Текст книги "Кавказ. Выпуск VII. Закон и обычай"

Этот термин, говорит Говелак, обозначает собою верховных представителей класса жрецов в Авесте, обязанность которых не только знать на память текст священных книг, но и толковать их при случае [159]159
  Hovelacque Abel. L’Avesta… 1880. С. 442.


[Закрыть]. Хевсурский дастур, наоборот, далеко не первое лицо в церковной иерархии; это не более как непосредственный служитель святыни, обязанный неотлучно находиться при капище; одна из его обязанностей состоит в приготовлении выпиваемого на празднествах в честь святого пива, или бузы, которое он сливает в хранящиеся при капище железные чаны. Во время варки пива он обязан придерживаться известного ритуала: ходить разутым, без шапки и пояса, во всем соблюдать чистоту и воздерживаться от всякого разговора с кем бы то ни было [160]160
  Худадов Н. Указ. соч. С. 35.


[Закрыть]. Высшими членами церковной иерархии являются те лица, которые у пшавов носят название хевисберов, т. е. монахов ущелья. Вот какими чертами характеризует нам порядок назначения этих хевисбери, иначе деканозов, князь Эристов в своем описании Тушино-Пшаво-Хевсурского округа. Желающий носить это звание притворяется больным и затем объявляет, что видел во сне святого, который обещал ему выздоровление под условием, что он посвятит себя его служению; нередко также волю божества объявляют будущему деканозу мужчины и женщины-гадалки, известные под названием «кадаги». Ищущий звания деканоза или хевисбери отправляется в капище в сообществе имеющихся уже деканозов, закалывает перед капищем корову, это посвященное Ормузду животное, угощает мясом своих товарищей и дает клятву строго соблюдать обряды религии и употреблять в пищу только мясо рогатого скота. В отличие от пшавов и хевсуров, тушины знают наследственность жреческих функций. На деканозе лежит обязанность соблюдать чистоту и целомудрие, не прикасаться к трупам умерших или к телу новорожденного в продолжение известного времени, следующего после рождения, не ступать на след менструирующих женщин, не употреблять в пищу ни свинины, ни кур, ни яиц и довольствоваться мясом посвященного Ормузду рогатого скота. Когда к деканозу народ обратится за разузнанием воли божества, того или другого святого, он начинает с того, что совершает в его честь жертвоприношение, после чего начинает бесноваться, вертится на месте, бьет себя камнем в грудь и в изнеможении падает на землю; пролежав на ней некоторое время в притворном бесчувствии, он вскакивает на ноги и с пеной на губах вещает волю святого.

У пшавов компетенция хевисбери, по словам г-на Хаханова, была некогда весьма обширной: он соединял права и обязанности языческого жреца, биб-лейского судьи и христианского священника; в его руках сосредоточивалась духовная и светская власть; в военное время он предводительствовал в ополчении, в мирное – призываем был как посредник к судебному разбирательству. Его религиозные обязанности и доселе весьма разнообразны: он закалывает принесенных в жертву животных, произносит заклинания над больными и благословляет брачующихся; он же назначает служителей церкви, или дастуров [161]161
  Литература о народных жрецах Хевсуретии, Пшавии и Тушетии довольно обширна. Укажу на записки о Тушино-Пшаво-Хевсурском округе князя Р. Эристова (1854); «Записки о Тушетии» Цискарова (Кавказ. 1849. № 8); «Путешествие в Хевсуретию» Д. Бакрадзе; записки о ней Н. Худадова и статью о пшавах, составленную А. Хахановым на основании статей из грузинской газеты «Дроэба» (СМЭ при ДЭМ. Вып. 3. С. 86 и 87). Г-н Дубровин и д-р Радде, и кн. Мачабели не прибавляют ничего нового к собранным ранее их данным.


[Закрыть].

Сопоставляя эти данные с теми, которые древние писатели передают нам о магах, мы без труда можем отметить поразительное сходство тех и других. Подобно магам, хевисбери, деканозы или дастуры обходятся без храмов и идолов [162]162
  См. на этот счет свидетельства Геродота о древних персах (Кн. 6. П. 9; 5. П. 102; 8. П. 109; 7. П. 8).


[Закрыть], собственноручно закалывают приводимых верующими жертвенных животных, истолковывают народу волю божества, соблюдают все предписания Авесты насчет физической чистоты, употребляют в пищу только мясо жертвенных животных, посвященных Ормузду коров и волов [163]163
  См.: Hovelacque Abel. L’Avesta… С. 444–449.


[Закрыть]. Они еще так близки к своему языческому первообразу, что в совершаемых ими христианских таинствах, и в том числе в крещении и причащении, не всегда легко отличить христианские черты от языческих. Совершаемый в Пшавии хевисбери обряд крещения скорее напоминает собою предписанное Авестой омовение новорожденного с целью избавить его от приобретенной им в утробе матери нечистоты; а раздача дастуром собравшейся на празднество толпе пива для причащения больных представляет лишь отдаленное подобие христианского причащения.

В народных преданиях пшавов хевисбери и их родоначальник Копала изображаются ведущими ожесточенную борьбу с дивами, или злыми духами, нередко принимающими приписываемую им древней иранской мифологией форму драконов. В этих сказаниях сходство между народными жрецами грузинских горцев и магами Мидии и Персии так велико, что всякое дальнейшее настаивание на нем является излишним [164]164
  См.: Этнографическое обозрение. Вып. 1. С. 138.


[Закрыть].

Нам остается еще задаться вопросом, к какому времени следует отнести происхождение тех культурных влияний, изучение которых составило задачу настоящей главы. Я полагаю, что иранская культура наложила свою печать на кавказскую в две далеко отстоящие друг от друга эпохи и что ее влияние на северном склоне Кавказского хребта сказалось гораздо ранее, нежели на южном. Если принять во внимание: что описанные нами усыпальницы, весьма похожие на упоминаемые Авестой «dakhme», расположены в Пирикительской Хевсуретии, т. е. в той, которая тянется по южному склону Главного хребта; если иметь в виду, что своеобразная организация народного жречества, близкая по характеру к древнеперсидскому или мидийскому магизму, составляет особенность одних картвельских горцев и не повторяется в Осетии; что термин дастур, которым обозначаются служители капищ у хевсуров, – тот самый, какой употребляется Авестой; что предписания о соблюдении физической чистоты, однохарактерные с теми, о каких идет речь в Вендидаде, неизвестны осетинам; что, в отличие от осетин, хевсуры наделяют и солнце, и горы теми же гениями, или фравашами, какими наделяет их и Авеста [165]165
  В молитве, делаемой хуцесом, или помощником деканоса, перед жертвоприношением, наряду со Всемогущим Богом, матерью земли и солнцем, упоминается также ангел или гений солнца. О гениях гор и их почитании хевсурами говорит и Эристов, и Мачабели. Наделением фравашами предметов природы только и объясняется упоминаемое Радде многобожие хевсуров.


[Закрыть], – то трудно будет прийти к тому заключению, что, в отличие от Северного Кавказа, Южный получил открываемые в нем следы иранской культуры из того источника и из той эпохи, в которой религиозное, нравственное и юридическое учение Авесты являлось вполне сложившимся.

На эту мысль наводят нас также свидетельства грузинских хроник, не раз упоминающих, как видели выше, о призвании из Персии «магов и огнепоклонников» в эпоху правления в ней династии Сассанидов – этих известных ревнителей авестинского вероучения.

С другой стороны, сопоставляя осетинский культ предков с теми, которыми иранцы окружают своих фравашей, нельзя не отметить его большой близости к общеарийскому образцу, выражением которого может считаться культ ведийских питрис. Гарлез справедливо отмечает тот факт, что в Авесте фраваши не являются исключительно душами усопших, но гениями, которыми одинаково наделены и умершие, и живущие, и имеющие народиться поколения. Своих фравашей имеют и божественные существа, обитающие на небе; их имеют и отдельные предметы природы. Такое воззрение, удаляющееся от общего всем арийским народностям почитания усопших душ, составляет позднейшую особенность религиозного учения Авесты. Каков бы ни был источник этого позднейшего спиритулизма [166]166
  Гарлез полагает, что он проник в иранскую мифологию из Мидии и выработан был впервые в среде магов (См.: Avesta, trad. Par Harlet. Introduction. С. 125).


[Закрыть], но отсутствие его в осетинской мифологии приближает ее к той, из которой развилась со временем мифология Авесты. Отсутствие строгого дуализма, того сосредоточения доброго и злого начала в лице двух непрестанно борющихся между собою божеств, Агурамазды и Анграманью, которое характеризует собою религиозные учения Авесты, подкрепляет в нас уверенность в том, что переселение на Кавказ того иранского племени, потомками которого являются современные осетины, началось ранее той эпохи, в которую были составлены религиозные книги иранцев [167]167
  Этому заключению нимало не противоречат факты присутствия в среде осетинских богатырей, или нартов, и так называемого Амирана (то есть Аримана), так как сказание о нем, по словам Мурье, доселе распространено в Мингрелии, откуда ему легко было проникнуть и в Осетию (Ср.: l’étal religieux de la Mingrélie // R. de l’histoire des religions. 1887).


[Закрыть]. Профессор Миллер приходит к тем же заключениям на основании данных осетинского языка. Он отмечает тот факт, что культурные слова, относящиеся к скотоводству, в осетинском языке все чисто иранского происхождения и что, наоборот, названия земледельческих орудий и некоторых злаков, не говоря уже об овощных растениях и фруктовых деревьях, – или неизвестного происхождения, или носят явные признаки заимствования; г-н Миллер приходит на основании этого к заключению, что до поселения на Кавказе осетины были по преимуществу народом кочевым. С другой стороны, тот факт, что осетинские названия серебра, меди и свинца урало-алтайского происхождения, приводит автора «Осетинских этюдов» к тому убеждению, что «осетины должны были двигаться не с юга, откуда они не могли бы принести с собой урало-алтайских названий для трех металлов, а с севера, близ обильных металлами отрогов Урала, т. е. пройти в Европу тем путем – между Уральским хребтом и Каспием, – по которому шли угро-финские и урало-алтайские племена, частью даже в исторические времена» [168]168
  ² Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. 3. С. 11–15.


[Закрыть].

«Архаичность осетинского языка, который в своей фонетике и формах представляет между всеми иранскими языками черты наибольшей старины»[169]169
  Там же. С. 72.


[Закрыть], также приводит г-на Миллера к убеждению, что переселение осетин в Европу началось задолго до появления древнейших памятников языка Авесты. Колыбелью осетин он считает не Персию и Мидию, а лежащие к северу от них степи, представлявшие больше удобства для кочевья. Из этих-то степей, которые он признает прародиной иранцев, осетины и двинулись в Юго-Восточную Россию и на Северный Кавказ вместе с той массой одноплеменных с ними народностей, которых древние в разное время разумели под наименованием сарматов и аланов.

Итак, происхождение следов иранской культуры на Кавказе объясняется двояко: во-первых, иммиграцией в лице осетин, доселе называющих себя иронами, иранской по происхождению народности, – иммиграцией, время которой должно быть отнесено более чем за 1000 лет до Рождества Христова и ранее составления Авесты; а во-вторых, распространением авестинской культуры силой оружия персидскими монархами, по преимуществу Сассанидами, в нередко зависимой от них Грузии.

Известна роль, какую Колхида, т. е. современная нам Грузия, разумея под нею и Мингрелию, играет в героическом эпосе древних эллинов. Сказание о походе аргонавтов и о принесенном ими из Колхиды золотом руне как нельзя лучше доказывает и ранние сношения древних греков с Кавказом и то представление, какое они имели о его богатствах. Миф о Прометее – этот греческий пересказ наполовину иранской, наполовину кавказской легенды – также говорит о той роли, какую восточное побережье Черного моря играло в судьбах древнегреческого мореходства и торговли. Натуральные богатства страны рано вызвали колонизацию береговой полосы Кавказа греческими колонистами. Сцилакс, писатель VI века до Р. Х., перечисляет следующие греческие поселения к востоку от Керченского пролива: Фанагорию, Кепи, Пату (Бату Страбона) [170]170
  Vivien de St. Martin. Mémoire historique sur la géographie ancienne du Caucase. С. 22.


[Закрыть].

При современном состоянии кавказоведения невозможно сказать определенно, какое влияние греческие колонии оказали на быт соседних с ними горцев. Есть основание полагать, что отношения колонистов и туземцев были весьма отдаленными. Греческие писатели, самой отрывочностью и неполнотой своих данных о табаренах и мошисах, амазонках и гаргаренах, керкетах, гениоках [171]171
  Иначе называемых ими леки или лезги и отвечающих современным лезгинам. См.: Viven de S. Martin. Mémoire historique sur la géographie ancienne du Caucase depuis I' époque des Argonautes jusqu'aux querres de Mithridate par. Paris, 1847. C. 22, 28, 30.


[Закрыть], кораксах, коликах, меланхленах укрепляют нас в этом мнении. Читая Сцилакса, Геродота или Страбона, выносишь впечатление о совершенно поверхностном знакомстве греков с бытовыми условиями горцев. Упоминание о людоедстве, о макроцефализме абхазцев, о коммунальном [172]172
  Упоминание о нем принадлежит Гиппократу (St. Martin. Указ соч. С. 72). Сделанные Вс. Миллером раскопки курганов в Озрокове доставили немало таких искусственно удлиненных чрепов.


[Закрыть] браке мошиссов, о куваде тибаренов, о владычестве женщин у некоторых племен сарматов и об обычае амазонок вырезать себе правую грудь и вступать лишь во временное сожитие с соседними им гаргаренами, к чему в сущности сводятся все завещанные нам греками данные о кавказской этнографии, еще не доказывает существования непосредственных сношений между колонистами и дикими, и полудикими народностями Главного хребта. Сама неопределенность тех сведений, какие греческие географы и историки сообщают нам о быте горцев, дает основание думать, что источником служили не личные наблюдения колонистов, живших на Черноморском побережье, а дошедшие до них слухи. На основании греческих свидетель трудно еще сказать, чтобы лезги были антропофагами, так как доказательством их каннибализма греки могли признать господствовавший у них доселе обычай резать руки своих врагов и вывешивать их как трофеи. Трудно также видеть определенный исторический факт в рассказе об устраиваемых гаргаренами и амазонками сходках на разделяющей их горе с целью устройства временных связей. Культурное влияние Запада на Кавказ едва ли усилилось со времени присоединения Греции к римским владениям. Из римских полководцев народные сказания горцев, записанные армяно-грузинскими хрониками, сохранили память об одном только Помпее. Он проник в дехины, лежащие на южном склоне Кавказского хребта, воевал с пшавами и сванетами и, по возвращении на родину, приказал вырезать на специально предназначенных для того досках имена якобы завоеванных им кавказских народностей. Между ними, наряду с плоскостными армянами, иберами и колхами, мы находим и ахейцев (теперешних абхазцев), иозиков (зиков, или черкесов), сванов (сванетов) и гениоков (лезгин) [173]173
  St. Martin. Указ соч. С. 95.


[Закрыть].

Заявленное официально покорение Кавказа не перешло, однако, в действительность, и все, что римляне сделали для упрочения своего могущества на перешейке, сводится к поддержанию основанных ранее ими греческих колоний. Эти колонии и сделались постепенно источником религиозной культуры горцев. К упоминаемому Прокопием местному культу священных рощ, следы которого обнаружены были еще недавно между черкесами, присоединилось почитание разнообразных божеств, включенных в первые века империи в состав римского Пантеона. Отличающий его синкретизм, – результат последовательного восприятия им александрийских, фригийских, сирофиникийских и персидских божеств находит отражение себе в среде горцев в эклектизме народных мифологических верований абхазцев, черкесов и осетин. В абхазской покровительнице посевов богине Джаджи черты греко-римской Цереры сливаются с чертами фригийско-египетской Изиды и «великой матери» Сибеллы, в честь которой, в начале весны совершаемы были особые празднества [174]174
  Ср.: Révilli Jean. La religion á Rome sous les Sévéres. С. 63.


[Закрыть]. Подобные празднества доселе в ходу у абхазцев; к ним приглашаются все те, кто принимал участие в посеве. Осенью после уборки кукурузы следует новое торжество, на которое опять-таки являются исключительно лица, занятые дотоле уборкой. На этих весенних и осенних пиршествах не подается других яств, кроме хлеба и плодов; когда кушанья поставлены на стол, старший в семействе обращается к Джаджи с молитвой о ниспослании обильного урожая или высказывает ей признательность за хорошую жатву [175]175
  Введенский А. Н. Религиозные верования абхазцев //ССКГ. Вып. 5. С. 10.


[Закрыть].

В большей чистоте и с меньшей примесью посторонних элементов сохранились черты греко-римского божества в лице абхазского Шесту, покровителя кузнечного и слесарного дела. Подобно греко-римскому Вулкану, Шесту считается изобретателем оружия и всего вообще кузнечного промысла.

Присяга его именем приносится в самой кузне; взяв молот в руки, присяга ющий произносит: «Если я виновен в том, в чем меня обвиняют, пусть Шесту разобьет мою голову на наковальне». Так как Шесту считается изобретателем оружия, то его именем приносится присяга и несколько иного порядка.

Присягающий проходит между двумя рядами заряженных ружей и говорит: «Если я сказал ложь, пусть Шесту пронзит мою голову пулями из этих ружей».

Наряду с Шесту абхазский бог Афа, повелитель над громами, по воле которого нисходит дождь на землю, а тем более абхазский патрон воров и грабителей Эйриг воспроизводят собою каждый в своем роде типические черты греко-римских божеств: первый – громовержца Юпитера, второй – покровителя всяких рискованных предприятий, Гермеса, или Меркурия [176]176
  Там же. С. 15–17.


[Закрыть]. В осетинской народной мифологии мы снова встречаемся с некоторыми из поименованных божеств греко-римского Пантеона: так осетинский Курдалалгон не что иное, как Вулкан, или божественный кузнец, так крепко закаливший одного из «нартов, или богатырей, (Батраза) в своем горне», что сделал его стальным навеки. Тот же Курдалалгон сковывает другому богатырю медный череп, когда ему проломили голову. Осетинам известен также своего рода Нептун – это Донбетарь, властитель над водами. Он живет в воде, владеет рыбой и имеет много дочерей, напоминающих наших русалок [177]177
  Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. 2. С. 247–249.


[Закрыть]. Что касается повелителя грома, то его образ смешивается уже у осетин и у занявших их старинные места жительства балкарцев с личностью пророка Ильи [178]178
  См. статью, озаглавленную «В горских обществах Кабарды», из путешествия Вс. Миллера и М. Ковалевского (Вестник Европы. 1884. Апр.).


[Закрыть].

В народной мифологии черкесов черты громовержца Юпитера и кузнеца Вулкана оживают в лице божеств Чибле и Тлепс. В честь первого устраивается ежегодно несколько празднеств и совершаются жертвоприношения козлят, сопровождаемые молитвой о предохранении от его гнева, выражением которого служат поражающие смертью удары молнии. Что касается Тлепса, то он считается специальным покровителем кузнецов, творцом всего, что связано с кузнечным делом, а потому, в частности, и плуга, что, в свою очередь, делает из него также покровителя земледельцев и земледелия [179]179
  См.: Roch. Reise durch Russland nach dem Kaukasischen Isthmus. Т. 1. С. 450.


[Закрыть].

Нам неизвестен тот путь, каким мифологические верования классических народов проникли в среду туземных племен Кавказа. Легко может статься, что им была армянская мифология, отличающаяся тем же синкритизмом, что и римский политеизм II и III веков. В пользу такого предположения говорит факт существования культа священных рощ одинаково в армянской мифологии и в народных верованиях абхазцев, мингрельцев, пшавов и черкесов, а также то обстоятельство, что древним армянам известно было, наравне с упомянутыми горцами и классическими народами древности, почитание «великой матери» (Анахит) и божества, напоминающего собою Гермеса, или Меркурия (Тир). Согласно Моисею Хоренскому, древним армянам было известно также божество вод [180]180
  См.: Эмин М. Очерк религий и верований языческих армян//Асохик. Всеобщая история. М., 1864. С. 293. Введенский А. Религиозные верования абхазцев//ССКГ. Вып. 5; Mourier. L’état religieux de la Mingrélie: Koch. Reise nach dem Rauk Istmus. Т. 1. С. 451.


[Закрыть]. Источник-брат окружен был у них тем же почитанием, что и огонь-сестра [181]181
  Эмин М. Указ. соч. С. 270 и 274.


[Закрыть].

Прямое влияние западной культуры на юридический строй Кавказа не начинается, однако, ранее эпохи полного расцвета Византийской империи во времена Юстиниана. К царствованию этого императора относит Прокопий первоначальное обращение в христианство береговых черкесов – абазинцев, постройку в их стране храма Божьей Матери, посылку греческих духовников и монахов и воспрещение торга невольниками [182]182
  De Aedificiis. Т. 1. Вып. 3. С. 7; Mompéreux Dubois de. Указ. соч. Т. 1. С. 229.


[Закрыть].

К этому времени, по всей вероятности, следует отнести и начало воздействия римско-византийского права на горский адат.

Проводником этого воздействия явилась Древняя Армения, которая при Арсацидах и Багратидах стояла, как известно, в самых тесных сношениях с Византией.

Это обстоятельство открыло свободный доступ в страну началам римско-византийского права и вызвало в XII веке даже попытку слить их воедино как с ветхозаветными предписаниями и правилами Вселенских соборов, так и с некоторыми постановлениями народного обычая. Результатом этой попытки явился составленный на армянском языке Судебник Мехитара Гоша.

Этот судебник представляет собою чистую компиляцию, в состав которой вошли по преимуществу статьи из сборника, составленного в конце IX века по повелению Льва Мудрого и заключающего в себе отрывки из институций Феодосиева кодекса, Пандектов, Базилик и постановлений соборов [183]183
  Сборник Льва VI Мудрого известен пока лишь в грузинской передаче его сборником законов Вахтанга VI. Он составляет особый отдел этого сборника, озаглавленный «Греческие Законы». Он не знает разделения на титлы и заключает в себе счетом 418 параграфов. Подробности о нем можно найти в примечании к с. 159, выпущенном г-ном Бакрадзе издания грузинского законника.


[Закрыть]. Грузинский Законник Вахтанга VI включил в свой состав этот древнейший памятник писаного права на Кавказе. Судебник Гоша составляет особый отдел грузинского свода, озаглавленный «Армянские Законы». Знакомясь с содержанием этих законов, открываешь источник некоторых юридических норм, общих всем горцам Западного Кавказа и поражающих своим сходством с известными положениями римско-византийского права. Для примера я укажу на отношение обоих законодательств к воровству и всякому вообще присвоению чужой собственности. В Судебнике Мехитара Гоша оба действия поставлены на одну доску: так, срывающий колосья на чужой ниве подвергается равной ответственности с вором (ст. 270); продавец, получивший от покупщика задаток и отказывающий ему затем в совершении купчей, обязан возвратить двойную сумму задатка (ст. 27), и то же правило применяется к расточителям чужой собственности и сжигателям хлеба в скирдах (ст. 327 и 328). Обыкновенным наказанием за воровство Судебник Мехитара Гоша заодно с правом византийским признает возвращение двойной ценности похищенного. Пойманный вор повинен заплатить хозяину вдвое против украденного (ст. 223). Но при воровстве скота «duplum» сменяется «quadruplum», т. е. уплатой четверной стоимости похищенного. К некоторым видам воровства Мехитар Гош, следуя опять-таки постановлениям римско-византийского права, относится с особенной суровостью. Ночной вор (fur nocturnus) подлежит смерти (ст. 117), и та же участь ожидает того, кто, ворвавшись в чужой дом силой, обкрадет его (ст. 121).

Если мы сопоставим только что приведенные статьи с теми, какие по вопросу о воровстве содержит в себе упомянутый уже мною сборник императора Льва VI Мудрого, то нам немудрено будет прийти к заключению, что Мехитар Гош целиком заимствовал их из этого византийского источника. В отличие от Юстинианова права, относившегося к воровству почти исключительно как к частному преступлению, право византийское признает за некоторыми его видами характер публичности и подвергает их соответственно уголовным карам, не устраняющим, впрочем, возмещения хозяину украденной вещи двойной, четверной и т. д. стоимости ее [184]184
  Karl Eduard Zacharia von Lingenthal. Geschichte des Griechischrömischen Rechts. Berlin, 1877. С. 317.


[Закрыть].

Вором, постановляет этот сборник, называется тот, кто без оружия тайно крадет [185]185
  Сборник Льва VI вошел в состав грузинского Законника под названием «Греческие Законы».


[Закрыть] (ст. 325). За первое воровство виновный подлежит двойному взысканию украденного в пользу хозяина (ст. 320). Duplum платит и тот, кто, взяв вещь на хранение, станет запираться в ее принятии (ст. 308); опекун, присвоивший себе что-либо из имения малолетнего (ст. 253), должник, несправедливо отрицавший существование за ним долга (ст. 249); но если кто угонит скотину или присвоит себе вещи, вынесенные из чужого дома во время пожара, или насильно отнимет у кого его имущество, тот платит уже не duplum, а quadruplum (ст. 44, 43 и 19). За многократное воровство сборник Льва VI назначает отсечение руки (ст. 320); то же наказание постигает того, кто во время похода присвоит себе чужую скотину (ст. 318). Если воровство сделано ночью, оно имеет своим последствием лишение виновного зрения (ст. 281–259). Кто с оружием в руках ворует и нападает на людей, постановляет тот же сборник, тот считается разбойником и подлежит сажанию на кол; за убийство разбойника, как и за убийство ночного вора, не полагается никакой ответственности (ст. 325, 323, 315) [186]186
  Ср.: Постановления Прохирона (Тит. 39. Ст. 53–54).


[Закрыть].

Если мы зададимся в настоящее время вопросом, в какой мере основной принцип римского, а за ним и византийского права о возвращении вором двойной, а в известном случае и четверной стоимости похищенного, воспринят народным правом кавказских горцев, то мы увидим, что в отмену старинного обычая родовых обществ, по которому воровство, сделанное у чужеродцев, не считается преступлением и не имеет поэтому иного последствия, кроме простого возвращения похищенного уличенным в краже лицом, картвельские горцы и в числе их сванеты и горские грузины требуют с виновного, как общее правило, двойной ценности похищенного. Той же пропорции придерживаются в обыкновенных случаях кражи и осетины. Если подчас и делается ими добавочное взыскание, равное стоимости украденного, то лишь с целью вознаградить им того, кто, приняв на себя добровольно роль сыщика или доносчика (осетины называют его камдэог), успел обнаружить действительного виновника злодеяния.

Подобно римско-византийскому праву, обычаи картвельских горцев и осетин подводят под понятие воровства всякое присвоение себе чужой собственности и соответственно предъявляют требование о duplum и к неисправному должнику, и к лицу, взявшему вещь на хранение и погубившему ее по собственной вине.

Что касается до ответственности лиц, которые, застигнув вора на самом месте преступления, посягнули на его жизнь, то осетины еще придерживаются той исконной точки зрения, по которой всякое убийство, без различия мотивов, дает повод к кровомщению, тогда как сванеты, пшавы, хевсуры и тушины уже оставляют безнаказанным убийство вора, найденного с поличным.

Требование с вора двойной ценности украденного установлено в Грузии с давних времен. Задолго до включения в законы Вахтанга правила, что за украденное у крестьянина возвращается вдвое, а у лиц прочих состояний – вчетверо (ст. 154 и 149) и всемеро, законы Бека (известные под названием Законов Агбуги) выразили старинное правило римского права о платеже вором «duplum» в следующей категорической форме: «Кто украдет лошадь или что другое и оно окажется у него налицо, тот должен возвратить покраденное вдвое» (ст. 63). То же взыскание полагается и с того, кто, взяв вещь на хранение, откажется возвратить ее хозяину (ст. 89). Грузинское право понимает воровство в том же широком смысле, в каком понимало его и древнее римское, разумевшее под «furtum» всякие виды присвоения чужой собственности. Через посредство грузинского права римское по природе своей постановление о duplum, ранее всего усвоенное на Кавказе армянским правом, проникло так далеко, что его можно найти даже по ту сторону Кавказского хребта – в Чечне [187]187
  См.: Леонтович Ф. Адаты… Т. 2. С. 94.


[Закрыть]. Только при воровстве на стороне у чужих остается в силе старинное правило родовых сообществ, по которому вор не несет другого обязательства, кроме возвращения присвоенного [188]188
  Там же. С. 17.


[Закрыть]. Обычаи чеченцев предъявляют требование о duplum только тогда, когда кража сделана из дому ¹, но ингуши распространяют действие этого правила на все случаи воровства [189]189
  Там же. С. 179.


[Закрыть]. Подобно осетинам и чеченцам, балкарцы не знают по отношению к ворам иного возмездия, кроме взыскания с них двойной, тройной и четверной ценности похищенного. Все виды присвоения чужой собственности одинаково признаются ими за воровство, и сам поджог не сопровождается у них другим последствием, кроме взыскания, в пять раз превышающего стоимость сожженного. Даже в среде черкесов и кабардинцев правило о платеже вором несколько раз повторенной ценности украденного соблюдается каждый раз, когда обидчиком является крестьянин, а обиженным – лицо высшего общественного состояния [190]190
  См.: Леонтович Ф. Адаты… Т. 1. С. 253 и 256.


[Закрыть].

На только что приведенном примере видно, каким образом обычаи кавказских горцев через посредство грузинского и армянского права могли усвоить себе некоторые воззрения римско-византийского законодательства. Я не думаю, чтобы при современной разработке грузинского и армянского права была возможность определить с точностью, как далеко идут заимствования, сделанные кавказскими народными правами из римско-византийских источников, но я попытаюсь показать еще на некоторых случайно выбранных мною примерах порядок восприятия адатами кавказских горцев отдельных норм римско-византийского права. Путь, которым эти нормы проникли в юридическое сознание туземных племен, преимущественно южного склона Главного хребта, очевидно, не мог быть иной, как через посредство армянского и грузинского права. Поэтому в каждом данном случае мне необходимо будет указать, во-первых, на усвоение того или другого начала Судебником Мехитара Гоша и грузинским Законником; а во-вторых, на присутствие его в адатном праве горцев.

В сборнике Льва VI Мудрого, приложенном, как мы сказали выше, к Законнику Вахтанга, между прочим, значится, что при сговоре вносится предбрачный залог, который, в случае невыполнения брачного обязательства, в двойном размере уплачивается той стороной, которая не устояла в соглашении (ст. 392). Это правило не соблюдается в том случае, если невеста окажется беременной от другого (ст. 396); жених не обязан тогда взять ее в жены и получает обратно внесенный им предбрачный залог. Если кто поцелует свою невесту, значится в ст. 394, и после того до бракосочетания умрет, то половина предбрачного залога остается за невестой. Приведенные статьи как нельзя лучше иллюстрируют тот факт, что в глазах византийского законодателя сговор является юридической сделкой. В Судебнике Мехитара Гоша постановления греческих законов переданы в следующем виде: кто, желая вступить в супружество, доставит через невестку свою или другую родственницу свадебный залог невесте своей для сговора, а потом, раздумав, захочет обратно взять оный – перстень ли это, золото или деньги, – лишается как права на невесту, так и залога, который остается в пользу девицы, в чем бы оный ни состоял (ст. 58). Если женщина помолвлена (обручена), и это обстоятельство будет утверждено священником и тремя свидетелями, не имеет права (жених) оставить ее и взять другую жену, ибо за женщину священник и свидетели поручились; по случаю прелюбодеяния волен оставить, так как не в его доме случился грех; равным образом по случаю осквернения тела, когда женщина имеет неизлечимые раны (язвы), волен он лечить ее, но по другим причинам не может оставлять обрученную (ст. 87) [191]191
  Юридическое обозрение. № 255.


[Закрыть].

Если к девице послан будет свадебный залог, состоящий в золоте, серебре или в чем-нибудь другом, а жених по воле Божьей умрет до бракосочетания и дом его станет требовать возвращения залога, то буде жених и невеста виделись друг с другом, забавлялись вместе и целовались, тогда одну половину оного оставить невесте у себя, а другую возвратить; но буде обрученные не виделись друг с другом, а сосватаны были заочно, то в целости возвратить залог; когда же умрет невеста, то жених может обратно взять залог свой, исключая вещей подверженных тлению и потреблению (ст. 57).

От византийского и армянского права перейдем в настоящее время к грузинскому.

Предбрачный залог известен грузинскому праву, которое, по словам г-на Бакрадзе [192]192
  Русский перевод закона Вахтанга VI. С. 67. Примеч. 1.


[Закрыть], придерживалось по отношению к нему тех самых правил, какие заключает в себе Судебник Мехитара Гоша. Статья 77 Законика Вахтанга постановляет: если невесту, сосватанную при свидетелях или получившую от жениха свадебный залог, выдаст отец за другого или похитит кто-нибудь, то жениху следует получить от виновного третью часть полного удовлетворения за кровь. Предбрачный залог, гласит ст. 223, возвращается в дом жениха одинаково как в случае смерти невесты, так и в случае собственной его кончины.

Таким образом, по примеру римско-византийского права и противно современному законодательству, армянское и грузинское равно признают за сватовством характер договора, строго вынуждаемого обычаем и совершаемого путем передачи со стороны жениха семье невесты особого задатка.

Спрашивается теперь, в какой мере народные обычаи кавказских горцев отразили на себе это воззрение на юридический характер сговора? У сванетов сватовство, заключаемое еще в младенческом возрасте брачующихся, скрепляется уплатой задатка, называемого «нагданури». Задаток этот состоит, обыкновенно, из одного или двух баранов, редко когда из рогатой скотины. Невыполнение одной из сторон принятого при сговоре обязательства считается оскорблением для всей семьи и дает обиженной стороне право на кровную месть. Кровопролития избегают только при вмешательстве посредников, которые каждый раз определяют размер вознаграждения, следуемого обиженной стороне [193]193
  Сведения, собранные во время путешествия по Сванетии (Вестник Европы. 1886).


[Закрыть].