Текст книги "Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта"

Эпилог

С позиции современного дня весь скандал, развернувшийся вокруг Дилана и электрогитары, может показаться дутым или просто смешным – подумаешь, ну, начал музыкант выступать «в электричестве», чего тут такого? Других новостей у них там не было, что ли? Однако любое событие следует вписывать в контекст. Получилось так, что впервые в истории популярной музыки значимый исполнитель настолько радикально изменил свой жанр. Важно подчеркнуть: Дилан был не просто «популярным» исполнителем, он был «властителем дум». Неудивительно, что реакция публики не заставила себя ждать. Дилан ощутил на себе простую истину: от любви до ненависти один шаг. И уж ненависти, как мы могли видеть, Боб получил сполна. Тот факт, что сегодня подобную бурю вокруг музыки (именно вокруг музыки, а не вокруг личной жизни музыканта) представить трудно, может говорить лишь о том, насколько изменилась с тех пор роль и значимость музыки в жизни общества.

Надо отдать должное Дилану: он выстоял. В истории его «электрического похода» впечатляет то, с каким упорством Боб держался за свою новую программу, не делая ни одного шага назад ради того, чтобы хоть немного подыграть массовому зрителю. Такое поведение можно назвать неслыханной дерзостью даже сегодня, когда любой рок-концерт в обязательном порядке заканчивается дружным исполнением старых, всенародно любимых хитов. Дилан рисковал всей своей карьерой – он легко мог потерять старых зрителей и не привлечь новых. Важно отметить и другую деталь: многочисленные свидетельства того, что массовое неодобрение и обидные выкрики не подавляли Дилана и его команду, а, напротив, придавали им новых сил. Кажется, впервые в истории рок-н-ролл запитывался не положительной, а отрицательной энергией. Чем обиднее были оскорбления, тем громче и злее играла группа.

Драма под названием «Электрический Дилан» свидетельствует и о том, насколько сильно отличалось восприятие популярной музыки образца 1965 года от нашего, современного. Каким бы странным это ни показалось, такие явления, как «электрическая группа» и «осмысленные песни» существовали в разных, не пересекающихся мирах. В 1965 году Битлы пели про то, что «моя милая сказала, что любит меня, и мне хорошо», а Роллинги – «дорогая, это может быть последний раз». Когда Дилан совместил то, что казалось несовместимым, он вызвал к жизни нечто похожее на неуправляемую ядерную реакцию. Результатом этой реакции стали многочисленные жертвы среди мирного фолк-населения и массовые разрушения стереотипов. Когда над обломками осела пыль, стало ясно, что в результате этого синтеза на свет появилось нечто новое – фактически рок-музыка в ее современном понимании: громкие, сердитые, но осмысленные песни, исполняемые на электромузыкальных инструментах. В этом, вероятно, состояло и состоит главное изобретение Дилана, его подарок современному человечеству. И это изобретение родилось и развилось не через любовь и гармонию, а через отрицание и бунт; не через «да», а через «нет». Мотором таких песен Дилана, как "Like a Rolling Stone", стало страстное чувство отрицания, желание разломать все то, что кажется устаревшим, фальшивым, сковывающим, и вырваться на волю. Именно этот код отец-основатель Дилан впечатал в ДНК всей будущей рок-музыки.

Вслед за Диланом на сцене появились другие музыканты, еще более смело использовавшие отрицание в качестве топлива для своей музыки и имевшие не меньше решимости ломать барьеры и стереотипы, преодолевать все трудности, чтобы продолжать играть собственные песни – не самые красивые и мелодичные. Как и Дилан, они с удовольствием втаптывали в грязь общественные представления о «правильной» музыке и ставили на карту все ради того, чтобы оставаться самими собой и продолжать играть свои песни. Им-то и посвящена наша книга.

Прогулка вторая
The Fugs пускают первые ветры свободы

Надо остерегаться вводить новый вид мусического искусства – здесь рискуют всем: ведь нигде не бывает перемены приемов мусического искусства без изменений в самых важных государственных установлениях ^[1].

Платон, «Государство», книга IV

Пролог

Войну следовало остановить. Хиппи-активисты Джерри Рубин, Тимоти Лири, Аллен Гинзберг, Майкл Бауэн, Гэри Снайдер и вскоре присоединившийся к ним Эбби Хоффман задумали устроить антивоенный марш на Пентагон – в знак протеста против продолжающихся боевых действий США во Вьетнаме. Чтобы повысить эффективность марша и закончить войну раз и навсегда, Гэри Снайдер предложил подвергнуть Пентагон обряду экзорцизма, а Майкл Бауэн, апологет эзотерических учений и знаток мистических практик, авторитетно заявил, что подобный обряд лучше всего осуществить посредством левитации здания. Зло, которое нес в мир Пентагон, следовало нейтрализовать, окружив известную в оккультизме пятигранную форму здания «кругом любви» из хиппи-активистов (и активисток), которые должны будут исполнить древний арамейский обряд. Согласно экспертному заявлению Бауэна, при точном соблюдении всех правил обряда здание должно будет подняться в воздух на 300 футов[18]18
  Целых 90 метров.


[Закрыть], повернуться вокруг своей оси, приобрести оранжевый цвет и завибрировать. Участникам обряда надлежало поддерживать Пентагон в таком состоянии до тех пор, пока злые силы не покинут здание, и оно не прекратит испускать в окружающую среду свои вредные эманации. Оргкомитет марша запросил у властей разрешение на проведение обряда, однако истеблишмент, испугавшись последствий (или просто не желая мешать работе военных), значительно ограничил ритуальную свободу акции: по сообщению журнала Time^[2], вместо захватывающих дух 300 футов высоты активистам удалось согласовать весьма скромные десять[19]19
  Жалкие 3 метра.


[Закрыть]. Судя по всему, эксперты оргкомитета сочли, что даже этого будет достаточно для борьбы с эманациями, и активная подготовка к левитации Пентагона продолжилась. Вскоре стало ясно: для процедуры экзорцизма необходимо качественное звуковое сопровождение. Но где найти музыкантов, способных справиться со столь ответственной миссией? Требовались уверенные голоса, опыт работы с аудиторией, достаточное количество отваги, авторитета, убедительности и страсти, чтобы довести до победного конца, возможно, самый важный ритуал в истории современной Америки. Решение было найдено: The Fugs.

21 октября 1967 года к Пентагону, находящемуся под защитой строя вооруженных солдат, стекались десятки тысяч американцев. В это самое время, находясь в максимально возможной близости от пятигранного здания, к церемонии экзорцизма мужественно приступил самый отмороженный, нахальный и непристойный ансамбль из Нью-Йорка; коллектив, который смог завоевать уважение Боба Дилана и Пола Маккартни, побить все рекорды неприличия и непрофессионализма в истории виниловых записей, а также привлечь к себе самое пристальное внимание ФБР.

Удалось ли экспертам из The Fugs поднять Министерство обороны на санкционированные властями десять футов? И если удалось, то почему же (как мы знаем из учебников истории) это не привело к мгновенному и бесповоротному окончанию вьетнамской войны? События, которые произошли тем осенним днем, по прошествии десятилетий обрели прямо-таки мифический статус: показания свидетелей расходятся, исследования ученых-физиков дают противоречивые результаты, а некоторые детали, вне всякого сомнения, были тщательно засекречены правительством США. Поэтому дать ответ на этот вопрос не так просто. Однако в нашем скромном исследовании мы попробуем пролить свет на некоторые важные обстоятельства, предоставить читателю убедительные свидетельства и сохранившиеся показания о подробностях ритуала, вспомнить имеющиеся у нас на руках в качестве улик архивные записи, и, если и не ответить до конца на все вопросы, то, как минимум, рассказать захватывающую и воодушевляющую историю ансамбля The Fugs.

Революционная iskra журнала «Иди на хер»

В начале 1960-х нью-йоркский район Гринвич-Вилледж был, без сомнения, культурным центром всей Америки, самым богемным и «актуальным» местом. На маленьких театральных площадках Вилледжа (получивших название офф-офф-Бродвей) ставились самые современные и продвинутые театральные постановки, не менее значимой частью культурной жизни была музыка. Небольшой район стал центральным очагом возрождения американского фолка: в многочисленных кофейнях и клубах выступали популярные исполнители злободневного жанра; именно туда в снежном январе 1961 года прибыл никому не известный Боб Дилан. И все-таки, несмотря на свою актуальность и стремление молодых фолк-исполнителей быть «ближе к народу», Гринвич-Вилледж сохранял довольно консервативный богемный дух, а вместе с ним – не самые низкие цены на жилье. Куда более привлекательной альтернативой для молодых жителей был район Нижний Ист-Сайд, находящийся по другую сторону Бродвея. С давних пор населенный иммигрантами Нижний Ист-Сайд был заметно более неухоженным местом в противовес опрятному Гринвич-Вилледжу.

По мере того как Нью-Йорк становился центром молодежной культуры, рядом с пуэрториканцами, китайцами, евреями и украинцами Нижнего Ист-Сайда начали селиться битники, поэты, музыканты, художники и прочие маргинальные элементы. В то время как Гринвич-Вилледж боролся за мир, исполняя правильные и честные песни протеста с оклахомским акцентом, Нижний Ист-Сайд рождал в своих мутных недрах нечто более анархическое и социально-опасное. «Гринвич-Вилледж имеет давнюю традицию искусства, культуры и богемного образа жизни, – объяснял ситуацию британский анархист, вокалист, журналист и большой поклонник The Fugs Мик Фаррен. – В Нью-Йорке он имеет такой же статус, как Челси – в Лондоне. В Ист-Вилледже существует традиция алкоголиков, дегенератов, сексуальных извращенцев и пуэрториканских уличных банд. Это нью-йоркский эквивалент Лэдброк-Гроув, места, где алкоголика от поэта можно отличить только по аудитории, которая слушает его бубнеж»^[3]. Неудивительно, что именно Нижний Ист-Сайд (часто объединяемый с соседним Ист-Вилледжем) породил группу The Fugs.

У истоков группы стоял Эд Сандерс (Edward Sanders, род. 17 августа 1939 г.), уроженец Канзас-Сити, штат Миссури. Поначалу Эд совсем не планировал стать музыкантом – он хотел быть поэтом, и стал им. В 1958 году Сандерс задвинул учебу в университете и автостопом добрался от своего Канзас-Сити до Гринвич-Виллиджа, где находился Нью-Йоркский университет, студентом которого Сандерс задумал стать. Первое значимое поэтическое произведение Сандерса называлось «Поэма из тюрьмы» и было написано, как можно догадаться, в месте лишения свободы. Юный поэт угодил за решетку после того, как устроил пикет за мир прямо на пусковых люках новой подводной лодки с ядерными боеголовками типа «Polaris». Сандерс написал свой поэтический опус на туалетной бумаге, а затем сумел вынести его в подошвах ботинок. Выйдя на свободу, он вернулся в университет, где продолжил изучение греческого и латыни, а также (с особенной страстью) древнеегипетского языка и иероглифического письма. Кроме того, продолжал заниматься литературным трудом, ходил на антивоенные демонстрации, где его нередко арестовывали. Чтобы прокормить себя, Сандерс также работал в редакции религиозно-антивоенного издания «Католический сотрудник», которое печаталось на мимеографе[20]20
  Мимеограф – машина трафаретной печати, изобретение Томаса Эдисона, популярнейший инструмент самиздата XX века. В дореволюционной России мимеограф был одним из важнейших орудий борьбы с проклятым царизмом.


[Закрыть].

В то же самое время Эд Сандерс решил организовать собственный поэтический журнал. Это произошло под влиянием андеграундного режиссера Йонаса Мекаса, который был заметной фигурой в Нижнем Ист-Сайде. Сандерс следил за авторской колонкой Мекаса в газете Village Voice, посвященной новому авангардному кино, и думал о том, что ему хочется аналогичным образом поддерживать известных и не очень американских поэтов в своем собственном журнале. Результатом стало появление на свет издания "Fuck You / A Magazine of Arts" («Иди на хер / Художественный журнал»). Первый номер художественного журнала «Иди на хер» вышел в феврале 1962 года. Он был изготовлен на мимеографе «Католического сотрудника». Мимеограф был задействован без ведома главной редакторши издания, однако содержал уважительно-благодарственный «букет иди-на-херов» «Католическому сотруднику» за предоставление типографских мощностей. Главная редакторша, однако, настоятельно попросила не связывать «Католического сотрудника» с художественным журналом «Иди на хер», и в дальнейшем Сандерс переключился на независимый издательский цикл. Этот цикл протекал в Тайном Месте, которое Сандерс обустроил где-то в Нижнем Ист-Сайде для работы с мимеографом и брошюровального процесса. Готовя к выпуску очередной номер художественного журнала, он вспоминал о том, что в дореволюционной России мимеограф был одним из важнейших орудий борьбы с проклятым царизмом. «Я верил в искру, в iskra, о которой говорили русские революционеры. Я верил в то, что iskra каким-то образом вылетит из кафе на Секонд-Авеню или вдохновит цепочку умов и приведет Америку к Великой Перемене»^[4], – вспоминал Эд в своей автобиографии.

За три года (и 13 номеров[21]21
  Пятый номер журнала выходил с 1962 по 1965 годы, последовательно, в девяти частях.


[Закрыть]) своего существования художественный журнал «Иди на хер» успел опубликовать труды лучших умов своего поколения, таких как Аллен Гинзберг, Норман Мейлер, Уильям Берроуз, Антонен Арто, Грегори Корсо, Тули Купферберг, и завоевать уважение в подпольно-литературных кругах. Оформление каждого издания несло на себе отпечаток изобразительного таланта Сандерса, его специфического взгляда на мир, а также увлечения египтологией. Издатель художественного журнала старательно вырисовывал карандашом египетских богов, древнюю сакральную символику, а также разнообразные ракурсы женской груди и извергающиеся фаллосы. Третий номер журнала проповедовал «Бога через оргазм», четвертый обсуждал насущные вопросы «фрик-аута и безумия», пятый (часть 1) был посвящен, кроме прочего, «вагинальному совокуплению и тотальному удару по культуре», пятый (часть 6) во весь голос призывал к борьбе к легализации марихуаны, а пятый (часть 9) предлагал всем читателям присоединиться к акции «Трах за мир».

Неуемная активность Сандерса не ограничивалась литературой. Вскоре после запуска журнала «Иди на хер» он, снова под влиянием Мекаса, пробовал себя в жанре неигрового кино (снимая в своем Тайном Месте оргии хиппи, накачанных амфетамином), а также занимался социальным активизмом. В 1964 году Сандерс и Аллен Гинзберг (которые успели стать хорошими друзьями) организовали Комитет за легализацию марихуаны (сокращенно – ЛеМар) и в декабре провели на Томпкинс-сквер, популярном месте хипповых сборищ, первый в истории «травяной» марш. Через короткое время отделения ЛеМар открылись в разных городах Америки; детройтское отделение возглавил местный активист Джон Синклер.

В том же 1964 году Сандерс, желая финансово поддержать себя и свою молодую семью, решил открыть собственный книжный магазин. К северу от Нижнего Ист-Сайда, между Авеню А и Б, он арендовал бывшее помещение еврейской мясной лавки. Вместо старой вывески он повесил новую: «Книжная лавка "Мирный глаз"» (с изображением ока Го́ра); надпись «Только кошерные продукты» решил оставить. На следующие несколько лет лавка Peace Eye стала не просто торговой точкой, но чем-то вроде культурного центра Нижнего Ист-Сайда и пространством всевозможной хипповой активности. Кроме того, она вошла в историю мировой культуры как место проведения самого первого концерта группы The Fugs.

Не очень фольклорный ансамбль берется за дело

Композиции The Fugs всегда звучали как полная противоположность честным, правильным и мелодичным песням протеста. Однако ансамбль, который Эд Сандерс решил организовать в конце 1964 года, представлялся ему «продолжением пения на демонстрациях за гражданские права, где мы все пели, чтобы снять напряжение. Петь вместе, когда ты напряжен, переживаешь, рассержен… но также для того, чтобы повеселиться»^[5]. Хорошим другом Сандерса был Иззи Янг – руководитель Фольклорного центра, поддерживавшего многих начинающих фолк-исполнителей (в число которых не так давно входил и Боб Дилан). Заглядывая к Иззи, Эд нередко с удовольствием слушал фолк-концерты. Однако к 1964 году он, как и многие другие любители фолка из его поколения, ощутил на себе разлагающее влияние современной поп-музыки – похоже, она становилась все более интересной. «Это был год „Oh Pretty Woman“ Роя Орбисона; „Under The Boardwalk“ The Drifters; „Leader Of The Pack“ группы Shangri-Las и „House Of The Rising Sun“ в исполнении The Animals. „I Wanna Hold Your Hand“ провела семь недель на первой строчке чартов»^[6], – вспоминал Сандерс. В Ист-Вилледже тоже происходило заметное оживление. Эд вместе со своим знакомым поэтом Тули Купфербергом посещал поэтические чтения, а после заглядывал в популярный на всю округу танцевальный бар Dom. Там приятели наблюдали, как те же поэты-битники лихо отплясывали под звуки хитов The Beatles и Rolling Stones, доносившихся из музыкального автомата, да и сами нередко присоединялись к их компании. После одного из таких визитов два товарища ретировались в соседний кабак, где Сандерс выдвинул смелую идею: создать музыкальную группу, чтобы объединить поэзию и музыку. Его коллега-литератор Тули Купферберг горячо поддержал этот замысел.

Итак, главным подельником Эда Сандерса в The Fugs стал 42-летний поэт-битник Нафтали Купферберг (Naphtali «Tuli» Kupferberg, род. 28 сентября 1923 г.), которого все звали Тули. Для Сандерса, который был на 16 лет моложе Тули, и печатал его произведения в художественном журнале «Иди на хер», Купферберг был героем. На момент знакомства с Эдом он уже имел ученую степень, издавал свой битнический журнал и имел более десятка опубликованных трудов, включая такие значимые исследования, как «Секс и война» и «1001 способ прожить без работы». По собственным воспоминаниям Тули, он был увлечен политикой с 13-летнего возраста, когда сам себя записал в анархисты. Кроме того, он также увлекался музыкой – от клезмера (который всегда звучал в его семье выходцев-хасидов из Восточной Европы) до джаза (который он регулярно слушал в джазовых клубах Гринвич-Вилледжа во времена юности). Тули, однако, так и не освоил музыкальную грамоту и всегда обходился без музыкальных инструментов. «Единственное, на чем я умею играть – это радио»^[7], – честно признавался он в одном из своих позднейших интервью, зато гордился тем, что помнит наизусть тысячи песен. Вскоре после совместного заседания с Тули Эд Сандерс сразу же отправился в Фольклорный центр, чтобы порадовать Иззи Янга новостью о том, что он тоже решил собрать ансамбль. Руководитель Фольклорного центра дал ему свой совет: «Не надо»^[8].

Жажда творчества перевесила все предостережения, и в конце 1964 года Сандерс и Купферберг приступили к делу, используя только магнитофон и блокнот. За короткий промежуток времени они сочинили весьма внушительный песенный каталог, насчитывавший около 60 номеров. Отцы-основатели черпали вдохновение из своего богатого культурного багажа. По словам Сандерса, они находились под влиянием дионисийских плясок Древней Греции, «Теории драмы» из «Поэтики» Аристотеля, скандальной постановки «Король Убю» Альфреда Жарри, одновременных стихов (poèmes simultanés) дадаистов Цюриха, «джазовой» поэзии битников, а также «негодующего саксофона Чарли Паркера, тишины Джона Кейджа, хладнокровной навязчивости движения хеппенингов, песен движения за гражданские права и нашей веры в то, что тонны свобод, гарантированные Конституцией, пылятся без дела»^[9]. Единственным музыкальным инструментом, который Сандерс и Купферберг использовали в своем усердном сочинительском труде, был игрушечный орган Сандерса. «Мы не видели тех формальностей в нашем художественном замысле, которые другие люди могли бы счесть необходимыми в этом деле», – тактично комментировал ситуацию Тули Купферберг. Первым инструменталистом коллектива и третьим «столпом» будущей группы стал уроженец Техаса Кен Вивер (Ken Weaver, род. 1940 г.), по словам Сандерса, – «самый веселый парень, которого только можно вообразить»^[10]. К своим 24 годам Кен уже имел опыт барабанщика в школьном марширующем оркестре, а кроме того, гордился тем, что был отстранен от срочной службы в вооруженных силах за курение травы.

Много лет спустя Тули Купферберг дал краткую характеристику каждому участнику группы: «Эд был кем-то вроде Марка Твена. Я всегда считал его Марком Твеном[22]22
  Не стоит забывать про пышную шевелюру и внушительные «пшеничные» усы Эда Сандерса.


[Закрыть] рок-н-ролла. Он из Миссури, или его предки оттуда, а вырос он в Канзасе. Существует старинная традиция юго-западного юмора и что-то вроде проницательного безумия. Кен был из Восточного Техаса, он был усыновленным ребенком, я думаю, латино, наполовину мексиканцем. Так что он всегда был кем-то вроде аутсайдера или ощущал себя аутсайдером […]. А я всегда чувствовал себя последним из пламенных безродных космополитов. Это было выражение, которое Сталин использовал против евреев, культурных людей, которых он убивал. Так что смесь была довольно интересной. Я думаю, мы как следует вдохновляли друг друга»^[11].