Текст книги "Помазанник из будущего. «Железом и кровью»"

Глава 71

20 августа 1867 года, за два часа до полуночи, началось первое сражение этой грандиозной европейской войны, в котором приняли непосредственное участие русские войска. По заранее разведанным расположениям датских батарей ударили пушки Александра. Дело облегчалось тем, что в местную практику еще не вошло ни окапывание, ни маскировка артиллерии, поэтому аэростаты легко смогли составить предельно точную карту расположения сил противника.

За каждой русской батареей были закреплены свои цели, а за каждым аэростатом – свой сектор наблюдения. Наблюдать в ночной темноте было, конечно, сложно, но взрывы, пожары и костры давали определенные возможности к этому. Так что всю ночь в штаб корпуса поступали данные о подавлении тех или иных объектов, исходя из чего оперативно корректировалась карта.

Александр воспользовался преимуществом в дальности боя своей артиллерии, а потому расположил войска и батареи за пределами поражения двенадцатифунтовых пушек Армстронга. Что позволило ему начать артподготовку, не опасаясь контрмер со стороны датчан. Да и определить позиции окопанных и замаскированных русских пушек в темноте на дистанции свыше трех с половиной тысяч метров было затруднительно. Фактически артиллерия цесаревича била с закрытых и не наблюдаемых врагом позиций по заранее разведанному расположению противника. Тем более что цели находились в зоне прямого визуального контакта. Впрочем, огонь переносился на следующий «объект» только после подтверждения уничтожения текущего из штаба корпуса.

Этот этап боя больше напоминал обычную, спокойную, размеренную работу, требующую высокой концентрации внимания, собранности и профессионализма. И отрабатывался он артиллеристами цесаревича прекрасно. Не зря он в свое время гонял расчеты до седьмого пота и тратил десятки тысяч рублей серебром на снаряды для обучения. Да и командиры не оплошали – для каждого орудия были произведены все необходимые вычисления, так что расчеты пушек, при переносе огня на новую цель, просто выставляли углы согласно выданным инструкциям.

* * *

Ровно в полшестого следующего дня по команде из штаба корпуса стрелковые части стали выдвигаться, но совершенно необычно для наблюдателей. Роон и фон Мольтке даже сразу не поняли, что происходит. Пехота шла не обычными колоннами. И даже не новомодными цепями. Нет. На их взгляд, на поле происходила совершенная дикость. Дело в том, что солдаты выходили редкими, рваными цепями, причем сильно пригнувшись, практически ползком. Что делало их в предрассветных сумерках незаметными. Этот эффект усиливался формой русских солдат и травой на поле, которая в некоторых местах достигала пояса. Само собой, никаких криков и прочего шума не создавалось – стрелковые части двигались, сохраняя молчание и стараясь не привлекать к себе никакого внимания. Одновременно с началом движения артиллеристы перенесли огонь на переднюю линию траншей.

В одиннадцать минут седьмого с востока пробился первый луч солнца, и батареи замолчали. Пехота уже смогла подойти к позициям датчан примерно на семьдесят шагов и только и ждала, что сигнала к атаке. Поэтому гнетущая тишина, которая образовалась после прекращения артиллерийского обстрела, длилась недолго. Уже секунд через тридцать до наблюдательного пункта донеслись отзвуки громоподобного «Ура!» – это русские части побежали в атаку, стремясь максимально быстро сократить дистанцию до траншей датчан. Все сто сорок четыре стрелковых взвода [112]112
  Стрелковый взвод образца 1864 года насчитывал 66 человек личного состава и состоял из 3 отделений по 4 звена каждое.


[Закрыть] корпуса приняли участие в этой атаке – все девять с половиной тысяч человек. С позиций противника практически не наблюдались выстрелы, так как люди еще не пришли в себя после нескольких часов плотного артиллерийского обстрела. Они вообще не понимали, что происходит. Поэтому спустя каких-то двадцатьтридцать секунд русские пехотные части ворвались на позиции датчан…

Александр демонстративно захлопнул крышку часов и притопнул каблуком, привлекая к себе внимание:

– Однако рассвет, господа. Через два часа я, дорогой Хельмут, хотел бы увидеть, как Прусский корпус пересекает датские позиции по направлению к Тиглеву. Нет! Русские позиции! – Он вызывающе посмотрел на Хельмута фон Мольтке. – Я сделал свою работу, извольте не подвести. В предстоящем деле вера в меня вам будет не нужна. – После чего вежливо улыбнулся, кивнул Роону и Бисмарку и вышел с наблюдательного пункта. Датские позиции были взяты. Нужно было незамедлительно совершать «ход конем», чтобы запутать наблюдателей и выступить на Санкт-Петербург.

Глава 72

Спустя месяц. Варшава

В шесть утра с западного направления на железнодорожный вокзал вошел странный состав. Локомотив не только тащил за собой вагоны, но и толкал их впереди. Что было чудно и необычно. Впрочем, странности на этом не заканчивались. Вместо обычных сараюшек на колесах перед наблюдателями имели место быть просто открытые платформы, обложенные по периметру мешками с песком, поверх которых стояли многочисленные механические пулеметы. Вид у состава был устрашающий, впрочем, красно-белое знамя и патриотические надписи на польском языке вызывали у ополченцев, заполнивших собой вокзал, довольно радостные эмоции. Они начали приветственно махать руками и выкрикивать что-то задорное и веселое. Все приняли этот поезд за очередной подарок англичан. И очень зря.

Дождавшись, пока практически все люди, спящие вповалку на вокзале и в поле подле него, встанут, кто-то на платформе крикнул «Огонь!», и все семьдесят четыре механических пулемета буквально взорвали осеннее небо. Спустя пять минут все было кончено. Многие смогли бежать, побросав оружие, но и погибших да раненых осталось изрядно.

Спустя еще пятнадцать минут к вокзалу подошел второй состав, из которого высыпали солдаты в форме цвета хаки и красными звездами на стальных пехотных шлемах. Александр распорядился о таком нововведении (красная звезда на шлемах) сразу после штурма датских позиций. Никто особенно не возражал, так как в войсках рыцари ордена Красной звезды очень высоко ценились за свой профессионализм. Солдаты были даже рады такой возможности, воспринимая ее как награду. Конечно, в орден их не зачисляли, но сопричастность к нему импонировала многим. У них вообще этот символ ассоциировался с цесаревичем, которого они глубоко уважали и которому были всемерно преданы. Так вот, солдаты высыпали и сразу стали занимать территорию, заодно добивая раненых, с которыми просто не было времени возиться.

Почему на вокзале было так много повстанцев? Все очень просто. Царство Польское, памятуя о том, как там порезвился цесаревич в 1863 году, очень боялось открыто собирать ополчения при живом Александре II. Поэтому, собственно, восстание там началось лишь в конце июля. Да и шло медленно, без особого энтузиазма, так как шляхта панически боялась возвращения Саши. В связи с чем лишь к середине сентября с горем пополам получилось собрать около семи тысяч человек. Однако это было полбеды. Для переброски войск под Санкт-Петербург требовался подвижной состав, который в значительной степени был направлен канцлером для переделки под колею Николаевской железной дороги. Поэтому «бутылочным горлышком» этой логистической схемы стал Петербургский вокзал Варшавы, где и собрались практически все ополчения царства Польского, ожидая, когда прояснится проблема с транспортом. Александр решил не вступать с ними в открытый бой, вместо этого отправив им «поезд счастья», тем более что никакого охранения железнодорожных путей у них не было…

Цесаревич ступил на перрон совершенно залитого кровью вокзала в семь часов пятнадцать минут по местному времени. Агенты 1-го отдела КГБ, действовавшие в Варшаве, уже доложились, поэтому стрелковые взводы и отделения спешили по полученным адресам со вполне четкими приказами. Александр понимал, что поляки к гибели его фамилии отношения не имеют. Впрочем, это не снимало с них ответственности за восстание. Они его, честно говоря, уже совершенно достали со своим тупым гонором, а общее раздражение и злость, которые в Саше копились с самого того момента, как он узнал о гибели семьи, не позволяли проявлять милосердие. Его душа жаждала крови, но цесаревич держался. Старался, по крайней мере.

Глава 73

Александр сидел в каптерке железнодорожного депо, специально для него отдраенной до такой чистоты, которую она, видимо, не имела никогда даже в мечтах персонала. Небольшой диван, аккуратный столик с чистой тряпичной скатертью, заварочный чайничек, самовар, корзинка с различной сдобой – все было настолько неестественно и так сильно диссонировало с остальными засаленными и закопченными помещениями депо, что вызывало невольную улыбку.

За окном копошились рабочие, облепив, как муравьи, массивный скелет бронированного вагона. Вот уже третьи сутки работа не останавливалась ни на минуту. Саша желал выступить как можно быстрее, дабы не дать противнику как следует подготовиться к встрече. Из-за чего подрядчикам приходилось работать и ночью – при свете керосиновых фонарей, освещающих округу бледным желтоватым светом.

Захват варшавского вокзала показал успешность идеи применения бронепоезда как передвижной огневой точки, и цесаревич решил повторить, развить и закрепить опыт использования подобных решений. Раньше, в прошлой жизни, Александр мало уделял внимания этим конструкциям, считая их временной мерой. Даже более того – вынужденными полумерами, которые сооружались из-за острого недостатка в танках. Но реальность все расставила на свои места. Долгое время, изучая историю, Саша просто не понимал их роли и места в военных операциях. А потому и недооценивал. Сейчас же перед цесаревичем стояла цель – взять плохо укрепленный город с минимальными потерями в личном составе и в кратчайшие сроки. Поэтому пришлось создавать что-то, что позволит выполнить задачу мощной передвижной огневой точки, способной эффективно поддерживать наступление вдоль железнодорожной ветки.

Возиться с чем-то особенно сложным не было никаких возможностей и, что крайне важно, времени. Так что Александр остановил свой выбор на четырех вагонах, установленных попарно до и после локомотива с тендером. Собственно, никакой особенной проблемы в создании такой конструкции не было, за исключением одной детали – не имелось в наличии готовых бронированных вагонов. Так что, хотел Саша или нет, но ему пришлось собирать попрятавшихся по всем самым темным углам Варшавы мастеровых из железнодорожного депо, чтобы начать ударное строительство.

Для начала со всех выбранных вагонов аккуратно срезали крышу и безжалостно ободрали стены. Далее на получившиеся открытые платформы из имевшихся в депо запасных рельсов монтировали на заклепках пространственный каркас высотой в рост человека и практически без зазора, зашивали его стеной из шпал. Лишь между двумя верхними рядами оставляли щель шириной в половину ладони. После чего обшивали котельным железом толщиной примерно в пятнадцать-восемнадцать миллиметров.

Затем оставалось навесить снаружи от пола до получившейся амбразуры ряд мешков с песком, а сверху закрепить снятую ранее крышу, укрепленную сверху тем же самым котельным железом, но тоньше, и вагон «броне-летучки» был практически готов. С паровозом работы было еще меньше: котел обкладывали мешками с песком, а будку машиниста защищали так же, как и вагоны. Все равно ничего более серьезного сделать за несколько дней было невозможно.

Со стороны этот образец передовой мысли смотрелся весьма убого, но Александр решил, что так даже лучше – меньше будут присматриваться будущие противники и «вынужденные» союзники. Между тем хотя прямого попадания стальной болванки из нарезной пушки такая конструкция, конечно же, не выдержит, но вот чугунную бомбу из старого гладкоствольного орудия – вполне, не говоря уже о пулях или картечи. То есть практически все оружие, которое имелось в распоряжении войск Шувалова, не могло эффективно поражать этот бронепоезд.

А вот с вооружением дела обстояли довольно печально – в примитивных барбетах пришлось поставить механические пулеметы, так как попытки установить туда хотя бы 74-мм пушку упирались в ненадежность конструкции, которая от стрельбы должна была сильно расшатываться. Впрочем, все это – совершенно ненужные читателю детали.

За всем этим действом цесаревич приходил посмотреть уже третью ночь только потому, что ему не спалось – вся голова была забита мыслями о превратностях судьбы и тем, что с ними делать. А виды на «деловитый муравейник» позволяли отвлечься и войти в некоторое подобие транса, а там и до сна было недалеко. Для Саши наблюдение за рабочими, что суетились на постройке бронированных вагонов, оказалось чем-то вроде счета овец.

«Человек может бесконечно смотреть на три вещи: горящее пламя, текущую воду и то, как другие работают». Говорят, что последний элемент этой поговорки – обычная шутка, однако это не совсем так. Действительно, можно очень долго наблюдать за тем, как работают другие, но не абы кто, а мастера, профессионалы. Причем их профессия не важна. Дело в том, что со стороны кажется, будто мастер ленится, а быстрый и качественный результат получает словно по мановению волшебной палочки. Этакие сонные волшебники. И лишь приглядевшись, человек начинает осознавать, что дело не в лени, а в том, что их движения экономичны, точны, плавны и выверены. Ни одного лишнего взмаха. Ни одного лишнего поворота. Их работа сродни искусству, наблюдение за которым дает обретение покоя и гармонии, то есть позволяет осуществить мощную психологическую разрядку. Саша, безусловно, этого не знал, но подсознательно ощутил правильный настрой, что и позволяло ему в, казалось бы, совершенно неудобных условиях расслабляться и засыпать.

Конечно, Александр мог поступить и иначе. Пара стаканов самогона – и «в люльку». Надежный, проверенный метод. Однако в его случае он был неприменим. Начиная с того, что при его комплекции парой стаканов было не обойтись. Ведь в свои двадцать два года он при росте сто девяносто три сантиметра имел массу тела около ста тридцати килограммов. Причем не жира, а хорошо развитых мышц. Как говорится, регулярные, грамотные тренировки благодатно легли на хорошее питание, отдых и природную предрасположенность к крепкому телу. Внешне он напоминал что-то в духе ожившей статуи Микеланджело. Так что для его тушки требовались не два стакана, а просто лошадиные дозы горячительных напитков. Но не это главное. Не мог Саша опуститься до банального запоя, дабы снять тяжелый стресс. Да, у него погибла уже вторая жена с ребенком. И что с того? Это его проблема. Личная. И остальных не касается. А он, приняв на себя командование, потерял право на подобные слабости. Это для его уровня стало, как говорили в старину, невместно. Конечно, хотелось все бросить и отдохнуть. Перегореть и остыть, залив внутреннюю щемящую боль утраты литрами крепких напитков. Но кем он после этого будет выглядеть в глазах остальных? Тех людей, что ему доверились? Кем он станет? Всего лишь обычным человеком, который волею судьбы получил право на престол? Обычный человек, которого называют из лести «помазанником божьим»?

«Для Атоса это слишком много, а для графа де ля Фер – слишком мало» [113]113
  Крылатая фраза из отечественного кинофильма «Д’Артаньян и три мушкетера» по мотивам романа А. Дюма.


[Закрыть]. Александр не мог пойти на такой шаг, желая большего и понимая, что его статус в глазах народа значит очень многое.

Он напряженно думал о подобных вещах с того самого момента, как узнал о гибели отца. Смешно сказать, но Александр не был готов к восшествию на престол. Конечно, он продолжал действовать с невозмутимым видом, но внутри была паника. Саша не знал, с чего начать, так как уже привык к роли великого князя того или иного толка. К хорошему, знаете ли, быстро привыкаешь. Читатель удивится, дескать, ну что за терзания такие, подумаешь, царь. И действительно, десятки августейших «кадров» даже в ус не дули, занимаясь на троне своими делами. Кто-то фотографией, кто-то девочками. Ничто не мешало им продолжать наслаждаться жизнью за чужой счет.

Да, все так. Социально безответственное руководство в России – обычное явление, да и не только в России. Сколько королей или президентов оставляли после себя государство банкротом? Лишь единицы в истории действительно правили на фоне тысяч бездельников и сластолюбцев, которые просто прожигали огромные средства и свою жизнь, вырабатывая навоз в особо крупных размерах. Что они оставили после себя? Кого вы сможете назвать? Может быть, кто-нибудь помнит выдающиеся позитивные успехи короля Франции Карла II Лысого или президента США Джорда Буша-младшего? А может быть, читатель сможет припомнить, что хорошего для своих сограждан сделал первый президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин? Не спорю – сложная задача для людей с нетривиальной эрудицией и информированностью. Это печально, но плеяды ничтожеств на престоле оставались, проходя через толщу веков, задавая некий мировой стандарт, на фоне которого даже просто умный и деловой человек легко становился поистине великим правителем. Если, конечно, не умирал от апоплексического удара табакеркой или не впадал во все тяжкие личного стяжательства да сладострастия. К сожалению, хороших правителей были единицы. Причем не только в нашем Отечестве, но и вообще в мировой истории.

К чему это все рассказывалось? К тому, что у Александра была весьма и весьма интересная история. Дело в том, что ему лично было ничего не нужно. Уже давно. Детский дом, война, увечье, борьба за выживание, бизнес, жесткая борьба с конкурентами, гибель первой жены и вселение в десятилетнего ребенка. У Саши был совершенно иной жизненный опыт, нежели у тех правителей, что занимали престол, практически не выходя за пределы «запретного города». Да и с племенем многочисленных «демократически избранных» проходимцев и шоуменов он не имел ничего общего.

Побывав практически на самом дне общества, Саша не стремился к личному стяжательству, хотя вроде как и должен бы был. Так случилось, что он просто перегорел к этой страсти еще в прошлой жизни. Тогда им двигали личные амбиции, скажете вы. Нет, это не так. Он отлично понимал, что все эти смешные «статусы и медальки» – пустой звук. Власть? Она ему была приятна, и Саша бы вполне мог поставить ее как самоцель своей жизни, если бы не одно «но» – эта щемящая боль и ненависть в его нутре – тяжелая, черная, глубокая и нарастающая с каждым днем. Она перемалывала как мясорубка его внутреннее «Я», подчиняя неким общим импульсам, которые выводили личные амбиции в некую иную плоскость, надличностную. И с каждым новым потрясением степень его самоотречения возрастала, подобно волнам морского прибоя, что раз за разом смывали в «море» крупицы «почвы». Мелкие жизненные радости с каждой такой «волной прибоя» приносили все меньше и меньше удовольствия, а мысли, страсти и желания совершенно растворялись в этом своеобразном «бизнесе», который становился собственно его жизнью. С каждым вздохом Александр врастал всем своим сознанием в государство, становясь его гармоничной и неотъемлемой частью.

Очень необычные ощущения, надо сказать. Вероятно, это была какая-то форма психического расстройства, но Саша от него не страдал, он им наслаждался.

Однако плавному прогрессированию данного психоза помешала Варшава. Когда он шел по той кровавой каше, в которую превратилось польское ополчение, в его голове что-то щелкнуло и всплыли очень интересные воспоминания. Все произошло в течение нескольких секунд – к Александру пришло понимание своей новой роли в этом спектакле. Причиной тому стало странное переплетение разных сценок и образов, смешавшихся у него в сознании в какой-то непонятный и неповторимый каламбур. Ключевым, конечно, стал небольшой эпизод разговора королевы Елизаветы и ее верного сподвижника Френсиса Уолсингема, которые так ярко и живо запомнились Сашей в финале фильма «Елизавета», снятом одним индийским режиссером о юности самой могущественной королевы Великобритании, да и, пожалуй, мира.

«– Я избавила Англию от врагов. Как мне быть теперь? Стать камнем? Очерстветь ко всему?

– Да, мадам, чтобы успешно править. Люди нуждаются в символах для поклонения и обожания. Все хотят видеть живое божество…»

Важная сценка, ключевая. По идее режиссера, эти слова и породили ту королеву, которая смогла вытащить Англию из полной разрухи и за сорок лет правления превратить в самую могущественную страну мира. Неизвестно, прав был индус или нет, но Александра эти слова зацепили. Именно вокруг них и вились разъяренным роем те осколки мозаики мировосприятия, что рухнули под напором тяжелого психологического состояния. Психика цесаревича трещала по швам под напором этих образов, крутившихся навязчивым роем мыслей.

Какие-то секунды прошли с того момента, как его накрыло, но для Саши прошла уже вечность. Тонны информации, накопленной за столько лет жизни в самых потаенных уголках подсознания, обрушились на него, сметая его старое самосознание. А в центре вектором шла эта сценка, которая, как заевшая пластинка, двигалась по кругу.

Александр остановился, пошатнулся и побледнел. Закрыл глаза. Что вызвало обеспокоенность у солдат и офицеров, которые присутствовали на перроне и заметили это. Некоторые бросились к нему, желая помочь, однако все закончилось так же внезапно, как и началось. Побледневший цесаревич открыл глаза, и от холода этих глаз ужаснулись те, кто туда заглянул. Его психика не выдержала. Он сломался. Разбился на мириады мелких осколков только ради одной цели – чтобы высвободить то, что вынашивалось все это время, то, чего он так боялся, погружаясь в работу, дабы не оставаться наедине с собой. На подбежавшего офицера смотрела совершенно невыразительным взглядом стальная статуя. «Нет страха в нем. Лишь обострились все его чувства». Поручик Афанасий Иванов прошел с цесаревичем сквозь Американскую и Датскую кампании, а до того сражался в Севастополе против англичан и французов. Он уже давно мало чего боялся, но сейчас, в эту секунду, когда он встретился с великим князем взглядом, ему стало страшно. Что-то неуловимое изменилось в этих, много раз виденных глазах. Но подобной толики хватило для мурашек, которые прошли по его спине, а всего его охватил какой-то животный страх.

– Афанасий, что-то случилось? – Голос цесаревича звучал как будто так же, как и раньше, только появились едва уловимые новые нотки.

– В… Ваше Императорское Высочество, – поручик с трудом смог собраться, – вы побледнели и пошатнулись, мне показалось… С вами все в порядке?

– Да, теперь со мной все хорошо. – Александр вымученно улыбнулся и похлопал его по плечу. – Не переживай, я просто не выспался, да и жену с детьми не каждый день теряю. Пленные есть?

– Д… да… – Афанасий как-то очень настороженно посмотрел на цесаревича и, робея, повернулся к нему спиной, поведя за собой к группе пленных. Где-то на десятом шаге его догнал Саша, приобнял за плечо и шепнул на ухо:

– Не пугайся, дорогой, не пугайся. Мальчик вырос и стал императором. Из стали. Из нержавеющей стали. – После чего оставил совершенно опешившего поручика собираться с мыслями, а сам поспешил к уже замеченной группе пленных повстанцев.

Накрыло, как говорится, товарища не слабо. Впрочем, это было предсказуемо. Если помнит уважаемый читатель, у Александра уже в конце 1864 года наблюдалось довольно тяжелое психологическое состояние. Гнетущее чувство одиночества накладывалось на боль от былых утрат, разочарование в людях, раздражение от проблем и многое другое, порождая настолько некомфортное состояние, что великому князю приходилось с головой уходить в работу, дабы не оставаться с самим собой наедине. Со своими чувствами, эмоциями, которые бурей крутились внутри его сознания.

И все эти годы ситуация только усугублялась, удерживаясь под контролем лишь титаническими усилиями воли. Важным нюансом стало то, что Саша не выносил наружу все то, что кипело в его нутре, «держа марку». Но смерть пусть и нелюбимой, но жены вывела его окончательно из внутреннего равновесия – «крыша поехала», а старое самосознание совершенно разрушилось, не выдержав давления той бури эмоций, что на него рванули диким, неудержимым потоком. Не смог больше Саша стерпеть эту боль, и она вырвалась на свободу, сметая все на своем пути. Как снежная лавина, летящая по склону со всенарастающей скоростью…

Как вы понимаете, столь значительные изменения психики очень быстро нашли свое отражение в поступках. Стратегическая ситуация для цесаревича складывалась весьма сложно. С одной стороны, узурпатор в Санкт-Петербурге стягивал войска и готовил «теплый прием» законному наследнику и императору, то есть дорога была каждая минута простоя, которая укрепляла противника. С другой стороны, оставлять в тылу взбунтовавшуюся Польшу казалось безумием, так как граф Шувалов пообещал ей в обмен на поддержку полную независимость. То есть, устремившись к столице, Александр встанет меж двух огней. Конечно, никакой серьезной угрозы Польша не представляла для войск цесаревича, однако хороший шанс начала затяжной партизанской войны, при активной поддержке повстанцев со стороны Великобритании и Франции, совершенно не радовал. Учинять тотальный геноцид в этом регионе не входило в планы Саши. Пока не входило. Поэтому требовалось полноценно прекратить восстание и лишь после этого продолжать наступление на Санкт-Петербург, имея уже относительный покой в тылу. По крайней мере, именно так и мыслил цесаревич.