Текст книги "Иван Московский. Первые шаги"

– Почему?

– А ты сам присмотрись. Приходишь в церковь, и отовсюду лишь просьбы доносятся. Тот просит простить его за гадость какую, которую сделал осознанно и к выгоде своей. Этот клянчит здоровье, кое пропил или прогулял дурным делом. И так далее, и тому подобное. Дай, дай, дай… со всех сторон. А взамен ничего. Ни доброты в сердце, ни веры искренней. Многие в церковь ходят не от того, что искренне жаждут того. Нет. Они либо боятся кар небесных, коими их застращали попы с самого детства, либо просто привыкли и не желают быть белыми воронами. Истинной веры почти и не сыскать даже у священников, которые погрязли в фарисействе. Поставь себя на место святого. Что бы ты увидел? Зашли в церковь грязные, никчемные людишки, полные злобы и дурных мыслей, поклянчили что-нибудь себе и ушли с чувством выполненного долга. В лучшем случае пожертвовали что-то, думая, будто это поможет.

– А ты считаешь, что не поможет?

– Перед смертью не надышишься, – пожал плечами сын. – Ежели, убоявшись смерти, ты начинаешь жертвовать обильно, то это есть лицемерие и трусость самого низкого пошиба. Такие жертвы пусты и радость несут лишь фарисеям, страждущим наживы. Тот же, кто дает рубль, имея многие тысячи, тоже ничем не жертвует, ибо даже не заметит той утраты. Жертва – это нечто иное. Вспомни притчу об Аврааме, который чуть не принес в жертву своего сына Исаака. Смысл жертвы в том, что ты должен быть готов поделиться с Всевышним самым важным, самым ценным, что ни есть у тебя. Не деньгой малой или ненужной безделицей, а самым значимым в твоей жизни. Эта же притча говорит о том, что отдавать эту драгоценность совсем не обязательно. Всевышнему достаточно увидеть твою готовность ею поделиться. Зачем ему твоя никчемная жертва? Что Он с ней делать станет? У Него все есть. Он же всемогущий и вседовольный[47]47
  «Бог Вседовольный» (Деян. 17,25) – у Бога все есть, Он ни в чем не нуждается.


[Закрыть]. Ему те несчастные крохи, что ты можешь дать, будут словно горсть гнилой полбы. Ему приятно отношение, а не подношение.

– Ты говоришь странные вещи, – покачал головой отец.

– Вот потому и не хочу обсуждать их с духовником или иными священниками. Да и вообще с кем-либо. Даже с тобой. Прости, отец, но я не хочу ненароком вызвать бурю. Пусть все идет как идет. Пусть и дальше священники занимаются мирскими делами, стяжая земли и богатства с удивительно ненасытной жадностью и страстью. Не мне бороться за их благочестие. В конце концов, я сын Великого князя, а не митрополита. Посему мне надлежит печься об укреплении державы твоей, а не Церкви. Их грехи – им за них и ответ держать. Богу – божье, Кесарю – кесарево.

Отец кивнул. В его религиозно-мистическом мышлении слова сына нашли живой отклик. Ване для того даже ничего выдумывать не требовалось. Он вывалил на Ивана Васильевича вполне актуальные для тех лет вопросы, о которых тот и сам слышал не раз. Только перефразировав их с высоты будущих веков. Дело в том, что в 40-е годы XV века на Руси появилось движение «не-стяжателей» как в среде духовенства, так и аристократии. Идея движения сводилась к ограничению церковного землевладения и стяжательства. То есть во многом имело ту же самую экономическую платформу, что и зародившийся в те же дни протестантизм.

И чем дальше, тем сильнее разгорался этот спор. На равных. Лишь влияние Софьи Палеолог позволило склонить чашу весов в пользу фарисейской партии иосифлян-стяжателей. Сам же Иван Васильевич явно тяготел к нестяжателям до самой своей смерти. Но открыто выступить в их поддержку опасался.

Переведя разговор в эту плоскость, Ваня постарался избежать слишком острых вопросов отца. Пусть лучше у него голова о другом болит. В конце концов, церковное землевладение стремительно становилось все более значимой проблемой, грозя в будущем перерасти в настоящую национальную трагедию. Ту, что с огромным трудом смогли преодолеть лишь частично только первые Романовы во второй половине XVII века. Да и то – встречая острое и ярое противление духовенства и, как следствие, народа, который верил попам. Пока еще верил.

Кому-то может показаться, будто этот вопрос не стоит и выеденного яйца. Однако первое учебное заведение на Руси появилось только в середине XVII века при Алексее Михайловиче Романове. Да и то – с боем и великой кровью. А до того не было ничего ни светского, ни духовного. Сами же священники ездили учиться к грекам, державшимся политики сначала слишком хитрой Византии, а потом и открыто враждебной к России

Османской империи. Оттого-то Петр Великий и расправился жестоко с самостоятельностью этих поборников «высокой духовности», упразднив патриаршество. Они ведь крепко стояли на противлении дьявольскому научно-техническому прогрессу и богопротивной западной учености.

Ваня решил пойти другим путем. Он задумал всемерно ослаблять крепнущие церковные позиции. Пусть пока и не в народе, а лишь в голове отца. Однако даже там клеймо фарисейства и чудо озарений – весомый аргумент. Не так чтобы решающий, но весомый. И то ли еще будет. А вода, как известно, камень точит, особливо тот, что и без того стремился к должной огранке…

Впрочем, несмотря на все усилия, предпринятые княжичем, совсем сбить с толку отца не удалось. Он, конечно, проникся словами сына. Однако сохранил в уме указанные ему ранее вещи.

– Сынок, – чуть пожевав губы, произнес Великий князь после долгой паузы. – С бронного подворья в год тебе кладу двести чешуйчатых броней выхода. Остальные казна будет покупать по цене кольчуги. И не перечь!

– А чего перечить-то? – удивился сын. – Я же не для своего прибытка то дело затеял, а для укрепления твоей державы. Да и в убытке от того не останусь, благо железо ныне мне достается очень дешево.

– Ну вот и ладно, – довольно улыбнулся отец. – Много ли сможет подворье сверх тех двух сотен делать?

– Не знаю, – пожал плечами Ваня. – Дело пока не устоялось. Положим, еще две сотни сверх точно удастся изготовить. А дальше – как получится. Ничего обещать не могу. Да и шеломы я задумал. Опыты с ними провожу, людей отвлекая. Клинки ковать пробуем.

– Добре, – кивнул Великий князь, весьма удовлетворенно смотря на сына. Ежегодно четыре сотни добрых чешуйчатых броней по цене двух сотен простых кольчуг было великой отдушиной для его казны и огромным подспорьем для войска.

– А что по остальным делам и задумкам?

– Так делай, что считаешь нужным. Но меня в известность ставь. Чтобы какой дурости не вышло случаем.

– А казна?

– Что казна?

– Дядька так и будет над душой стоять?

– А чем он тебе не угодил?

– Тем, что бесполезен. Денег с казны державной я не беру ныне. А голову он морочит немало. То не так, это не эдак. Ты бы знал, сколько он крови мне попил, пока я уговаривался с артелью строить укрепления для подворья. Не по обычаю, дескать, делают. Так нельзя. Так ранее не делали. Большая часть проволочек и задержек из-за него происходит. Не заберешь – буду каждое утро ставить ему меда или вина вдоволь. Пускай бражничает без всякого укорота, лишь бы не мешал. Но оно тебе нужно ли? Вроде бы он у тебя в уважении. Зачем человека губить?

– Хорошо, – усмехнулся Великий князь. – Заберу. Но и на поддержку из казны моей не надейся в делах своих. Справишься?

– Уже справляюсь. Ты у него отчет возьми за средства потраченные. Я уже месяца три как ни единой деньги с твоей казны не беру.

– Три месяца? – удивился отец.

– Да. И до того почти не касался, только поначалу, когда с сотней возился. Потом я с доходов от свечей и масла обходился. А ставя подворья, я плюнул и с купцами сговорился. Они денег дали в рост. Потому что дядька волокиту разводил и время тянул без всякой меры.

– Ясно… – хмуро буркнул Великий князь, явно недовольный услышанным. Судя по всему, все это время Константин Александрович щедро цеплял обеими руками деньги «на забавы княжича».

– Я веду строгий подсчет расходов и поступлений. Вот. – сказал Ваня и снова полез в тот сундук. Покопался. И извлек оттуда «талмуд», обложенный толстой кожей. – Здесь я считаю входящие и исходящие траты. Правда, пишу иными цифрами, но я тебе все покажу. Они очень просты и позволяют много быстрее считать.

Отец пододвинул журнал учета. Открыл. И ошалел от того, насколько много всего там оказалось записано. А потом вздрогнул, нервно провел ладонью по листу и посмотрел с немым вопросом на Ваню.

– Это бумага. Я ее из лыка сделал на пробу.

– Из лыка?

– Собираем лыко и варим[48]48
  Здесь приводится вариант рецепта старинной самаркандской бумаги.


[Закрыть], пока волокна не станут расходиться. Обычно от восхода до обеда. Дальше бьем его колотушкой, долго. До самого вечера того дня и всю ночь. А если ночью нельзя, то с утра до обеда следующего дня. После загружаем получившуюся кашу в крепкий соляной раствор. На сутки, а лучше двое. Как отстоится – вытаскиваем и промываем проточной водой. Вновь помещаем с бочку с водой, куда примешиваем эмульсию канифоли.

– Что?

– Смолу с елки прогреваем, чтобы в камень обратилась, оный зовется канифоль. Водой тот камень не растворяется, а вот aqua vita[49]49
  Aqua vita – «живая вода» – средневековое название спирта. Спирт, кстати, – это производное от spiritus, то есть дух, в данном случае выделенный из вина.


[Закрыть] – вполне. Подробил тот камень на крошку, залил духом вина. Поболтал. Камешки те и растворились. А то, что получилось, называется эмульсией. Вот ее в ту бочку и вливаем. Все тщательно размешиваем, дабы кашицу взбаламутить. А потом черпаем воду в той бочке рамкой деревянной, на которую натянута простая холстина. Даем стечь. Потом стряхиваем осторожно заготовку листа на стол, накрываем доской и прижимаем тяжелым камнем. Чтобы воду отжать. А потом, пока лист еще влажный, лепим к той же доске и даем высохнуть. Главное, чтобы доска та ровной была. В самом конце уже сухой лист проглаживаем камнем гладким – той же галькой. Обрезаем. И получаем вот такой лист.

– Это тоже озарение?

– Разумеется. Но опыты я проводил очень долго. Не все было ясно показано. Только общая мысль. Бумаги у меня пока считай что и нет. Я поначалу на отдельных листах писал, потом только сшил все воедино. Оттого и почерк вон какой мелкий. Сейчас, кроме этой тетради, у меня россыпью два десятка листов, не более.

– Ты знаешь СКОЛЬКО они могут стоить? – тихо спросил отец. Он был в курсе того, что такое бумага. Европейская была толстая и рыхлая в те дни, напоминая больше картон плохих сортов. Китайская шелковая бумага тоже уступала по своим качествам той, что его сын «сварил в бочке», но даже она стоила немало. А на нее-то, получается, только и нужно, что лыко да соль со смолой хвойной и дух винный.

– Конечно, знаю. Но для нее нужно отдельное подворье строить. Я не могу сделать все и сразу. Сделал только то, что очень нужно было. Без этой тетради я бы запутался в делах. И, кстати, писано в ней не чернилами, – сказал Ваня и улыбнулся. – Вот, – выложил на стол карандаш. – Сажа смешивается с рыбьим клеем в определенной пропорции и помещается в эту деревянную трубочку[50]50
  Сажа с клеем – классический итальянский карандаш, изобретенный в XIV веке. Ваня привнес только деревянную рубашку, оная в те годы не употреблялась совершенно. В лучшем случае тряпочкой или бечевкой кусок такого «карандаша» обматывали, чтобы руки не пачкать и использовать было сподручнее.


[Закрыть]. Надо только подтачивать острым ножиком. Но это все одно намного удобнее, чем пером гусиным маяться.

– Ваня… – начал было говорить отец, но княжич перебил его:

– Отец, я же говорю – я много чего знаю теперь. Но не все можно в дело пустить прямо сейчас. Я не могу разорваться. Да и в державе твоей нет ни денег, ни людей ученых, чтобы все взять и сделать сразу. Не говоря уже о том, что кому эти товары продавать-то? И как? Все вокруг нищие. Надобно налаживать торговлишку с соседями, теми, у которых деньги есть. А через них и дальше. Сложностей в этих делах масса. Этот кабан очень большой. Настолько, что его сразу и не съешь – подавишься. Лучше постепенно и маленькими кусочками его кушать. Откусил. Прожевал. Проглотил. Снова откусил, но уже побольше. Ряшка-то раздалась слегка от сытного корма. Поэтому я и не спешу. Но и волокиты не развожу.

– Хорошо, – кивнул отец, в целом обнадеженный словами сына. И отодвинул его тетрадь.

– Не хочешь посмотреть расходы?

– Я тебе на слово верю. Константин Александрович каждый месяц запускает в казну лапу от всей души. Ворчит, что ты его совсем не слушаешься и творишь черт-те что на отцовские деньги. А оно вон как выходит…

– А цифры и счет? Неужели не хочешь выучить?

– Успеется. Уверен, что не быстро это будет. А мы и так засиделись…

Глава 10
1469 год, 21 декабря, Москва

Юрий Васильевич князь Дмитровский сидел на коне и наблюдал за тем, как сотня княжича тренируется. Он попал не на строевую подготовку, а физическую. Благо зело просил пыли в глаза не пускать и показать все как есть. Вот и увидел, как ратники занимались какой-то фигней в его представлении. На турниках, брусьях и далее.

– Зачем сие? – наконец, спросил он у племянника.

– Для укрепления тела. И духа, ибо изматывающие упражнения закаляют его самым добрым образом.

– Не по обычаю, – покачал он головой.

– По обычаю, только очень старому, – возразил Ваня, – ныне давно забытому многими.

Князь Дмитровский фыркнул, но спорить не стал. От слов племянника Юрий Васильевич подумал о древних временах языческих. Поганых. Но совестить Ваню не стал. Ратники сотни княжича показали действительно хороший результат. Впечатляющий. А значит, обычай тот ежели и забытый, то добрый был. Полезный. Кроме того, благодаря племяннику немало укрепилось его положение.

Казань была взята и разграблена до самого донышка. А люди с железными щупами в последующий месяц прошлись по всей территории ее крепости и окрестного посада. Как Ваня и рекомендовал, прислав эти нехитрые инструменты. Отчего добыча выросла невероятно. Ведь, опасаясь беды, многие поколения казанцев зарывали свои сбережения на своих дворах, предварительно упрятав в кувшины. Да чего уж там и говорить, если «копаной» добычи вышло больше, чем так собранной. И чего там только не было!

А вот город сам разрушать Юрий Васильевич не стал. Отписался тем, что поставить остроги никак не успевает. Вот и оставил часть войск в захваченной и разоренной Казани. Сам же отбыл на Москву – отчитываться да трофеями зело богатыми делиться[51]51
  Великому князю Ивану III с тех трофеев «капнуло» в казну вчетверо от того, что было выплачено в Казань выкупа за Василия II Темного (около 110 тысяч рублей). Монетами, которые были взяты почти все (их так много было из-за кладов). Это было его условие, предложенное Ваней. Казне остро не хватало наличности, вот и способ облегчить сложное положение.


[Закрыть]. Ну и пленных ремесленников перегонять, благо их оказалось очень немного[52]52
  Всего ремесленников разных с семьями взяли в плен 612 человек.


[Закрыть].

И вот тут-то Ваня и включился.

Именно молодой княжич предложил отцу переименовать Казань в Юрьев-Камский и пожаловать им брата своего. Более того, наградив вдобавок к титулу князя Дмитровского и Можайского еще и новым княжеским достоинством – Болгарским. Дабы был у него резон те края укреплять да обживать.

Андрей Васильевич Большой – главный бунтовщик великокняжеской семьи – к тому времени уже осваивал строгое монашеское послушание и не смог вмешаться. Остальные же братья вполне поддержали такой шаг Ивана III свет Васильевича.

Щедрый подарок. Очень. Поэтому настрой Юрия Васильевича по отношению к брату своему старшему был самый что ни на есть благожелательный. А особенно к сыну его. Ведь выспросил он у Великого князя, кто советы те добрые ему советовал.

– Слышал уже, что отец твой желает увеличить твою сотню? – после небольшой паузы спросил дядя.

– Слышал, – кивнул Ваня. – Нужно новое подворье для них ставить. По весне и начнем. Но большой отряд – большая морока.

– Понимаешь сие? – приятно удивился Юрий Васильевич.

– Хоть и мал, но такие вещи уже разумею. Нужно думать о том, как да что изменить, дабы разумно, удобно и полезно стало.

– Опять менять все хочешь? Отчего не желаешь делать по обычаю?

– Сотня ведь вышла добрая?

– Добрая.

– А она не по обычаю привычному. Вот и думаю своим задумкам далее следовать. Вреда ведь они не приносят.

– То верно, – чуть помедлив, согласился дядя. Ему не стоило труда узнать о том, кто проводил расследование об отравлении Великой княгини Марии Борисовны. Но вред ли то, что брата постигла справедливая кара? Вопрос.

– На самом деле я думаю, что всадники – дело хоть и доброе, но другим надобно заниматься. Да скорее, нежели супротивники наши.

– Это чем же?

– Огненным боем. Как большими орудиями, так и пехотой с малым боем в руках.

– Пехотой? – удивился дядя непривычному слову.

– Пешцами. Но только пешцы – уничижительно звучит. А пехота – непривычно, оттого и лучше. Дурного в то слово никто пока не вкладывает.

– Дались тебе эти пешцы.

– Пехота, дядя, это сила. Ежели к ней с умом подойти. Али ты не слышал, что творят османские войска? Самая их сила – янычары – пехотинцы, вооруженные огненным боем. А в далеких Альпах, что подле древней Италии торчат из земли, проживают швейцарцы, наводящие ужас на всех своих соседей. И они тоже в пешем порядке дерутся. Хотя и королевство франков рядом с их славной конницей, и италийские земли полны прекрасных конных отрядов. Да и вообще, сказывают, что в зело далекие времена, когда жили древние кесари Рима, пехота решала исход почти всех битв.

– Брешут, – уверенно произнес Юрий Васильевич.

– Может, и так, – охотно согласился Ваня.

А чего ему спорить? Юрий Васильевич был по-своему прав. Ведь пешие рати исчезли на Руси в XI веке, когда Владимир I Святой завершил перевод дружин в конный строй. С тех пор так и повелось, что на просторах Руси имелась практически исключительно конница, по случаю становившаяся судовой ратью[53]53
  Конечно, есть фильмы Эйзенштейна и картины Бубнова, а также иные, но их историческими сейчас сложно назвать. Ведь они отражали в лучшем случае взгляды тех лет. А история как наука постоянно развивается, и историки в те дни еще очень многого не знали и не умели. Особенно это касается военной истории, которой раньше 1970-х годов практически не существовало как самостоятельной дисциплины. Да и вообще 1970-е годы стали переломными касательно развития всей отечественной истории.


[Закрыть].

О том, что те же ушкуйники были «младшими сыновьями» из новгородского городового полка, то есть представителями воинской аристократии, Ваня узнал только в этой эпохе. И они ходили на ушкуях добывать разбоем себе средства на доброе снаряжение. Там, в будущем, он слышал о них, почитая за простых грабителей речных. Но все оказалось намного любопытнее. Особенно в свете того, что ушкуйники активно промышляли работорговлей как крайне выгодным бизнесом и не сильно уступали в нем татарам. Только ходили не на Русь, а либо к тем же самым татарам, либо к народам Севера, отлавливая их промеж сугробов и оленей, дабы потом продать крымцам али еще кому.

Конечно, совсем пешцы никуда не девались, как на Руси, так и в Европе. Однако они находились в нише вспомогательного персонала, что шел с обозом, обслуживая интересы рати. В будущем таких назвали бы нестроевыми, ибо в поле они не сражались и при первой опасности тупо разбегались в разные стороны.

Ваня знал о том, что Иван IV, прозванный за ласковый нрав Грозным, утвердил своих стрельцов только во второй трети XVI века. А до того вроде как имелись иррегулярные отряды стрелков огненного боя – пищальщиков. Но когда это повелось? Вопрос. Здесь и сейчас ничего подобного пока не было. Да и окрест тоже. Вот и дивится воевода. Посему княжич и пустился в уговоры.

– Но попробовать стоит, – продолжал Ваня. – Вдруг что дельное выйдет? Раз уж у магометан дело выходит, так чего нам стесняться?

– Так пробуй.

– Отец не желает. Говорит, что ратников в пехоту никак нельзя ставить не для приступа по случаю, а насовсем. То унижение их достоинства и чести.

– И правильно говорит, – кивнул дядя.

– Так, может, набрать всякого вольного люда, охочего к такой службе? Из бедных, да горячих.

– Еще скажи – крестьян, – фыркнул Юрий Васильевич.

– Дохлые уж больно. А то бы и из них можно было бы нанимать. Чай, альпийские рати пешие не все из добрых ратников собраны.

– О дурном ты думаешь.

– Дядя, помоги. Если провалится дело – перед людьми покаюсь, что был дурак и советов твоих не слушался. Но уж больно попробовать хочу.

– Помогу, – после недолгого колебания согласился Юрий Васильевич. – Но при условии, что ты сотню свою конную не забросишь. Как ее отец твой увеличивать станет – не ясно пока. Может, припишет к ней вдвое, а то и втрое к тем, что есть.

– Не брошу, – твердо произнес Ваня.

После они переключились на обсуждение куда более насущных дел. Юрий Васильевич прознал про оборону Мурома от татар, в которой участвовал княжич. Вот и стал расспрашивать. Ведь держать много войск на Булгарских землях он не мог. Дорого слишком. А тюфяки дробового боя выглядели крайне выгодным и интересным решением.

Это было особенно актуальным и очень важным делом в условиях разгрома, что учинили ратники в Юрьеве-Камском и его окрестностях. И на будущий год учинят. Ибо замирять враждебное настроение населения в той ситуации можно было только силой, пуская кровь и чиня страшное разорение. По-монгольски. То есть говоря на понятном и не требующем перевода языке.

И Ваня охотно делился опытом. В деталях и пояснениях. Надеясь на то, что дядя сможет удержать тот регион малой кровью.

Часть 2
Winter is coming!

– Вы стоите в присутствии Дейенерис Бурерожденной из дома Таргариенов, законной наследницы Железного Трона, законной королевы Андалов и Первых Людей, защитницы Семи Королевств, Матери драконов, Кхалиси Великого Травяного Моря, Неопалимой, Разбивающей Оковы.

– Это Джон Сноу.

– …

– Король Севера.

Миссандея, Давос Сиворт

Глава 1
1471 год, 8 марта, Москва

Ваня сидел рядом с отцом на собрании боярской Думы. И слушал в который раз об истории, что сильно трогала местную аристократию. Слушал и дивился тому, как лихо религиозно-мистическое мышление искажает причинно-следственные цепочки, подменяя их идеалистическими постулатами, то есть тезисами, лишенными всякого здравого смысла. Да, маленькому человеку можно тихо жить с таким мозгом. И вполне себе комфортно. Проблемы начинаются только тогда, когда этой «плантацией глюков» пробуют думать…

История в общем-то была обыденна. Новгород в очередной раз пытался удалиться из орбиты влияния той державы, которая начинала слишком сильно на него влиять. Такое положение дел ему было невыгодно. Ведь он стремился со всеми торговать и никому не подчиняться.

В этот раз пришел черед Москвы. Посему крупная партия, настроенная на дружбу с Великим княжеством Литовским, и попыталась заручиться его поддержкой. Со всеми, как говорится, вытекающими субстанциями.

Масла в огонь в этот раз смог подлить Вселенский Патриарх Дионисий I[54]54
  Константинопольский Патриарх Дионисий I (1410–1492) занимал патриарший престол дважды: с 1466 по 1471 год и с 1488 по 1490 год.


[Закрыть], который в минувшем 1470 году разделил подчиненную ему Московскую митрополию, выделив из нее Киевскую. По настоянию короля Польши и Великого князя Литвы Казимира IV. И все бы ничего, но этот «добрый человек» «на голубом глазу» допустил существование разом двух митрополитов «всея Руси»: Московского и Киевского. Чем, как несложно догадаться, обострил и без того непростые отношения между Москвой и Литвой.

Но это было бы еще полбеды. Дивное религиозно-мистическое мышление аборигенов вывернуло вопрос с Новгородом самыми лихими кренделями. Ничего умнее они не придумали, как надавить на Новгород через архиепископа, поставленного туда Москвой. Умно? Очень! Потому что не прошло и полугода, как тот самый архиепископ побежал выпрашивать подтверждения должности в Киев, попытавшись переметнуться из Московской митрополии в Киевскую. То есть Иван III своими руками, сам обрубил единственный канал политического воздействия на новгородцев. Ну а что? Микроскоп тяжелый. Значит, им можно гвозди забивать. А то, что и сам сломается, и гвоздя не забьет – то происки злодеев заграничных. Не иначе как латинян или еще кого.

И вот теперь, не понимая, что он заходит с хромой карты, Великий князь Иван III свет Васильевич на полном серьезе обсуждал со своими боярами да князьями служивыми крестовый поход[55]55
  Иван III Васильевич действительно в 1471 году проводил «Общерусский крестовый поход» против Новгорода, созванный им по предложению митрополита.


[Закрыть] на отступников от веры христовой…

Да, если он победит, это станет аргументом для расправы над своими противниками в Новгороде[56]56
  Иван Иванович практически не знал историю Руси XV века и понятия не имел, когда Москва подчинит Новгород. Да и досрочное взятие Казани могло немало спутать исторические карты.


[Закрыть]. Возможно. Если их выдадут, что совсем не факт. А если он проиграет? Правильно. Самолично приведет всю землю Новгородскую под руку Казимира IV. Да уж. Это был прекрасный пример того, что ложка хороша к обеду, а всякий инструмент к своему делу. Потому-то и не желательно ковыряться в носу вилами, для того палец даден.

Ваня же слушал да помалкивал, тихо выпадая в осадок и припоминая слова российского генерал-фельдмаршала Христофора Миниха. Тот говаривал, что Россия управляется непосредственно Господом Богом, иначе невозможно представить, как это государство до сих пор существует…

Очередное собрание подошло к концу. Все разошлись. А Великий князь обратился к сыну:

– Я же видел, что тебя распирало. Отчего молчал?

– Отец, тебе правду или чтобы приятно было послушать?

– Хм, – усмехнулся Иван Васильевич. – Давай правду.

– Москве остро нужна торговля морская. Нужен Новгород, а через него выход к Балтийскому и Белому морям.

– Торговлишка? – смущенно переспросил отец. – А как же отступничество от веры христовой?

– То селянам должно говорить. Им такие слова – что мед. А нам надлежит уметь отделять зерна от плевел. Митрополит Киевский ныне от унии отошел. Так что не к латинству они потянулись, а от нас подальше. Почему? Чтобы заступников найти. А как те заступники себе долю попросят, так снова к тебе прибегут и станут искать дружбы и защиты от вчерашних защитников. Для Новгорода это обычное дело, он так делал с незапамятных времен.

– То верно, – закивал отец, – делал.

– Что же до латинства, то… у латинян свои проблемы, и немалые. У них совсем недавно отгремело восстание гуситов в Богемии. Пятнадцать лет бунтовали! Да не селяне с дрекольем, а уважаемые люди. Поговаривают, что и сам покойный король Богемии им благоволил и если бы не Сигизмунд, то отреклись бы в Богемии от Папы. Вопросы там были подняты такие, что забыть о них не получится. Не тут, так в ином месте прорвет страшным нарывом. Не сегодня, так завтра. Кроме того, Папу Римского разрывают противоречия латинских королевств, что дерут друг друга, как свора голодных псов. Ему явно не до таких вот сложных вещей.

– Ты говоришь, словно их оправдываешь, – нахмурился Великий князь.

– Отец, а кто посеял смуту среди добрых христиан? Кто поставил в Киеве митрополита всея Руси, презрев Москву? Ради чего? Не ради ли раздора промеж православных? Чьими руками он сотворен? Разве то латиняне сделали? Нет. Они бы, может, и рады, да не угнаться латинянам за эллинами в коварстве. А тем зачем такую пакость делать? Тут все еще проще. Дабы услужить хозяевам своим.

– Хозяевам? – нахмурился отец.

– Ты разве не знаешь, что православные эллины Афона присягнули магометанскому султану осман аж за несколько лет до того, как тот взял Константинополь? И что они за измену ту любовью большой его пользуются и защитой. Разве не оттого они воду мутят промеж добрых христиан? Разве не от того стараются сталкивать их лбами и ослаблять всемерно?

Великий князь застыл с открытым ртом, готовый высказать возражение. Но слов не находил. Потому что вдруг осознал правоту сына.

– Эллины всегда были хитры зело, – тяжело вздохнул Ваня, продолжая. – И всегда считали нас за диких варваров, недостойных их внимания и уважения. Ты слышал сказание о том, как Владимир Святой Русь крестил?

– Да, – кивнул отец.

– Сказание то для красного словца, для селян и диких варваров, кому его в уши и льют. На деле все было несколько иначе. Предок наш великий не блаженной девицей был, томной и полной дивных чувств, а сильным воином и крепким правителем с цепким, дальновидным умом. Крестил Русь он задолго до раскола в единое и неделимое христианство. А эллинов пригласил с замахом на выгоды великие, коими его прельщали. Почему прельщали? Так выгода с того. Шутка ли, в свою епархию такую великую землю прирезать?

– И чем же его прельщали?

– У эллинов в те годы был единственный во всем честном мире университет – Пандидактерион. Это много позже он превратился в семинарию, а тогда там учили архитекторов да механиков разных. Лучших из лучших. Чему в доказательство был весь город с его блистательными дворцами и храмами. Владимир Святославович хотел, чтобы и у него в державе так же завелось. Чтобы не хуже эллинов быть. Чтобы стены великие из камня. Чтобы храмы огромные, сравнимые со славной Софией. Да не киевской или новгородской клетушкой, а константинопольской! Коя во много раз больше. Но разве ты видишь, где по земле Русской учебные заведения? Не токмо для механиков, но и хотя бы семинарий духовных для священников? Их нет, отец. Прошла половина тысячелетия, а их до сих пор нет. Ни одного. Эллины обманули Владимира Святославовича. Они держали и держат нас «в черном теле», «заботливо» оберегая от света знаний, дабы мы жили в как можно более страшной дикости.

– Но зачем?! – воскликнул отец.

– Как зачем? Раньше они служили державе ромейской, где русичей боялись и не желали их усиления. Ромеям мы были нужны как рабы. Оттого и перевели на наш язык слово δουλος[57]57
  Δουλος («дулос») – слово, употребляемое в Новом Завете. В славянских вариантах Святого Писания переводится как «раб», но имеет много значений: раб; слуга; невольник; подчиненный; низкий, неблагородный. В латинском переводе это слово переведено как «слуга» в IV веке, когда Христианская церковь еще была единой и неделимой. Что позволяет точно сказать, в каком из смыслов употреблено слово «дулом», ибо в противном случае этот архиважный вопрос, безусловно, подняли бы на очередном Вселенском соборе и осудили.


[Закрыть] как «раб», а не как «слуга». Это они – слуги господни, а мы – рабы. Слишком болезненно они восприняли щит Вещего Олега, прибитый на их ворота. Слишком это их унизило. Ныне же, служа османскому султану, эллины делают все возможное, чтобы рассорить христиан между собой и ослабить. Ведь это в интересах султана. И не только православных христиан, но и тех, что папежной веры. Да сталкивая нас с латинянами, дабы не до укрепления магометан нам было.

– Печально это слышать… – тихо произнес Иван Васильевич, понуро повесив голову.

– Предупрежден – значит вооружен, – возразил сын. – Что же до Новгорода, то я предлагаю крестового похода не зачинать.

– Почему? – без всякого интереса в голосе спросил отец, мысли которого были далеко.

– Юрьев-Камский ныне под рукой твоей. Думаешь, в Вильно и Сарае это не заметили? Занятие слияния устья Камы и Волги московской ратью серьезно тебя усилило. Торговля там богатая. А значит, вмешаются или литвины, или ордынцы, или все вместе, дабы остановить укрепление твоей власти. Оттого, собирая крестовый поход, ты не сможешь дойти до Новгорода. Оборотишься для защиты своих земель.

– И что ты предлагаешь?

– Распустить по весне слухи о том, что хан Ахмат собирается идти на Москву. А потом, собрав войско, внезапно для всех пойти на север. Пока новость дойдет до Вильно и Сарая, пока они войска начнут собирать – ты уже успеешь разрешить спор с Новгородом, и им вмешиваться будет поздно.

– И все?

– И все.

– Я подумаю, – кивнул отец с совершенно расстроенным видом. На том и расстались. Ваня отправился заниматься своими делами, а Иван Васильевич хотел уединиться и подумать. А потом и с духовником посоветоваться, чтобы в голове улеглось все, сказанное Ваней…