Текст книги "Мир добрый и светлый. Стихи и рассказы"

Мир добрый и светлый
Стихи и рассказы
Михаил Анатольевич Клыков

Иллюстратор Михаил Анатольевич Клыков

© Михаил Анатольевич Клыков, 2017

© Михаил Анатольевич Клыков, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-2907-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказы

Старый вяз
(воспоминание детства)

В самом конце деревенской улицы, где располагалась наша дача, рос старый вяз. Многое видел он на своём веку: и первых поселенцев-староверов, нашедших здесь убежище и основавших деревню; и годы революции; и жестокие годы Великой Отечественной войны; и сожжённых эсэсовцами пленных советских офицеров; и первых строителей Центрального полигона…

Каждый раз, приходя на дачу, я видел это старое дерево, раскидистая крона которого (как казалось мне – маленькому мальчишке) высилась где-то в заоблачных высотах. «Какая, наверное, красота открывается с его вершины!» – думалось мне. Но никто из нас – детей – никогда не залезал на старый вяз. И не потому, что боялись высоты. Другие, тоже немалой величины, деревья были успешно освоены юными «верхолазами», съезжавшимися летом в деревню. Просто перед этим величавым деревом все испытывали какой-то уважительный трепет, как перед старым мудрым аксакалом. И никто не смел оскорбить величественное спокойствие старого вяза, легкомысленно залезши на его толстые серые сучья.

Сколько я себя помню, это дерево было всегда. Его крона, похожая на огромный купол, казалось, парила над деревней на фоне ярко-синего летнего неба. А вечером, освещённая закатным солнцем, выглядела высеченной из тончайшего янтаря искусными руками неведомого мастера.

Выходя утром на улицу, я здоровался со старым деревом, а вечером – желал доброй ночи. И казалось, что дерево шелестом своей кроны отвечало мне.

Давно уже кончилось моё детство, кораблик с белыми парусами скрылся за голубым горизонтом… Давно уже нет нашей старой дачи… Давно опустела деревня, когда-то звеневшая долгими летними днями от детского смеха… Лишь старики доживают в ней свой век. Но остался старый вяз – символ моих беззаботных детских лет. И каждый раз, приезжая туда, я чувствовал, как радостно билось сердце при виде могучего купола кроны старого вяза, плывущей в ослепительно синем небе над зеленеющими садами. Я был рад видеть его, как старого друга. Ведь с его ветвей я мог снова заглянуть туда, на берег детства и увидеть его белоснежные паруса…

Но однажды, вновь побывав в тех, освящённых детством местах, я почувствовал тревогу, больно кольнувшую душу. Я не увидел раскидистой кроны старого друга. Вяз, так много видевший на своём долгом веку, умер…

В конце тихой деревенской улицы остался лишь широкий пень… Потемневший от дождей и времени, он показался мне камнем на могиле дерева-старожила. Печаль и боль наполнили мою душу. Мне казалось тогда, что у меня вырвали частичку моего сердца, моей души…

Я долго стоял рядом с тем местом… Прощай старый вяз. Ты навеки останешься в моей памяти. Останешься символом моего беззаботного босоного детства…

Конец

2016 г.

У ночного костра
(цикл «Истории у костра»)

Вечер медленно гас, уступая место короткой летней ночи. Я сидел у потрескивающего невысокого костра и смотрел на звёзды. Небо было ясным, и яркие звёзды мерцали в вышине, как будто подмигивая невесть откуда взявшемуся здесь, у глухого заповедного леса, на берегу безымянной лесной речки, астроному-любителю.

«Астроном с двустволкой», – усмехнулся я, погладив ствол старого, принадлежавшего ещё деду ружья. Зачем я таскаю его с собой? Не знаю… Для меня это выглядело как-то романтично… Мне, выросшему на книгах Пришвина и Паустовского, старое ружьё служило неким символом лесных странствий…

Я подкинул в пламя несколько сухих веток и вновь поднял взор к небу. Здесь, далеко за городом, ничто не мешало любоваться накрывшим спящий мир тёмным бархатным пологом, расцвеченным разноцветными бриллиантами звёзд. Мириады светил, каждое – солнце неведомого далёкого мира… Может быть сейчас, где-то там, на далёкой планете, затерявшейся в необозримой и непредставимой глубине космоса, так же кто-то сидит у костра и мечтает о далёких мирах, глядя в звёздное небо…

Необычный объект появился в вышине внезапно. Я смотрел на бледную полосу Млечного пути и краем глаза заметил необычный свет, мелькнувший в стороне леса. Повернув голову, я замер от изумления: по небу, направляясь к лесу, плыл светящийся диск. Сравнительно небольшой, с двумя, похожими на колпаки, надстройками, одна из которых увенчана маленьким горизонтальным диском. По периметру диска мерцали огни, похожие на небольшие иллюминаторы. Классический НЛО, много раз описанный и фантастами, и контактёрами… Диск медленно проплыл над опушкой, выпустив из днища световой луч и ощупывая им землю…

«Ищет место для посадки…» – подумал я. Мне вдруг стало скучно наблюдать за «летающей тарелкой». Может быть потому, что вела она себя абсолютно предсказуемо, как много раз писалось в разных газетах и журналах. И мне уже порядком надоело читать эти совершенно одинаковые «исповеди о контактах»…

Я обернулся к костру, поудобнее устраиваясь на разостланном на траве плаще и вновь намереваясь вернуться к созерцанию звёздного неба.

Они появились неожиданно. Я услышал шорох и, обернувшись, увидел двоих… Высокий молодой мужчина и красивая стройная девушка. Они приближались к костру, выйдя из леса. Оттуда, где только что скрылся диск.

Серебристые комбинезоны с синей окантовкой, мягкие белые полусапоги на тонкой серой подошве. Странный, но прекрасный и необыкновенно сияющий взгляд голубых глаз гостей… Сомнений в том, кто посетил мою ночную стоянку не осталось…

Я с удивлением смотрел на ночных визитёров. Мужчине на вид лет тридцать. Высокий, спортивного сложения, с коротко подстриженными светлыми, почти белыми волосами. Девушке – лет двадцать, короткие белые волосы мягко вьются. Изящно сложенная фигура. Красивое, симпатичное лицо с мягкими, тонкими чертами. Красота девушки была какой-то нежной, мягкой. Совсем иной, нежели хищная красота патентованных «королев», заполонивших модные журналы.

– Мы не помешали вашему уединению? – неожиданно спросил мужчина высоким, более похожим на подростковый, голосом со странным звенящим акцентом.

– Можно присесть к вашему огню? – прозвучал тихий и, как показалось мне в то мгновение, робкий голос девушки.

Я готов был услышать от пришельцев всё, что угодно. Ведь столько раз фантасты и просто мечтатели описывали «большой контакт»: математические формулы, геометрические фигуры, язык состоящий из физических констант, выраженных двоичным кодом… Я готов был услышать всё это, даже банальное: «Мы пришли с миром»… Но не этих простых фраз…

– Да… Пожалуйста… – я подвинулся, приглашая гостей сесть.

– Спасибо, – девушка и мужчина присели к огню.

– Рилан, – представился мужчина. – Разведчик исследовательского корабля «Риналир». А это – моя помощница.

– Элиана, – представилась девушка.

– Владислав, – ответил я. – Инженер. Вы…

– Оттуда, – улыбнувшись, кивнул мужчина и показал рукой в зенит. – Наш корабль на залунной орбите. Мы уже год исследуем вашу планету. Через три дня экспедиция заканчивается, и мы возвращаемся домой. На Теллус… – в голосе мужчины прозвучала едва заметная грусть.

– Теллус? – переспросил я.

– Планета в системе Тиамат. Вы называете эту звезду Сириусом. Ваша Земля очень похожа на неё.

Девушка едва заметно вздохнула и посмотрела на небо:

– Удивительно. Звёзды здесь такие же, как и у нас…

Я взглянул вверх. Высоко в небе сияло созвездие Большого Пса, на шее которого сверкала яркая «медаль» – звезда Сириус, далёкий Тиамат, родина моих нечаянных гостей…

– Да, эта она, – отозвалась девушка. – А ваша звезда, мы называем её Геола, сияет на самом конце Путеводной Стрелы, указывающей путь Небесному Страннику к вожделенному Райскому Острову.

– Вы скучаете по дому? – я вдруг понял причину странной грусти в голосе звёздной гостьи.

– Мы целый год были в экспедиции. Это, конечно, романтично: странствия, далёкие путешествия, полёт к новым неизведанным мирам… Но, знаете, всё это удивляет поначалу, а потом становится обычным и обыденным… И тогда ты начинаешь слышать его. Зов… Зов далёкого дома, оставленного тобой.

– Он всегда зовёт, где бы ты ни был… – согласился Рилан. – Поэтому экспедиции и не продолжаются дольше, чем год. Люди устают…

– Но мы скоро возвращаемся, – ответила Элиана.

– Но до Сириуса семь световых лет, – возразил я. – И ваш путь будет ещё очень долгим.

– Земная неделя, не больше… – улыбнулся Рилан.

– Но как же… Световой предел… Возрастание массы и энергии…

– Вы имеете в виду построения ваших физиков? – Рилан посмотрел на меня со снисходительностью, с какой обычно родители смотрят на детей-несмышлёнышей. – Ваши учёные достигли многого, это так… Но физик, открывший принцип относительности для вашей цивилизации…

– Его звали Альберт Эйнштейн, – ответил я.

– Он открыл всего лишь один из сотни частных случаев релятивистской механики, даже не самый показательный. Всё гораздо сложней и гораздо проще…

Мы замолчали, глядя на звёзды.

– Они такие же… – тихо произнёс Рилан. – Светлая Тропа, Фалара, Тиамат… – Рилан называл звёзды привычными ему именами. – Знаете, почему мы решили спустится сюда? Я увидел ваш костёр и вспомнил… Вспомнил, как за неделю до отлёта мы с другом точно так же сидели у костра. Вдыхали запахи разогретой жарким дневным солнцем травы. Слушали юную ночь, плеск воды в озере, на берегу которого стоит мой родной город. Созерцали тихую красоту засыпающего мира…

– А мой дом стоит в горах. Высоких… На их вершинах лежат вечные снега, сияющие своей белизной. Здесь, на вашей планете, тоже есть высокие снежные горы. Увидев их, я как будто побывала дома, – в голосе Элианы зазвучала необыкновенная теплота. – А утром, когда Тиамат только поднимается из-за горизонта, горы становятся нежно-розовыми… Это так прекрасно! Голубое рассветное небо, розовые снега горных вершин, первые робкие лучи солнца… Терраса нашего дома как раз выходит к горам. Мы с родителями и младшим братом очень любим это мгновение – пробуждение мира. Правда, мама сейчас, наверное, смотрит не на рассвет, а дожидается полуночи, когда над горизонтом взойдёт Путеводная Стрела и засияет Геола…

Я оглянулся на Элиану и заметил, как в глазах девушки сверкнула непрошенная слеза.

– Вы – художница, Элиана? – я подбросил в костёр несколько сухих веток, и начавшее было гаснуть пламя вновь весело вспыхнуло.

– Как вы догадались? – улыбнулась звёздная гостья.

– Восхищаться игрой цвета, тончайшими оттенками цветов…

– Да, я – художник. Мы в экспедиции ведём съёмку планеты. Но, знаете, Владислав, фотографии и кадры фильма не всегда могут передать то, что видит глаз. Поэтому я и везу с собой картины, которые нарисовала здесь. Хотите посмотреть? Я сейчас…

Элиана вернулась довольно быстро, неся небольшой металлический тубус. Открыв его, она извлекла несколько тонких гладких листов. Картины были прекрасны – Элиана оказалась замечательным художником. Необычайной чистоты краски передавали тончайшие оттенки.

– Это специальный полимерный состав. Его используют в экспедициях вместо обычных красок.

– В экспедицию обязательно включают художников. Ведь важно не только увидеть то, что видели мы. Это можно сделать и с помощью обычной фотографии. Важно и ощутить это. А такое возможно только через восприятие художника.

Я смотрел на картины, узнавая знакомые пейзажи… Вот сияет первозданной белизной Эверест, Матерь гор… Вот склоны Кавказа… Синь карельских озёр… Древние долины Алтая… Оранжевые жгучие пески пустыни… Тёмное зелёное море сибирской тайги и яркая зелень тропических джунглей… Льды Арктики и Антарктиды… Необычность этих картин состояла и в том, что это был взгляд инопланетянки. Взгляд представительницы иного, хотя и похожего на нас, мира.

– Вам нравится? – спросила Элиана.

– Да… Вы – прекрасный художник…

– Вы, наверное, удивитесь, Владислав, но таких планет, как Земля и Теллус, в Галактике очень мало… Планет, где есть жизнь много… Есть немало планет, где зародился разум… Но планет, населённых людьми не так уж много. И не так много гармоничных миров, подобных нашим. Слишком много параметров должно сойтись вместе, в уникальных сочетаниях, чтобы породить такой прекрасный мир… – Рилан замолчал, вглядываясь в пламя костра.

– Наш мир прекрасен и хрупок… – согласился я. – Вот только мы никак не можем понять этого и ужиться, наконец, на родной планете…

– Не переживайте, Владислав. Все цивилизации проходят сквозь это. Разобщённость, войны… Любая цивилизация должна пройти определённые и важные для её развития периоды: наивное детство, агрессивное и не всегда разумное отрочество, бурную и порой слишком смелую юность… Чтобы прийти к мудрой, спокойной зрелости. Каких-нибудь несколько десятков лет назад Теллус тоже был таким. Наш мир так же сотрясали кровавые войны, революции, катастрофы, уносившие тысячи, десятки тысяч жизней теллунян…

– И вы со временем достигнете уровня галактической цивилизации. И тогда станете полноправным членом Галактического братства звёздных цивилизаций, – добавила Элиана.

– Но, к сожалению, у нас тоже далеко не всё так прекрасно, как хотелось бы. Нередко случается, что галактического уровня достигают и цивилизации, ещё не выросшие из юности или даже отрочества. И в космическом пространстве тоже случаются войны… А другие, достигнув могущества, переполняются гордыней и навязывают свою волю другим. Третьи становятся цивилизациями Галактики, так и не научившись любить и ценить родной мир…

Мы лежали на тёплой, напоенной летним солнцем земле и смотрели ввысь, на мириады миров нашей Галактики. Три существа из разных миров. И оказавшихся такими одинаковыми в своих чувствах…

– Странно, – я вновь подбросил несколько веточек в огонь. Ночная тишина лишь изредка нарушалась криками ночных птиц или звуком плеснувшей в реке рыбы.

– Что странного? – откликнулся Рилан.

– У нас так много писали о контакте. О обмене знаниями… Об универсальном языке математических понятий… А в реальности всё оказалось намного проще…

– Вы – «юная космическая цивилизация». Пока вы находитесь в карантине, а мы лишь наблюдаем за вами. Поэтому никто не вступает с Землёй в контакт, хотя вы активно стремитесь к этому.

– Понимаю. Мы, как подросток, который хочет приобщиться к миру взрослых, но ему говорят: «Ты ещё мал, подрасти немного».

– Да, похожая аналогия. Очень похожая… Когда вы достигнете нужного уровня, тогда и произойдёт Большой контакт, и вы станете полноправными членами Галактического содружества. А пока мы вступаем в контакты лишь с простыми жителями планеты. Такими, как вы…

Короткая летняя ночь заканчивалась, постепенно уступая место утренней заре.

– Нам пора, Владислав, – Рилан и Элиана встали. – Через сутки мы должны быть на корабле-матке. – Спасибо за встречу.

– Прощайте, – я протянул руку. Рилан ответил крепким рукопожатием.

– Странно, – отметил он. – У нас тоже принят такой же жест, как признание дружбы или близкого знакомства. Всё-таки у наших цивилизаций много общего. Прощайте, Владислав… Хотя, нет. До встречи! Я всё же надеюсь, что мы ещё увидимся на звёздных дорогах! Счастливого пути!

– Счастливой дороги! – ответил я и добавил, вспомнив многочисленные, прочитанные мной научно-фантастические рассказы: – Спокойной плазмы.

– Спасибо! – Рилан достал из незаметного кармана на гладкой ткани комбинезона небольшой блестящий предмет. – Вот, возьмите на память.

В моей руке оказалась небольшая серебристая пластинка. Какой знакомый рисунок! Звезда, бросающая острые лучи в пространство… Двенадцать выстроившихся в ряд планет и стрелка, направленная от четвёртой из них… И обнажённые фигуры мужчины и женщины… И рука мужчины, замершая в приветственном жесте…

«Пионер! – подумал я. – Станция, отправленная в дальний космос. И несущая на себе послание к иным цивилизациям. Послание о том, что они не одиноки во Вселенной…»

– Мы когда-то отправили такие пластинки на автоматических межпланетных станциях, в надежде, что они попадут к собратьям по разуму, – подтвердил мою догадку Рилан. – Но научились летать меж звёзд раньше, чем они достигли цели. Один из этих аппаратов достигнет Солнца примерно через сто пятьдесят лет.

Я проводил гостей до их корабля. Уже поднявшись по трапу, Элиана, сказав что-то Рилану на певучем, мелодичном языке, обернулась ко мне:

– Подождите, Владислав, я хочу кое-что подарить вам.

Она скрылась внутри корабля. Вернувшись, девушка протянула мне тубус.

– Это ваши картины? – догадался я.

– Да. Я сделала копии своих картин. Ведь они понравились вам?

– Да, очень. Большое спасибо, Элиана.

Я смотрел на мерцающий белёсым светом корабль, уходивший за темнеющую на фоне рассветного неба кромку векового леса.

Как много писатели, учёные, просто мечтатели писали и говорили о Контакте. Об обмене знаниями… Об языке математики или геометрических фигур… О математических и физических константах, понятных любой высокоразвитой цивилизации…

Всё это глупость! Ерунда! Ненужная шелуха! Чувства, эмоции – вот что понятно любому мыслящему и чувствующему существу! Неизбывная, вечная тоска по оставленному дому. Грусть разлуки и счастье возвращения домой, к тем, кого ты любишь! Осознание красоты и хрупкости твоего родного мира. Вот он, универсальный язык цивилизаций! Язык образов, язык чувств, язык эмоций!

Я сидел у костра и вновь смотрел в светлеющее утреннее небо, на котором гасли последние звёзды, уступая место свету дня. Но теперь у меня не было ощущения того вселенского одиночества, так пугавшего людей, вынуждая их искать братьев по разуму. Мы не одиноки. Ведь где-то там, у такого далёкого и, в то же время, ставшего для меня таким близким Сириуса, вращается планета, где живёт юная художница Элиана, любующаяся по утрам снежными вершинами своих родных гор. Где на берегу озера живёт космонавт-разведчик Рилан… И это лишь один из многих миров Галактики, населённых людьми. Один из многих…

Мы не одиноки…

Конец

2016 г.

Алый жеребёнок
(цикл «Павлик и Юля»)

Дождь начался вскоре после полуночи. Сначала это были лишь отдельные крупные капли, защёлкавшие по листьям деревьев, росших на высоком берегу реки, но постепенно дождь набрал силу, и капли превратились в холодные острые струи. Юрий поёжился и поплотнее закутался в куртку. Тёплая июньская ночь постепенно остывала, уступая место зябкой прохладе дождя. Тёмное облако заволакивало тёмно-синее небо летней ночи, гася отсвет ночной зари, на фоне которой виднелись постройки дачного посёлка.

«Ещё дождя мне не хватало, – пробурчал Криницын. – Похоже, что это безобразие продлится до утра».

Криницын сплюнул от досады. Сегодня был очень удобный день. На селекционной станции остался только дежурный зоотехник. Молодая девчонка, которая навряд ли высунется до утра из лабораторного корпуса. А тут этот дождь!

На четырнадцатую станцию Института генной инженерии и селекции столичного журналиста Юрия Криницына привели интересные слухи, которые донесла до него его новая знакомая Люсьена. Юрий поморщился. Недалёкая, пустая, но самоуверенная Люся, не отличавшаяся ни внешней, ни душевной красотой, совершенно не вызывала у интеллигентного и культурного журналиста симпатий. Единственное, что заставило Криницына пойти на сближение с ней – это профессиональный интерес.

На селекционной станции происходило что-то… Непонятность и закрытость этого «что-то» привлекало его – журналиста до мозга костей – с той же силой, с какой варящееся в алюминиевом тазу сладкое и душистое варенье привлекает пчёл и ос со всей округи.

Криницын вновь брезгливо поморщился: чтобы свести знакомство с Люси (как величала себя сама Люсьена) ему пришлось завести близкие связи с активистами из «Союза за гармонию с природой», где обреталась Люся. Людьми, которых Юрий откровенно презирал. И накропать бездарную статью в одну из местных газет, которую активисты считали своим рупором. Статью, при воспоминании о которой Юрия Криницына – профессионального журналиста – охватывал жгучий стыд, как мальчишку, написавшего мелом на заборе неприличное слово. Но зато он стал доверенным лицом в этом… «клубе по интересам».

Ещё и вчерашняя ссора с Вертихиным, давним, ещё со школы, другом Криницына. Знал бы он, что Евгений назначен новым директором станции – не понадобились бы эти клоуны… Наверняка, Евгений пошёл бы навстречу старому приятелю.

Дождь не прекращался, грозя перейти в настоящий ливень, и журналист, посмотрев на видневшиеся вдалеке корпуса селекционной станции, стал спускаться к реке.