? – переспросил воин. Голос его дрожал.

– Непростительную ошибку, – холодно повторил Назлух.

Тум тотчас проснулся, осуждающе посмотрел в сторону сникшего воина.

– Ты сказал, – маг вытянул худую руку, и Гелид еще больше съежился в ожидании боли, – что МЫ с тобой. Что Я с тобой… – Назлух шевельнул пальцами, и Гелид, застонав, осел на пол. – Это неправильно. Тебе давно пора понять… – маг сжал кулак, и воин скорчился. Он не мог кричать – боль свела ему челюсти, сдавила горло, каждая мышца сжалась в тугой комок. Он задыхался. Пена выступила на посиневших губах. Но сознание оставалось ясным, и он четко слышал, что говорит маг:

– …главный здесь я. И это ты со мной, а не наоборот. Все вы. Каждый из твоих воинов, – он опустил руку, и Гелид расслабленно опал. – Ты понимаешь это?

– Да, да, – торопливо прохрипел воин. – Я оговорился.

– Ты сделал ошибку.

– Да. Я не хотел, я имел в виду…

– Неважно, что ты хотел, а чего не хотел. От желаний редко что зависит. Ошибка сделана.

– Да.

– Каждый должен делать свое дело. Ты – командовать своими – и моими! – людьми. Тум – распоряжаться своими – и моими! нашими! – деньгами. Воины – биться и погибать. Каждый должен заниматься своим делом. Это понятно тебе?

– Да.

– Ты почему-то думаешь, что силен… – Назлух поджал губы, помолчал. – Но почему? Только потому, что тебе подчиняются твои бойцы? Потому, что у тебя есть власть? Но это же не меняет тебя самого. Ты по-прежнему беспомощный человечишка. Ты слаб и ничтожен. Смерть и боль делают тебя таким. И никакая власть, никакая армия, никакое богатство не изменит положения. Ты всегда был человеком, ты всегда им останешься… – маг повернулся к одноглазому Туму. – Верно я говорю?

– Верно, – подтвердил толстяк.

– Хватит тебе лежать, подобно раздавленному червяку, – сказал брезгливо Назлух. – Поднимайся.

Гелид встал на четвереньки, подполз к столу. Цепляясь за ножку, стал медленно подниматься. Что-то хрустнуло в пояснице и он, охнув, замер – скособоченный, нелепый и смешной. Жалкий.

Дверь открылась. В комнату вошли воины, сотники, двадцать два человека. Остановились у порога, недоуменно разглядывая своего смертельно бледного предводителя, застывшего в неуклюжей позе. Назлух вновь безразлично отвернулся в окно. Закрыл единственный глаз Тум, снова задремал.

– Садитесь, – процедил сквозь зубы Гелид, кивнув вошедшим воинам. Он осторожно выпрямился – вновь хрустнул позвоночник – присел на край скамьи, оперся локтями о столешницу. Подождал немного, давая боли утихнуть. Воины тем временем расселись в центре комнаты – скамеек и стульев было мало, на всех не хватило, поэтому многие устроились прямо на полу – на тряпичных цветастых дорожках.

– Я собрал вас, чтобы сказать… – Гелид поднял голову, оглядел подчиненных. Голос его вновь звучал властно и твердо. – Наш поход близится к завершению. Сегодня мы остановимся в этом селе, и будем здесь столько, сколько нужно. И я еще раз говорю – мы должны вести себя тихо! – он повысил голос. – Никакого пьянства, грабежа и разгулов! Никакого насилия! Мы должны быть незаметны, враг близко! Нам не нужны еще враги в лице местных крестьян! Каждый провинившийся будет немедленно наказан! Наказан смертью! Я хочу, чтобы каждый воин это понимал!.. – Гелид сделал паузу, обвел знакомые лица взглядом: Ронин, Герод, Несмил, Дитас, Зентад, Кустыр… – проверенные в боях воины, могучие, стойкие, неподкупные. Послушные. Это ли не сила? Это ли не власть?

«Но это же не меняет тебя самого…»

И за каждым из них сотня воинов. Копья и мечи. Луки и сабли.

Топоры и вилы.

«Ты слаб и ничтожен…»

Гелид тряхнул головой.

– Сейчас вы разместите своих людей по домам. Я хочу, чтобы каждый ваш человек был под надзором! Вы должны знать, где в настоящий момент находятся ваши подчиненные, и чем они занимаются! Любой воин! Каждый! Это понятно?

– Да, – нестройно отозвались сотники.

Гелид помолчал. Затем продолжил:

– Мы не можем допустить, чтобы враг узнал о нас. Поэтому вы должны следить за местными крестьянами. Никто не должен покидать деревню. Немедленно сформируйте патрульные отряды и круглосуточно держите под контролем дорогу. Наблюдайте, но старайтесь оставаться незамеченными. Это ясно?

– Да.

– Хорошо… Я еще поговорю с местными жителями. Надеюсь, они нас поймут… А сейчас все свободны. Берите с собой старика, хозяина этого дома – его зовут Дим, он староста – и размещайте людей. Герод и Усман останьтесь, нам надо обсудить еще кое-что.

Сотники, громыхая оружием и доспехами, стали подниматься. Проснувшийся Тум, открыв глаз, следил из-под руки, как они выходит. Назлух все смотрел в окно – всадники с раскрашенными лицами рыскали по селу, зябнущие пешие воины притопывали ногами, терли стынущие лица, в нетерпении поглядывали в сторону дома, где собрались начальники. Он видел, как вышли из ворот сотники и направились к своим отрядам, уже издалека размахивая руками и отдавая команды – пар так и валил из их глоток.

– Ладно, – Назлух отвернулся от окна. – Теперь о деле, – он движением руки предложил Героду и Усману сесть рядом за стол и спросил, обращаясь к ним: – Есть что-то новое?

– Да, – Герод, невысокий неприметный мужчина средних лет с обычным незапоминающимся лицом, кивнул. – Только что вернулся наш человек и сообщил, что Хурхас ночевал в деревне возле Волчьего Ручья.

– Два дня пути отсюда, – сказал Гелид. Маг сделал вид, что не услышал его.

– И в стороне, – заметил Усман, сутулый великан в доспехах из кожи, с кинжалом на поясе. – К замку они подойдут с севера.

– Это хорошо. Он не должен почуять мое присутствие.

– Он не один.

– Не один? – Назлух встрепенулся.

– С ним бард.

– Бард?

– Да. Говорят, он какой-то странный.

– Бард… бард… – Назлух посмаковал это слово. – Странный бард… Откуда он взялся?

– Не знаю, – одновременно сказали Герод и Усман.

– Это плохо…

– Может, нам стоит перехватить Хурхаса? – неуверенно спросил Гелид.

Назлух глянул в его сторону.

– Не получится. Не успеем, он войдет в замок раньше, а мы раскроемся. Нет, не годится.

– Мои всадники успеют, – сказал Гелид, – перехватить его в дороге.

– Что ему двести твоих дикарей? – усмехнулся Назлух. – Он раздавит их движением пальца.

– Можно устроить засаду.

– Сколько засад ты уже устраивал? Скольких людей угробил? – Назлух отвернулся в окно. – И где же Хурхас? Ходит, как ни в чем не бывало! Мы должны действовать наверняка! Уничтожить всех одним ударом! Ничто не должно помешать Обновлению! – маг резко повернул голову, вперил горящий взгляд в лицо Гелида. Тот опустил глаза.

– Вы узнали, сколько человек в замке? – спросил Назлух у Герода.

– Пока нет.

– Немедленно выясните.

– Хорошо. Я сам этим займусь. Только мне потребуются деньги.

– Дим? – Назлух повернулся к дремлющему толстяку.

– Без проблем, – Дим даже не открыл глаз. – Как всегда.

– Скажешь, сколько тебе надо, – сказал Назлух лазутчику. – Деньги будут.

– Я выйду сразу, как мы закончим. Завтра утром буду возле замка. Найду нужных людей, подкуплю, с этим, уверен, проблем не будет. Узнаю все, что надо и вернусь.

– И пусть кто-нибудь сообщит нам о появлении Хурхаса.

– Да, конечно.

– А, быть может, имеет смысл тебе самому остаться там где-нибудь поблизости, дожидаясь новостей?

– Если будут деньги…

– Деньги будут, не сомневайся. Да, Дим?

– Точно, – подтвердил толстяк.

– Что еще тебе нужно?

– Пусть Усман проводит меня – дороги сейчас опасные.

– Еще что-то?.. – Назлух выдержал паузу. Подвел черту: – Значит, поступим так: вы с Усманом немедленно отправляетесь в замок. Узнаете, сколько воинов присоединится к Хурхасу. С этими сведениями Усман возвращается. Ты, Герод, дожидаешься, когда в замок войдет Хурхас. И немедленно сообщаешь нам. Все ясно?

– Да.

– И все же, мы могли бы перехватить его в дороге, – негромко заметил Гелид.

– Ладно… – Назлух повернулся к темноволосому военачальнику, помолчал, размышляя. Проговорил раздумчиво: – Можно попробовать и это… Отправь десять всадников навстречу Хурхасу и его барду, заодно они сопроводят Усмана и Герода… А даже если из этой затеи ничего не выйдет, не думаю, что Хурхас решит, будто эти разрисованные дикари – мои. Впрочем, надо предусмотреть все, рисковать здесь не стоит… И кто знает, может быть, на этот раз нам повезет…

Глава 11

Легорн ненавидел зиму.

Именно зимой на него наваливалась куча проблем – надо было расчищать подъезды к замку, скидываться снег со стен и крыш. Постоянно требовались дрова – многочисленные очаги пылали круглосуточно, но в замке все равно было холодно, по просторным комнатам гуляли стылые сквозняки. Именно зимой в окрестных лесах появлялись волки. Они сбивались в стаи и ночами выли жутко, вгоняя мучающегося бессонницей Легорна в беспросветную тоску. Голодные хищники совершали вылазки на окрестные деревни, резали скот, губили домашнюю птицу. Частенько нападали на людей. Крестьяне приходили к Легорну и жаловались на обнаглевших зверей. И ему приходилось посылать своих бойцов на охоту. Местные крестьяне отдавали ему часть урожая и поэтому он должен был защищать их. Или хотя бы делать вид, что защищает.

Все же это были его земли, и его крестьяне.

Зимой он постоянно хворал – из носа текло, болело застуженное горло, садился голос, ломило мышцы. Он чувствовал себя слабым и разбитым.

Он ненавидел быть слабым.

Долгие тоскливые месяцы Легорн сидел в кресле перед открытым очагом, укрывшись пледом, положив на колени любимый меч и наблюдая, как огонь жадно глодает дрова.

Он страдал от вынужденного безделья.

Он ждал весну.

Мучаясь от скуки, он порой собирал свое войско и отправлялся в поход на кого-нибудь из соседей. Воевать было интересно, но невыгодно. И до кровопролитных битв дело никогда не доходило. Помаршировав на виду у противника, выстроившись в боевые порядки, оба войска высылали парламентеров. Предводители встречались в какой-нибудь натопленной крестьянской избе и, попивая горячий травяной отвар, мирно решали все проблемы, если таковые были, и договаривались о поединке. Для того, чтобы определить победителя, от каждого войска выступал лучший боец. Закованные в доспехи воины сходились и долго рубились тяжелыми затупленными мечами. Упавший на землю считался проигравшим – его уносили под свист и улюлюканье, и потерпевшая поражение сторона выплачивала контрибуцию – воз дров, несколько мешков зерна или еще что-нибудь малозначительное.

Легорн и соседи были старинными товарищами. Они развлекались, играя в войну, и никогда не воевали друг с другом по-настоящему.

Просто все они ненавидели зиму…

Но иногда на его земли приходил настоящий враг, грабил крестьян, угонял скотину, жег деревни. И тогда Легорн со своим войском выступал навстречу противнику, и мечи у воинов на этот раз не были затуплены. Лилась кровь, падали на землю безжизненные тела. Эхо металось меж перелесков, пытаясь повторить какофонию битвы – яростные крики, стоны, звон мечей и лязг доспехов, треск копий, посвист стрел… И, прослышав о беде, торопились Легорну на подмогу отряды из соседних замков.

А иногда на помощь приходил сам Хурхас.

И враг всегда отступал…

Теперь же помощь нужна была Хурхасу. Три месяца назад, по первому снегу, маг пришел в замок и заявил, что скоро ему потребуется армия. «Зачем?» – спросил Легорн, не надеясь особенно, что Хурхас посвятит его в свои планы. Но маг ответил: «Настанут черные дни. Рой жутких созданий ворвется в наш мир и даже стены замка не защитят тебя. Помнишь ту тварь, что убила твоего отца и твою жену? Будут гибнуть люди, много людей, очень много… Мне нужна армия, чтобы остановить нашествие». «Ты возьмешь меня с собой?» – спросил Легорн. «Я предлагаю тебе возглавить войско», – ответил Хурхас. «Я могу собрать пять сотен воинов, – сказал Легорн. – Этого достаточно?». Маг покачал головой. «Этого мало, – сказал он, – боюсь, нам придется биться не только с существами Роя. Назлух выступил против меня, он тоже собирает войско». «Это плохо, – сказал Легорн – А что остальные маги?». «Они решили не ввязываться. Им нет дела до вас, людей, и они ничего не будут предпринимать. Рой их не пугает, они смогут защитить себя». «Ладно, – решил Легорн, – я поговорю с соседями, думаю, они доверят мне часть своих бойцов». «Хорошо. Собирай войско и жди. Я скоро вернусь и мы выступим.»

Примерно через месяц Хурхас вернулся. Четыреста лучников, пятьсот мечников и триста копейщиков ждали мага в казармах. «Выступаем?» – спросил Легорн. «Нет, – ответил маг. – Еще рано. Я пока не знаю, откуда придет Рой. Жди, скоро здесь соберутся мои друзья». «А что слышно о Назлухе?». «Он преследует меня. Он вбил себя в голову, что Рой ни в коем случае нельзя останавливать…»

Хурхас ушел, оставив Легорна наедине с ненавистной зимой и грузом проблем…

Может быть маг погиб? Может быть Назлух добился своего и Хурхас мертв?

Сколько еще ждать?

Может пора распустить людей?

Крестьяне недовольны, что им приходится кормить целую армию бездельников. Тем более в эту пору, когда запасов уже почти не осталось, а до нового урожая еще ох как далеко.

Скучающие в переполненных казармах воины то и дело дерутся меж собой. Уже четыре человека погибло и еще троих пришлось повесить в назидание остальным.

Где же сейчас Хурхас?

Зима скоро кончится. Сколько еще ждать?

Надо ли?..

Легорн смотрел в огонь. На коленях поверх пледа лежал меч. На стали клинка змеились кроваво-алые отблески. Каменные стены, увешанные коврами и оружием, сливались с темнотой. Где-то наверху, под невидимым потолком трепыхалась, запутавшись во тьме, летучая мышь. Поземка царапала стекла узких черных окон, словно просила пустить ее внутрь. По ту сторону крепостных стен тоскливо завывали волки.

Стояла глубокая ночь, но Легорн не мог заснуть, не мог даже закрыть глаза. Тьма окружала его со всех сторон, готовясь наброситься на него, едва только он смежит веки. И лишь возле ног в очаге трепыхался огонь, теплый и ласковый, словно живое существо. А может он и был живым?..

Глядя на огонь, Легорн вдруг вспомнил, как Хурхас спас ему жизнь.

Тогда они еще не были знакомы. Легорн был совсем молод, он только что похоронил отца и вступил во владение замком и окрестными землями… Отец болел долго. Сначала он начал стремительно худеть. Потом ему отказали ноги. Он лежал в постели, бледный, изможденный, иногда открывал бесцветные глаза и порывался что-то сказать, но лишь бессмысленно клокотал горлом. Он умирал – это было ясно. Но почему – никто не мог сказать… Однажды утром Легорн вошел к нему в комнату и понял, что отца больше нет. На кровати, укрытая одеялом, лежала совершенно ему незнакомая высохшая мумия. Он похоронил останки в подвале, в небольшом семейном склепе и, оставив вместо себя управляющего, уехал из замка. Домой он вернулся поздней осенью. Кругом уже лежал снег, вода в крепостном рву покрылась льдом. Управляющий в его отсутствие вел дела хорошо – дрова были заготовлены, кладовые до отказа забиты продуктами. Легорн расплатился с ним и отпустил домой, в родную деревню.

Иногда в замок приезжали гости. Торговые караваны просили укрытия на ночь, стучались в ворота проходящие мимо путники, заглядывали на несколько дней скучающие соседи, крестьяне с согласия хозяина устраивали шумные ярмарки на просторном дворе. И все равно было скучно. Даже уроки фехтования, которые Легорн брал у начальника гарнизона, редкостного мастера меча, не приносили обычного удовольствия. Вот тогда-то Легорн надумал жениться, тем более, что девушку он себе подыскал давно, еще когда был жив отец. Ее звали Диа – невысокая, стройная, черноволосая, дочь известного в округе торговца, она была скромна, разумна и очень недурна собой. Свадьбу сыграли быстро, в первый месяц зимы. А потом все началось сначала. Молодая жена начала стремительно худеть, затем у нее отнялись ноги. Она лежала в постели, слабея с каждым днем. Легорн не мог понять, что происходит. Казалось, какое-то проклятие висит над его семьей.

Над этим замком.

Она умерла ночью. Он спал как убитый – каждую ночь он спал как убитый – а утром, проснувшись, коснулся ее холодной руки и понял, что жены у него больше нет.

Он похоронил ее в склепе, рядом с мумией отца.

А через неделю вдруг заметил, что и сам начал худеть.

Он по-прежнему крепко спал, но, просыпаясь, чувствовал себя разбитым и слабым. Он уже не мог поднять меч и с трудом передвигался. Аппетит пропал, но он заставлял себя есть, преодолевая тошноту, пихал пищу в судорожно сжимающуюся глотку. И, все равно, стремительно худел.

Все знали – и он знал – чем это закончится.

Но однажды вечером, когда в потемневшие окна билась вьюга, к нему вошел Зелд, начальник гарнизона.

– Там человек, – доложил он. – Хочет, чтобы мы его впустили.

– Пустите, – слабым голосом сказал Легорн.

– Это не простой человек. Это маг.

– Маг? – Легорн тотчас подумал о проклятии. – Приведите его ко мне.

Зелд ушел и через несколько минут вернулся вместе с магом.

– Я слышал, тебе нужна моя помощь, – сказал гость.

– Ты знаешь, что со мной? Ты действительно можешь помочь? – Легорн задыхался.

– Да.

– И что ты хочешь взамен?

Маг промолчал.

– Я дам тебе все, что захочешь, все что у меня есть.

– Не сейчас, – маг покачал головой. – Возможно, позднее.

– Позднее… – Легорн усмехнулся, чувствуя, как трескается кожа на губах и ощущая вкус крови во рту. – Ты действительно веришь, что позднее я смогу тебе пригодится?

– Ты выживешь, – успокоил его маг. – Сегодняшнюю ночь я проведу в этой комнате, рядом с тобой. Посмотрим, кто сюда приходит, пока ты спишь…

Когда утром Легорн проснулся, мага рядом не было. Появившийся вскоре Зелд доложил, что их гость спустился в подземелья.

Замок был очень стар. Легорн не мог сказать точно, кто и когда его построил. Но он знал, что дед его деда уже жил здесь. Замок был велик, его главная башня была в несколько раз выше, чем самые высокие деревья, веками росшие возле крепостных стен. Там, наверху, было множество комнат, туда вела винтовая лестница, но комнаты эти, сколько себя помнил Легорн, всегда пустовали. Только вороны и летучие мыши залетали внутрь сквозь разбитые окна. Только ветер гулял по заброшенным комнатам, хлопая рассохшимися дверьми. Иногда Легорн поднимался наверх, но лишь для того, чтобы осмотреть свои владения – из окон башни открывался потрясающий вид, отчетливо были видны все деревни, замки соседей, перелески и речушки, отсюда отлично просматривались дороги. Лучшего места для наблюдательного пункта просто не придумать.

Но было в замке место, куда даже Легорн избегал заглядывать – темный мрачный лабиринт подземелий. Вполне возможно, подземелья эти были старше, чем сам замок. Говорили, что узкие ходы ведут в самое чрево земли. Возможно, так оно и было. Находились смельчаки, пытавшиеся это проверить, но никто из них не вернулся.

Один только Хурхас вышел оттуда. Но он никогда не рассказывал о том, что видел там внизу. Впрочем, Легорн и не желал этого знать.

Маг вернулся через три дня. На плече он нес мешок.

– Вот, – сказал он, вываливая содержимое мешка на пол. – Теперь тебе ничто не грозит.

Легорн приподнялся на постели и посмотрел на нечто черное, бесформенное и нестерпимо вонючее.

– Что это?

– Эта тварь питалась тобой. Она пряталась внизу, но ночами поднималась и понемногу пила твою жизнь.

– Я ничего не чувствовал.

– Она усыпляла тебя. Ты не мог ничего чувствовать.

Легорн спустил ноги на пол, зажав пальцами нос, склонился над смердящей тушей.

– Это существо убило моего отца?

– И твою жену.

– И едва не убило меня.

– Да.

– Убери его. Не желаю видеть.

– Хорошо, – маг щелкнул пальцами, и ослепительное пламя, брызжущее искрами, без остатка поглотило безобразное тело. – Помнишь, что ты сказал мне?

«Я дам тебе все, что захочешь, все что у меня есть…»

– Да.

– Меня зовут Хурхас. И я еще вернусь.

Он ушел.

И, действительно, он еще не раз возвращался. Но никогда не требовал обещанного.

До недавнего времени…

Легорн смотрел на огонь и гладил клинок меча. Несколько раз он поднимался, отставлял меч в сторону, брал погнутую кочергу и долго ворошил угли. Бросив очередное полено в гаснущий очаг, он возвращался на свое место, укутывался пледом, клал меч на колени и замирал, наблюдая, как оживает огонь.

Вскоре тьма начала сереть. Обрисовались узкие прямоугольники окон, показались стены. Куда-то исчезла летучая мышь, всю ночь трепыхавшаяся под потолком. Улеглась пурга. Прекратили свою тоскливую перекличку волки.

Наступало утро.

Незаметно для себя Легорн задремал.

Сквозь сон он слышал, как открылась дверь и кто-то вошел.

– Спит, – сказал знакомый голос.

– Пусть отдохнет, – откликнулся еще кто-то.

Легорн хотел открыть глаза, но не смог. Мелькнула смутная мысль, что голоса эти могут оказаться голосами из сна. И он тотчас забыл про них.

– Приведем позже.

– А пока куда?

– Пускай посидят в карцере. Только поесть им принеси.

– Ладно.

Дверь тихо закрылась.

Легорну грезилось, что он бредет по темному подземелью, держа в руке факел. Обрывки тьмы прыгают по неровным, сочащимся влагой стенам, и непонятно чьи это тени – его или тех существ, что прячутся во мраке и тянут, сосут из него жизнь. Тени ли это вообще? Факел вот-вот догорит, и тогда тьма набросится на него, и он уже ничего не сможет сделать. Легорн брел по узкому ходу, мрак был впереди и позади, а стены все смыкались и смыкались. Огонь в руке трепетал, готовый сорваться и улететь прочь. Навсегда. Кто-то подкрадывался сзади. А он даже не мог сказать, в верном ли направлении двигается сейчас. Он просто шел, пока горит огонь. Потому что стоять – это так страшно…

Меч свалился у него с коленей, упал, хищно лязгнув, на пол. Легорн вздрогнул и открыл глаза. Осмотрелся, приходя в себя.

Кто-то ведь был здесь, разговаривал. Или почудилось?

Он встал, поднял меч. Встревоженно походил по комнате, выглянул в окно.

На улице уже рассвело. Ночная вьюга намела свежие сугробы, и трое бойцов, сложив доспехи и оружие в стороне, сноровисто орудовали широкими лопатами, расчищая дорожки к казармам. На раскидистых ветвях деревьев расселись вороны, исподтишка наблюдая за работающими людьми. Небо уже очистилось и светилось прозрачной весенней синевой.

Скоро конец зиме, – подумал Легорн, с удовольствием потягиваясь.

Скоро весна.

Он оделся и вышел на улицу.

Бойцы, расчищающие дорожки, выпрямились, отсалютовали, выбросив кулаки в его сторону. Он узнал их – все они были из его отряда – и поприветствовал ленивым кивком.

Еще месяц, – подумал он, – и я разорен окончательно.

Содержать тысячу солдат – дорогое удовольствие. Обычно он обходился немногочисленным гарнизоном, состоящим исключительно из профессионалов. Теперь же ему пришлось созвать всех, даже ополченцев, в мирное время спокойно живущих в своих деревнях, в родных семьях.

Из-за казарм, длинных деревянных бараков, доносились крики и металлический лязг. Легорн неторопливо направился туда.