Текст книги "Пожары над страной"

Глава 2

– На второй день после Чернобыльского взрыва папа лежал где-то тут, где мы сейчас с тобой, и услыхал такой разговор: «Вчера в Чернобыле случился пожар», – сказал мужчина своей спутнице.

«С чего ты взял?» – спросила она его.

С ними был маленький ребенок.

«Я всю ночь был на смене. Мимо наших окон до самого утра шла пожарная техника. Представляешь: ядерная электростанция, пожар – и никакого оповещения!»

– Отец вспоминал, что над городом все еще было ясно, но со стороны Чернобыля медленно приближалось маленькое, пока еще ласковое облако. Папа быстро собрался, сел в метро и приехал к ж/д кассам. Люди в огромных очередях раскупали билеты на любые направления.

Папа на ходу запрыгнул в вагон не своего поезда, забрался на третью полку. Под ней все места были заняты женщинами с детьми. От судьбы не убежишь…

Ева осеклась. Времени оставалось мало, а она хотела попасть еще на Подол. Но, по всей видимости, туда они уже не успевали. Ева стала вытирать глаза: – Папу, как ликвидатора, мобилизовали в Чернобыль, когда он вернулся из Киева. А потом высокий уровень радиации, госпиталь и наше с мамой одиночество. – Ева почувствовала, как она буквально вросла в тело этого огромного, ставшего ей близким мужчины. Увидела чаек в свободном полете, и ей захотелось подняться. Но Андрей не позволил ей этого. Легко, совсем не напрягаясь, он приподнял ее, как маленького ребенка, поставил на ноги и поднялся вместе с ней. И они медленно направились вдоль берега к машине.

– Коммуняки проклятые! – сказал Андрей и замолчал.

Ева шла рядом с этим человеком, и ей совсем не хотелось расставаться с ним. Ей казалось, что она когда-то уже встречалась с ним. Она еще дома смотрела по Первому российскому каналу передачу из Славянска об ополченцах и видела среди них Андрея. А сейчас он – сотник Правого сектора, идеологический противник этих людей. Переехав через мост Метро они оказались на Подоле. В городе было спокойно. Ева успокоилась и прижалась к Андрею.

– Попробуйте, если это возможно, в конце улицы Сагайдачного повернуть налево и по Андреевскому спуску подняться к памятнику Богдана Хмельницкого.

– За деньги все возможно, – сказал молодой парнишка-водитель, съезжая с моста на набережную.

Стоял теплый вечер. На улице было многолюдно. Народ отдыхал. Тут не было Майдана. Эти российские телеканалы так перенапрягли с войной на Юго-Востоке. Она только вот сейчас, в Киеве, пришла в себя и начала понимать, что все не настолько серьезно. Ее отпустило. «Наверное, и дома все хорошо», – подумала Ева. В конце улицы водитель повернул налево и поехал под знак вверх по Андреевскому спуску.

– Да ты – лихач, – уважительно сказал Андрей. – Не боись, если что – отмажу.

И машину начало трясти по крупным булыжникам мостовой.

– Смотри, Андрей, это домик Булгакова, музей, – и она указала ему на барельеф писателя. – А вот выше, в этом доме, жил Воланд.

Андрей и знать не знал, кто такой этот Воланд, но выразил заинтересованность. «Подумает, темнота». На улице уже зажигались огни. Машина с трудом преодолевала подъем, минуя Андреевскую церковь, затем пересекла улицу Саксаганского и въехала на площадь Богдана Хмельницкого к Софийскому собору. Далее, возле здания университета кирпично-красного цвета, дорога была перекрыта. Напротив, возле памятника Тарасу Шевченко, было многолюдно: люди собрались на митинг. Ближе к центру города становилось все волнительнее.

Сидя на заднем сиденье машины, крепко обнимая Еву и чувствуя дрожь и напряжение в ее теле, Андрей сказал: «Не бойся». Но Еву продолжало лихорадить. Ей показалось, что так будет всегда…

…Все дороги были перекрыты. Возникла реальная угроза опоздать на поезд. К камере хранения они уже бежали. Поезд стоял на шестом пути. Андрей летел впереди с двумя ее сумками, расталкивая толпу. Казалось, весь город собрался в дорогу. Женщины с детьми, военизированные команды, цыгане и просто нищие попрошайки.

Но почему-то только они бегут, а все остальные как будто замерли на месте. Чего-то ждут?

Перед самым носом у Андрея проводница подняла подножку. Он едва успел забросить в тамбур сумки, а затем, высоко подняв на руки, переместил в уже тронувшийся поезд и Еву. Оказавшись в купе, она все еще ощущала тепло рук Андрея… А он, пробежав несколько шагов по платформе, пытался заглянуть в окно. Но не обнаружив ее, остановился, как статуя, среди платформы и помахал рукой вслед уходящему поезду.

Проводница собрала билеты, затем принесла чай. Ева прислушалась к разговорам соседей. Это была уже совсем другая Украина. Украина ее мамы. Мягкий, певучий западный акцент успокаивал и возвращал в далекие и добрые времена детства. Расстелив постель, она провалилась в сон, даже не разуваясь. Поезд был скорый. Плавно и ритмично стучали колеса. Ева спала. Среди ночи она проснулась от резких толчков. Поезд, притормаживая, останавливался. Отодвинув занавеску, Ева увидела надпись на железнодорожной станции. «Стрій»1212
  Стрый


[Закрыть], – подумала она.

«Уже близко к дому». Когда она была ребенком, где-то тут служил ее отец. Он был военным пилотом. А как ладно сидела на нем военная форма! Они с мамой прыгали от счастья, когда он появлялся дома. Мама не разрешала ему выносить мусорное ведро или брать в руки авоську с продуктами, всегда напоминая: «Це – жіноча справа!»1313
  Это – женское дело!


[Закрыть] Как она умела беречь его достоинство! Поезд снова набрал скорость, и под мерный стук Ева снова погрузилась в сон…

…Проводница разносила чай, предупреждая, что пора просыпаться. Через два часа она увидит родные лица. Надо привести себя в порядок. Обычно это занимало не менее часа. А тут еще чужие люди вокруг. Вот этот толстый мужчина напротив все пытался с вечера с ней познакомиться. А потом храпел как паровоз. Если бы не стук колес… Да, кажется, приходил Андрей, о чем-то спрашивал, а она не хотела его отпускать. Но его лицо упорно и настойчиво сменяли лица детей.

И постепенно Андрей исчез, растворился в причудливой канве ночного тревожного сна… Есть не хотелось. Она посмотрела на себя в зеркало. Объявили прибытие, и Ева с двумя сумками последовала к выходу.

– Вибачте, пані!1414
  Женщина, извините!


[Закрыть] – извинилась проводница, продвигаясь к двери, отворила ее, вытерла поручень и опустила подножку.

Ева вышла вперед, надеясь, что старший сын заберет вещи. Но реальность оказалась иной. На перроне стояла ее старенькая мама, держа за руку своего любимчика Иванку.

– Коля. Где мой Коленька? – прошептала Ева и в какое-то мгновение потеряла опору под ногами. Она не увидела того, кого ожидала.

«Не может быть. С ним все в порядке. Просто он занят и не смог прийти»… И молча поволокла к выходу свой багаж. Иванко как-то пригорюнился и прижался к бабушке со слезами на глазах. А бабуся, расплакавшись, повисла у дочери на шее, как будто это она была во всем виновата. Ева, почувствовав отсутствие мужского плеча, и то, что сейчас единственной опорой для этих двоих является она, быстро взяла себя в руки.

– А где Никола? – пытаясь не выдавать своего волнения, спросила она.

– Призвали нашего Николу. Но ты не волнуйся, с ним все хорошо.

Какой он был красавец, когда его переодели в военную форму. Точь-в-точь его дед. И даже служить пошел в авиацию, где-то тут, рядом. На аэродром, про который ему рассказывал дед.

Они медленно шли по перрону. Иванко, успокоившись, взял маму за руку и прижался к ней щекой. Тепло ребенка передалось матери. А бабушка все рассказывала и рассказывала про Колю и как его призвали.

– Да не призвали! – перебил ее Иванко. – Он сам пошел бить колорадов!

Еву что-то кольнуло прямо в сердце. Ее Коленька – и вдруг пошел кого-то бить?!

– Ты тут поживешь у нас – и все поймешь, – сказала мама.

Маленький родительский домик, как всегда, был аккуратно выбелен, излучал теплоту и спокойствие. Старая шелковица, нависавшая над калиткой, почти вся осыпалась. Ева не смогла пройти мимо и сорвала несколько ягод. Тут же почувствовала, что приехала домой… С горьким предчувствием ступила на порог, и в нос ударил запах маминого борща. Больше всего она боялась войти в комнату Николая. Она так много привезла для него различной электроники, а тут вдруг – на тебе! Ушел служить. Ни единого слова матери. Повзрослел, весь в отца. Тот тоже всегда лез на рожон.

– Мамуля, разбери мои вещи. Ты так всегда любила это делать за меня. Я устала.

А сама Ева, тихо ступая, вошла в комнату Николая. И тут ей все стало ясно. Над его столом, где в детстве он любил конструировать самолеты, висел большой портрет Степана Бандеры, а над кроватью – желто-голубой флаг. Под ним – лозунг «Слава Украине!» Разбросанная одежда: ремни, рубашки, высокие черные сапоги. И несколько книжек на столе, на одной из которых была изображена свастика. Ева поняла вдруг, что потеряла сына. Ей не нужно было уезжать! Эта жизнь, которую она обрела там, в Америке, не стоила такой жертвы. Да, ее тоже переполняют патриотические чувства и любовь к родине, но потерять при этом любимое дитя… Она взяла со стола одну из книг и прочла на ней надпись знакомым детским почерком Коленьки: «Если цель поставлена, ее надо достичь любыми средствами». «Он еще ребенок, его еще можно переубедить!» – подумала Ева. Из «залы», как мама называла большую комнату в доме, раздался детский смех Иванки. Мама накрывала на стол.

– Мама, а где он сейчас? Почему не звонит?

– Это ты о Николе? Ой, дочка, давно он звонил. Им не разрешают: отобрали телефоны. В военкоматах полно народу, сведений не дают, только все новые повестки раздают. А ты сходи, сама увидишь. Последний раз звонил не он, а соседский Толик. Говорил, все хорошо, у Николая зарядка в телефоне кончилась. «Мы в А…» – сказал он, и телефон отключился.

Они сидели у стола, а рядом Иванко запускал новую железную дорогу, которую привезла мама из Америки.

– Садись за стол, – сказала баба Мария, разливая в рюмки домашний самогон.

«Когда она все успевает? И в огороде у нее наверняка порядок», – подумала Ева и закусила хрустящим огурчиком…

…В военкомате было еще более оживленно, чем на Майдане. Разгоряченные женщины требовали, чтобы к ним вышел сам военком и отчитался. Путь в здание толпе преграждала милиция. Одни кричали: «Верните нам…», другие – «Мы не отпустим! Он больной, куда ему воевать? Лягу сама на рельсы…» И тут же рядом несколько женщин подожгли повестки из военкомата. Милиционер попытался затоптать огонь и остановить развитие событий, но женская толпа угрожающе загудела. Ева поймала себя на том, что тоже принимает в этом участие, развернулась и со слезами на глазах вернулась домой. Кроме этой проблемы у нее оказалась еще большая – неразбериха с документами. Ева еще в телефонном разговоре предупредила мать, что в Америке Степан предложил ей выбрать для нового паспорта, который собирался ей сделать, не только новую фамилию, но и другое имя.

Сначала она отнеслась к этому как к игре и назвала себя Евой, именем героини любимого романа Екатерины Вильмонт «Девственная селедка». Но когда Степан принес ей готовые документы, где она стала Евой, да еще и его супругой, ей стало не до шуток. Историю эту она до сих пор не распутала, и как поступить, кроме матери, посоветоваться было не с кем. Степан поставил ее перед фактом и велел никому не рассказывать. Поэтому по телефону она матери так ничего толком и не рассказала. А тут еще беда с Николаем… Что решать в первую очередь?

Какой вопрос важнее: возврат настоящего имени, легализация нового или поиски ребенка? Конечно же, ребенок. Но оказалось, что первую проблему решить гораздо проще. Это сделала мать, особо не вдаваясь в подробности. «Я не знаю, что там у тебя со Степаном произошло. И нового твоего имени знать не хочу. Я родила тебя Анжеликой. Мы долго с отцом выбирали это имя, и ты с ним помрешь. И для детей ты не Ева, а Анжелика. Наш сосед Васька мигом решит все эти проблемы. За сто доляров одной бумажкой. Ох, как он их любит, эти бумажки! Напишешь заявление, что потеряла паспорт, и получишь новый, на любые имя и фамилию». Ева даже не ходила к соседу. Баба Маруся, как все вокруг называли мать, сделала все сама за три дня. Только кроме этой бумажки в сто «доляров» пришлось дать столько же тому, кто выписывал паспорт. И Ева стала вновь Анжеликой.

– А вот теперь ты мне расскажи, – обратилась мама, – что там у тебя произошло со Степаном? Зачем он тебе имя поменял?

Баба Маруся снова выставила на стол борщ и достала бутылку с мутной жидкостью. Иванко на полу запускал свою железную дорогу, а Ева-Анжелика напряглась, собираясь с мыслями: «С чего же начать?»

– Вспомни, мама, каким необычным для нас человеком показался Степан, как он стремительно ворвался в наш дом. Такой самодостаточный… Зачем мы ему были нужны? Я припоминаю, он имел отношение к той аварии с белым фосфором на железной дороге под Ивано-Франковском в 2005 году. Он там увидел меня и «пас» долго… Я до сих пор не могу составить для себя четкую картину его личности.

То, что я нужна была ему как женщина, это понятно. Но только сейчас начинаю понимать, что он использовал меня еще и как прикрытие. Поэтому по документам я оказалась его женой. Вспомни, как он обхаживал тебя и детей, чтобы оторвать меня от вас… Как у нас с ним было все красиво, пока мы не приехали в Америку. Куда подевались его мягкие манеры, учтивость и вежливость? Его речь приобрела стальной оттенок. Я для него стала рабыней. Он пропадал неделями. В это время мне звонили какие-то женщины, какие-то явочные квартиры, секретные переговоры… Я поняла, что меня прослушивают. Но когда он возвращался, выжимал из меня все соки. Для меня это было слишком… Я уже не могла удовлетворить все его сексуальные запросы. Все было «занадто»1515
  «слишком»


[Закрыть]. Во время секса со мной он мог одновременно вести переговоры о каких-то новых технологиях для Украины, сланцевый газ, поставки. Сумасшедший дом, мама. Ты меня знаешь, я домашняя, мне, кроме дома и наших детей, ничего не надо. Холст и краски, петухи, подсолнухи. А тут вдруг такое!

Я не выдержала и ушла, когда его не было дома. Устроилась работать дизайнером по интерьерам. Очень много домашних вещей у меня скопилось, мебели, купленной за мои деньги. Я забрала их с собой. Думала, когда-то совью свое гнездо. Вещи в итоге хранились, как реквизит, на работе. И из-за них я постепенно снова попала в зависимость.

Я не знала, как разрубить этот вновь образовавшийся узел. И тут вдруг снова появился Степан. Он разыскал меня.

– Ты знаешь, он и мне звонил, искал тебя. Они уже выпили по три рюмки, и вдруг мама запела:

 
Рідна мати моя, ти ночей не доспала,
Ти водила мене у поля вкрай села,
І в дорогу далеку ти мене на зорі проводжала,
І рушник вишиваний на щастя, на долю дала…1616
  Родная мать моя, ты ночей не доспала, Ты водила меня в поля на краю села, И в дорогу далекую ты меня на заре провожала, И рушник вышиваный на счастье, на долю дала.


[Закрыть]
 

И тут только Ева заметила, что ребенок спит на кровати в обуви. Опьянев от домашнего самогона, она прилегла рядом и обняла этот единственный оставшийся рядом родной комочек… Баба Маруся сняла обувь с обоих, прикрыла одеялом, а сама пошла собирать посуду со стола. Среди ночи Ева поняла, что спит, не раздевшись, с ребенком. Как давно этого не было с ней! «Мамо, мамо, це ти? І де ти так довго була?1717
  Мама, мама, это ты? И где ты так долго была?


[Закрыть]»

Ева напряглась, затем вспотела и снова погрузилась в сон… Когда она проснулась, солнце уже заглядывало в окно. Ребенка не было, бабушка отправила его в школу и вовсю хлопотала по дому. Зазвонил телефон.

Степан, захлебываясь, кричал в телефонную трубку: «Никуда не уезжай, я приеду! Я помогу тебе найти Николая. Я жить без тебя не могу!». И связь прервалась. – Я ж тобі казала, що він тебе шукає1818
  Я же тебе говорила, что он тебя ищет


[Закрыть]. Ты и там в своей Америке так рано встаешь? Выспись, почувствуй, что домой вернулась. Успокойся.

Но Ева ее не слышала. Она представила себе, как этот наголо обритый, плотно сбитый низкорослый мужчина со своей обходительностью вновь может появиться в ее жизни с одной только целью: незаметно подчинить и подмять ее под себя. «Степан Арнольдович Наливайченко», – любил он представляться и первым протягивал свою влажную мягкую ладонь.

– Дочка, а может, он тебе поможет разыскать и вернуть Николая? Ты ведь знаешь его возможности.

– Мамуля, я его, кажется, разгадала. Он какой-то тайный американский агент тут у нас, в Украине. Мне не нужны его возможности, а тем более помощь. Ты не представляешь, как он надо мной издевался. Мне стыдно тебе все рассказывать.

– Тебe видней. Сегодня приемный день в военкомате. Может, вывесят списки, кого куда отправили. Такое бывает. Этого требовал Совет солдатских матерей. Николы в этих списках пока не нашла, туда не включают добровольцев. Сходи-ка, а вдруг тебе повезет.

Женщины быстро позавтракали, и Ева убежала. В этот раз к военному комиссару, так его по старинке называли, была живая очередь. Ева записалась и стала ждать. Седой усатый полковник принял ее с подчеркнутой вежливостью: вышел навстречу и даже поцеловал руку. С ней давно этого не случалось. Оказывается, Николаем уже интересовались из важного иностранного ведомства. Зачем и кто конкретно, ей не сообщали. «Степан, – подумала Ева. – Больше некому». Этот хитрый лис снова разыгрывает свою шахматную партию, пытаясь обойти ее на два хода вперед. И только лишь поэтому, поняла она, для нее сделали исключение и сообщили, что Николая два месяца назад взяли на доукомплектование батальона «Донбасс» и отправили в Славянск.

– Мама, он и там уже расставил свои сети! – крикнула она с порога.

– Кто – он?

– Кто, кто? Этот американский шпион Наливайченко. Это ты ему все рассказала?

– Человек хочет тебе помочь. У него командировка в Славянск, а он едет сначала к тебе, волнуется. Что там такого серьезного могло произойти между вами в Америке? Я так радовалась за тебя, думала, наконец моя Анжела встретила свою судьбу. А вышло все…

– Вышло как вышло! Я уезжаю, и не смей ему ничего обо мне рассказывать. Меня трясет, когда я о нем вспоминаю! – выкрикнула Ева.

– Успокойся, дочка. Тебе виднее. Не успела приехать – и снова в дорогу. Хорошо хоть свиделись.

– Собери мне чего-нибудь в дорогу, поцелуй Иванку, скажи, что мама скоро приедет, поехала выручать Николая. Он поймет. Чует мое сердце, Коленька в беде.

Ева оделась попроще, собрала немного вещей в спортивный рюкзак, просмотрела документы, американский паспорт оставила маме на хранение: подданной иностранного государства в районе боевых действий появляться может быть опасно. Так посоветовал ей седой полковник. Перед выходом она зашла в комнату Коли, посмотрела на маленькую фотографию под стеклом на столе, достала ее и положила под обложку украинского паспорта. На столе лежал маленький плеер. Ева включила его:

Пожары над страной все выше, жарче, веселей,

Их отблески плясали – два притопа, три прихлопа,

Но вот Судьба и Время пересели на коней,

А там – в галоп, под пули в лоб, —

И мир ударило в озноб от этого галопа.

Ева вспомнила, как Коля любил этого автора. Он был его кумиром.

– Дочка, ты мне так ничего и не рассказала о своей жизни в Америке. Что между вами со Степаном произошло? Я до сих пор его считаю подходящей партией для тебя. Ева открыла чемодан и достала оттуда папку.

– Вот тут, мама, моя переписка с одним человеком из Америки.

Я его никогда не видела, но переписывались мы долго. Я делала это втайне от Степана. Этот человек написал роман по материалам нашей переписки. Вот он. Многое тебе будет не интересно, но ты получишь ответы на многие свои вопросы.

Ева положила на стол рукопись и как-то сразу обмякла. До этого она была сдержанна и сконцентрирована, словно сгусток энергии. И вдруг все это куда-то исчезло, и из глаз хлынули слезы. Это вызвало ответную реакцию матери, женщины обнялись и присели на дорожку. – Я провожу тебя на вокзал. Возможно, тебе потребуется моя помощь. Ты уже всех здесь растеряла. А у нас все, как и раньше: в любом деле нужны знакомства, и на вокзале тоже.

Мама все еще что-то подкладывала в сумку, а Ева стояла у калитки и собирала шелковицу. Она не стала приводить себя в порядок, посчитав, что чем хуже выглядишь, тем лучше. Мама вышла с бумажной салфеткой, увидев на лице дочери ярко-синие пятна от ягод. «Ой, забыла!» – вскликнула Ева и быстро вбежала в дом. А вышла в слезах, прижимая фотографию Иванки к груди.

Глава 3

На вокзале было все, как в центре Киева: семьи переселенцев – москали – покидали Западную Украину… Озабоченные, как она, одинокие женщины… Ева увидела усатого полковника из военкомата.

Он отправлял призывников. Военком подошел к ней и подал руку. «А вы решительная женщина, – сказал он. – Будьте осторожны. Где вы сейчас будете его искать? Он – доброволец. Это отчаянные ребята. Вероятно, находится в центре боевых действий. Мы не добрали пару человек в команду. Сейчас подойдет наш представитель, он сопровождающий, и вы можете уехать c ними, но это только до Киева». Ева не понимала, как отблагодарить судьбу за такую неожиданную встречу. У нее за спиной стояла мама с продуктовой сумкой в руке, потерянная, усталая женщина. Она все слыхала и хотела быть совсем незаметной, чтобы не помешать дочери.

– А это – моя мама, Мария Ивановна, – представила ее Ева.

– Полковник Шевченко, – представился мужчина и пожал неловко протянутую руку бабы Маруси. – У вас прекрасная дочь. Думаю, Бог ее вознаградит.

В это время между ними бесцеремонно выросла фигура молодого офицера.

– Команда на перроне загружается в одиннадцатый вагон! – взволнованно сообщил он.

– Семак, возьмите до Киева эту прекрасную женщину. Я бы сам ее сопроводил, да обстоятельства сильнее нас, – пошутил полковник. – А я пойду этот вопрос утрясу с начальником поезда.

– Домовились1919
  Договорились.


[Закрыть], – как-то не по-военному ответил Семак в погонах лейтенанта. – Следуйте за мной, – уже более четко обратился он к Еве и быстро стал удаляться, почти побежал. Ева едва успела забрать сумку у матери и пыталась не отставать. Команда уже была в вагоне. Проводница хотела спросить билет у Евы, но Семак ее опередил. «Это со мной», – сказал он, и они вошли в вагон.

Все места были заняты молчаливыми призывниками с испуганными лицами. Они не были добровольцами. Особенно густо заполненным оказался отсек в центре вагона. Там травили анекдоты.

– А от і жінка до нас. Я не мо-о-о-жу, – як сказав бичорноморський матрос, «солений».

– Давай продолжай, трави! – кто-то выкрикнул с верхней полки.

– У нас в Одессе уси анекдоты солони. А тут жинка!

– А ты, где солоно, говори «трам-тарарам, трам-тарарам!»

– Добре!

– Ну давай, начинай! – поторопили сверху.

– Трам-тарарам, трам-тарарам, трам-тарарам… Мы – черноморци… Трам-тарарам! – и все купе дружно рассмеялось.

– Пойдемте отсюда, – сказал Семак.

– Да-а-а, – сопроводил ее взглядом один из призывников, – женщина на корабле – стихийное бедствие.

Они пришли в последний отсек. «Вот ваше место. А я буду напротив, охранять вас как ценный груз». Тут же появились два сержанта с отличительными знаками. «Никакой самодеятельности в поезде, – сказал им Семак. – Собрать по три гривны – и в магазин. Все свое не доставать. Только закуску. И спать! Завтра утром на вокзал приедут покупатели. Все должны быть как огурцы». Ева поняла, что спокойствия не будет. Надо попытаться уснуть.

– Пойдемте с нами к соседям, – вдруг предложил Семак. – Будет весело.

Он достал из-под своего сиденья продуктовую сумку, раскрыл ее, и в вагоне вдруг резко запахло чесноком. Затем в его руках появилась бутылка водки. «Да, – подумала Ева, – меня ждет неспокойная ночь…»

Она вежливо отказалась и отвернулась к стенке, натягивая одеяло. Из соседнего купе доносилась громкая речь, кто-то настраивал гитару. «Капи-тан, ка-пи-тан», – услыхала Ева и поняла, что гитара семиструнная. Ей удалось провалиться в сон под стук колес. Но среди ночи она почувствовала, что с нее стягивают одеяло. «Это я, Паша Семак, – тихо представился обладатель вкрадчивого голоса. – Еще ни одна баба мне не отказала. Я знаю, у тебя нет мужика, иначе б ты сейчас не отправлялась с нами в пекло». Ей вдруг стало жутко: «Надо что-то придумать.

Он пьяный, просто так не отстанет». Семак уже успел просунуть ей между ног свою пылающую ладонь. Другой рукой он достал из декольте ее теплую левую грудь. Потом одна рука куда-то делась, и она догадалась, что он расстегивает свои штаны. Сейчас он ляжет сверху, придавит ее всей тяжестью своего тела, и будет уже поздно. И вдруг ей пришла в голову идея. «Расслабься и получай удовольствие», – шепнул

он ей на ухо. «Межу прочим, я – американская гражданка. А ты, вонючий лейтенант, будешь нести ответственность перед законом в полной мере». И враз у этого верзилы пропала настойчивость. «Так я ведь полюбовно хотел, по обоюдному желанию. А ты сразу запугивать… Ну и спи себе в одиночестве. Я ведь пошутил, – и он грохнулся на свою постель. – Подумаешь, нашлась недотрога». В это самое время в купе зашли и стали пробираться на верхние полки двое подгулявших соседей. «У тебе шо, облом?» – пошутил один из них, и оба рассмеялись. «Надо быть готовой. Сколько еще таких сражений ей придется пережить? – подумала Ева. – А может, лучше было бы примириться со Степаном и воспользоваться его помощью?»

Проехав станцию «Стрій», поезд вдруг начал останавливаться. Уже светало. Совсем рядом со станцией можно было различить огромных размеров кладбище. Надгробия, как стадо замерших на месте диких носорогов, все были наклонены в одну сторону. Семак выглянул в окно. «Сколе», – сказал он. Вдруг по поезду объявили тревогу. Вся подгулявшая за ночь команда, кто в чем был, с какими-то предметами в руках, под руководством Семака и двух сержантов с автоматами, высыпала на железнодорожное полотно. Раздались выстрелы, затем звуки погони. И все быстро стихло. Слышно было, как тяжело дышит паровоз, пуская в воздух свои барашки. Возбужденная ночным происшествием команда еще долго стояла на соседнем полотне, курила и постепенно возвращалась в вагон. Оказалось, в поселке Сколе из района старого еврейского кладбища

на поезд напала банда грабителей. И только благодаря военизированной команде Семака удалось оттеснить их и даже обратить в бегство.

– Лейтенант, нас представят к наградам? – серьезно спрашивали Семака сержанты.

– Скажите спасибо, что все обошлось. Какая-то несерьезная банда…

А ведь сумели пробраться на ходу к машинисту на паровоз. В Киеве Ева оказалась предоставлена сама себе и почувствовала себя беззащитной. Семак предложил ей свою помощь, но она вспомнила прошедшую ночь и отказалась. В справочной ей объяснили, как добраться до Славянска. Потом она вдруг вспомнила об Андрее. А если он еще не отправился со своей сотней в Одессу? Она ему звонила уже дважды по дороге, но не было связи. Однажды, вроде, включился телефон, но ей никто не ответил. К маме она тоже не смогла дозвониться.

Как они там? А баба Маруся тем временем тоже ждала от дочки звонка. Иванко играл рядом паровозом. На столе лежала пачка рассыпавшихся листов: это была рукопись романа. Маруся взяла в руки первую страницу, прочитала и ничего не поняла. Там была переписка по Интернету с какой-то женщиной. Уже хотела было отложить рукопись в сторону, как вдруг увидела название: «Десять писем к Еве». Так это же ее Анжела! Начала читать переписку дочери с неизвестным другом. Не отрываясь от чтения романа, баба Маруся подошла к старому довоенному родительскому буфету на веранде, открыла нижнюю дверцу и достала маленькую сулейку с мутной жидкостью. Часть ее перелила в хрустальный графин и, налив оттуда в рюмку, залпом выпила и перевернула страницу.

– Бабуля, ты опять за свое? – недовольно спросил Иванко. – Что читаешь-то?

– Это твой дед, Вася. Тут написано про нашего с ним общего знакомого. Мы там были, на этой турбазе Министерства обороны, и знали этого человека. Мусса его звали. Он там был начальником. Как мы любили это Приэльбрусье! После Чернобыльской трагедии Вася, как бывший военный, получал туда бесплатную путевку, и мы там отдыхали. Когда он сильно облучился, только и ждал этой поездки. Вот, слушай! Тут и мамки твоей письма.

И Марья Ивановна, опрокинув вторую рюмку, бережно взяла в руки и протерла портрет своего любимого Василия. Она вслух прочла внуку несколько писем его матери и попыталась добраться до рассказа о Муссе и Приэльбрусье, добавляя свои яркие воспоминания об этом периоде своей жизни. А потом язык ее начал заплетаться, баба Маруся прилегла на кровать и уснула… Когда она проснулась, Иванко уже сам водил пальцем по бумаге и вслух читал роман.

– Ба, а кто такая эта Ева? – спросил он.

– Это мамка твоя! Це все про її життя.

– Очень интересно! Баба, а это детектив? Тут так много всего! Очень интересно про Америку. Я тоже туда хочу. Она возьмет меня с собой? Колька вредный, не звонит. Может, мама и не поехала бы его искать… Вот я немного подрасту и тоже поеду воевать.

– Бог с тобой, Иванко! Хватит нам и одного Николая! – спохватилась баба Маруся и прижала к себе внука. – Читай-читай. Может, что поймешь и мне подскажешь. Потому что я в этой жизни не понимаю ни-че-го!

Потом она снова себе налила. Отставила рюмку в сторону и, взяв в руки портрет мужа, стала водить пальцем по его лицу и разговаривать: «Вася, да мы ж с тобой знали этого Муссу. Мы отдыхали на этой турбазе, где он сейчас начальник. Ты должен помнить его жену Наташу и их маленькую дочку Оксану. Так нам было тогда хорошо с тобой! Вот прочту до конца роман – и мы снова поговорим с тобой». И она, не допив свою рюмку, упала на кровать. Ребенок понял, что бабушке мешать бессмысленно, и вышел во двор. Возле калитки стояла женщина. Она держала в руке письмо, спросила Марью Ивановну. Иванко знал, что с бабушкой разговаривать сейчас бесполезно, поэтому сам взял письмо, сказав, что ее нет дома, а затем пошел гулять к соседскому мальчику.

Баба Маруся крепко спала, и ей снился сон о том, как они, молодые и красивые, вместе с Василием отдыхают на турбазе при Министерстве обороны. Вот они поднимаются по парнокресельной дороге на гору Чегет, как будто парят в небе. Под ними пропасть. А справа – сколько видит глаз – заснеженные горы и в центре – двуглавый Эльбрус! Ей страшно.

Вася крепко прижимает ее к себе. Потом увидела Муссу Султана Эйчамахова. Тот дал им двухместный номер на третьем этаже с видом на гору. Все куда-то спешат, ходят друг к другу в гости, поют песни под гитару… Еще много непонятного и приятного было во сне, затем баба Маруся проснулась. «Иванко!» – позвала она внука и, увидев его за соседским забором, успокоилась. Она вышла во двор с намерением поработать в огороде, но тут внук через отверстие в заборе передал ей белый конверт. «Ба, тебе письмо», – сказал он и просунул в щель увесистый конверт. Она глянула и похолодела, но затем поняла, что письмо не официальное и подписано почерком Анжелики, успокоилась и радостно сообщила внуку:

– От мамы!

– Потом расскажешь. Мы с Андреем идем на рыбалку.