Текст книги "Помещик. Том 5. Воевода"

– Попутал?

– Как есть попутал!

– Я ведь специально тебе сказала. Проверяла. Уж больно часто дурные слухи по вотчине ходить стали, – предельно холодно произнесла Марфа.

– Прости! – с ужасом в глазах воскликнула супруга кузнеца, страшащуюся не то потери своего положения «подружки» хозяйки, не то реальной расправы, которая та вполне могла учинить.

– Кому и что ты сказывала?

– Я?

– Да. Ты, – произнесла Марфа и начала вдумчивый допрос.

Её реально уже допекли инциденты с дурацкими слухами. И ума ей вполне хватало, чтобы понять: жена кузнеца и раньше считалась её подружкой, болтая по своему обыкновению. Только вот слухов дурных не плодилось. Значит, появился кто-то ещё, кто их искажал. По дури или по злому умыслу – то не важно.

Начали искать.

Уже пару часов спустя Марфе удалось сузить спектр вариантов до нескольких человек. И они, на удивление, оказались не женщинами. Рабочими. Простыми рабочими, что трудились на изготовлении кирпичей, прибыв с Тулы около полугода назад. Весной. Вроде как на заработки.

– Пётр, – тихо произнесла хозяйка вотчины с очень характерным выражением лица.

– Их убить?

– Нет. Я хочу с ними поговорить. Мне интересно, кто их сюда заслал. Вряд ли они настолько глупы, что сами такой дурью занимаются. Бери под белы рученьки и тащи сюда. Посадишь по разным комнатам. И охрану приставь. А потом по одному ко мне веди – поговорим.

– Их немного подготовить?

– Нет. Не стоит. Мало ли, мы ошибаемся. А рабочие руки нам всегда пригодятся…

Захват рабочих вылился в проблему.

Заметив пятёрку бойцов из охраны вотчины во главе с Петром, они тупо дали дёру. Даже не пытаясь выяснить, кто и куда шёл да зачем. Видно, рыло в пуху было по самые ягодицы.

Пётр сразу же организовал погоню. Однако толку она не принесла. Эти работнички укрылись в лесу, где, как позже выяснилось, у них имелась ухоронка. Лошадей там не было. Да и не могло быть. А маленькая лодочка имелась. На ней они и ушли в ночь по реке.

– Ты опросил тех, кто с ними жил и трудился? – выслушав слова Петра, поинтересовалась Марфа.

– Нет.

– Опроси. Я хочу знать, подговаривали ли они их к чему-то. Да и вообще – вдруг они о чём-то проговаривались…

Глава 3

1555 год, 2 октября, Москва

Первые дни своего правления в Туле Андрей не предпринимал никаких шагов и действий. Вообще. Кроме начала вербовки рабочих, будущих бойцов полка и инициации обширных закупок. Проще говоря, сидел в целом тихо.

Почему?

А потому что он не бандюга с большой дороги, а атаман идейный. И все его ребята, как один, стоят за свободную личность. К-хм. Или это было в другом кино?

Так или иначе, но Андрей решил начать с главного – с плана. И не просто с плана, а с плана, утверждённого самим Царём. Ибо так, как он думал, было бы проще затыкать рот всякого рода бузотёрам.

Посему он быстро накидал несколько «бумажек» и отправился к Государю. Только уже не верхом, а вплавь, то есть на лодке. Так было и быстрее, и безопаснее. Потому что не требовалось форсировать переправы и сложно предсказать – где именно ты пристанешь на ночёвку. Да и всадники за лодкой, если не ямные, не угонятся. А значит, вероятность внезапного нападения радикально сокращалась.

Прибыл, значит.

Иоанн Васильевич его не стал мариновать. Но и принимал не индивидуально. А, узнав цель визита, собрал малую Думу, дабы парень уже перед этими думными чинами защищался. Сам же Царь только наблюдал да вопросы при случае задавал. Отчего Андрей, войдя в помещение, несколько растерялся. Он-то думал увидеть там Царя с максимум дьяком или ещё кем-то. А встретил целое собрание уважаемых людей. Включая хорошо знакомого ему Ивана Шереметьева и патриарха Сильвестра, которого он видел всего несколько раз мельком.

Царь не стал мудрить и сразу объявил правила игры. Так что Андрей, несколько секунд помедлив, начал представлять свои проекты уже не Государю, а этим людям. Благо, что разница в подготовленной им речи наблюдалась не сильно большая.

Начал он с регулярного плана Тулы и её городского устава.

Андрей не поленился даже «чертёжик» сделать, изобразив нынешнюю Тулу, вписанную в местность, и ту, которую он планировал получить.

Основа её укрепления – кремль, внешняя землебитная стена и кварталы. Первый уже стоял. Со второй никаких вопросов не наблюдалось – каждый из присутствовавших прекрасно понимал значение защиты посадов от татарских набегов. А вот по третьему компоненту вопросов посыпалось масса.

Андрей предлагал все постройки в Туле перестроить в камне по единому плану. Так, чтобы они образовывали кварталы с четырьмя воротами. Это позволяло в случае прорыва татар превратить каждый такой квартал в небольшую крепость.

– А почему в камне?

– Чтобы затруднить пожары.

– Затруднить?

– В каменных или кирпичных домах так или иначе используется дерево, например для крыши и перекрытий этажей, поэтому полностью предотвратить пожары нельзя. А вот затруднить – да. Посему и обычные пожары вроде тех, что регулярно испепеляют посады Москвы, это позволит предотвратить. И, что намного важнее, остановит поджоги со стороны татар. А то мало ли, разозлившись своей неудачей, они решатся на пакость.

– И откуда ты столько камня возьмёшь?

– Ромейский кирпич. Я из него сейчас строю крепость в вотчине.

– А что это за кирпич?

– Известь, перемешанная с землёй. Мои люди её формуют в кирпичи и дают схватиться. Если лето пролежат, то становятся довольно крепкими. С годами же их крепость только растёт.

– А чего же ныне так не строят? – явно желая съязвить, поинтересовался князь Курбский.

– Убогие потомки, – максимально добродушно улыбнувшись, ответил Андрей.

Тот хотел было уже открыть рот. Но не найдя слов, закрыл его.

Царь же едва заметно усмехнулся. Курбский частенько выступал оппонентом Государю и говорить умел довольно складно. И Царю было приятно, что его кто-то заткнул за пояс словами.

С городским уставом вопросов, на удивление, почти не было. Настолько, что парень даже опешил.

– А что тут обсуждать? – усмехнулся Шереметьев. – Пробовать надо. Дело-то новое. Такого ещё не было.

А вот с полковым уставом так всё легко не утряслось.

Парень предлагал полностью перестроить полк на чудный, дивный и невиданный лад. Поставить всех – и строевых, и не строевых – на довольствие. Выделив им служилый оклад, который оплачивать с доходов от полковых земель. Полк поселить в городе – в казармах. Постоянно упражнять. Единообразно вооружать. Ввести в полку полностью новую структуру с воинскими званиями, субординацией и так далее. Утвердить правила патрульно-постовой службы и наказания. И многое, многое другое.

Андрей читал.

А Курбский и прочие возмущались, отпуская время от времени едкие комментарии.

– Князь, – устав от этого цирка, наконец произнёс парень. – А что тебе не нравится?

– То, что ты предлагаешь, сущий вздор!

– Ты татар бил?

– Бил.

– Добрые воины?

– К чему ты клонишь? – нахмурился Курбский.

– К тому, что цезарцы татар за воинов не считают. Для них они просто разбойный сброд. Цезарцев же постоянно колотят ордонансовые компании[2]2
  Правильное их название – compagnies d'ordonnance.


[Закрыть] царя франков, устройство которых частью я описываю. А те компании бьют терции гишпанцев. И их лучшие решения я тут вам и зачитываю, среди прочего.

– Откуда мне знать, что это так? – скривился Курбский.

– Найми учителей, – пожал плечами Андрей. – Испанские терции ныне самые сильные войска. Против них никто не может устоять. Равно как и жандармы ордонансовых кампаний Руа де Франс. Две-три терции размотают всё войско Руси в пух и прах. Причём не вспотев. И тебе, князь, как одному из лучших командиров нашего Государя, грешно не следить за тем, как воюют в других странах. Ведь если эти враги придут, то что ты с ними будешь делать?

Курбский покраснел. Запыхтел как паровоз. И уже хотел что-то сказать, но его перебил Сильвестр:

– А эти сапёры, они откуда?

– Османы. Успех их военных походов связан не с могуществом их воинов. Нет. Они просто собирают в единый кулак многих. Для чего уделяют очень большое внимание наведению мостов, снабжению кормами и воинскими припасами, ремонту дорог.

– А почему бы нам так не поступать? – поинтересовался Шереметьев.

– Мы живём севернее. Земля нашего Государя родит меньше кормов и в ней живёт НАМНОГО меньше людей. Мы просто останемся без людей, если станем им подражать в полной мере. Кроме того, расстояния. Османские расстояния – ничто по сравнению с нашими. Тем более что бо́льшую часть тяжёлого снабжения они могут осуществлять по морю. Нам в этом плане намного разумнее держаться тех приёмов, которые позволяют шахиншаху Тахмаспу бить всех своих врагов, то есть опираясь на значительно меньшие, но очень хорошо вооружённые и подготовленные отряды.

– Откуда ты знаешь это?! – раздражённо прорычал Курбский.

– Сулейман четыре раза подступался к Персии, выбирая моменты, когда Тахмасп был занят войной либо с внешними врагами на другом конце державы, либо боролся со строптивыми подданными, которых мутили бояре. Но Тахмасп раз за разом разбивал превосходящие силы турок. Даже если тех было в три-четыре раза больше, то есть собрать на поле боя толпу мужиков с дрекольем не поможет в ситуации, когда против тебя выступят настоящие воины.

– А у мадьяр, по-твоему, кто?

– Сброд.

– Ты говори да не заговаривайся! – рявкнул Курбский, вставая.

– А разве их ополчение упражняется воинским делом? Или они, как и наши поместные, не выживают, рыща по округе в поисках, где бы найти пропитание?

Тишина.

– Ответь.

– Почему я должен тебе отвечать?!

– Можешь не отвечать, – усмехнулся Андрей. – Так даже лучше. Помолчи и подумай над своим поведением. Шалун.

После чего демонстративно потерял к нему всякий интерес.

Секунда.

Другая.

Скрежет металла.

Курбский извлёк саблю. А его лицо оказалось красным, как помидор.

Тишина.

– Почему этот человек обнажает оружие на заседании Думы? – насмешливо спросил Андрей.

Курбский от этих слов вздрогнул. И поспешно убрал саблю в ножны. А потом, обернувшись к Царю, произнёс:

– Прости Государь. Бес попутал.

– Видишь, Андрюша, как неприятно бывает, когда твоё оружие обращают против тебя самого? – с едким лукавством спросил Царь.

– Так это?..

– Да. Сядь и успокойся.

Тот потупился и молчал вернулся на своё место. До конца заседания так и не сказав ни слова.

Тульский же воевода встретился глазами с Государем и едва заметно кивнул. Если бы тот не разрядил обстановку, намекнув, что Андрей дразнил Курбского по его приказу, то этот острый разговор мог бы закончится достаточно печально.

Почему так поступил Царь?

Чёрт его знает. Скорее всего, Курбский хоть и отличался удивительной храбростью в бою, но человеком был удивительно неприятным. Можно даже сказать – мерзким. Так или иначе, Курбский, пользуясь славой храброго и успешного воина, не раз и не два задевал других. Просто так. Чтобы покрасоваться в духе типичного польско-литовского шляхтича.

Заседание Думы продлилось ещё два часа или три. Андрей в изрядной степени потерял счёт времени. Потому что его засыпали вопросами. Большим количеством вопросов. Но так как Курбский молчал, лишь хмуро исподлобья поглядывая, остальные воздерживались от колкостей и провокаций. Так что дискуссия была в целом конструктивной. И закончилась она положительным приговором Думы.

– А тебя, Андрей, я попрошу остаться, – произнёс Иоанн Васильевич, когда все стали расходиться.

Курбский встрепенулся было, думая, что Царь обращается к нему. Но, заметив, что тот смотрит на тульского воеводу, вновь поник и удалился, лишь зло зыркнул на парня напоследок.

– Зачем тебе эти уставы? Только честно.

– Затыкать рот недовольным. Против тебя, Государь, они не пойдут. Как и супротив приговора Думы. А то, как всё устроить, у меня в голове есть и так. Продумал.

– Хочешь жандармов этих и терции взрастить в Туле?

– Не выйдет, – покачал головой Андрей. – У нас нет хороших коней и по-настоящему добрых доспехов для жандармов. И взять их неоткуда. Да и терции… Нет, к сожалению, Государь, мне придётся там лепить смесь ежа с ужом. Жалкую тень настоящего войска. Но и она будет во много раз лучше того, что есть.

– Терции, насколько мне ведомо, пешцы.

– Пехоты. Пешцы – это вооружённые слуги, сражающиеся пешком, пехота же – пешие воины.

– Не так важно. Ты хочешь спешить полк?

– Нет. Стрельцы прекрасно себя зарекомендовали, будучи посаженными верхом. Доезжая до места боя и спешиваясь, они превращались в грозную силу. Особенно если их должным образом вооружить и обучить. Так поступали ещё в незапамятные времена.

– Незапамятные?

– Примерно одну тысячу восемьсот – одну тысячу девятьсот лет тому назад. Это примерно шестьдесят-семьдесят поколений.

– Ого!

– Это очень старая придумка. Ей точно пользовался сам Александр Македонский, хотя, возможно, и до него её применяли.

– Добре, – после небольшой паузы произнёс Царь. – Кстати, с конями я тебе помогу. Мои люди приложат все усилия, чтобы тебе их доставили из Фризии. Так что готовь загоны. Я рассчитываю на то, что твои слова не разойдутся с делом.

– Я оправдаю твои ожидания, Государь. – произнёс Андрей, поклонившись по-японски.

– Не любишь ты спину гнуть… – усмехнулся Иоанн Васильевич.

– Подхалимство не признак верности, Государь.

– Ты думаешь?

– Сколько из тех, кто льстил твоему отцу, остались верны тебе и твоей матери? А ведь они божились. Крест целовали. Спину гнули.

У Иоанна Васильевича от этих слов похолодел взгляд. Андрей же продолжил:

– А как дошло до дела, то и мать сгубили, и над тобой глумились, и родичей твоих притесняли.

– Не тебе их судить, – очень жёстко произнёс Царь.

– Не мне. Но доверять тем, кто однажды уже предал моего Государя, я не в силах. Совесть не позволит. Прикажешь – буду с ними плечом к плечу стоять. Одно дело делать. Хоть в десны целоваться. Но не доверять…

– Я понял тебя, – уже мягче произнёс Царь. – Дело ты большое задумал. Тебе денег точно хватит?

– Не знаю, Государь, – покачал головой Андрей. – Было бы недурно, если бы для нужд полка ты позволил мне покупать корма и возить их без мыта.

– Дозволяю. Грамотку о том тебе отпишут.

– Благодарю.

– А в остальном ты уверен? – спросил, подавшись вперёд, Царь.

– Во всём, кроме сроков. Люди строптивые. Пока их обуздаешь – время пройдёт. И да, позволь в полк набирать всех охочих и верстание проводить по необходимости, а не на смотре?

– Мог бы и не спрашивать, – усмехнулся Иоанн Васильевич…

Глава 4

1555 год, 15 октября, вотчина Андрея на реке Шат

Плотник Игнат зашёл к Марфе и поклонился:

– Госпожа.

– Я рада, что ты не стал медлить и пришёл сразу же. Присаживайся. – махнула она рукой на лавку.

– Что-то случилось? – подавшись вперёд, спросил он. – Я слышал, что вы искали Федьку с его подельниками, которые дурные слова болтали. Надеюсь…

– А что ты переживаешь? Или есть в чём сознаться?

– Нет, госпожа! Что ты! – Замахал он руками. – Сам бы стервецам головы поотрывал. Их пригрели, накормили, крышу над головой дали, а они вот чего болтать вздумали! Но я их к себе хотел перетащить. Приметил – толковые в работе. Сама же знаешь – мне людей недостаёт. Многие видели, как я с ними много раз разговаривал. Вот и подумал, что они или кто иной мог меня оговорить.

– А они тебе гадостей не болтали?

– Нет, госпожа.

– Насторожённость?

– Да. Её они проявляли. Но я думал, что они ждут подвоха. Мало ли зачем я их зову.

– Ясно, – кивнула Марфа. – Ты если ещё такое заметишь – дай знать. Враги моего супруга подсылают своих людей, чтобы они портили жизнь и мне, и вам – его верным слугам. И своим скажи глядеть в оба. Ты ведь доволен своей жизнью и судьбой?

– О да, госпожа! Я и мечтать о таком не мог! Если бы твой супруг не пригрел меня, то я не пережил бы зимы. Кому нужен одноногий плотник в летах? – искренне и даже несколько горячечно произнёс Игнат, руководящий плотницкой мастерской вотчины.

– Всем ли довольны твои люди?

– Всем, госпожа.

– Тогда сам смотри и их предупреди. Разбойники будут пытаться лишить нас этого дома, сытости и покоя.

– Уж будьте уверены – скажу.

– Хорошо. Но я позвала тебя не для этого.

– Я тебя внимательно слушаю, – охотно кивнул Игнат, довольный, что неприятная тема отложена в сторону. И подался вперёд, пожирая глазами Марфу. В хорошем смысле пожирая. Хамства и уж тем более каких-то пошлостей сексуального контекста по отношению к молодой женщине никто себе не позволял. И он среди прочих. История о том, как эта хрупкая девица расправилась с татями, гуляла среди обитателей вотчины. Обрастая легендами и совершенно немыслимыми деталями. Так что её побаивались и лишнего себе не позволяли даже в игривой форме. Тем более что прекрасно понимали, КТО её муж и что будет, если он всерьёз расстроится…

Молодая графиня пригласила плотника первым. И, признаться, даже с ним не сильно понимала, с чего начинать и как вообще строить разговор. Даже несмотря на то, что ничего экзотического Игнату поручать не требовалось. Слишком много мыслей, пляшущих в её голове, мешали сосредоточиться…

Всё дело в том, что пару дней назад к ней прибыл новый гонец. Доверенный человек мужа с отрядом сопровождения. И привёз не только большое письмо, но и целый пакет различных бумаг, включая план работ, который необходимо было выполнить в вотчине.

Надо – значит, надо.

Хотя, конечно, женщину задуманный размах мужа немало смущал. Ведь полным ходом всё ещё шло строительство крепости. И за год-другой его не завершить.

Понятно, что к осени 1555 года стены уже вымахали до пяти метров. Однако до плановых высот им было пока далеко. Да и крепость – это не только стены. Тот же портальный узел с двумя подъёмными решётками, парой ворот, подъёмным мостом и барбаканом чего стоит. А внутренние постройки? А дальнейшее укрепление рва и сооружения водоотводных путей? А перестройка цитадели? Дел – вагон, года на три-четыре интенсивных работ. И это не говоря о работах в самой вотчине. Например, в перспективном плане имелось передовое укрепление на реке, защищающее мост через реку. И мост, кстати, Андрей хотел перестроить в камне. И причал. И дорогу от причала до крепости и моста…

Теперь же он присылал ещё план работ. Новых.

Как их делать? Когда? Какими силами?

Марфа просто схватилась за голову и, наверное, полчаса просидела в ступоре после прочтения того письма. У неё имелись деньги, продовольствие и относительное спокойствие. Однако ей катастрофически не хватало людей. И откуда их брать, она не понимала. Приток какой-то шёл, но совершенно ничтожный.

– Безумие какое-то… – тихо пробормотала она, когда убедилась, что никто за ней не наблюдает.

Впрочем, несмотря на раздражение и растерянность, она всё же, выждав пару дней и всё обдумав, взялась за дела. Решив, что муж не сильно расстроится, если она не справится, но вот если делать не станет вовсе, то точно разозлится.

Среди прочего муж требовал весной ставить цеха для ковровой и ткацкой мануфактур. А пока за зиму подготовить для них всё необходимое. Станки там и прочее. Почти всё из этого оборудования было либо деревянным, либо преимущественно деревянным. Потому-то она Игната и пригласила. Плотник как-никак.

Андрею очень хотелось сразу начать использовать нормальные станки. Желательно с приводом от водяного колеса или ещё какого-то двигателя. Однако выше головы он в текущей ситуации прыгнуть не мог. Ибо знал возможности своих людей. И покамест был вынужден ограничиться самыми простыми станками и оснастками, привычными для местности и эпохи. Может быть, это и было глупо. Но по его подсчётам даже правильно организованные имеющиеся ресурсы позволяли провести настоящий прорыв…

– Я понял тебя, госпожа, – произнёс Игнат, немало загрузившись после того, как Марфа закончила перечислять, сколько и чего нужно ему изготовить для этих мануфактур.

Он уже привык к тому, что Андрей требовал от него большие партии максимально одинаковых вещей. Плотник не понимал, откуда у молодого воеводы такая страсть. Однако выполнял его капризы. Обычно тот заказывал либо древки для стрел, либо клеёные копья, либо щиты, либо ещё что-то. Но всё технически простые вещи. Сейчас же потребовал станки… пусть и очень простые. Но такие, чтобы как братья-близнецы. Один в один. Та ещё задачка…

– Сделаешь?

– А куда деваться? – почесал затылок Игнат.

– Следом будут и другие заказы.

– Ох… – покачал он головой, тяжело вздохнув. – С этим бы справиться. Сама же видишь, госпожа, дело непростое. Да и другими делами я загружен изрядно.

– Смотри, – произнесла новоиспечённая графиня и протянула плотнику листок бумаги.

– Что сие?

– Домик для пчёл.

– Чего?! – ошалело переспросил плотник.

– Улей. Или домик для пчёл. Мой супруг узнал, что в землях магометан люди не бегают за пчёлами да не разоряют их гнезда, подобно нашим бортникам. Они ставят им домики и подселяют туда семьи пчелиные. Те там и живут. Как гуси или козы.

– Ну… – протянул Игнат.

– Понятно ли тебе, что нарисовал мой супруг?

– Он всё очень понятно нарисовал.

– Сделаешь?

– Боже! Когда? – с нескрываемой жалостью в голосе взмолился он. – Когда мне это делать? Госпожа, ты уверена, что мне нужно делать эту шалость?

– Почему же шалость? – выгнула бровь Марфа. – И да, я уверена…

На листке, что она протянула плотнику, был улей Прокоповича[3]3
  Пчёлы были одомашнены человеком 2–3 тысячи лет до н. э. И содержались в неразборных ульях самого разного толка – глиняные кувшины, колоды и так далее. На западе Евразии такое пчеловодство практиковалось только в зоне Средиземноморской цивилизации, да и то ограниченно. Остальная Европа и особенно её восток практиковали бортничество – сбор мёда диких пчёл. Первый в мире разборный улей был изобретён в 1789 году, это был книжный улей швейцарца Гюбера. Первый в мире рамочный улей был изобретён П.И. Прокоповичем и открыл, по сути, веху современного пчеловодства, выведя его на качественно новый уровень.


[Закрыть]. Самый первый примитивный рамочный улей, изобретённый в 1813 году. Он не требовал ничего сверхъестественного. Ни проволоки, ни печатных восковых заготовок сот, ничего. По сути, этот улей представлял собой ящик с откидной крышкой и низкими и широкими деревянными рамками, на которых пчёлы сами формировали соты. Ясное дело – не аккуратные и бесформенные, но вполне подходящие для модульного извлечения.

Никаких особенных сложностей такой улей для Игната и его людей не представлял. Да, изделие непростое, но грубоватое и лишённое всяких тонких или точно подогнанных деталей. Вопрос был только в том, кто и когда его станет делать. А ведь Андрей хотел к весне иметь пару десятков таких ульев, обещая прислать в вотчину бортников для ловли пчелиных семей и присмотра за ними.

Людей не хватало.

Просто не хватало.

Ведь заказ на изготовление двуколок для сотенного обоза, колёс, щитов, пик, заготовок для стрел и так далее никто с Игната не снимал.

– Не могу.

– Можешь.

– Мои люди и так не продыхая трудятся. От рассвета до заката. Света белого не видят.

– Но им ведь за это исправно платят. И кормят. И обогревают.

– Всё так, госпожа. Но когда им делать новые вещи, если они и те, что господин заказал, не успевают сделать? Я к тем дурням и присматривался потому. У меня просто некому работать.

– Хорошо, – чуть помедлив, ответила Марфа, – давай сделаем так. Ты сегодня всё пересчитай и хорошенько подумай. А завтра приходи снова. И я укажу, что именно можно покамест не делать.

– А господин мне за это голову не оторвёт?

– Не оторвёт. Ибо дела с ульем и станками действительно очень важны. Да и моё сие распоряжение будет. Так что с тебя никакого спроса.

– Ну разве что так…

Игнат ушёл. Илья пришёл. И снова трудный разговор. А потом ещё один человек, и ещё, и ещё. И всем требовались люди, а точнее, рабочие руки.

Так что, завершив тяжёлую цепочку бесед, Марфа засела за ответное письмо супругу, в котором доносила ему важнейшие сведения о том, что он «охренел в корень», «потерял связь с реальностью» и что для любых работ требуются люди, их выполняющие. И было бы очень неплохо, если бы он, такой из себя умный, вместе с грандиозными планами и со своими указаниями присылал ещё и тех, кто трудиться станет над их исполнением.

Без мата и явного хамства, но очень едкое и язвительное письмо получилось. В первую очередь из-за того, что супруга точно и детально описывала в нём, сколько у неё людей, их распределение по подразделениям и нагрузку, которая ложится на их плечи.

Дописала.

И отправила незамедлительно с людьми мужа, которые по её просьбе дожидались ответа. Впрочем, без сильной надежды на успех. Она прекрасно понимала демографическую обстановку в Туле и ситуацию на рынке труда.

Людей в Туле и так-то было небогато, а после 1552 года их вообще стало шаром покати. Слишком уж сильно порезвились татары. Потихоньку, конечно, шло восстановление демографии. Но именно что потихоньку. И найти две-три сотни человек, без которых не обойтись, было тупо негде. А это минимум. Так-то, конечно, людей требовалось больше…

– Ну что ты переживаешь? – успокаивала её жена кузнеца. – Супруг твой не дурак. За что ему тебя ругать?

– Государь с него спросит, ежели не справится.

– Разве?

– Он написал – дело Государево! – назидательно подняла Марфа указательный палец. – Если бы это не было важно, то он так бы не писал.

– Разве Государь не ведает, что у супруга твоего людей для таких дел нет? – удивилась женщина.

– Разве это заботы Государя? – горько усмехнулась Марфа.

Супруга кузнеца промолчала, но нахмурилась. Ей очень не понравился ответ. Поскольку ума хватило сообразить: если что-то пойдёт не так – спросят с их благодетелей. А там и до них доберутся. Разгонят. А оно им надо? В кои-то веки живут сытно и спокойно, без излишних нервов и унижений. При делах, при деньгах и уважении. Терять всё это ей не хотелось совершенно.

Ушла.

Марфа же проводила свою подружку улыбкой. Она специально нагнетала и утрировала ситуацию. Так, чтобы эта болтушка донесла окружающим – нужно стараться. Очень стараться. Ибо леность и нерадение сейчас может сломать их маленький и уютный мирок. Не в таких словах, конечно, однако с подобной сутью.

* * *

Ивашка сын Настасьи, бобыль и безотцовщина, поёживаясь от свежего октябрьского ветерка, вылез на причал у вотчины тульского воеводы. Ему было от рождения лет пятнадцать, наверное, во всяком случае, он не знал это наверняка. Да чего уж там? Он даже до пятнадцати сосчитать не мог.

Но паренька это мало заботило и печалило.

Как известно, самые счастливые люди – это идиоты. Они просто не в курсе своих проблем. Оттого и настроение им ничто не портит. Однако в затылок им дышат те особи homo sapiens, которые отличаются минимальным уровнем образования и кругозора. Всё познаётся в сравнении. И если ты всю жизнь сидишь в дерьме, голодаешь и не знаешь, что можно иначе, то это тебя вряд ли удручает. Вот и Ивашка не грустил, хотя ел последний раз вчера, да и то – не обильно.

Паренёк повёл носом и с точностью определил место, откуда несло чем-то съедобным. Туда и направился. Как оказалось – к кухне, где готовили обед для обитателей вотчины.

– Ты ещё кто такой? – спросил, не допуская Ивашку слишком близко, один из местных.

– Работник хоть куда, – приосанившись, заявил парень и предательски заурчал животом.

– Работник? – усмехнулся собеседник, оглядывая дохлого парня. – И что ты умеешь?

– Да всё, что скажут делать, то и умею, – ответил Ивашка и скосился в сторону больших котлов, откуда доносились удивительно приятные запахи.

– Что я скажу, то и сделаешь?

– Сделаю.

– Тогда иди отсюда подобру-поздорову.

– А чего это?

– Кто ты такой – я не ведаю. А к котлам кого попало не пускают.

– Так мне бы работу какую. Я всё могу. Всё делать буду.

Собеседник смерил этого «бухенвальдского крепыша» сомневающимся взглядом. Немного подумал. Осмотрелся. И крикнул:

– Эй! Сидорка!

– Чаво? – отозвался проходивший мимо паренёк. Невысокий, но коренастый и видно – отъевшийся.

– Подь сюды.

– Дело какое? А то с меня Игнат шкуру снимет, если увидит, что я тут лясы точу попусту.

– Бери этого да иди к Игнату.

– Зачем?

– Вам же работники нужны.

– Работники. А этот доходяга чем нам поможет? Он такой сухой, что с бревном или веткой какой можно перепутать. На кой бес он Игнату?

– Ты отведи. Отведи. Скажи, что я прислал.

– Ну если ты прислал, – нехотя пробурчал этот Сидорка. Тяжело вздохнул. Смерил ещё раз Ивашку взглядом. Сплюнул с явным раздражением. И пошёл, сменив траекторию изначального движения.

– Ступай, – подпихнув в плечо Ивашку, произнёс этот «местный».

Пареньку второго приглашения не требовалось. Он сглотнул слюну, обильно выступившую из-за аппетитных ароматов, побежал за Сидоркой. Тот даже не обернулся. Видно, оценивал этого работника крайне низко.

– Ты не серчай, – затараторил Ивашка. – Я всё делать буду. Всё смогу. Вот увидишь.

– Оно и видно, – пробурчал Сидорка. – Всё бы делал – не голодал.

– Татары, – тихо произнёс паренёк.

Сидорка остановился. Ещё раз окинул его взглядом. Чуть помедлил. Подумал. И, что-то для себя решив, произнёс:

– Не отставай. Ежели я или кто из наших узнает, что шалишь, – голову оторвём.

– Тык я со всем старанием.

– Делом докажешь. Хозяин наш сказывает, слова – это просто слова. Истинная молитва – она делом.

Произнёс и пошёл дальше.

– А как у вас тут? Кормят добре?

– Не жалуюсь.

– Обижают?

– Токмо за дело.

– А когда покормят?

– Ты ещё и палец о палец не ударил. Куда спешишь?

В этот момент живот Ивашки вновь предательски заурчал, причём очень громко. Сидорка, не оборачиваясь, хмыкнул и добавил:

– Покормят. Коли Игнат решит тебя взять, то со всеми и пойдёшь на трапезу.

– К тем котлам?

– Нет. Там кухня. Туда чужим нельзя. Пётр ещё по-доброму с тобой обошёлся. Мог и в шею прогнать, и в зубы дать. Там еду готовят. Потом в трапезную несут, и мы все по распорядку ходим туда на приём пищи.

– А что же сами не готовите?

– Зачем? Мы своим делом занимаемся. Повара – своим. Если плотник будет ещё и с варевом играться, то что он успеет?

Ивашка шёл следом за Сидоркой и засыпал того тысячей вопросов. Словно ребёнок малый отца. А тот отвечал. Поначалу неохотно. Но потихоньку втягивался. Ему понравилось рассказывать о том, как в вотчине живут. Тем более перед слушателем, который вон как рот разевал да всему радовался и живо интересовался даже, казалось бы, малозначительными вещами.