Текст книги "Ирисы Негева"

– Выходит, никакого «друга» нет? – спросил я у Тима.

Он устало улыбнулся. И, посмотрев на дымно-голубое утреннее небо, сказал:

– Кажется, я забыл его спросить.

Так я впервые попал в полицейский участок. Но, несмотря на наручники, я все же был благодарен Тиму. Ведь это была удивительная поездка. К тому же, нас с Гришей вскоре отпустили, не найдя в наших действиях состава преступления.

Тим, благодаря хорошему адвокату, отделался условным сроком.

* * *

После той ночи, я часто приходил к морю один. И, слушая в темноте шум волн, думал о тех несчастных сектантах, что заперлись в сарае и подожгли себя. Неужели никто из их родных не понимал, что они уже близки к черте? Почему никто не бил тревогу? Не осознавал, что происходит? Неужели люди настолько слепы? Даже к своим близким?!

От этих мыслей мне становилось не по себе.

В глубине души я надеялся снова увидеть черепах. Но, они больше ни разу не появлялись.

* * *

– Обыщи-ка его, – сказал старик, выходя из тени.

– Эй! – возмутился я. – Вы про понятых вообще слышали?

Полицейский ухмыльнулся. И то, как он это сделал, мне не понравилось.

– Сериалов что ли насмотрелся? – он подошел к окну, и шафрановый свет луны заиграл на его коже. – Может еще адвоката позвать?

– Было бы неплохо.

– Неплохо… – повторил он. С такой тяжестью в голосе, будто среди ночи ему сообщили, что в его доме прорвало канализацию. – Если бы мы не взяли тебя именно здесь, может, и позвали бы.

– Именно здесь?

– Умника из себя строишь?

– Не понимаю, о чем вообще речь.

– Ну да, да…

Полицейский выдержал паузу.

Весь его вид кричал о том, как ему осточертели такие придурки, как я.

– Послушай, сынок. Мы тут за неделю отлавливаем больше торчков, чем в ином районе за месяц. Так что закрой-ка рот. И стой смирно.

Ах вот оно что. Теперь ясно.

Девушка начала обыск. Профессионально обшарила карманы. Достала сигареты, телефон, документы. И передала старику.

– Есть что-то? – спросил он, разглядывая мои водительские права.

– Вроде нет, – ответила она.

– Снимай ботинки.

– Что?

– Ты слышал.

Я вздохнул. Но, в конце концов, лучше уж так. Увидят, что я чист и отвяжутся.

Мне было холодно стоять на грязном бетонном полу в одних носках. К тому же в пятку мне врезался острый камень. Или, возможно, осколок плитки. В темноте было не разглядеть. Но я молча ждал, пока полицейские закончат.

Девушка покрутила мои ботинки в руках, вынула стельки, простучала подошву.

– Чисто.

Старик выпятил нижнюю губу.

– Странно. Залетный что ли?

Я решил не отвечать.

– Что ты здесь делал-то вообще?

– Достопримечательности осматривал.

– Нарываешься?

– Просто разговор поддерживаю.

Полицейский задумчиво хрустнул пальцами. Думаю, будь он моложе, мне пришлось бы мне вставать на очередь к стоматологу. Но в этот раз пронесло.

– Это твое? – спросил он, выпотрошив мое портмоне.

Я пригляделся. У старика в руках белела визитка Алана Горелика.

– Мое.

– Кто это?

– Следователь.

– Вижу, что не гинеколог. Знаешь его?

– Немного.

– Ты и на севере что ли отметился?

– Я простой таксист.

Старик впился в меня взглядом. Несколько секунд он не сводил с меня глаз. А потом, видимо, что-то в моем лице подсказало ему, что на этот раз он погнался не за тем.

Его взгляд смягчился. Полицейский протянул визитку напарнице и сказал:

– Набери-ка ему.

* * *

Мне повезло. Телефон Алана был в сети, и следователь довольно снял трубку. О чем точно он говорил с полицейским мне неизвестно. Я слышал только обрывки вопросов, которые задавал старик. И, судя по ответам, которые он получил, тучи над моей головой рассеялись.

– Что ж, сынок, – теперь в этом обращении даже звучало что-то отеческое. – Похоже, ты чист.

– Извини, что не оправдал надежд.

Старик кисло улыбнулся.

– Эйнат, сними-ка с него наручники.

Девушка молча выполнила приказ. При этом на ее лице не отразилось ни одной эмоции.

Я с облегчением размял запястья и надел ботинки.

– Могу идти?

Старик вернул мне телефон.

– Твой следак просил тебя не торопиться.

– Это как понимать?

– Не знаю. Спроси сам.

* * *

Алан попрощался с полицейскими и повернулся ко мне.

– Когда ты зашел в мой кабинет, я сразу понял, что эта встреча не последняя, – он достал фонарик и обвел им вокруг себя. – Но предположить, что она произойдет в такой обстановке…

Следователь выглядел довольно элегантно. Этакий глава семейства с рекламного плаката возле стокового супермаркета. Хлопковые брюки, голубая рубашка с закатанными рукавами. В облике и манере держаться – уверенность. Но со взглядом что-то не то. Ни оптимизма, ни воли к жизни.

– Можно вопрос? – спросил я.

– Валяй.

– Ты как тут оказался? В смысле, так быстро…

Алан направил фонарик на потолок.

– То же самое я хотел спросить у тебя.

– Я просто зашел выпить кофе.

– Кофе?

– Ну да. Звучит, нелепо. Понимаю. Но я часто бывал тут. В студенческие годы, когда еще жил в центре. И вот решил посмотреть на стадион. Думал его уже давно снесли… А он все еще стоит.

– Специально что ли приехал?

– Да нет, клиента подвозил. Он сошел неподалеку.

Следователь подошел ближе. Внимательно осмотрел стены.

– Запись в истории маршрутов есть?

– Конечно. Все хранится на сервере. В конторе можно проверить.

– Значит, не знал, что здесь точка сбыта наркоты?

– Не-а, – признался я. – Я же тысячу лет тут не был.

– То есть, обычное любопытство?

– Скорее ностальгия.

– М-да… Веская причина.

По тону было не ясно – произнесено это с иронией или нет.

– А ты? – переспросил я. – Как так быстро приехал?

Прошло секунд пятнадцать, прежде чем Алан ответил:

– Был у психолога.

– Здесь? В Тель-Авиве?

– Жена тут живет… – он провел языком по губам. – То есть бывшая жена.

Я понял, что ступил на зыбкую почву. И дальше лучше не заходить.

– Прости, не знал.

– Да ничего. Обычная история.

Несмотря на легкость в голосе, я понимал, что «обычной» эта история может быть для кого угодно, только не для него.

– У нее полная опека над детьми, – Алан посмотрел куда-то в сторону. – Чтобы видеться с ними, нужно время от времени предоставлять службе социальной защиты заключение о моем психическом состоянии.

– Ясно…

Из окна потянуло холодом. Где-то в парке залаяла собака.

– Ладно, – Алан взглянул на часы на руке. – Уже поздно. Подбросишь до управления?

* * *

Всю дорогу назад я благодарил небеса за то, что Алан не поднялся выше по лестнице и не увидел портрет музыканта за моей спиной. Случись так, ума не приложу, как бы я объяснил, что наткнулся на это граффити случайно.

Сказать по правде, я и сам не мог понять, что произошло тем вечером. Нечто привело меня к стадиону. Силы, названия которым я не знаю. Похоже, что и Алан оказался той ночью в Тель-Авиве по их неведомой прихоти. Чем больше я об этом думал, тем сильнее убеждался в этой мысли.

– Как тот парень? – спросил я, когда мы выехали из города.

– Музыкант?

– Да.

– Все еще в коме.

Я помолчал. Почему-то эти слова меня не удивили.

– А личность выяснили?

Следователь постучал пальцами по подлокотнику.

– Есть несколько зацепок, но все они довольно слабые, – огни придорожных фонарей скользили по его лицу, словно отблески пламени. – Вообще-то я не имею права тебе об этом говорить… – задумчиво произнес он. – Но, думаю, мы ничего не найдем.

– Вот как?

– Да. Что-то с этим парнем не так.

Алан погрузился в молчание, и молчал довольно долго.

– Не могу это объяснить, – сказал он, наконец. – Ощущение, будто он появился из ниоткуда.

Я обогнал ехавший впереди грузовик, и снова вернулся в свою полосу.

– Как это «из ниоткуда»?

– А вот так. Ни документов, ни родственников, ни знакомых. Ни-че-го…

Эти слова растворились в тишине. Мимо проносились погруженные во мрак поля и холмы. В чернильном небе плыл тонкий полумесяц.

Прошло минут пять, не меньше, прежде чем Алан спросил меня снова:

– Почему он назвал нам твое имя?

– Хотел бы разобраться в этом не меньше твоего.

* * *

Когда я зашел домой, Полина уже спала.

Руки под головой. Волосы разметаны по подушке. Размеренное, ровное дыхание. Будто где-то вдали тихо плещутся волны.

Я пересчитал родинки на ее плече. Раз, два, три. Если провести воображаемые линии, получится треугольник.

Едва ощутимый запах крема для рук.

Через окно в комнату льется свет луны. Колышется занавеска. Секундная стрелка на часах делит вечность на мгновенья.

Я стараюсь не шуметь. Прохожу на кухню. Выпиваю стакан остывшего чая.

Дышится легко.

Достаю сигареты и встаю у окна. Возле уличного фонаря кружится хоровод мотыльков.

Снова вспоминаю о Моран. Не хочу впускать в себя мысли о ней, но перед глазами все равно встает ее улыбка. Странное ощущение. Хотеть и не хотеть чего-то одновременно. Это разрывает меня на части. Не знаю, как избавится от этого чувства.

Дым моей сигареты медленно поднимается вверх. Я провожаю его взглядом, пока он не истончается совсем.

Как жаль, что я не успел даже сфотографировать портрет музыканта.

В надежде найти подсказку к этой истории, я задаю поисковику с десяток запросов. Но ни один из них ничего не дает. Ни имени художника, ни ссылки на похожие работы.

Захожу на специализированные сайты. Нахожу много интересных фактов о граффити, урбанистике, заброшенных промышленных объектах. Но и там – ничего. Ни одной ниточки, ведущей к музыканту.

Вопросы закольцовываются один на другой.

В соседних окнах горит свет. Кто-то, как и я, еще не спит. До моего слуха доносятся звуки какого-то телешоу и обрывки чьих-то разговоров.

* * *

Моран обнаружили следующим утром. Из-за сильных волн спасателям пришлось искать ее тело целые сутки.

В новостях сказали, что последний раз живой ее видели на набережной Бат-Яма. Там она встречалась со своим парнем. Он подтвердил, что они просидели в кафе несколько часов. Выпили немного вина, заказали ужин. Но вечер закончился очередной ссорой, и где-то в половине первого молодой человек уехал домой. Один.

Что произошло на самом деле – неизвестно. Но скандалов никто не устраивал. Посуду не бил. Так, по крайней мере, сказал официант, который работал в ту ночь.

Думаю, не соврал. Ведь о самых тяжелых вещах мы всегда сообщаем полушепотом. И я почему-то был уверен, что Моран и ее парень обсуждали именно их.

Покинув ресторанную зону, Моран, направилась к дикому пляжу. Там ее следы терялись.

Намеренно она лишила себя жизни или нет – неизвестно. В сводке короткая заметка – «следов борьбы на теле не обнаружено».

Возможно, просто не справилась с течением, которое затащило ее на глубину. Во всяком случае, никаких предсмертных записок или сообщений она не оставила.

Родители Моран сообщили, что дата и место погребения будут объявлены позже.

Друзья и преподаватели из кинематографической школы в один голос заявляли, что не замечали в поведении Моран никаких странностей.

– Она всегда казалась открытой и жизнелюбивой девушкой.

– Как говориться, с четким планом на будущее.

– Непонятно, что на нее нашло?!

Руководитель службы спасателей заявил, что «в это время года течение очень коварное», – и еще раз предостерег граждан от купания на диких пляжах. – «Особенно в ночное время»!

Дальше я слушать не стал. Выключил радио, заглушил мотор и добрых полчаса сидел, уставившись в одну точку.

Внутри меня прорастала пустота. Она заполняла клетки моего организма, и, словно черная дыра, поглощала все вокруг. Меня, мою машину, дерево, которое бросало тень на мостовую, людей, которые шли по этой мостовой. В конечном итоге не осталось ничего, кроме воспоминания о том дне, когда я подвез Моран до центральной автобусной станции.

Эта встреча искоркой пронеслась через мою жизнь. Но по касательной задела какие-то важные артерии. Для чего же она была нужна?

Я вышел из машины. Прислонился спиной к двери.

Как же душно! Совсем нечем дышать. Ощущение, будто снова началась та проклятая аллергия…

Чернота вокруг меня пошла пятнами. Из всех звуков я различал только, ток крови, бьющей в висках.

В голове сама собой возникла картина. Одинокая фигурка девушки. Впереди – огромная толща воды. Моран заходит в море. И шаг за шагом все дальше отдаляется от берега.

В последние секунды Моран была одна. Без надежды на помощь.

Сложно поверить, что она делала это осознанно. Но исключать такое тоже нельзя.

Я потянулся за бутылкой с минералкой, но не сделал ни глотка.

Мог ли я повлиять на то, что случилось с Моран? Удержать ее от рокового шага?

Не знаю.

Что, если бы мне хватило духу просто предложить ей чашку кофе?! Изменило бы это хоть что-то?

* * *

Весь оставшийся день я не включал радио. Хотелось тишины. И еще – я боялся снова услышать голос брата Моран. Глупость, конечно, но эта мысль почему-то никак не шла у меня из головы. Вдруг ему опять удастся дозвониться на радио? И он сообщит что-нибудь такое, от чего на душе станет еще пакостней?

– Приемник сломался? – спросил клиент.

Аккуратный старик, лет восьмидесяти. С тихой улыбкой на лице. Таких обычно зовут в рекламу лекарств или каких-нибудь пенсионных накоплений.

– Нет, приемник в порядке.

Старик покивал.

– Однажды я целый год ни с кем не разговаривал.

– Целый год? – удивился я.

Он молча кивнул.

– А как ты объяснялся с людьми?

– Никак.

– Даже в магазин не ходил?

– Ходил, конечно. Есть же что-то нужно. Просто ни с кем не разговаривал.

– Родственники, наверное, переживали?

– Некому переживать.

Теперь замолчал я.

Интересный человек. Если бы у меня было время, я бы с удовольствием поболтал с ним подольше. Но до конца поездки оставалось только пару минут.

– Как же ты справлялся с одиночеством?

– Есть кое-что и пострашнее, – ответил старик.

– Что же?

– Быть одиноким рядом с кем-то.

– Хм…

Я потянулся за сигаретами, но потом подумал, что при нем лучше не курить.

– Что же тебя заставило прервать молчание?

– Кошка.

– Кошка?!

– Ну да, – старик развел руками. – Что тут такого?!

Я забеспокоился в своем ли он уме?

– Заболела, – пояснил он. – Пришлось везти к ветеринару. Объяснять, что с ней случилось. Так и заговорил.

* * *

Вечером пошел дождь. Настоящий тропический ливень. С грозами и порывами ветра. В воздухе запахло озоном. По улицам хлынули потоки воды. Там, где стоки не справлялись, образовались огромные лужи. Дороги встали в пробках.

Людей на улицах почти не осталось. Все попрятались по домам. Через мобильное приложение заказов тоже не поступало.

Некоторое время я бесцельно кружил по Хайфе. Затем поднялся в верхний город, откуда открывался панорамный вид на бушующее море.

Высокие волны с разбега накидывались на берег. Маленькие корабли попрятались в гавани. В открытом море остались только грузовые суда, которые стояли в нескольких километрах от порта.

Низкое небо заволокло тучами. Дождь с силой хлестал по крыше машины, бил в стекла. Я чувствовал себя отрезанным от всего мира. И погрузился в какое-то полусонное оцепенение.

Часть меня все еще не желала принять известие о смерти Моран. В глубине души я надеялся, что произошла ошибка. Ее с кем-то перепутали. Родителей ввели в заблуждение. Или что-то вроде того. Скоро поступит опровержение. И она объявится. Живой и невредимой.

В тот момент больше всего на свете я хотел бы услышать эту новость.

* * *

У входа в подъезд сидела кошка. Чистенькая, ухоженная. С дымчатым серым окрасом. На шее – ошейник от блох. Видимо, домашняя. Просто гуляет сама по себе, когда вздумается.

Обвив лапы хвостом, кошка с отсутствующим видом смотрела, как поверхность луж пузырятся от капель.

Избегая резких движений, я сделал несколько шагов к лестнице. Кошка повернула в мою сторону голову, оценивающе осмотрела меня и снова уставилась на стену дождя.

Настоящий мастер дзена, подумал я. И тут же вспомнил старика, который из-за кошки решил прервать обет молчания. Смешная история. И немного грустная одновременно. Не хотелось бы в старости повторить такой же сценарий.

Хотя зачастую, мы получаем именно то, чего больше всего боимся.

* * *

– Привет! – Полина вышла из кухни и встала в проеме двери. – Сегодня пораньше?

На ней был растянутый безразмерный кардиган. Не кардиган, а настоящая мантия. Впрочем, в дождливую погоду лучше не придумаешь. Даже плед не нужен.

На ногах – теплые угги. Волосы заплетены в косу. Только у виска свисает непослушный локон.

– Привет, – ответил я, снимая куртку. – Заказов почти нет. Так что решил зря не крутиться.

– Ну да, такой ливень.

– Настоящий потоп, – я зашел в ванную и помыл руки. – Не знаешь, чья там кошка в подъезде?

– Нет, раньше не видела.

– Выглядит какой-то потерявшейся.

Полина пожала плечами.

На кухне пахло яблоками и дождем. В открытое окно задувал ветер. Я почувствовал себя так, как, наверное, чувствуют себя люди с провалами в памяти, не понимающие как они оказались в том месте, где это состояние их застало.

– Есть будешь? – предложила Полина.

– Нет аппетита.

Полина выглядела немного скованно – слишком напряженные жесты и мимика. Со стороны почти не заметно, но, когда долго живешь с человеком, считываешь такие вещи безошибочно.

– Что-то не так?

– Погода, наверное, – Полина заварила чай. Придвинула мне дымящуюся кружку. – В дождь – бывает.

Она запахнула кардиган. Положила руки на стол. И спросила:

– Помнишь наш последний разговор?

Я обхватил кружку руками. Приятное тепло передалось ладоням.

– Помню, конечно.

– Послушай, – она нарисовала пальцем на скатерти воображаемый завиток. – Что, если… – ее голос дрогнул. – Нам просто не дано. И нужно принять это. Чтобы двигаться дальше?

– Дальше?!

– Как-то жить вместе…

Полина опустила руку в карман кардигана. Достала оттуда фотографию и положила на стол. Вернее, распечатку фотографии, сделанную на цветном принтере.

На фото была изображена девочка лет трех. Смешная улыбка. Красивый ободок на голове. Умные, проницательные глаза, цвета весеннего неба. Но где-то в их глубине, что-то щемящее. Какая-то затаенная надежда.

– Кто это? – спросил я.

– Маша. Ей три. Живет в Белоруссии.

– И зачем ты мне это говоришь?

– Родители погибли в автокатастрофе. Родственников нет. Год назад она оказалась в детдоме.

– А как все это связано с нами?

– Я все узнала. Созвонилась с руководством детдома. Возможно, мы могли бы…

– Подожди, подожди…

– Я уже заполнила анкету. Предварительно они готовы обсудить с нами возможность…

– Стоп, – я сделал останавливающий жест рукой. До меня, наконец, дошел смысл ее слов. – Ты что все это серьезно?!

Полина не ответила. Тишина между нами вытянула из воздуха весь кислород. Я почти физически почувствовал это.

– Ты не должна, – выдавил я, – думать, что… Просто время еще не пришло.

– Ты это уже говорил. Для этой девочки оно пришло уже давным-давно. Она каждый день ждет чуда. Так же, как и мы. Кто-то ведь должен сделать шаг ему навстречу.

* * *

– Добрый день, дорогие друзья! Сегодня у нас будет не совсем обычная программа.

– Или совсем необычная.

– Ха-ха-ха. Ну, или так. В общем, не буду испытывать ваше терпение. Впереди – Пурим.

– Уши Амана, подарки.

– Точно, Мири. Но, это, разумеется, не все. Как известно, идея этого праздника неразрывно связана с весельем.

– Праздничный пир, трещотки, карнавал.

– Вот-вот. Поэтому предлагаю сделать сегодня своего рода зарядку. Прокачать ваши способности к юмору. Идея такая. Вы звоните в эфир, сообщаете мне контакты человека, которого хотите разыграть, для достоверности добавляете какие-нибудь точные сведения о нем.

– Или о ней.

– Или о ней. Я беру несколько минут на подготовку.

– Ровно столько, сколько длится одна песня.

– Так что выбирайте песни подлиннее!

– Затем мы звоним тому, кого вы хотите разыграть.

– Иногда это будет Мири. Иногда я.

– В зависимости от сценария, который мы придумаем.

– Конечно, успех розыгрыша во многом зависит от того, кто на другом конце провода.

– Сейчас телефоны без проводов.

– Факт! Но выражение осталось.

– Это потому, что язык не успевает за временем.

– Не сбивай меня! В общем, важно, чтобы человек заглотил наживку. Так что присылайте контакты людей, которые не бросят трубку, если им позвонят с незнакомого номера.

– А дальше уж мы их обработаем.

– Обработаем?! Ну и слово! Ладно, повторяем телефон студии …

– А пока ставим нашу любимую композицию команды «Doors» – People are strange.

– Кто-нибудь в курсе, откуда взялось название группы?

– Я точно нет.

– А я вот заглянул в Википедию.

– И?!

– Там написано, что своим появлением название группы обязано Олдосу Хаксли.

– Тому, кто написал антиутопию?

– Угу. Мориссона зацепила цитата из его эссе.

– Любопытно!

– Дословно не помню, но звучит приблизительно так: «Если бы двери восприятия были чисты, все предстало бы человеку таким, как есть – бесконечным…».

– Звучит вполне в духе эпохи.

– Еще бы! Как говорил Моррисон, существует известное и неизвестное, а между ними – двери.

* * *

Когда я заехал на мойку, ее хозяин – худощавый пожилой араб, сосредоточено читал газету. Мало кто в наше время покупает газеты. Но он, видимо, предпочитал узнать о новостях по старинке.

– Добрый день, – сказал я. – Мне комплекс. Помыть и пропылесосить салон.

Мужчина нехотя оторвался от чтения. Дежурно улыбнулся, и кивком головы указал на помывочный бокс.

Я припарковался у ворот и оставил машину мойщикам. Несколько минут увлеченно наблюдал за их работой. Затем отошёл в сторону и закурил.

После последнего разговора с Полиной прошло два дня. Два дня, в течение которых мы почти не общались. Не занимались сексом. Не ели за одним столом. Не замечали друг друга.

Какая-то сила все еще удерживала нас вместе, но, думаю, мы оба понимали, что надолго ее не хватит.

Я вдохнул дым, привычным движением стряхнул пепел, и, запрокинув голову, засмотрелся на небо. В прозрачной вышине медленно плыли волнистые облака. Над зелеными вершинами холмов кружила какая-то птица.

В школе я учил, что облака – это всего лишь мельчайшие капли воды, но тут впервые ощутил, как эта вода бесшумно испаряется с поверхности морей и озер, поднимается ввысь, и, очистившись от всей земной суеты, копит силы, что снова излиться вниз – омыть собой мир. Подарить ему еще один день. Который мы, может быть, даже и не заметим.

Дымя сигаретой, я вспомнил лицо девочки с фотографии. Попытался представить мир, в котором она живет. От возникшей картины в районе солнечного сплетения все похолодело, будто кто-то стянул живот железным обручем.

Больше всего на свете я хотел бы помочь ей. Но взять ответственность за этого ребенка (впрочем, как и за любого другого) я не был готов. Что-то внутри меня отчаянно сопротивлялось этому.

Никогда бы не подумал, что передо мной однажды возникнет такой жизненный выбор. Даже возможности такой не допускал.

Поэтому теперь, когда это все же случилось, я чувствовал себя совершенно растерянным и сбитым с толку.

Докурив, я затушил окурок об урну. Машинально пробежал глазами по объявлениям на стене, и вернулся к воротам.

Пока машина отмокала в пене, мойщики выкатили мощный пылесос и начали убираться в салоне. Работали они быстро и слаженно. Один достал коврики, другой принялся пылесосить между сидениями.

– Еще минут пятнадцать, – крикнул мне тот, что выглядел моложе.

– Отлично.

Я подошел к автомату с кофе.

– Не знаешь какой выбрать? – перелистнув газету, спросил хозяин мойки.

Я молча кивнул.

– Возьми турецкий. В меру крепкий.

– Спасибо.

Последовав его совету, я выбрал соответствующую программу. Затем приложил к считывателю карту.

Автомат загудел. Выплюнул бумажный стаканчик и нацедил в него дымящийся кофе, который оказался на удивление ароматным и вкусным.

– Ну как?

– Сойдет.

Мужчина кивнул и снова вернулся к газете.

Пошарив глазами по стенам, я обнаружил небольшое деревянное распятие над входом. Помню, когда я только приехал в страну, то удивился, что среди израильских арабов немало христиан.

В газетах писали, что с недавних пор они получили возможность регистрироваться в качестве арамеев. Не знаю, что им это дало. И дало ли что-то вообще. Но, думаю, нет ничего плохого в том, чтобы людей называли так, как они хотят.

Мойщик не соврал. Минут через десять он подошел и произнес:

– Машина готова.

Я выбросил пустой стаканчик от кофе в ведро и взял у него ключи.

– Большое спасибо.

Парень как-то странно взглянул на меня. Словно, хотел найти подтверждение своим мыслям. Я уловил замешательство в его глазах. Но длилось оно всего несколько секунд.

– Вот еще кое-что, – он протянул мне руку. – Нашел на заднем сиденье.

На его ладони поблескивала золотая цепочка.

– Спасибо, – ответил я.

Мог ведь и не возвращать, – застучало в висках. – Кто проверит?

– Занятная вещица, – сказал хозяин мойки.

Новости ему, похоже, наскучили.

– Разбираешься в этом? – растерянно спросил я.

– Немного. Учился когда-то на ювелира, – он достал из-за уха сигарету и размял ее в пальцах. – Но потом бросил. Слишком большая конкуренция.

Я вытащил бумажник и дал мойщику сто шекелей. Парня стоило отблагодарить. Перекупщики могли дать и больше.

Получив деньги, мойщик благодарно кивнул. Сунул купюру в карман. И протянул мне цепочку.

Я, конечно, помнил это украшение.

Хозяин мойки чиркнул зажигалкой. Затянулся и пристально посмотрел на цепочку.

– Сейчас так уже не делают. Ей лет сто, не меньше.

– Лет сто?

– Может и больше.

Я взял цепочку в руки.

Что-то невидимое коснулось моего лица. Ни вдох, ни выдох. Какое-то едва ощутимое движение воздуха. Я совершенно отчетливо почувствовал его.

Океан, разделявший древние континенты, отступил. Плиты пришли в движение. Материки сместились. Затем Вселенная начала стремительно сжиматься. За несколько мгновений она превратилась в гигантскую черную дыру. Частицы и античастицы столкнулись. Прошли полную аннигиляцию. Стали причиной очередного Большого взрыва.

Вспышка…

После – тишина. Новое начало.

И в этой первозданной тишине я услышал голос:

– Мем, Вав, Рейш, Нун.

* * *

Выезжая из бокса, я поцарапал машину. Удар был сильный, но почувствовал я его только после того, как хозяин мойки крикнул мне вслед:

– Эй! Осторожно! Ты что? Не видишь куда едешь?

– Прости, – ответил я, нажав на тормоза. – Задумался.

Мужчина слез со стула, подошел к машине.

– Что будешь делать?

Я вышел из машины и растерянно уставился на вмятину на заднем крыле.

– Не знаю. Пока, наверное, так поезжу.

– Глубокая, – он провел рукой по царапине. – Маляр знакомый есть?

– Нет.

– Ну, смотри. Если решишь красить, тут неподалеку есть мастерская. Хорошо делают. Быстро и недорого.

– Спасибо.

Он дал мне визитку сервиса. Я бросил ее на панель приборов.

– Скажи от Амира. Сделают скидку.

Я молча кивнул. Меньше всего сейчас мне хотелось думать о ремонте.

* * *

Свет солнца проникал через окно и бил в глаза. Я припарковался возле супермаркета. Надел очки.

Город плыл в гуле автомобильных моторов. По улицам тянулся разноцветный людской поток.

В детстве я любил сидеть на скамейке и наблюдать за прохожими. Мне нравилось строить догадки – откуда и куда они идут? Кем работают? Одиноки они или окружены вниманием?

Я даже хотел быстрее состариться, чтобы выйти на пенсию и целый день просиживать в парке.

Странная мечта для ребенка. Особенно, когда все вокруг хотят стать бандитами, чемпионами по боям без правил или известными рок-музыкантами.

Чтобы не слишком выделяться, я говорил, что хочу стать оператором-документалистом. Для этого ведь тоже нужно уметь наблюдать за людьми.

Так я обманул всех вокруг. И со временем сам поверил в эту отговорку. Настолько, что решил поступать в школу кино.

* * *

Цепочка, словно маленькая змейка, свернулась на моей ладони.

Как так случилось, что Моран не заметила, как она порвалась?

Впрочем, большинство потерь так и происходят. Незамеченными.

А что, если, Моран сделала это специально? Оставила мне нечто вроде послания.

Да нет… Глупость, конечно. Что за идиотская мысль?

* * *

– Добрый день! Это из страховой компании. Меня зовут Дорон.

– Привет.

– Напоминаем, что скоро у тебя кончается страховка.

– Точно, – я отпил минералки, чтобы смыть во рту вкус сигарет. – Совсем вылетело из головы.

– У нас сейчас проходит акция. Страховка за полцены. Интересует?

– Не знаю…

– Не знаешь, интересует или нет?

– А какие условия?

– Правильно отвечаешь на три наших вопроса – получаешь скидку.

– Хм, что-то новенькое.

– Обычный маркетинг. Пытаемся лучше понять предпочтения клиентов.

– Ладно, давай попробуем.

– Отлично. Тогда первый вопрос.

– Чувствую себя как на экзамене.

– Это всего лишь страховка. Неправильных ответов не существует.

– О’кей.

Я ехал пустым, поэтому поставил телефон на громкую связь.

– Случались ли по твоей вине ДТП?

– Нет. Вы ведь и так это знаете.

– Конечно, – я услышал, как мой собеседник перекладывает бумаги на столе. – Тем не менее, я должен уточнить.

– Хорошо.

Дорон кашлянул. И снова зашуршал бумагами.

– Мы начали тестировать новую систему сбора данных. Это экспериментальный проект.

– Угу…

– Ты наверняка знаешь, не все ДТП регистрируются дорожной полицией.

– Ясное дело.

– Так вот у нас появилась информация, что зарегистрированная на тебя машина все же участвовала в ДТП.

Я сбавил скорость и перестроился в правый ряд.

– Ерунда какая-то.

– Не думаю. Вероятность ошибки крайне мала.

Дорон замолчал, давая мне возможность высказаться. Но я решил не перебивать его. Никаких аварий со мной не случалось. Это я знал точно.

– А бывало, что ты садился пьяным за руль?

– Ну, может раз или два. И не так чтобы пьяным. Может, после бутылки-другой пива.

– Об этом, собственно, и речь.

Я насторожился. Разговор принимал какой-то странный оборот.

– Тебе знакомо название «Сарона-бар»?

Все это нравилось мне все меньше. В студенчестве я выпил там целый бассейн пива. Но откуда об этом знает страховая?

– Кажется, это уже немного больше, чем три вопроса.

– На самом деле мы все еще пытаемся разобраться с первым.

– Вот как?

– Угу.

– А почему бы мне просто не повесить трубку?

– Потому что если даже что-то и произошло… – страховщик сделал ударение на последнем слове, – то за давностью лет никто уже не имеет к тебе претензий.

– Хм…

– Но мы, как страховая компания заинтересованы в более детальном психологическом портрете нашего потребителя. И потому готовы предоставить страховку почти бесплатно, если ты все же согласишься продолжить. В конце концов – нам важно понять, возможно ли, что такая ситуация повториться вновь?

– Какая еще ситуация?!

– Скажем так. У нас есть показания управляющего баром. Он, утверждает, что ты довольно часто садился за руль пьяным.

– Наверняка спутал меня с кем-то.

– Есть видео с камер.

Я поймал себя на мысли, что все это напоминает какой-то проходной триллер с плохо прописанными диалогами.

– В американских фильмах в таких случаях звонят адвокату.

– Точно. Но мы не в кино. Мы, страховщики – прагматики. Предпочитаем оперировать фактами.

Я снова отпил воды и поставил бутылку в подстаканник.

– И?

– Управляющий говорит, что отъезжая от бара, ты сбил человека.

У меня между лопаток пробежал холодок.