Текст книги "Кавказ. Выпуск VII. Закон и обычай"

О хевсурах г-н Худадов сообщает следующее: «Браку предшествует сватовство, заключаемое еще в детском возрасте. Отец, желая породниться с известной семьей, посылает главе ее свата. Войдя в дом родителей невесты, сват делает от имени пославшего его следующее предложение: «Если ты считаешь мой дом достойным твоего, то не откажи сыну моему в руке твоей дочери». Когда отец девушки даст свое согласие, сват передает ему обручальный знак – «нишану», обыкновенно наперсток или пряжку»[194]194
  Худадов Н. Заметки о Хевсуретии. С. 22.


[Закрыть]. У пшавов при передаче сватом задатка, как общее правило, следует рукобитие и обмен поцелуями. При неисполнении отцом невесты принятого на себя обязательства жених вправе требовать от него платежа 16 коров за бесчестие [195]195
  См.: Ковалевский М. Пшавы: Этнографический очерк // Юридический вестник. 1888. Февр. С. 214.


[Закрыть].

У осетин, как видно из официальной записки о существующих в их среде вредных обычаях (1859), засватанная в детстве невеста не смеет выйти замуж за постороннего человека, не получив на то предварительно согласия той семьи, в которую она засватана. Не сделай она этого, между обеими семьями возникло бы кровомщение [196]196
  См.: Леонтович Ф. Адаты… Т. 2. С. 51.


[Закрыть].

Тот же обычай существует и в Чечне. И здесь женитьбе предшествует сговор или сватовство, при совершении которого жених делает невесте подарок, состоящий обыкновенно из шелкового платья и 10 рублей. После сватовства жених получает право видеться втайне с невестой, но он не должен иметь свидания с ней при посторонних. От жениха зависит освободить невесту по ее личной просьбе от данного ею слова (чеченцы называют это отпущением невесты); но по собственной воле сговоренная девушка не вправе выйти замуж за другого. По целым годам ждет она уплаты за нее «калыма» ее женихом или освобождения от принятого ею обязательства. Нередко бывает, что, рассердившись за что-нибудь на девушку, жених долго не соглашается «отпустить ее», а сам между тем женится на другой ¹. Что касается судьбы сделанного при сватовстве подарка, то жених не вправе требовать возвращения его обратно в том случае, если будет доказано, что он хоть раз дотронулся до невесты. Ичкеринцы требуют в этом случае уплаты женихом особого вознаграждения за бесчестие; а салатавцы – взамен такого платежа – предоставление невесте половины выговоренного при сговоре «кебина», своего рода douaire [197]197
  Там же. С. 144 и 145.


[Закрыть].

Итак, в договорном характере сватовства, а также в отношении к нему как к юридической сделке, заключаемой реальным путем – путем уплаты задатка и дающей в случае ее нарушения право на вознаграждение, римско-византийское, армянское и грузинское право оказываются солидарными с обычаями большинства горских племен Западного Кавказа. Такой факт трудно объяснить иначе, как допустив последовательную передачу армянскими и грузинскими законами народному праву горцев этого исконного римского начала.

Остановимся еще на вопросе о влиянии, какое не столько римское, сколько византийское право оказало на юридическое положение женщины; но для этого необходимо выяснить предварительно, какое место уделяет женщине в семье само византийское право, какие личные и имущественные права предоставляет оно ей как жене и любовнице, какие меры приняты им к обеспечению ее прав на случай развода, и насколько женщина наделена для их защиты исковой охраной и свободой свидетельствования на суде. Ответим прежде всего на этот последний вопрос.

Сборник Льва VI категорически высказывается против допущения женщин к какой бы то ни было деятельности, кроме домашнего хозяйства (ст. 84); женщине не следует входить в суд ни по каким делам, за исключением случаев убийства ее отца, детей, родственника или господина (ст. 85). Если женщина, являясь к судье, пытается обвинить кого-либо в насильственном сожитии с нею, то ей не следует верить (ст. 86), не следует принимать ее свидетельств на суде (ст. 148) или допускать ее к поручительству (ст. 205). Сокращая таким образом юридическую правоспособность женщин, закон принимает под свою защиту ее честь и имущество: за похищение женщины с оружием в руках грозит главному виновнику отсечение головы, а пособнику – сверх телесного наказания и отрезание носа; если похищение сделано будет лицом невооруженным – смертная казнь заменяется отсечением руки (ст. 49). В случае растления закон принуждает обидчика вступить в брак со своей жертвой, как бы низко ни было ее общественное положение; при отказе с его стороны в пользу обиженной отбиралась треть всего имущества; сверх того, виновного наказывали отрезанием носа. Вступив в брак и сделавшись матерью, женщина не приобретает тех прав родительской власти, какие признаются за ее мужем. Наказывать детей есть право одного только отца (ст. 87). Господство моногамического начала в браке не лишает мужа возможности держать конкубин, юридическое положение которых, как и их потомства, принимается под защиту законом. Бездетной наложнице выделяется двенадцатая часть из всего имущества; такую же часть получает по достижении совершеннолетия и прижитый в конкубинате ребенок. Лицо, умирающее без законных наследников, может оставить побочному сыну все свое достояние (ст. 286). Подобно римскому праву, византийское озабочено сохранением за женой принесенного ею мужу имущества; отсюда следующее постановление: приданым жены муж не вправе распоряжаться. В случае бездетной смерти мужа родители жены могут потребовать от его родственников все, что дано было ими в приданое. Пока муж жив, отчуждение приданого не дозволяется ни одному из супругов; но полученное женой сверх приданого от ее родственников может быть затрачено ею на торговые обороты для приращения (ст. 215–216).

По смерти мужа жена имеет право на четвертую часть оставленного им наследства (ст. 288). В отношении к разводу византийское законодательство не устанавливает между супругами равноправия: распутная жизнь жены признается им основанием к разводу, но отнюдь не распутная жизнь мужа. Законами Льва и Константина от 780 года о распутстве жены говорится как о единственном поводе к разводу; но сорока годами ранее развод признавался дозволенным и при импотенции мужа, дурном обращении его с женой, представляющем угрозу для ее жизни, и оставлении ее без средств к существованию [198]198
  Zacharia. Gesch des Griechsch-römischen Rechts. С. 57 и 58.


[Закрыть]. Сборником императора Льва приводится еще один повод к разводу, неизвестный позднейшему праву Византии и служащий основанием к расторжению брака только для мужа. По постановлению Льва Мудрого и Константина (ст. 401), если жена одержима неизлечимой болезнью, а муж здоров, супружество их расторгается с тем, однако, что, пока жена остается в живых, муж обязан кормить и одевать ее.

В Судебнике Мехитара Гоша юридическое положение женщины существенно не отличается от того, какое она занимает в византийском законодательстве: женщина не может быть ни поручителем, ни принимать на себя дел, приличных мужчинам, постановляет ст. 78 Судебника; муж во всем должен иметь перед женой «преимущество и перевес власти». Стесненная в своей личной свободе, жена в сфере имущественной пользуется защитой закона: она вправе приумножать свое приданое, распоряжаясь им свободно, не иначе, однако, как с ведома мужа. При отпущении ее мужем она получает обратно все свое приданое и половину тех приращений, какие сделаны были к нему во время супружеского сожития (ст. 46 и 81). Муж не вправе без законной причины выгнать жену из своего дома и отнять у нее приданое; но в случае прелюбодеяния, ночлега без позволения мужа в чужом доме, где нет родных, или отлучки в непристойные места для увеселения – может выгнать жену и лишить ее приданого (ст. 87).

Прочими основаниями к разводу служат преступления и проступки, имевшие место между супругами, психическая и физическая болезнь и семилетнее безвестное отсутствие [199]199
  См. Арцруни Г. Кодекс Мехитара Гоша // Юридическое обозрение. № 260. С. 308.


[Закрыть].

Арцруни указывает, что кодексу Мехитара Гоша, как и обычному праву армян, известно наряду с законным браком и простое сожительство, опиравшееся на договор и расторгаемое путем выдачи сожительнице разводного письма [200]200
  Статья 272 Армянских Законов, помещенных в Законнике царя Вахтанга, неверно передает смысл постановления о гражданском сожитии. Отвечающая ей ст. 43 Судебника Гоша постановляет буквально следующее: «Если кто возьмет жену и будет иметь с нею сожительство, и случится, что не найдет в ней симпатии к себе, потому что она недобропорядочная особа, то напишет он для нее бумагу развода и отпустит ее из своего дома. Затем если она пойдет к другому и этот последний тоже будет ее ненавидеть, то и ему следует дать ей в руки разводную бумагу и отпустить из своего дома. После этого если умрет последний муж, то первый, который отпустил ее, не может вернуть ее к себе в жены, так как она уже осквернена, ибо нечиста она пред Господом Богом твоим, и не оскверняйте землю, которую Господь Бог дал вам на наслаждение».


[Закрыть]. Сборник Мехитара Гоша ни словом не упоминает о юридическом положении детей, происшедших от конкубината, быть может, потому, что это положение не отличалось существенно от того, какое составляло удел законных детей, так как, согласно г-ну Арцруни, обычному праву армянских провинций такие различия неизвестны [201]201
  Юридическое обозрение. № 255. С. 175.


[Закрыть]. Судебник Гоша подобно византийскому праву охраняет незамужних женщин от насилия и требует от соблазнителя женитьбы на обманутой им девушке, грозя ему в противном случае смертью (ст. 62). Если место девушки занимает замужняя женщина, похититель подлежит кастрации (ст. 178 и 179).

Если в настоящее время от законодательства греческого и армянского мы перейдем к грузинскому, то в отношении его к общественному и семейному положению женщин нам нетрудно будет отметить решительную аналогию с только что представленными порядками. Во-первых, что касается до свидетельства женщин на суде, то ст. 216 Законника Вахтанга постановляет: женщина, приносящая какую-либо жалобу на мужчину, может входить в суд и должна быть выслушана; но по ее требованию не следует ни возлагать на ответчика присягу, ни отбирать от него что-либо; если бы женщина сослалась на свидетельство мужчины, то и такого свидетеля не допускать к присяге. Что означает это предписание, как не то, что женщина не может выступать ни в роли обвинителя, ни в роли свидетеля? Подобному греческому и армянскому праву, грузинские законы охраняют незамужних от насилия, грозя виновным отрезанием носа.

За замужней они не признают права оставить мужа даже по причине прелюбодеяния; если вопреки этому запрещению женщина покинет своего супруга, то она, согласно Законам Агбуги, повинна сделать ему удовлетворение за кровь по достоинству его рода (ст. 33). Муж, наоборот, волен оставить свою ни в чем неповинную жену, но под условием уплатить ей цену крови (ст. 30). Раздельность имуществ между супругами находит гарантию себе в требовании, чтобы муж, разводящийся с женой по причине ее прелюбодеяния, выдал ей полностью ее приданое (ст. 63 и 67 законов Вахтанга). То же обязательство существует при разводе, вызванном более трех лет продолжающимся помешательством жены или ее падучей болезнью (ст. 225). Грузинскому законодательству известно также существование наряду с браком и конкубината. Отправляясь от положения римских юристов: «infans sequitur ventrem», оно признает право на детей, рожденных во внебрачном сожитии, за матерью и тем лицом, которое имеет над нею власть (Законы Агбуги, ст. 32). Незаконнорожденному сыну, как видно из ст. 110 и Законника Вахтанга, выделяется часть как движимого, так и недвижимого имущества в размере, достаточном для крестьянского обихода; сам же он отдается своим законным братьям в крестьянство (ст. 110).

Нам предстоит теперь ответить на вопрос: в какой мере через посредство армянского и грузинского права римско-византийскому законодательству удалось наложить печать на юридическое положение горских женщин?

В Сванетии и Хевсуретии женщина, как общее правило, считается существом, несравненно ниже стоящим, нежели мужчина. Обычай запрещает ей всякое приближение к капищу или храму, который в глазах народа неизбежно бы подвергся осквернению от одного прикосновения этих нечистых существ. В тех же местностях свидетельство женщин не принимается в суде [202]202
  См. монографию г-на Бакрадзе о Сванетии. С. 46.


[Закрыть].

В Осетии и Чечне женщины также не допускаются к свидетельствованию. Показание женщины может служить в Чечне основанием для обвинения только тогда, когда она сознается в потере невинности и укажет на виновника [203]203
  Описание обычаев Ингушского округа // Леонтович Ф. Адаты… Т. 2. Ст. 172.


[Закрыть].

Впрочем, и в этом случае, как и в делах о прелюбодеянии, суд считает нужным требовать подтверждения женского свидетельства присягой ближайшего родственника обвиненной [204]204
  Там же. Ст. 141.


[Закрыть].

Недопущение женщин к свидетельствованию составляет настолько общую черту в быте кавказских горцев, что мы находим ее и в некоторых обществах Дагестана. Адаты Кюринского округа, например, формально заявляют, что лица женского пола не могут быть свидетелями [205]205
  См.: Адаты южно-дагестанских обществ //ССКГ. Вып. 8. Ст. 1.


[Закрыть], и это запрещение нельзя объяснить всецело влиянием писаного права магометан, так как шариат запрещает принимать свидетельство женщин только в тех уголовных делах, в которых мерой наказания является уравновешенное с виной членовредительство (Kesos) [206]206
  Tornau. Le droit musulman. С. 274.


[Закрыть].

Подчиняя женщину родительской власти, обычное право кавказских горцев понимает под нею почти исключительно власть отца или, в случае его смерти, ближайшего его родственника-мужчины; им одним предоставлено право распоряжаться рукой девушки, а также получать плату за причиненное ей бесчестие.

Виновной в незаконном сожитии отец, согласно обычаям хевсуров и тушин, имел право отрезать нос.

Адатное право горцев строго охраняет целомудрие незамужних женщин. Одного прикосновения к руке или косе девушки, отнятия у ней платка и даже простого поцелуя подчас бывает достаточно для того, чтобы побудить юношу к вступлению в брак или к производству полного платежа за кровь «обесчещенной» им девушки. Таков, по крайней мере, обычай восточной половины Кавказа – Дагестана и Чечни. Картвельские горцы и осетины обнаруживают в этом отношении меньшую суровость, но и они не иначе соглашаются простить похитителя девушки, как под условием женитьбы и платежа калыма за похищенную.

Повсюду на Кавказе замужняя женщина в большей или меньшей степени стоит во власти мужа. Эта власть не дает, однако, мужу права располагать ее жизнью, по крайней мере на Западном Кавказе, в котором обычай наделяет родственников жены правом мстить за ее смерть даже в том случае, если муж застигнет ее в прелюбодейной связи и убьет на месте. Оскорбленный супруг не только вправе, но и обязан прогнать неверную жену и прекратить с ней всякое супружеское сожитие; он может прибегнуть к публичному опозориванию ее, может отрезать ей нос (у чеченцев), посадить ее полунагой на осла (у осетин) и в таком виде вывести из селения, подвергая оскорблениям со стороны соседей. Но убийство нарушившей верность супруги не обходится без мести со стороны ее родственников и имеет своим последствием уплату мужем цены ее крови [207]207
  Другое дело в Дагестане: и на Кумыкской плоскости, и в среде горцев убийство жены, застигнутой in flagrante, считается дозволенным. Таким образом, обозначается та географическая граница, далее которой, как общее правило, не сказывается влияние римско-византийских норм права, если только не иметь в виду той, совсем еще не выясненной роли, какая выпала им в удел в истории образования шариата, или писаного права мусульман.


[Закрыть].

Запрещая мужу убивать свою жену, обычай горцев Западного Кавказа в то же время делает мужа неограниченным владыкой над личностью жены, отнюдь, однако, не над ее имуществом. «Жена у чеченцев, – читаем мы в описании их гражданского быта, составленном в 1843 году, – во всем подчинена мужу, как своему законному господину; она должна работать на него, сносить безропотно налагаемые на нее наказания и во всем своем поведении обнаруживать раболепное почтение холопки к вольному»[208]208
  Леонтович Ф. Адаты… Т. 2. С. 113. Ст. 49.


[Закрыть].

Эта характеристика в большей или меньшей мере применима и к осетинам, и к хевсурам, и к сванетам, и к пшавам, и к тушинам. Но замечательно, что личная зависимость жены от мужа уживается у всех названных мною горцев с ее имущественной независимостью. У сванетов, например, жена удерживает вполне право собственности на приданое; без ее согласия ни одна часть этого приданого не может быть отчуждена мужем, который только считается управителем жениного имущества [209]209
  См.: Иванюков И., Ковалевский М. В Сванетии // Вестник Европы. 1886. Т. 4. № 8.


[Закрыть]. У чеченцев «калым» и жениховый подарок составляют неприкосновенную собственность замужних женщин. Без их согласия мужья не могут распоряжаться этим имуществом. Станет кто принуждать свою жену к отчуждению его по частям или сполна – жена ищет защиты у собственных родственников [210]210
  Леонтович Ф. Адаты…Т. 2. С. 98.


[Закрыть]. Обычаям пшавов и хевсуров также известно существование обособленного жениного имущества, так называемого сатавно; муж распоряжается им только с согласия жены, которая уносит его с собой при разводе. У осетин треть платимого мужем «ирада», или выкупа за невесту, поступает в пользу жены и становится ее неотъемлемым достоянием; в случае же развода выдается ей сполна ее мужем [211]211
  Ковалевский М. Современный обычай и древний закон. Т. 1. С. 256.


[Закрыть].

В этой самостоятельности жениного имущества, связанной с полным подчинением ее личности воле супруга, трудно не видеть отражения римско-византийских понятий. Но влияние, оказанное ими на некоторые стороны семейного быта горцев, сказывается еще с большей наглядностью в вопросе о конкубинате. Конкубинат составляет общее явление в быте горцев.

Мы встречаем его и у картвельских народностей, у которых бездетный супруг берет в дом любовницу, нередко с согласия своей жены, причем прижитые в таком свободном союзе дети наследуют в его имуществе на правах законных [212]212
  Ковалевский М. Пшавы: Этнографический очерк // Юридический вестник. 1888. № 2. С. 216. То же и у хевсуров: Худадов Н. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть], и у осетин, у которых конкубины, носящие название именных жен, номулус, не смешиваются с простыми любовницами и имеют определенное юридическое положение, устанавливаемое путем договора с их родителями. В этом договоре определяется размер платимого за них калыма, или ирада, часть которого поступает в пользу их самих. Номулус имеет право на содержание. Рожденные от сожития с нею дети составляют особый класс лиц, известных под названием кавдасарды. При существовании законных наследников кавдасарды не имеют доли в оставленном их отцом имуществе, но они навсегда остаются при дворе их усопшего родителя и покидают его не иначе как для того, чтобы следовать за тем или другим законным наследником по собственному их выбору. При неимении законных наследников кавдасарды заступают их место и делят между собой все оставленное покойником имущество [213]213
  Ковалевский М. Современный обычай и древний закон. Т. 1. С. 41 и 295.


[Закрыть].

В обычаях, регулирующих развод, также находят себе выражение римско-византийские идеи, прошедшие предварительно ряд изменений под влиянием армянских и грузинских порядков. Развод у горцев представляет ту сходную с византийским правом черту, что существует почти всецело в интересах мужа. У хевсуров жена, оставившая мужа, в старые годы и в течение десяти-пятнадцати лет со времени бегства могла безнаказанно быть обезображена при встрече со своим супругом, который, следуя обычаю, отрезал ей нос и уши. У осетин адат признает за одним мужем неограниченную свободу на развод. Поводом к отпущению жены может быть не только супружеская неверность, но и бесплодие, и те или другие физические недостатки (болезнь). Оставить мужа жена в прежнее время была не вправе. Отпущенная мужем супруга обыкновенно возвращается в свою семью и далеко не всегда вступает в новый брак ввиду дурной репутации, какой пользуются в народе разведенки (уагдус). У одних только сванетов и чеченцев развод был дозволен обоим супругам. Но будет ли развод исключительной привилегией мужа или общим для обоих супругов средством прекратить супружеское общение – он допускается горскими обычаями не иначе как под условием имущественных утрат для виновной стороны. Так у осетин, если основанием к разводу была неверность жены, муж вправе был требовать возвращения ему всего или части уплаченного им выкупа за невесту. Если же вина была не на стороне жены, ирад оставляем был всецело в руках ее родни [214]214
  Там же. С. 256. Примеч. 10.


[Закрыть]. Если развод имел место по воле мужа, жене возвращалось ее приданое, а родственникам ее производился особый платеж «за бесчестие». При оставлении же мужа женой такой же точно взнос производим был в пользу обесчещенного супруга, которому возвращался также уплаченный им за невесту выкуп – «начулаш». Приданое в обоих случаях оставалось в руках жены. У хевсуров, если муж отпускал жену спустя несколько лет после брака, он наделял ее столькими коровами, сколько лет она провела под одним с ним кровом. В счет не шли только первые два года супружества, по всей вероятности, потому, что большую часть этого времени молодая, следуя обычаю, проводит в доме своих родителей [215]215
  Худадов Н. Указ соч. С. 24.


[Закрыть].

Из всего сказанного немудрено сделать следующий вывод. Сравнение обычного права горцев Западного Кавказа с нормами римско-византийского права, насколько те и другие определяют собою юридическое положение женщины, невольно вызывает в уме представление о заимствовании и восприятии горцами некоторых, по крайней мере, из тех юридических воззрений, начало которым было положено еще римскими юристами. Эти нормы принадлежат по преимуществу к той сфере юридических отношений, которые всего ближе стоят к христианству и проводимому им нравственному учению. Этим в значительной степени объясняется и сам факт проникновения их в среду горцев.

В настоящее время не вызывает более сомнения тот факт, что христианство было некогда распространено на территории всего Кавказа. Даже в восточной его половине, несмотря на появление в ней арабов, уже в первом столетии после Геджры можно открыть следы христианских храмов и церковной утвари [216]216
  См. сообщение, сделанное мною Археологическому обществу в Москве и напечатанное в последнем томе его протоколов.


[Закрыть].

Мне самому пришлось во время моей поездки по Дагестану найти целый ряд фактов, доказывающих существование некогда в этой стране христианских храмов; так, например, записанное одним из сподвижников Шамиля предание о существовании церкви в Гидатле [217]217
  См.: Воспоминания о Шамиле // ССКГ. 1873. Вып. 7


[Закрыть] находит подтверждение себе в любопытном церковном сосуде, приобретенном мною в этом ауле. Сосуд этот представляет собой стеклянную фляжку темно-синего цвета, на одной стороне которой изображен святой Матфей, а на другой читается надпись: «Sanct. Mathias» с обозначением года – 1616. О существовании подобного же храма в окрестностях Гуниба свидетельствует не менее любопытный предмет – обыкновенный медный подсвечник с широким основанием, на котором имеется армянская надпись, в переводе гласящая: «Пожертвовал в память покойной Марии, жены Стефаноса, внука Вамтха, Игун Согратль Мухайский, святому Камомиру. 1245 год». Наконец в Казикумухской мечети, которая основана, по преданию, Абу-Муслимом, мне показывали посох, состоящий из 4 кусков черного дерева, связанных тремя костяными кольцами с костяным же набалдашником – той самой формы, какую мы встречаем на армянских епископских посохах: извивающаяся двуглавая змея, пасти которой направлены в противоположные стороны. Посох этот употребляется кади в торжественных случаях. Магометанское предание считает его принадлежащим главе того духовенства, которое действовало в Казикумухе до водворения в нем мусульманства.

На южный склон Кавказского хребта проникло христианство из Армении и Грузии, обращение которых относится к самому началу IV века от Рождества Христова. Из горских народностей Западного Кавказа едва ли не первыми приняли христианство сванеты. Уцелевшие в этой стране храмы и часовни напоминают своей архитектурой скорее византийское, нежели грузинское зодчество, а следовательно, должны быть отнесены к той эпохе, когда грузины не успели еще создать собственный архитектурный тип. Хевсуры, пшавы, тушины и южные осетины, или туальтцы, относят эпоху их обращения в христианство ко временам грузинской царицы Тамары. Что касается до абхазцев и черкесов, то к ним христианство занесено было, по всей вероятности, из Византии через посредство расположенных на восточном берегу Черного моря греческих поселений. Прокопий приписывает Юстиниану окончательное упрочение евангельского учения на Западном Кавказе; а барон Услар говорит, что воспоминания об этом императоре доселе сохранились в песнях адыгейской народности [218]218
  См.: Услар П. Начало христианства в Закавказье и на Кавказе // ССКГ. Вып. 2. С. 25.


[Закрыть].

Остатки христианских церквей доселе можно встретить на Теберде и в верховьях Кубани, в Куртатинском ущелье и на Какадурском перевале [219]219
  Кавказ: Путевые заметки графини Уваровой. М., 1887. С. 26.


[Закрыть].

Каменные кресты с греческими инициалами имени Иисуса Христа попадались мне в ближайших к Эльбрусу балкарских селениях. О распространении между черкесами еще в наши дни культа крестов, которые они вешают на деревья, сообщая тем священный характер той роще, в которой они расположены, говорят одинаково и Лонгворт [220]220
  Лонгворт Дж. Год среди черкесов. 1840.


[Закрыть], и барон Гакстгаузен [221]221
  Гакстхузен А. Закавказский край. СПб., 1857.


[Закрыть]. Не далее как в XV веке генуэзец Интериано считал возможным говорить о черкесах как о народе, который выдает себя за христиан и имеет греческих священников. В 1637 годув эпоху посещения их страны доминиканцем Иоанном Луккским, многие черкесы придерживались еще греческого вероисповедания, но большинство уже приняло магометанство. Одни абазы оставались по-прежнему христианами, и в занятых ими местностях можно было встретить много христианских крестов, водруженных в землю.

Тебу де Мариньи, посетивший Черкесское побережье Черного моря в 1818 году, еще нашел в его жителях одичавших христиан; а Белль, проведший двадцать лет спустя целых два года в их среде, пишет, что на всем побережье от Анапы до Гагр можно встретить столько же приверженцев старой веры, сколько и новой.

В среде абхазцев, также перешедших уже в мусульманство, Рейнеггс в 1782–1784 годах еще находил многие следы христианства. В начале мая народ, следуя древнему обыкновению, собирался в его время в священной роще, посреди которой, как говорили Рейнеггсу, расположен был большой железный крест [222]222
  Услар П. Указ. соч. С. 22 и 23.


[Закрыть].

До настоящего времени, читаем мы в статье о религиозных верованиях абхазцев, сохранился обычай резать в праздник Святой Пасхи ягненка и обмениваться крашеными яйцами. Хотя празднику этому не везде предшествует пост, но тем не менее употребление приготовляемых к этому дню кушаний имеет вид розговенья, и сама трапеза сохранила прежний патриархальный характер. В дни, совпадающие с празднованием Святой Троицы, устраиваются обеды и гулянья в рощах, оканчивающиеся пляской. В праздник Рождества Христова, точно так же, как и на Пасху, по совершении ночью моления отправляются с поздравлениями друг к другу, причем бывшие подвластные приносят своим владельцам подарки и угощаются за то обедом. При всех молениях и религиозных обрядах употребляются абхазцами восковые свечи и курение ладаном. Христианство оставило также в народе какое-то бессознательное уважение к храмам. Церковь считается местом неприкосновенным, и всякий, прибегающий под защиту ее, спасается от преследования, какое бы ни сделал преступление. Даже развалины храмов, о которых в памяти народной сохранились какие-нибудь предания, считаются святыней, и магометане приносят в них присягу в подтверждение справедливости своих слов. Присяга в развалинах храма на горе Дудрюпш считается самою священной. И не найдется абхазца, который бы решился принять там ложную присягу [223]223
  См.:Веденский А. Н. Религиозные верования абхазцев // ССКГ. Вып. 5. С. 7.


[Закрыть]. Следы недавнего еще господства христианства сохранились и в Кабарде. В своих исторических песнях кабардинцы, вспоминая о помощи, оказанной ими Петру Великому при осаде Азова, упоминают и о тех крестах, какие были воздвигнуты ими в память об убитых. В горских обществах Кабарды, занятых балкарцами, следы христианства попадаются на каждом шагу. В татарских названиях месяцев, пишет профессор Миллер в отчете о своей поездке в Хулам и Чегем, слышатся, как и у осетин, искаженные имена христианских святых: Николай (май), Тотур (Федор), Элиа-ай (месяц Ильи), Башилай (месяц Василия) и т. п. Подобно осетинам балкарцы доселе чтут под именем Ашкирги грузинского патрона Георгия Храброго, известного осетинам под названием Уаскерги. Вблизи Чегема показывают камень Байрем, к которому женщины обращаются с молитвой о ниспослании детей, принося в жертву пироги. Такие же камни имеются и в других татарских аулах. Их имя и значение объясняются фактом существования у осетин однохарактерных святилищ, известных под именем Мады-Майрам (Мать Мария) [224]224
  См.: Миллер В. и Ковалевский М. В горских обществах Кабарды // Вестник Европы. 1884. Апр. С. 551.


[Закрыть]. Об этих святилищах графиня Уварова сообщила нам следующие небезынтересные подробности. В окрестностях аула Цей в гуще деревьев замечаются маленькие деревянные постройки, рубленые, как наши избы, с деревянной, тесовой крышей, на которой для большего устоя положены камни. Слеги, поддерживающие крышу, заканчиваются коньками или птичьими головками, резанными из дерева и украшенными продольными насечками. Постройки эти, или храмики, называются Майрем. Майрем окружен двориком; ограда грубо сложена из деревьев; в храмине – дверь, через которую осетины накидывают свои приношения: вату, остатки материй, одежды, бутылки, банки, кружки и очень много стальных стрел. Около Майрема в ограде лежат колотушки, напоминающие наши сторожевые: они деревянные, состоят из трех дощечек, из которых верхняя украшена резным крестом; с этими колотушками ходят за несколько дней до Троицы по аулам, напоминая правоверным о приближении праздника и необходимости готовить быков и баранов на убой в честь Майрема. На вопрос, что значит Майрем, проводник наш, прибавляет графиня, осетин из Цея и христианин, отвечал, что храм этот посвящен Пресвятой Деве Марии, память которой справляют женщины, собираясь у его входа в Троицын день [225]225
  Кавказ: Путевые заметки графини Уваровой. С. 59.


[Закрыть].

Христианство небезызвестно было также и ингушам. В Галгаевских горах – месте их старинных поселений – сохранились доселе следы церквей и часовен, расположенных по течению реки Ассы, а также высеченные из камня кресты [226]226
  См.: Грабовский Н. Ингуши, их жизнь и обычаи//ССКГ. Вып. 9. С. 21.


[Закрыть].

Понятие о Боге в трех ипостасях доселе удержалось в среде ингушей. Они нередко клянутся «тремя великими лицами», о характере которых они, однако, не дают себе ясного ответа. В окрестностях некоторых аулов попадаются еще часовни, напоминающие собою осетинские «дзуары» и пшавские «капища». Название им «Эльгуц». Внутри часовни, вход которой обращен на восток, можно видеть рога быков, баранов, оленей и туров, принесенных в жертву святому. В некоторых селениях место таких часовен занимают небольшие каменные столбы с нишей, в которую ставят восковые свечи. Каждый аул имеет своего патрона, Ццу, в честь которого ежегодно устраивается праздник [227]227
  Ахриев Чах Ингушские праздники // Там же. Вып. 5. С. 2 и 3.


[Закрыть]. У чеченцев также можно найти некоторые указания на раннее христианство. В руках г-на Лаудаева некоторое время находилась арабская рукопись с хронологическим перечнем важнейших событий на Кавказе. В ней значилось, между прочим, что до принятия мусульманства чеченцы находились в «крестопоклонстве». Сами ингуши называют своих предков «керестанами» и доселе сохранили у себя христианский порядок счисления дней недели [228]228
  Лаудаев Умалат. Чеченское племя // Там же. С. 29 и 58.


[Закрыть].

В пограничном с Дагестаном наибстве г-ну Попову приходилось встречать могильные памятники с изображением на них креста [229]229
  Попов И. М. Ичкерия: Историко-этнографический очерк // Там же. Вып. 4. С. 11.


[Закрыть].

Итак, на протяжении всего Кавказского хребта от Черного моря до Кас-пийского христианство некогда пользовалось правами официально признанного культа. Это не означает, разумеется, того, чтобы горские племена были на самом деле христианами. В их среде продолжали держаться старинные верования, получившие одну лишь христианскую окраску. Культ «великой матери», например, этой поникшей в Римскую империю фригийской богини плодородия, смешался у них с культом Божьей Матери и сделался источником тех многочисленных «Мади-Майрем и Байрем», т. е. освященных религией камней и капищ, к которым в эпоху весеннего равноденствия осетинские и татарские женщины приходят с молитвой о даровании потомства. Языческие по происхождению богатыри, вроде осетинского Рекома и Батраза или пшавских Копала, Пиркуша, Пирцецхла и Сулкурдгела, перешли в категорию христианских сподвижников; и наоборот, христианские святые и во главе их святой Георгий под именем осетинского Уаскерги, кабардинского Уастырджи и балкарского Ашкирги наполнили собою ряды полумифических и полуисторических народных героев. Сами догматы христианства настолько остались чуждыми даже картвельским горцам, что о самом Христе хевсуры не имеют почти никакого представления, хотя и покрывают свои платья и предметы домашнего обихода изображениями креста.