Текст книги "Красный Император. «Когда нас в бой пошлет товарищ Царь…»"

Глава 6

Королева сидела за декоративным журнальным столиком и читала свежие газеты. Все шло, как и запланировано – героические пруссаки, итальянцы, австрийцы и прочие грозно махали флагами и скандировали свои намерения покарать «подлых французов». О русских же шли лишь краткие упоминания в сводках разного характера, дескать, «да, тоже где-то есть и что-то делают, но рассчитывать на них не стоит». Но в этот день все пошло не так. Хотя бы потому, что при чтении свежих газет Ее Королевского Величества присутствовали Уильям Гладстон и Эдуард Дерби.

– Почему вы допустили публикацию всех этих статей? – сквозь зубы спросила королева Виктория.

– Мы реально ничего не могли сделать, – развел руками Гладстон. – Первыми устроили сущую истерию итальянские газеты, в тот же день отреагировали австрийцы со швейцарцами, а потом пошла просто лавина, которой было нельзя ничего противопоставить.

– А если бы мы попытались, – уточнил Дерби, – то выглядели бы в весьма недобром свете. На наши маленькие шалости вроде максимального замалчивания участия в военных делах русских войск можно было спокойно закрыть глаза, но…

– Что там на самом деле произошло? – процедила Виктория. – Из газет ничего не понятно. Одна туманность.

– Наши наблюдатели в Италии сообщили, что Александр сосредоточил свои войска на побережье, недалеко от фронта, но на передовую боевые подразделения не выводил. Перед ним стояла итальянская дивизия, широким фронтом занимая оборонительную позицию по предгорной полосе.

– И французы не узнали о том, что русские сосредоточились именно в этом месте?

– Судя по всему – нет, – виновато потупил глаза Дерби.

– Почему?

– Потому что у них очень слабая разведка, а Император действовал весьма быстро. Еще до того, как его войска завершили сосредоточение в тылу итальянской дивизии, второй воздухоплавательный батальон, укомплектованный дирижаблями, действуя совместно с небольшими конными и пешими группами, устремился на позиции французов с целью разведать реальное положение их оборонительных рубежей.

– И итальянское командование на это не отреагировало?

– Отреагировало. Тем более что мы им настоятельно рекомендовали это. Однако наступление, которое они предприняли, захлебнулось. Ценой значительных жертв итальянской армии удалось отбросить французов на второй оборонительный рубеж, то есть продвинуться всего лишь на несколько миль. И больше наступать они не могут. Даже более того – опасаются контратаки противника.

– Мне кажется, это все итальянская эмоциональность. Дела вряд ли обстоят настолько плохо.

– Они оставили на подступах к французским позициям свыше тридцати тысяч убитыми и ранеными. Причем, что немаловажно, большая часть раненых скончалась в течение суток, потому как медицинская служба у них совершенно не развита.

– А что Александр? Почему он им не помог?

– Он разве не видел, как мы пытаемся его максимально затенить? По всей видимости, этот шаг итальянского командования он вполне просчитал, а потому использовал в собственных интересах. Французы, подумав, что эти дирижабли – отвлекающий маневр, отправили на участок итальянского наступления все свои наличные резервы, дабы не допустить прорыва фронта. Как только французы ушли слишком далеко для быстрой реакции на его действия, он предпринял наступление. На рассвете двадцать канонерок открыли мощный фланкирующий огонь, под прикрытием которого смогли занять свои позиции мортиры и прицельно ударить по французам. Их поддержали легкие полковые пушки. Ураганный артиллерийский огонь более чем тысячи орудий длился до полудня и, как мы поняли, корректировался с воздушных шаров первого воздухоплавательного батальона. В результате в обед все немногочисленные митральезы и пушки лягушатников были либо уничтожены, либо лишены прислуги, выкошенной шрапнелью. Да и с пехотными подразделениями французов все обстояло не так хорошо, как нам хотелось бы, – огромные потери от шрапнелей вызвали сильную деморализацию бойцов. А потом пехотный корпус и бригада горных стрелков перешли в общее наступление редкими цепями. Причем до тех пор, пока русская пехота не достигла французских траншей, работала их легкая артиллерия, не дававшая лягушатникам высунуться и открыть губительный стрелковый огонь.

– Французы отступили и заняли вторую линию обороны?

– Нет. Почти все либо погибли в том бою, либо сдались в плен. На второй оборонительной линии русский усиленный корпус встретило всего три сводных полка ополченцев, причем без артиллерии, митральез и современных винтовок. Три часа артподготовки шрапнелями привели к тому, что на позициях едва ли можно было набрать батальон. Как вы понимаете, дальнейший ход событий оказался весьма и весьма плачевным. Бригада горных стрелков совместно с осадными полками и флотилией канонерских лодок отправилась осаждать Марсель, а пехотный корпус развернулся и пошел как паровой каток в мощном фланговом ударе. Уже спустя два дня после начала русского наступления итальянского фронта французской армии не существовало. Кое-какие отдельные части старались с максимальной скоростью отступить за Рону с надеждой там закрепиться. Но шансов очень мало, так как итальянские, австрийские, венгерские, швейцарские и богемские части перешли в общее наступление, которое уже не остановить.

– А как дела обстоят на севере? Там ведь тоже успешное наступление, как пишут газеты.

– Бельгийский пехотный корпус, начав свое наступление от моря, вынудил французские войска начать общий отход. Прусские войска поджимают французов, но никаких боев практически не идет. Все сильно измотаны, особенно колбасники.

– Тогда, мистер Дерби, я не вижу проблем в сложившейся ситуации. Прусские войска, усиленные бельгийским, нидерландским, датским, алеманским и вестфальским корпусами смогли выбить из своих траншей французскую армию и гонят ее к Парижу. Это грандиозная победа, потому что от прусской границы до столицы Франции чуть больше ста пятидесяти миль. И никто, ни единая душа уже не сможет остановить эту армию. В газетах со всей ответственностью и серьезностью нужно сказать, что победа русского Императора, безусловно, хороша и эффектна, только исход войны решила гениальная стратегическая находка Мольтке, сумевшего, практически не неся потерь, вынудить французов отступать. Вам все ясно?

– Ваше Королевское Величество, – смущенно жевал губы Гладстон. – А что, если Мольтке не сможет взять Париж с ходу?

– Что значит не сможет? – удивленно подняла бровь Виктория. – Семьдесят тысяч солдат смогут остановить более миллиона?

– Они хорошо укрепились. Насколько мы знаем, Париж превращен в крепость. Причем наши военные сомневаются в ее удачном штурме.

– Вздор! Если Мольтке не сможет взять Париж, то это останется несмываемым позором не только на нем, но и на всем германском оружии. Сколько у него будет времени до подхода корпуса Александра?

– А вы знаете, русские никуда не спешат. Насколько я знаю, они собираются осаждать Марсель и временно ни во что больше не вмешиваются. Тем более что значительно более могущественные силы союзников уже устремились на север.

– Вот как… и чем он это мотивирует?

– Усталостью солдат. Дескать, решительный марш совершенно их измотал. Впрочем, со стратегической точки зрения его поступок вполне оправдан, так как он запер в Марселе до корпуса французских ополченцев из числа отставников, добровольцев и моряков. Они очень плохо вооружены, но представляют определенную опасность. По крайней мере, на совете фронта никто не был против подобного маневра.

– Странно. – Виктория задумалась. – То есть он не спешит на штурм Парижа?

– Именно. Что и настораживает. Что-то не так. Насколько нам известно, его войска вполне боеспособны. Мы уверены в том, что он может смять марсельское ополчение в считаные дни и продолжить наступление на север Франции. Или он решил нам подыграть, или что-то задумал. – Гладстон пожал плечами.

– Странно все это…

– Ничего странного, – очнулся от задумчивости Дерби. – Александр славен тем, что очень трепетно относится к своим солдатам и попусту ими не рискует. Если он не стремится как можно быстрее ввязаться в кровопролитные бои в Париже, значит, ему это не нужно. Что он сможет получить от Франции? Контрибуция? Он ее уже взял. Вы же помните ту волну грабежей банков и крупных поместий, которая поглотила всю Францию поздней осенью прошлого года. По предварительным подсчетам, как писала газета Le Figaro[91]91
  Le Figaro – французская газета, основанная в 1826 году. С 1854 года стала безумно популярна из-за специализации на скандалах. С 1866 года газета стала ежедневной.


[Закрыть], к марту 1871 года было уже похищено золота, серебра и драгоценных камней на сорок миллиардов франков[92]92
  1 франк в тот момент стоил 0,25 копейки, то есть 40 млрд франков = 10 млрд рублей = 1,6 млрд фунтов стерлингов.


[Закрыть]. При этом газета не учитывала художественную стоимость ценностей, оценивая все по рыночной цене материалов. Это гигантские деньги. Я считаю, что Александр получил с Франции все, что хотел, оставшиеся интересы, в виде денонсирования Парижского договора, он уверенно заберет после завершения войны. Куда ему спешить? Я убежден, что его сидение возле Марселя связано с тем, что он вывозит из Франции награбленное.

– Вы сможете это доказать? – вопросительно подняла бровь Виктория.

– Нет, – покачал головой Дерби. – К этому выводу мы пришли, сопоставив разные факты. По большому счету, мое заявление – всего лишь догадка.

– Вполне разумная догадка, – задумчиво сказала Виктория. – Один миллиард шестьсот миллионов фунтов стерлингов – это огромные деньги, которые этот хитрый варвар сможет использовать весьма и весьма разумно. Что усилит и без того окрепшую Россию.

– На это нужно много времени, так как Россия чрезвычайно отстает от Европы по очень многим показателям. Александр смог создать несколько современных заводов, но это все не серьезно. Да, он может перевооружить армию, может в перспективе даже построить флот. Но долгосрочное противостояние Император выдержать не сможет, потому что его гигантское государство очень быстро истощится.

– Вы так считаете?

– Я в этом убежден.

– А если спровоцировать его тратить огромные средства на вооружение и подготовку к большой войне, это ускорит банкротство России?

– О банкротстве вряд ли может идти речь, а вот о том, что Европа сможет легко подавить Россию экономически – безусловно. Александр ведь пока делает уклон в аспекты военного производства. После разгрома Франции ничто не мешает промышленности Великобритании попытаться завладеть этим рынком и уже с позиции гегемона диктовать России свои условия игры. Ведь, по большому счету, нам нужно от нее только сырье и рынок сбыта. А контролируем мы ее экономически или нет – не важно.

– Это не опасно?

– Опасно. Но мы можем попробовать. Гражданская продукция, которой мы должны будем завалить рынок Европы, а потом и России, – это ключ, на мой взгляд, к разгрому этой чрезвычайно опасной Империи. – Сэр Дерби был настолько убежден в своих словах, что в его голосе даже намеком не проскакивало ни нотки сомнения.

– А Германия? – спросил Гладстон.

– Германия? А это разве проблема? – Дерби улыбался. – Мы можем убедить короля Вестфалии подписать договор об объединении с Пруссией в Германию. Но с условием, что Императором станет лояльный нам Фридрих. Кроме того, его явные либеральные воззрения помогут нам вызвать в Германии послевоенный финансовый кризис, связанный с чрезвычайными долговыми обязательствами. Ведь в этих условиях в сильно истощенной войной Германии их наберут быстро и без оглядки. В этих условиях можно серьезно ударить по государственным заказам, которые обеспечивают работой ядро тяжелой промышленности Пруссии, после чего получить контроль над этими предприятиями или помочь им обанкротиться. Германия не сможет стать новой Францией. По крайней мере, в ближайшее время.

– Это очень хорошая идея. Вильгельм не отличается особенным тщеславием. Если ценой для создания Германии станет его отречение в пользу сына, он пойдет на это без лишних возмущений. Проблемой станет Бисмарк.

– Он не станет проблемой. Фридрих его ненавидит. Как только этот мальчик получит венец Императора, карьера Бисмарка завершится почетной отставкой.

– А Мекленбург? Он ведь не горит пока желанием входить в состав Германской Империи.

– Я думаю, это уже не столь важная проблема. Главное то, что мы сможем в той или иной степени получить серьезное влияние над большинством государств Европы и начать работу по реабилитации. Нам нужно достойно ответить России на все ее успехи во внешней политике. Столько позора за десять лет мы никогда не испытывали. Кроме того, если мы ее не раздавим сейчас, лет через двадцать-тридцать под руководством Александра она станет слишком сильна, чтобы с ней можно было бы хоть что-то сделать. Если мы хотим сохранить ведущие позиции в мировой политике, у нас просто не остается никаких иных вариантов. Эта «Империя варваров» должна быть уничтожена любыми способами.

– Ваше Королевское Величество, – задумался сэр Дерби, – я думаю, оборот «Империя варваров» хоть и хорош, но не совсем верно отражает текущее положение дел. Ведь Александр есть несомненное зло для вашей короны. Он исчадие ада, пришедшее на землю только затем, чтобы всячески вредить делу наших предков, что создавали поистине Великую Британию. Любой варвар после должного воспитания сможет стать достойным, цивилизованным человеком. Но нужно ли нам, чтобы простые обыватели считали русских равными, хотя бы в будущем? Они безусловное зло.

– Вы хотите назвать его государство «Империей зла»?

– Да, я думаю, так будет звучать намного лучше. Боюсь, что в некоторой отдаленной перспективе нам предстоит с Россией серьезно бороться, и нужно правильно назвать всех участников на этом ринге. Мы – боремся за свет, веру и благоденствие народа, а он – кровожадный тиран, деспот, душитель свободы, исчадие ада, концентрированное зло, которое каждый честный человек должен стремиться уничтожить. А его владения – территория, оскверненная его нечестивыми делами. Империя зла, на которой нет ничего доброго, светлого и святого.

– Вы ведь в курсе, что это не так, – задумчиво произнесла королева. – Нам ведь могут не поверить.

– Если человека долго называть свиньей, то рано или поздно он захрюкает, – улыбнулся сэр Дерби.

Глава 7

Уже который день после получения тревожного письма из дома Франсуа Депардье не давали покоя мысли о собственной судьбе. Так сложилось, что он был офицером, несущим тяжелую службу вдали от Родины. Но это полбеды. Ведь пользуясь своим служебным положением, он смог стать одним из крупнейших землевладельцев Новой Каледонии. Что довольно сильно меняло жизненные ориентиры Франсуа, в отличие от большинства других офицеров второй Империи. Погибать во славу Отечества с каждым франком, полученным от выгодной эксплуатации плантаций, хотелось все меньше и меньше. А тут эта совсем неуместная война, грозящая натуральной трагедией для всех французов.

Франсуа раз за разом обдумывал письмо и никак не мог понять, почему Наполеон III допустил создание такой могущественной коалиции. Для него сложившаяся ситуация самым вопиющим образом говорила о полном провале внешней политики этого клоуна, который «твердой рукой вел страну к совершенному краху».

Безусловно, война шла очень далеко от Франсуа, но он читал газеты, в том числе и английские, и сильно переживал о судьбе своей Родины. Однако сейчас, когда в войну вступила Россия, чувство беспокойства перешло в еле сдерживаемую панику.

Что было в его распоряжении? Три роты солдат, вооруженных старыми дульнозарядными ружьями, которые помнили еще улыбку Бонапарта, древняя бревенчатая башенка, долженствующая изображать наличие вооруженного форта, да два обветшалых корвета с небольшим количеством устаревших пушек, пригодных лишь для салютов. На что он может рассчитывать с такой «могучей» армией? Разве что держать в повиновении местное туземное население. И все.

А ведь Новая Каледония находилась в Тихом океане, где практически безраздельно господствовал флот Российской Империи. Особенно после реформы 1870 года, которая произвела «реструктуризацию материальной части» и свела под имперские знамена довольно значительное количество кораблей, в том числе и из коммерческой собственности. На 1 января 1871 года, по материалам, присланным для ознакомления из Парижа, русский флот на Тихом океане имел по штату десять полновесных тяжелых фрегатов, двенадцать корветов и двадцать шесть шлюпов. Причем все – парусно-винтовые и вооружены современными нарезными пушками. Не считая других сил.

Но час назад депрессивные размышления Франсуа, сидевшего в небольшой террасе за кружкой ароматного чая, прервало прибытие взволнованного унтер-офицера.

– Месье, в море замечено около десятка парусных судов, идут в нашу сторону, – вытянувшись и козырнув, доложил унтер.

В военное время появление на горизонте любой эскадры было тревожным событием для столь слабой колонии, и Франсуа, приказав трубить сигнал тревоги, немедленно отправился на верхнюю площадку своего «форта».

Приказ, увы, запоздал. Корабли, оказавшиеся русскими, были замечены слишком поздно, и, когда он, запыхавшись, поднялся на свой боевой пост, они уже входили на внешний рейд, полностью заблокировав старые французские корветы, на которых, впрочем, даже еще и не начали выбирать якоря. Все замерло в шатком равновесии: французские корабли и гарнизон продолжали готовиться к отражению атаки, не предпринимая, впрочем, решительных действий, а русские… Русские, имея подавляющее преимущество, повели себя странно. Пять шлюпов легли в дрейф на самой границе рейда, три фрегата, слегка дымя трубами, прошли чуть вперед и расположились между ними и берегом. Корвет же, прикрывая эскадру, остался мористее. Казалось, они чего-то ждут. Наконец, у борта головного фрегата вспухло облачко холостого выстрела и по его грот-мачте скользнули сигнальные флажки.

– Что они хотят?

– Вызывают из порта катер, месье.

– Значит, хотят поговорить. Жюль, распорядитесь подготовить мне досмотровый баркас[93]93
  Баркас – большая мореходная 14—22-весельная шлюпка.


[Закрыть] и прикажите дать ответный салют.

– Да, месье. Разрешите выполнять?

– Ступай. – Унтер-офицер спешно удалился, а Франсуа медленно, как-то даже через силу, направился верхом на лошади к себе домой. Нужно было переодеться в парадный мундир.

– Месье, между нашими странами идет война, но я хочу максимально избежать жертв. – Капитан первого ранга смотрел спокойным, лишенным всяких эмоций взглядом.

– Вы знаете, сколько войск расположено…

– Знаю. Три роты плохо обученной пехоты с сильно устаревшим вооружением. Причем боеприпасов очень мало – примерно по десять выстрелов на бойца.

– По девять, – печальным голосом поправил русского офицера Франсуа. – О ваших силах, я так понимаю, спрашивать нет смысла.

– Вы правы. Смысла нет. Это военная тайна, которую мне по уставу разглашать не положено.

– И что вы предлагаете?

– Предлагаю вам сдаться и сложить оружие. Вы ведь разумный человек и понимаете, что соотношение сил несопоставимо и в случае вашего отказа произойдет не битва, а бойня.

– Я все понимаю, но дело в том, что я не только офицер, но и крупный землевладелец. Если я ради сохранения жизней ни в чем не повинных людей сдам гарнизон, то сохранятся за мной мои земли? Или их конфискуют в пользу Империи? И что будет с моими солдатами?

– Все зависит от того, как именно буден сдан гарнизон.

– Что вы имеете в виду?

– Я уполномочен предложить вам привести гарнизон к присяге Александру III. Если вы это сделаете, то личный состав будет направлен в Россию для дальнейшего прохождения службы. За исключением тех, кто пожелает уволиться из вооруженных сил и остаться на острове в качестве поселенца.

– Это очень заманчивое предложение, но ведь вы вполне можете взять все силой, и мы не сможем вам противиться. Зачем вам это?

– Основной задачей является минимизация военных издержек. Несмотря на абсолютное военное преимущество, нам придется потратить довольно значительное количество боеприпасов и понести некоторые потери. Наш Император ценит людей, верных его престолу и не рискует их жизнями зазря. Кроме того, не все и не всегда нужно решать силой. Можно изыскивать и иные способы.

– Я могу подумать? – недоверчиво спросил Франсуа.

– Конечно. Можете вернуться и все обсудить со своими людьми. Сейчас эскадра уйдет, а через три дня мы вернемся с новым гарнизоном. Вы меня хорошо поняли? – вопросительно поднял бровь капитан первого ранга.

– Безусловно.

Спустя три месяца в главной общеимперской газете «Московская Правда» вышла большая статья о том, как Новая Каледония, не оказывая сопротивления, перешла на сторону русских и добровольно практически всем населением острова присягнула Александру III, выйдя из-под угнетения «Парижского узурпатора». Скандал получился знатный, особенно после того, как бывший капитан французской армии Франсуа Депардье продал свои земли в Новой Каледонии в пользу Империи и, получив баронское достоинство, переехал в город Саранск, где занялся созданием частного коммерческого сельскохозяйственного предприятия, специализирующегося на прудовом рыбоводстве. Благо что полученных денег хватило для долгосрочной аренды весьма приличных земельных угодий. В конце концов «деньги не пахнут», а героически гибнуть за самовлюбленного правителя, стремящегося утащить с собой на дно как можно больше людей, у Франсуа не было ни малейшего желания.