Текст книги "Ярослав Умный. Консул Руси"

Глава 2

861 год, 19 июля, поляна у Гнезда

С немалым трудом протолкнув среди жителей Гнезда свои идеи о службе, Ярослав пошел дальше. Это ведь был всего лишь фундамент. А фундамент без стен и крыши – плохое укрытие. Поэтому он, с помощью Пелагеи, обратился к старейшинам той части кривичей, что была ему дружественна. То есть к восточным. Западные-то жили обособленно от своих соплеменников и если не воевали с ними, то и не сотрудничали. Из-за чего так получилось, неясно, и наш герой пока разобраться не мог. Видимо, в этом изначально едином племени получилось два центра кристаллизации. Вот и раскололась община.

Собирал Ярослав старейшин, а пришла целая толпа. Кроме тех, с кем он желал поговорить, прибыли еще и волхвы да жрецы, да прочие уважаемые люди. Не все, конечно, но во множестве. Мало ли, дело серьезное? Вот, по минувшей осени удалось отбить огромное вторжение викингов. Чудо, да и только. Обычно никто бы в племени с такой большой вооруженной толпой и сталкиваться не рискнул. Опасно. Слишком опасно. А тут – раз – и играючи их разбили. Отчего репутация Ярослава оказалась крайне задрана в небеса. И уважение великое. Вот и решили прийти да послушать. Мало ли что интересное скажет? Поэтому получилось, по сути, собрание палаты представителей восточной части кривичей в почти полном составе.

Ярослав для этих зрителей не стал выдумывать ничего нового. И зарядил «ту же самую шарманку». Знай себе рассказывай о том, какая страшная угроза над ними всеми нависла. О том, что жить стали лучше, жить стали веселее. И всем вокруг завидно. И все вокруг хотят их ограбить. Ну и так далее.

– Враг у порога! – вещал наш герой, удивленный и воодушевленный таким вниманием слушателей. Ведь в отличие от обитателей Гнезда представители племени еще не привыкли к тому, что Ярослав им по ушам ездит. Это горожан он, считай, третий год прокачивал. А этим было в новинку такое. Тем более что парень старался и пытался учесть опыт выступления перед горожанами. Но это оказалось плохой идеей. Коллектив другой, и страхи иные. Эти люди не боялись, что их разграбят. Они ведь жили не общей кучей концентрированной, а равномерно размазанным слоем вдоль речных террас, и особого имущества не имели. По сравнению с обитателями Гнезда, во всяком случае.

– Ну придут. И что нам с того? – воскликнул кто-то из присутствующих.

– Да! – крикнул его сосед. – По лесам, чай, лазить не станут.

– Потопчутся и уйдут!

– Вы знаете, что такое полюдье? – поинтересовался Ярослав с нескрываемой улыбкой.

– Нет, – напряглись старейшины.

– Это дань. Ее форма. Это когда дружина вражеская по осени идет в племя и живет с его запасов. Да отнимает, что душа их пожелает. Меха, корм, женщин. А по весне уходит в поход. Вполне обычная практика при завоевании племен. У вас нечего брать, так что если завоеватель придет, то вас он поставит в положение именно такого данника. И станет кормиться с вас, забирая все ценное, что найдет во время ежегодных обходов. Осенью и зимой. А зимой ведь в лесу не спрячешься. Следы видны.

– Много ли они по лесам набегают?

– Ежели викинги, то много. У них в своих землях, чай, не зной круглый год. И знают они, что в лесах да снегах делать. А ежели хазары, то они по весне будут приходить. И это не легче. Хочешь не хочешь, платить им придется. Иначе пройдут вдоль рек да разорят все посевы[7]7
  До «взлета на холмы» в XIII веке восточные славяне жили вдоль речных террас, то есть использовали только земли непосредственно у рек.


[Закрыть]. И с чего потом жить? Вон племена славян, что живут ниже по Днепру, сидят тихо и не рыпаются. И дань хазарам платят, понимая, что выбора у них, по сути, нет. У них – нет. А у нас – есть.

– Что, и против хазар?

– И против хазар.

– Ври, да не завирайся! – хохотнул кто-то из незнакомых Ярославу жрецов.

– Помолчи, балаболка! – рявкнул на него Роман, бывший до принятия христианства Ратмиром – волхвом Перуна. Свое старое занятие он не оставил, но именовался уже иначе.

– А то что?

– А то вызовет тебя Ярослав на поединок за оскорбление да наколет на копье, как лягушку безмозглую.

– Так и наколет!

– Ты мне не веришь?

– Поручишься?

– Поручусь. Я видел его поединки. Не тебе с ним тягаться. Да и войско водить он умеет. Разумеет в том немало. Видно, у ромеев крепко учился.

– Ну… – скептично протянул этот болтун, растянув лыбу, но, столкнувшись со спокойным, как у удава, взглядом Ярослава, осекся. Никаких эмоций. Это пугает. Особенно в такой ситуации.

– И что ты предлагаешь? – спросил Роман.

– У ромеев, про которых ты сказывал, было в свое время выдумано решение нашей беды. При Диоклетиане, почитай, как шесть веков назад. У него ведь тоже были неприятности – отовсюду незваные гости лезли, а воевать нечем.

После чего он им рассказал свою концепцию, действительно, в целом, основанную на идеях Диоклетиана[8]8
  Основное отличие от концепций Диоклетиана было в том, что у него рекрут выставлялся с земли, а у Ярослава – с некой популяции. В остальном он постарался адаптировать систему как можно полнее.


[Закрыть]. Раз в пятнадцать лет все союзные рода кривичей должны теперь выставлять ему рекрута-мужчину[9]9
  Именно в III веке в Древнем Риме впервые была придумана рекрутская система.


[Закрыть], здорового телом и духом, возрастом не моложе четырнадцати и не старше шестнадцати лет. По одному с каждой сотни взрослых обоего пола. То есть тех, кому больше четырнадцати. Потому как именно в этом возрасте в среднем и становились взрослыми в это время. По сути – с момента полового созревания. Детей заделать можешь? Можешь. Все. Взрослый. И никаких послаблений[10]10
  Концепция детства – это очень поздняя концепция. Она зародилась веке в XVIII и очень медленно распространялась. Даже в таких достаточно развитых местах, как Европа, США и Россия, эта концепция в начале XX века была практически не распространена на беднейшие слои. До этой концепции дети воспринимались такими же взрослыми, только маленькими и слабыми. Границей между маленьким и взрослым было половое созревание. Позже таким маркером было вступление в брак.


[Закрыть]. Конечно, кто-то раньше, кто-то позже. Но именно на четырнадцатое лето эта зрелость наступала практически у всех.

Так вот. Выставлялся рекрут с сотни взрослых жителей. Он прибывал к Ярославу и присягал ему на пожизненную службу. Через что пополнял его дружину. Сам же Ярослав присягал родам, что выставляли рекрутов, защищать их от всяких недругов и опасностей.

– А как ставить-то его? – поинтересовался тот же Роман. – Не всюду рода по сотне человек. Таких, почитай, и по пальцам пересчитать можно.

– Не беда. Просто несколько родов объединятся так, чтобы иметь совокупно примерно сотню взрослых. Один из родов выставит рекрута. За это будет получать поддержку в труде от остальных[11]11
  В Древнем Риме подобная форма объединения тоже была и называлась консорциум.


[Закрыть]. Кроме того, очень остро стоит вопрос прокорма. Чтобы выставленного рекрута можно было прокормить, вся эта сотня станет ежегодно выставлять мне для его содержания корма. Обучать, вооружать и в бой водить – это уже я сам. Но ребят ведь надо еще и кормить.

И тут возмутились вожди. Они ведь тоже пришли. Сразу нет. Думали медленно. А тут, пока он рассказывал, до них дошло, что что-то не так.

– А мы тогда на что?! – рявкнул раздраженный Виктор, то есть Весемир, верховный вождь восточных кривичей. – Ежели ты со всего племени воинов будешь держать, то нас прогонять надо?

– Откуда такие мысли? – максимально естественно постарался удивиться Ярослав. Так-то да, он стремился и роль военных вождей принизить. Но не так в лоб, конечно.

– Так тут и глупец все поймет!

– Или придумает!

– Что ты имеешь в виду?!

– На что надобен вождь военный?

– Людей в бой водить.

– Верно. А каких?

– Как каких? Тех, что племя выставит.

– И опять правильно. Так и что тебе не по душе? Сколько я прошу? Одного мужчину с сотни жителей. Это немного. Но это хватит, чтобы гонять соседей и всяких алчных злодеев. Если же угроза окажется страшна, тут ваш черед и наступит. Вы ведь с той же сотни десятка четыре выведете. А так как я им постараюсь обеспечить тихую жизнь, то и снаряжение их лучше окажется.

Виктор раздраженно сверкнул глазами, но промолчал. Возразить ему было нечего.

– Понимаешь? – спросил Ярослав, когда пауза затянулась. – Вы станете водить войска реже, больше уделяя внимание своей жизни. Но выводить их больше, и они станут сильнее. Вас никто не умаляет. Наоборот.

Виктор был, конечно, настроен не так оптимистично. Он ведь не зря был верховным военным вождем. Он недурно разбирался в людях. И тут чувствовал нутром, что его обманывают, но не понимал, в чем именно. Это заставляло его напрягаться и злиться. Пытаться цепляться к словам. Но все одно – толку не было. Собрание старейшин племени, так же, как и сами военные вожди, увидело в предложении Ярослава способ ограничить их власть. Ослабить. А то, что это усилит нашего героя, – ну так и что? Он ведь конунг Гнезда. С ними у племени будет, считай, союзный договор. Захотят – расторгнут. Захотят – будут придерживаться. Для старейшин восточных кривичей такой вариант защиты был интереснее. А военных вождей Ярослав смог заболтать и соблазнить большими и хорошо снаряженными племенными ополчениями. То, что их собрать теперь будет почти нереально, – другой вопрос, о котором он благоразумно умолчал под хитрыми взглядами остальных старейшин. Они ведь разгадали его задумку. Не все, но многие. Однако делиться своими мыслями со своими военными вождями не спешили.

Поговорили.

Поспорили.

Долго спорили.

В какой-то момент, когда Виктор «со други своя» полез в бочку, едва все не сорвалось. Но обошлось. Ярослав смог его заболтать и смутить. Кроме того, именно наш герой сделал Виктора ярлом нового поселения, на слиянии Западной Двины и Каспли. Именно там начиналась волока с Двины на Днепр. Та самая, что заканчивалась у Гнезда. Поэтому Виктор в целом успокоился. Гордость гордостью, но возможность плотнее заняться обустройством своего поселения его зацепила. Как и других военных вождей восточных кривичей, которых Ярослав по осени сделал бонами, протолкнув им этот статус на общем собрании войска.

Ведь по осени наш герой еще жаждал построить развитой феодализм с блек-джеком и гетерами. Вот заготовки для феодальной аристократии и делал. Хорошие заготовки вышли. Больше в эту сторону он идти не собирался. Однако нужных людей прикормил, что и определило итог обсуждения.

Приняла сходка предложение Ярослава. На ней ведь присутствовали и главы самых значимых родов восточных кривичей. С ними по рукам и ударили. А потом, как и в ситуации с жителями Гнезда, сговор этот записали на бересте и доверили Ярославу выбить в камне да хранить у себя. На всякий случай. Все-таки там хватало подробностей, которые можно было переврать или запамятовать.

А потом они отправились по святым местам. То есть в дубовую рощу Перуна. Ярослав ведь воин? Воин. Вот к Перуну и пошли, дабы перед его лицом он поклялся защищать рода, выставляющие ему рекрутов. А если их перебьют, то мстить за них.

Пафос получился невеликий. Да и зрителей мало. Но нашего героя пробрало.

Не то чтобы он верил в богов. Нет. Но место его впечатлило. И отношение людей. И идол деревянный, вырезанный прямо в стволе все еще живого дуба. Он смотрел на Ярослава как живой. Видимо, у мастера был талант. Удивительный талант. Так или иначе, но ритуал нашего героя пробрал до самого нутра, вызывая мурашки по телу. Что на это повлияло – неясно. Может, эстетика очень хорошо подобранного места. Может быть, удивительно живое лицо, сурово выглядывающее на него из массива древнего дуба. Может, люди, что окружали его в момент принесения клятвы. Они ведь не просто верили в то, что Перун есть. Они знали это. Для них он был столь же реален, что и земля под ногами. И отношение к нему было соответствующее. А может, и ритуальный поединок, которым нужно было скреплять слова…

Ярославу пришлось полностью обнажиться. Взять копье со щитом. И выйти к дубу. А против него вышел воин, купленный специально для этих целей. Издалека. Их специально заказывали у викингов. Дабы проверить – принимает Перун клятву или нет.

Противником Ярослава оказался мужчина, весь покрытый татуировками. Явно воин. Опытный воин. На нем были хорошо видны шрамы. Да и взгляд выдавал его с головой. Характерный такой. Смотрит на тебя, как мясник на корову.

– Пикт? – удивленно спросил наш герой, не ожидавший увидеть такого «красавца» в здешних краях.

Тот скривился и сплюнул. Явно слово узнал, и оно ему не нравилось.

– Мне его нужно убить или победить? – поинтересовался Ярослав у волхвов Перуна.

– Нас устроит любая победа. Перун должен явить свою волю.

Парень кивнул. Повернулся к разукрашенному противнику. И, ударив себя в грудь кулаком, произнес:

– Романус[12]12
  Романус! – (лат. транскрипция) Римлянин!


[Закрыть]!

Тот промолчал.

Ярослав пожал плечами и встал в боевую стойку. Щит ему дали вполне обычный, кулачкового хвата, и полностью идентичный тому, который держал в руках его противник. Они были как два брата-близнеца. Как и копья.

Противник тоже встал в стойку. И она начали танцевать. Молча. Оба экономили дыхание.

Раскрашенный атаковал первым. Осторожно.

Выпад. Быстрый. Ловкий.

Но Ярослав его парировал копьем. Просто отвел в сторону.

Чуть погодя раскрашенный повторил свой прием с тем же результатом. Только бил он сильнее.

На третий выпад Ярослав его уже ждал. Вместо того чтобы парировать, он сделал подшаг, уходя с траектории удара и давая противнику провалиться вперед. А сам крутанул щит кулачкового хвата так, чтобы он развернулся вдоль его руки. Как большой такой и страшный кастет. Каковым в лицо разукрашенного он и врезал. Точнее, не столько сам ударил, сколько он сам на кромку щита налетел.

Секунда.

Противник отшатнулся, раскрываясь и потеряв ориентацию от сильного удара в лицо. И Ярослав добавил, врезав этой самой кромкой в открытую его грудную клетку. Прямо в ее основание. Выбивая дух. Противник согнулся, хватая ртом воздух. И получил щитом прямо по башке. По затылку. С размаху. Но уже не кромкой, а плоскостью. Из-за чего щит разлетелся, а разукрашенный рухнул на землю, выронив копье и собственный щит.

Ярослав легким движением ноги отбросил копье противника в сторону, пока он пытался прийти в себя. Потом оттолкнул его щит. И когда спустя, наверное, секунд тридцать тот смог собрать глаза в пучок и начать осмысленно действовать – было уже поздно.

– Романо вици[13]13
  Романо вици! – (лат. транскрипция) Римлянин победил!


[Закрыть]! – с улыбкой произнес наш герой, удерживая перед лицом противника свое копье. Близко, слишком близко для того, чтобы тот мог сфокусировать свой взгляд на чем-то ином.

А потом, убрав копье, протянул руку, предлагая помочь подняться.

Глава 3

861 год, 12 августа, Гнездо

Все эти игры и политические шаги не снимали с Ярослава его прямых обязанностей. Среди которых вот уже почти два года была тренировка ополчения. И он не манкировал своими обязательствами. По крайней мере такими, от которых напрямую зависела его жизнь.

В этот день было по графику общее учение. Всего на пару часов в полдень. Так-то он разбил все ополчение на отряды и гонял их по отдельности. Но и вместе их сводить требовалось время от времени. Чтобы привыкали работать сообща. Вот как сейчас.

Большая, но неглубокая фаланга в три человека растянулась широким фронтом. Имея более чем сотню «лиц» в ряд. У всех – большие круглые клееные щиты, выдаваемые из арсенала. Первый ряд был с топорами, второй и третий – с копьями.

Тишина.

Ярослав отдает короткую команду, и стоящий рядом с ним паренек с рогом дует в него. Секунду спустя начинает бить барабан. Парнишка лет десяти, едва возвышаясь над ним, дубасит палочками по натянутой коже. А рядом два его сверстника тащат этот барабан за веревочные ручки. Чтобы успевать за строем.

Ополчение двинулось вперед. Шаг за шагом. В такт барабану. И тут же строй пошел волнами. Но удержался.

Люди молчат. В строю запрещено кричать или разговаривать, чтобы слышать команды. А те, кто не выдерживает, получает розгами по мягкому месту.

Полсотни шагов.

Ярослав отдает команду. И сигнальщик с рогом снова дует.

Барабан прекращает бить, и строй замирает.

Идти вперед – невеликая наука. Поэтому наш герой в очередной раз пытается отработать разворот.

Новая команда. Новый сигнал.

И строй медленно и неохотно начинает разворачиваться на одну шестнадцатую полного поворота. И если простое движение вперед было некоторой проблемой, то тут началась беда. Строй пошел волнами и разорвался. Он удерживался только на участках малых формаций – тех, которыми ополченцы регулярно тренировались. Поэтому, завершив разворот, получилась не фаланга, а какая-то зубчатая система с лесенкой уступов и разрывами.

Ярослав скривился. Но отдал команду.

Пронзительно затрубил рог, и ополченцы начали медленно выравнивать строй. От центра. Сначала две центральные секции. Потом их соседи, подравнялись на них. Потом соседи соседей. И так далее. В итоге выправились.

Тишина.

Ополченцы стоят на самой жаре и, истекая потом, изнывают. Ярослав специально их так развернул. Чтобы задача была сложнее.

Новая команда. В этот раз раздался пронзительный звук какой-то свистелки. И фланга разомкнула строй, но не в ширину, а в глубину. Сначала второй и третий ряд сделали два шага назад. Потом третий ряд сделал еще столько же. Перехватили свое оружие в левую руку. И, выхватив плюмбату из тряпичного подсумка, что висел у них на правом боку, неслитным залпом бросили их. Потом еще. И еще. И еще.

Вновь прозвучал пронзительный звук свиристелки.

И бойцы ополчения, перехватив оружие в правую руку, быстро сомкнули ряды и приняли боевую стойку. Вроде как готовясь отражать натиск противника.

– Викинги – опасные противники, – произнес Ярослав на хорошей классической латыни. – Мы их уже били. Но не думаю, что на этом все закончится.

– Они редко дают честный бой, – ответил ему на ломаной латыни разукрашенный татуировками мужчина. – Больше наскакивают набегами.

– У нас нет поселений на побережье. Им придется биться честно.

– Ты оставил мне жизнь, чтобы похвалиться?

– Я оставил тебе жизнь, чтобы найти в твоем племени союзника перед грозным врагом. Викинги ведь и вам досаждают.

– Моего племени здесь нет.

– Зато здесь есть ты. И ты можешь отправиться домой. С некоторыми викингами можно договориться. Им выгодна дружба со мной. Ведь их караваны идут на юг.

– Мое племя далеко.

– Но оно может быть близко. Я знаю вас. Я знаю вашу силу. И здесь земли, в отличие от севера Британии, много. Да и плодороднее она, нежели ваши холодные скалы.

– Там не только скалы.

– Но там их много. Ваши предки некогда жили в лесах по всей Европе. От Британии до севера Италии. В Испании. И много где еще. Даже эти люди, – кивнул Ярослав на ополченцев, что собирали плюмбаты для нового акта тренировки, – не чужие вам. Далекие родичи… очень далекие… уходящие кровной близостью в дремучую старину. Так далеко, что Адрианов вал еще не был даже задуман.

– Ты видел его?

– Видел, – нехотя кивнул Ярослав. И кратко описал то, что много раз наблюдал на картинках и фотографиях, а также детали, известные из реконструкции.

– Но ты не был в моих краях.

– Был… но это было не в этой жизни, – тихо произнес Ярослав. А пикт очень пристально посмотрел на своего собеседника удивительно пронзительным взглядом. – Неважно, – добавил Ярослав. – Главное, что я знаю об этом вале довольно много.

– Это важно, – возразил пикт. – Но ты прав, не сейчас о том толковать.

– Ты поедешь к своему племени?

– Моя жизнь принадлежит тебе. Ты вправе ей распоряжаться.

– Больше нет. Ты – свободный человек. И я спрашиваю тебя как свободного человека – ты поедешь к своему племени? Ты передашь им моим слова о дружбе? Сам. По доброй воле.

– Поеду, – после долгой паузы произнес собеседник и окончательно замолчал. А Ярослав кивнул и сосредоточился на тренировке.

Все закончилось.

Дежурный отряд ополчения остался при своем оружии, остальные сдали его в арсенал. Все. И щиты, и копья, и топоры, и подсумки с плюмбатами. После чего люди разошлись по делам. Благо, что тренировка была не на весь день.

Ярослав же взял дежурный отряд и повел их осваивать новое оружие – пращу. Но не обычную. Та проста и дешева. Но ее очень сложно осваивать. Слишком сложно и невероятно долго. Вместо нее Ярослав решил попробовать поиграться с фустибулой. То есть палкой, к которой привязана праща. Этакий ручной микротребюшет. Фишка этого оружия была в том, что сход петли происходил при фиксированном угле возвышения рукоятки. Что позволяло, в отличие от обычной пращи, очень точно работать по дистанции. И регулировка крюка для схода позволяла управлять дальностью броска. Чуть сложнее конструктивно, но на порядок проще в освоении. И при этом ничуть не менее эффективно.

В качестве снарядов Ярослав тоже решил идти не обычной дорогой, а более прогрессивной. Дорогого свинца в столь значимом количестве у него не было. А тот, что имелся, уходил на плюмбаты. Камни все были разного размера и веса. Поэтому он решил применить снаряды из обожженной красной глины. Один размер, один вес, одна форма. Да, боевые возможности ниже, чем у свинца или камня, но их было много, и точность их применения была намного выше за счет повторяемости броска и привыкания.

Ополченцы до седьмого пота накидывали «маленькие кирпичики». А Ярослав сидел на коне и наблюдал. Лишь изредка корректируя или отдавая распоряжения. Это ведь была не первая тренировка с пращой…

– И зачем ты это делаешь? – тихо спросила непонятно как оказавшаяся тут Кассия на высоком греческом языке, на койне. Женщина, которая объявила себя матерью героя. У него с ней были определенные сходства, и даже больше, чем нужно для случайности, и он не стал отпираться. Но психологически он ее воспринимать матерью не мог. Пока, во всяком случае.

– Что именно? – вздрогнув, спросил Ярослав. – Тебе не нравится праща? Думаешь, слишком плебейское оружие?

– Сынок, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

– Вот я и мыслю, – проигнорировал он ее слова, – что если царь Давид не постеснялся выйти с пращой против Голиафа, то и нам не следует…

– Василий! – воскликнула она, называя Ярослава по крестильному имени, которое Кассия дала своему сыну.

– Что, мама?

– Зачем ты снова связываешься с язычниками?

– Какими?

– Твой разговор с этим пиктом мне передали. Ты пригласил его племя сюда. Ты хоть понимаешь, что творишь?

– Прекрасно понимаю, мама.

– А я думаю, не понимаешь! Пикты – это звери! Дикие звери!

– Пикты – это люди. Осколки древних кельтов. И они не в восторге от викингов.

– Мало ли кто не в восторге от викингов. Зачем ты с ними связываешься? Это такие звери, что с ними не совладали даже римские легионы древности.

– Видишь, ты уже сама ответила на свой же вопрос.

– И ты думаешь, что ты с ними совладаешь?

– Если они вообще приедут, то их будет немного. И они станут родниться с племенем кривичей. Это просто еще одни рабочие руки и дополнительные ополченцы.

– Помнится, недавно ты плакался мне, что тебе людей кормить нечем, – едко заметила Кассия.

– Нечем. Но так эти люди и не в городе поселятся. Да и приедут они не завтра.

– Это все очень плохая идея.

– Не думаю.

– А ты подумай, – еще более едким тоном произнесла мать.

– Мама, не вижу ничего плохого в язычниках.

– А я вижу! Они – не веруют во Христа!

– И это – замечательно.

– Что?!

– Это значит, милая мама, что наши священники смогут подарить им свет истинной веры. Если, конечно, прекратят уже подслушивать за мной и совать свой нос куда не следует. Интриги веры не добавляют.

– Они…

– Они люди. Сильные люди. И мне нужны эти люди. Еще несколько лет, и мне тут не вздохнуть будет от желающих меня ограбить и убить. Викинги, хазары, соседи. А ведь и германцы могут прийти. Потерь будет море! Может так сказаться, что в строй придется ставить женщин.

– Без Бога в сердце, сынок, ты не победишь.

– Без воинов и еды я не одержу победу. А Бог? Он разве возьмет копье со щитом и встанет в строй? Нет? Вот я тоже так думаю. Так что оставим Богу Божье, а миру мирское. Не смешивай эти вещи!

– Не богохульствуй! – воскликнула она под одобрительные кивки парочки священников.

– Тебе не нравится, что они язычники? – криво усмехнувшись, спросил Ярослав.

– Да! – уверенно произнесла Кассия. – Их и так здесь с избытком.

– Все сущее создал Всевышний. И язычников тоже, как и их богов. Если они существуют, значит, зачем-то ЕМУ нужны. И кто я такой, чтобы оспаривать его волю? Не так ли? Или ты считаешь, что ВСЕВЫШНИЙ ошибся? Может быть, ты хочешь упрекнуть ВСЕВЫШНЕГО в том, что он не угодил тебе, не прислужил должным образом твоим капризам и фантазиям?

– Нет… – растерялась Кассия, а священники потупились.

– Глупость, мама, – вот высшая форма богохульства. И все на этом, – отмахнулся он и вернулся к тренировке. А Кассия, недовольно-раздраженная пошла к причалу у Гнезда. Туда, где шла хозяйственная возня. Вера верой, а ей было интересно, что там привезли. Слишком мало новостей обостряет интерес к таким вещам.

Товары принимала Пелагея. Кассия сверкнула глазами, желая на ней выместить свое раздражение на сына, но сдержалась, промолчав. В любом случае, если и ругаться, то не на людях. Ее до крайности бесило, что Пелагея, несмотря на принятие христианства, оставалась жрицей Макоши и справляла ритуалы, принимая самое живое участие в культе этой богини. Иной раз она хотела ее поколотить. Но сдерживалась… понимая, что злость – плохой советчик…