Текст книги "Славься! Коронация «попаданца»"

Глава 4

– Пан Вайда, слышал, вы ездили в Москву этим летом?

– Куда катится мир… – искренне негодуя, развел руками Анджей, – я иногда думаю, что теперь каждый почтенный торговый человек в Варшаве уже завел себе по маленькому КэГэБэ.

– Нет, ну что вы говорите? – искренне удивился собеседник. – На днях я общался с уважаемым Давидом Гоцманом, так он и сообщил мне эту любопытную новость.

– Ну это другое дело, – съехидничал Анджей. – Давид у нас сам легко переплюнет это проклятое КэГэБэ.

– А что вы нервничаете? Были и были. Или вам там сделали предложение, от которого вы не смогли отказаться?

– Дорогой человек, Анджей Вайда никогда не нервничает, – с недовольным лицом сказал польский предприниматель.

– Вот и замечательно! Расскажите, как там? Говорят, Москва сильно изменилась, а дела меня не пускают уже который год даже отвлечься.

– Дикий город – дикие нравы. – Анджей скривился. – Вы знаете, там и посмотреть особенно нечего. Везде какая-то возня и суета. С покоем родной Варшавы не сравнится.

– А что, торговля там хорошо идет?

– Да куда хорошо? Я думал туда привезти партию… – Анджей несколько замялся, понимая, что начал говорить лишнее. – Партию наших, варшавских товаров, так там такие «сотрудники», что я едва ноги унес.

– Ой, пан Анджей, таки всем известно, что вы балуете с контрабандой. Какой черт вас понес ее в Москву пристраивать?

– Контрабанда?! – искренне удивился Анджей Вайда.

– Мы с Давидом общались больше пяти минут, – с искренней жалостью сказал Степан. – И я не поскупился на угощение.

– Вот зараза!

– Да будет вам. Говорят, что в Варшаве этого не знают только те, кто не спрашивает вовсе.

– Слышал я, что туда по осени много людей съедется, вот и решил пристроить свою партию граппы.

– А что не понравилось «сотрудникам»? Мне не раз говорили, что при выявлении контрабанды они просто заставляли заплатить таможенные сборы, штраф и оставляли человека в покое.

– Да там какая-то чертовщина творится. Во всей бывшей Московской губернии ввели государственную монополию на производство крепкого алкоголя. А то, что идет импортом, то должно подлежать какой-то там сертификации. Вот и оказалось, что у меня не имелось документов, потребных для объяснения происхождения моей продукции. А на слово мне не поверили.

– А что с товаром?

– Конфисковали. На меня штраф наложили. И вообще – пообещали в следующий раз голову оторвать.

– Рисковый вы человек, пан Анджей. Вы же знаете, Александр человек жесткий.

– Да какой риск? Раньше всегда нормально брали. Под крупные торжества легко уходило все, что накопилось за год, а то и более. А тут… – Пан Вайда развел руками.

– Не хочу вам указывать, но я бы на вашем месте завязал с контрабандой. Вообще.

– Отчего же?

– Думаю, вас взяли на особую заметку в этом самом КэГэБэ. Возможно, даже следят. А учитывая, что о вас знает вся Варшава, то… – Степан загадочно улыбнулся.

– Да кому нужен небольшой торговец? Ну привез партию контрабандной граппы. С кем не бывает? Это КэГэБэ больше за всякими одержимыми революционерами бегает.

– Смотрите сами. Я только выразил свои мысли.

Спустя сутки. Варшавский вокзал Санкт-Петербурга. Анджей Вайда выходит из поезда и направляется на вокзал, намереваясь нанять повозку и поехать далее по делам.

– Вы пан Анджей Вайда? – Пан обернулся и с удивлением обнаружил у себя за спиной спокойного и подтянутого молодого человека в форме нового кроя.

– Да. Вам что-то нужно?

– Сержант Комитета государственной безопасности Аксенов, – кивнул он пану, рекомендуясь, – пройдемте с нами, мы хотим задать вам несколько вопросов.

– С вами? – удивленно переспросил пан Анджей, но тут краем глаза заметил человека в аналогичной форме где-то сбоку от себя. Он обернулся. Да, так и есть, чуть слева и сзади от него стоял еще один такой же молодой человек. Справа сзади стоял третий. Только на форме были погоны не с двумя искривленными уголками, а с двумя прямыми, да и петлицы отличались – у говорящего было два кубика, а у остальных – по два треугольника[59]59
  Александр ввел одновременное ношение как петлиц в духе РККА, так и погон, причем не абы как, а максимально унифицировав. Два шеврона уголком на погонах и два кубиках в петлицах говорили о звании сержанта. Два прямых шеврона на погонах и два треугольника в петлицах говорили о звании ефрейтора.


[Закрыть].

– Да, с нами.

– Вы можете предъявить ваше удостоверение? А то я не очень верю на слово. – Анджей тянул время, пытаясь лихорадочно соображать.

– Пожалуйста. – Сержант протянул Вайде небольшую корочку красного цвета в развернутом виде. Тот глянул на нее, но ничего рассмотреть не мог. Буквы перед глазами запрыгали. Да и вообще – он заметно нервничал.

– Я… я… – Он попятился, озираясь по сторонам, но крепкая рука легла ему на плечо, и он совершенно сник.

– Без глупостей, пан Вайда, пройдемте, – сказал сержант и сделал приглашающий жест в сторону, куда Анджей и двинулся в совершенно перепуганном и подавленном состоянии.

Спустя три дня в новой общеимперской газете «Известия» появилась заметка о том, что был задержан некий Анджей Вайда, который занимался сбытом алкоголя, опасного для жизни. В частности, указывалось, что в пригороде Варшавы у него имелась небольшая мастерская, где он изготавливал поддельные напитки из совершенно непотребного сырья.

Глава 5

Манифест от 1 июня 1868 года вышел достаточно буднично и был принят российской общественностью весьма спокойно. После той кровавой бани в конце 1867 года, когда практически без суда и следствия хватали и отправляли на опыты высокопоставленных заговорщиков, элита Российской империи была настроена крайне конструктивно на все, что предлагал Император. Лишь бы их здоровью непосредственно ничего не вредило. Это выглядело очень необычно. Такое совершенно уникальное единение всей аристократии в одном одухотворенном порыве патриотизма и имперской преданности. Особенно ситуация вызывала шок у тех, кто хорошо помнил времена Николая I и Александра II, когда верхушка дворянства практически управляла государством по типу того, что творила в свое время польская шляхта. А тут… все притихли, заткнули свои языки в известное место и преданно заглядывают Императору в глаза. Даже если и считают, что он не прав.

Последней каплей, сломившей сопротивление аристократии, стала показательная борьба с преступностью в Санкт-Петербурге в ноябре – декабре 1867 года. Ни один Император никогда так быстро, жестко и технично не подавлял сопротивление и волнения. Самое страшное в их памяти – «утро стрелецкой казни» – показалось им невинной забавой по сравнению с тем, как люди Александра повели себя в тогда еще столице Империи. Тихо и аккуратно перестрелять практически весь преступный мир Санкт-Петербурга за пару месяцев – это впечатляло. Иными словами, элите прозрачно намекнули, что в случае необходимости, никто не постесняется также «навести порядок» и в других местах.

Так что аристократия и крупная буржуазия поджала хвост и стала играть по правилам, предлагаемым Александром. По крайней мере, вариантов у них особенных не оставалось. Особенно при зримой вездесущести КГБ, который, казалось, стремительно развивался, охватывая контролем самые разные аспекты бизнеса и политики и не оставляя без внимания никого и ничего. Да так, что разного рода Остапам Бендерам, агентам влияния иностранных разведок и прочим вредителям начинало казаться, будто их нахождение на свободе становится явлением, сугубо временным. Да и дураки, коих, как водится, большинство среди фрондирующей публики, получали профилактическую порку, укрепляясь во мнении, что с нынешней властью лучше не шутить. Самое интересное, что столь феноменальные результаты достигались отнюдь не раздуванием штатов Комитета, а в основном грамотной работой с информацией: в газетах сообщалось практически обо всех случаях арестов и разоблачений, но материал подавался так, будто это лишь верхушка огромного айсберга. Также массовым порядком запускались слухи, что вездесущие агенты КГБ видят и фиксируют буквально все, а для их подтверждения периодически устраивались регулярные маски-шоу с мельтешением групп «людей в штатском», среди которых, впрочем, подавляющее большинство составляли курсанты, проходящие практику. Саша понимал, что такое пускание пыли будет действовать недолго, максимум два-три года, да и то потому, что еще слишком свежа память о недавней шокотерапии. Но и столь краткого ослабления активности «темного элемента» было достаточно. Через три года ряды имперских спецслужб пополнятся нынешними курсантами и на смену кажущейся силе придет реальная, позволяя спокойно и вдумчиво продолжать работу по «выведению за скобки» явных и скрытых противников реформ, да и Империи в целом.

Как несложно догадаться, сломав хребет оппозиции в прямом смысле слова, Александр получил забавную ситуацию. Понимание невозможности далее фрондировать привело к массовой жажде выслужиться перед Императором у практически миллионной армии дворянства России и большинства предпринимателей. Да и не только у них. А какие тепличные условия образовались для работы различных охранительных служб? Просто сказка! Доносы пошли полноводной рекой. Все «грязное белье» всех сколь-либо уважаемых людей выворачивались перед сотрудниками Специального управления Государственного Совета[60]60
  В этом управлении были собраны все специальные службы.


[Закрыть]. Конечно, для многих, не привыкших к подобному положению дел, это было совершенно омерзительно, но приходилось мириться. Хотя тот же Милютин Николай Алексеевич, будучи от природы человеком довольно мягким, не раз приходил к Императору с прошением за того или иного обалдуя. Но за редчайшими исключениями уходил не солоно хлебавши.

Безусловно, случались ошибки. И Александр всячески старался их минимизировать, прислушиваясь к сподвижникам и лично перепроверяя материалы по тем людям, за кого они просили. А потом еще и письменно отвечал, описывая те злодеяния, за которые тот или иной человек был задержан. Впрочем, все нарастающих масштабов чисток это не отменяло. КГБ и полиция рыли носом везде, где только можно, вскрывая даже совершенно старые дела, вроде эпизодов воровства интендантами во время Крымской войны или хищения подрядчиками на строительстве Николаевской железной дороги. А уж как доставалось откупщикам и прочим «гениям» отечественного бизнеса – не пересказать.

Одно хорошо – каждого, пойманного и осужденного, не тихо отправляли отбывать наказание, а с помпой. Например, публиковали списки в «Известиях». А по самым вопиющим случаям еще и статьи сопроводительные давали с выдержками из показаний и комментариями специалистов. Так что, несмотря на ощутимый рост напряжения, никто особенно не роптал. Разве что некоторые особенно ярые либералы пробовали говорить о человеколюбии и гуманизме. Да еще за рубежом, в той же Франции и Великобритании, пытались критиковать «людоедское правительство». Но Александру это было в целом «до лампочки», так как дальше визгливых выкриков дело не заходило.

* * *

– Саша, все равно не понимаю, зачем все это? Столько крови! Ради чего? – Владимир чувствовал себя отвратительно и много времени проводил в санатории, поэтому Император сам время от времени его навещал.

– Ради державы. Сейчас завершается расследование хищений во время строительства Николаевской железной дороги. Ты знаешь, что наш добрый Клейнмихель чуть Россию по миру не пустил с этим строительством? Там такие откаты шли – мама не горюй.

– Откаты? – удивился брат.

– Да, откаты. Ах да, ты же не знаком с этим термином, – посетовал Александр. – Там много эпизодов. Например, вскрылось, что люди Клейнмихеля нанимали только тех подрядчиков, которые возвращали им от пятнадцати до тридцати процентов уплаченных денег. Само собой, неофициально. Аналогично дела обстояли и с материалами. Павел Петрович дал обширные показания. Вы же верите Мельникову?

– Он сам дал показания? – искренне удивился Владимир.

– Да. Я его пригласил к себе и объяснил свою острую потребность разобраться с хищениями в тех делах, дабы возмездие настигло виновных. Так он мне там чуть ли не роман в трех частях описал. И сам кое в чем повинился, но главное – сдал многих вредителей и воров.

– И его наказали?!

– Конечно. Наложили штраф в тройном объеме от принятых взяток. Он его уже оплатил и публично во всем покаялся. Убирать с должности я его не стал, ибо некого ставить взамен, но обязал подготавливать смену на совесть. Впрочем, он только рад этому оказался. Насколько я знаю, с Клейнмихелем и другими расхитителями он всегда был в сложных отношениях, но из-за их влияния был вынужден уступать, да еще и взятки принимать, дабы остаться на посту и хоть как-то продвигать любимое дело.

– Если честно, мне в это с трудом верится, – покачал головой Владимир.

– А ты думаешь, отчего у нас страна чуть не развалилась по швам в ходе Крымской войны? Мы ведь не в боях понесли поражения. В боях нас на кривой козе не обскачешь, а вот с мерзостью всякой мы частенько забываем бороться. В тылах порядка не имеем. Так вот благодаря таким вот красавцам, как Клейнмихель и его пособники, мы и проиграли. Да так проиграли, что только чудом страна от банкротства удержалась.

– Меня смущает один момент. – Владимир смутился.

– Говори открыто. Ты мой брат.

– Я слышал, что сотрудники КГБ умеют заставлять признаваться. Не в этом ли дело?

– А смысл? Зачем мне толковых людей под нож пускать? Вот возьмем того же Кокорева Василия Александровича. Расследование началось по обращениям, связанным со строительством Волго-Донской железной дороги. Так свидетели показали, что его приказчики там несколько тысяч человек голодом морили или кормили негодной пищей. Само собой, Василий Александрович свалил всю вину на приказчиков, дескать, воры, преступники. Но мы этим персонажем заинтересовались. Покопали. И выяснилось, что он еще тот «жук». Во времена водочных откупов он нарочно поставлял дешевую водку отвратительного качества, от чего отравлением умерло несколько десятков тысяч людей. И это – только подтвержденные свидетелями случаи. Зато сколотил восемь миллионов рублей. И вот таких дел за ним – масса оказалась. Какие уж тут приказчики. Они, конечно, тоже получили взыскания, но сам Василий Александрович ныне в Научно-исследовательском институте медицины пребывает. На нем там наши врачи новые лечебные препараты испытывают. А его имущество – отписано казне. Правда, не все. С него списаны довольно немалые суммы для компенсаций пострадавшим или их семьям, если они не дожили.

– Василий Александрович… А ведь я с ним не далее чем год назад общался. Он казался таким приличным человеком.

– Не все люди такие, какими кажутся. Так что, как ты видишь, всякой дряни в нашей многострадальной стране – великое множество. Зачем все это? Так немудрено понять. Вывести ее всю нет никакой возможности, но вот прижать к ногтю, заставить дрожать от одних только мыслей своих зловредных я и стараюсь. Да еще и с руководящих постов подобных людей надобно убрать. Не дело, чтобы они державой управляли.

– А если они захотят исправиться? Ведь кое-какие полезные дела Василий Александрович для России делал. Вон, в Баку нефтеперегонный завод построил. В пароходство Волжско-Каспийское вкладывался.

– Человек всю жизнь обманывал и воровал. Разве можно поверить в его раскаяние? Тем более, он уже совершил массу злодеяний, за которые должен ответить. Да, за ним числятся кое-какие полезные поступки. Но преступлений за ним так много, что нельзя его помиловать. Сравни с тем же Мельниковым. Воровать воровал, но про дела не забывал. Да и воровал – с умом. Никогда не брал много. За что он и помилован. Я ведь с него не все взятки в тройном объеме забрал. Контрразведка очень прилично нарыла его не совсем легальных и красивых поступков в обращении с доверенным имуществом. Но делу он никогда не вредил, даже напротив – ратовал за него. Местами даже из личных капиталов премии выдавал. Если бы все вернул в тройном объеме – разорился бы. Так что, я его наказал очень скромно и аккуратно.

Глава 6

Морган нервно курил сигару, сидя на летней веранде. Уже третью неделю не было никаких новостей из Москвы. Такое уже не раз случалось, Александр его не держал на коротком поводке, лишь направляя и инструктируя в случае крупных операций и основных моментов. Но в этот раз дела обстояли совершенно иначе. Буквально неделю назад до него дошла французская газета, в которой говорилось о том, что русский Император погиб в Северном море в результате успешного покушения – его корабль был взорван неизвестными. Из-за чего Джон себе не находил места уже неделю. Что будет с ним дальше? Ведь весь его бизнес находился в собственности погибшего Императора. Кто возьмет дела в свои руки после него? Как поступят с ним? Что будет с его жалованьем и бонусами? Такой страшной и напряженной недели Моргану еще никогда переживать не приходилось. Он потерял сон и аппетит, только курил и неустанно ходил, будучи не в состоянии успокоиться.

Поэтому курьера разведслужбы, который привез ему пакет с документами и инструкциями, он встретил как ангела-спасителя. Никогда прежде он не был так счастлив возможности узнать новости. Он мог бы воспользоваться телеграфом, запросив Москву или своих европейских агентов, но кабель в очередной раз оборвался. Уже третий кабель, проложенный по дну Атлантики, обрывался. А «Грейт Истерн»[61]61
  «Грейт Истерн» – океанский левиафан Брюнеля. Использовался как кабелепрокладчик в Атлантике.


[Закрыть], который пытался проложить второй канал, затонул. Причем, где и когда точно – никто так и не понял. Просто ушел в свой последний рейс и сгинул вместе со всей командой. Поэтому, будучи вновь отрезанным от Европы, Морган чувствовал себя совершенно отвратительно – будто его в тюрьму посадили, отгородив от всего мира.

– Дорогой мой! – Морган буквально сиял, видя этого мужчину совершенно неприметного вида. – Вы просто мой спаситель!

– Отчего же? – Курьер имперской разведки несколько недоумевал.

– Да как же так? Разве вам не понятно? Без этого чертового телеграфного кабеля нет никакой возможности что-то узнавать оперативно. Эти корабли, словно черепахи, ползают по Атлантике. Я совершенно перепуган событием, что произошло в Северном море. Что случилось с Его Императорским Величеством? Он жив?

– Получив предупреждение о готовящемся покушении он решил не испытывать судьбу и вернуться из Лондона в Москву несколько нестандартным путем. Я подробностей не знаю, но Его Императорское Величество смог выйти сухим из воды, причем в который раз.

– А как же он добирался до Москвы?

– Никто не знает, а кто знает – помалкивает. Это, знаете ли, новая мода – помалкивать и лишнее не болтать. Мне известно только то, что Его Императорское Величество появился, как чертик из табакерки, на третьи сутки в Москве.

– Но о его гибели уже написали газеты?

– Только французские газеты, – улыбнулся курьер. – Королева Виктория и премьер-министр Дизраэли были предупреждены о том, что он, опасаясь покушения, не пойдет на корабле из Лондона, а все остальные страны были в замешательстве. Люди не понимали, верить ли в эту новость или нет.

– А что французы? Откуда такая неосторожность?

– Я подробностей не знаю, но говорят, покушение на Александра было организовано по прямому распоряжению Наполеона III. Уж больно события в Лондоне его обеспокоили. – Курьер улыбнулся.

– Сделайте милость, расскажите. Я так изголодался по новостям, что буду вам безмерно благодарен.

– Да там, собственно, не о чем рассказывать. Если давать выжимку событиям, то Его Императорское Величество не только наградили орденом Подвязки, но и приняли в Великую ложу Англии.

– Масоны? – Морган был искренне удивлен. – Почему он согласился? Мне всегда казалось, что он ведет свою игру. Зачем он влез в это мутное болото?

– Я не в курсе всех причин, но Его Императорское Величество знает что делает. Мне известно, что после посвящения, кстати, сразу в мастера, королева Виктория начала довольно прозрачные заигрывания, направленные на сватовство.

– И кого в этот раз она решила выдать замуж?

– Как это ни забавно звучит, но Луизу. Тем самым она пыталась поставить его между двух принцесс, обостряя ситуацию и заставляя выбрать сторону.

– Он уже выкрутился?

– Да, не знаю, что он там кому говорил, но дальше легкого флирта дело не зашло.

– Неужели Виктория так легко отказалась от своих планов?

– Вот что не знаю, то не знаю. В общих чертах, я все рассказал, касаемо этого инцидента. Само собой, что сам знал. Может быть, вас еще что-то интересует?

– Как жаль, что вам можно так мало рассказывать, – улыбнулся Морган курьеру, оставшемуся, впрочем, невозмутимым. – Но, боюсь, все остальные вопросы не так важны. Меня только беспокоит связь. Без телеграфа я как без рук. Две недели с лишним в один конец – это очень приличный срок для сообщения. За это время очень много что может измениться. И я, честно говоря, не представляю, как разрешить эту проблему.

– К сожалению, я тоже. Вы должны понимать, что я всего лишь…

– Да понимаю, понимаю. Но вдруг слышали что? Его Императорское Величество очень внимателен к науке, мало ли что интересное там открыли.

Проводив курьера к месту отдыха и ожидания ответа, Морган отправился в комнату, дабы изучить пакет документов, предварительно его расшифровав. Впрочем, его жена – Элизабет – оказалась очень полезной помощницей, позволявшей очень серьезно ускорить расшифровку пакета и компоновку ответа.

В этот раз, помимо общих инструкций и освещения финансовой и политической ситуации в мире, в пакете имелось весьма прилично и иных документов, связанных с целым рядом новых проектов, один из которых поверг Моргана буквально в шок. Александр отписывался, что в течение месяца в Нью-Йорк прибудет рабочая группа из Москвы, которая привезет с собой оборудование для беспроводной связи[62]62
  Смотри статью в Глоссарии о радиосвязи.


[Закрыть]. В связи с чем Император просил Моргана обеспечить всемерное содействие.

Стандартный имперский лист бумаги[63]63
  До начала XX века в мире не имелось единых стандартов размеров бумажных листов. Император ввел не только единую десятичную систему измерений, ГОСТ-стандартизацию целого спектра производимой продукции (например, метизов) и таблицы предпочтительных размеров (на базе R20), но и упорядочил дела в этой сфере. Правда из-за большего размера А0 (1559х2203мм), для переписки стали использовать новый имперский формат А6, имеющий размеры 195х274 мм.


[Закрыть], покрытый аккуратными машинописными буквами «абракадабры» и расшифровкой чуть ниже, лежал перед Джоном, и он просто не знал, как на него реагировать. «Это шутка?» – такова была единственная мысль в голове Моргана. Все сказанное больше напоминало ему какой-то несмешной розыгрыш.

– Джон, что с тобой? – Елизавета была встревожена потерянным видом мужа.

– Ты знаешь, дорогая, иногда мне кажется, что я устроился на работу к дьяволу. – Морган хмыкнул и залпом опрокинул бокал с виски. – Да. Определенно в этом что-то есть. Не переживай, – он натянуто улыбнулся жене, – все будет хорошо.

* * *