Электронная библиотека » Михаил Марголис » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 5 августа 2019, 09:00


Автор книги: Михаил Марголис


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 9
Враги или друзья?

Один разругался, другой пресытился. Вроде все очевидно.




А ГУЛЯ И КАВА ПОШЛИ К ДАВНЕМУ ДРУГУ – ЛЕШЕ РОМАНОВУ. МАРГУЛИС ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ УЛЬТИМАТУМОМ МАКАРА, КАК УДОБНЫМ ПРЕДЛОГОМ. «ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА Я ПРЕСЫТИЛСЯ «МАШИНОЙ»

Захотелось найти новые возможности. Почувствовал, что многое упустил. Скажем, мимо меня просвистело время панка. Пока мы там, в 1976-м, на репетициях на одной струне играли «Дом восходящего солнца», придумывали песню «Марионетки», в мире уже вовсю «Секс Пистолз» колбасили «God save the Queen». Понимаешь? А нас это как-то миновало. Я неожиданно увлекся совершенно другой музыкой. Начал слушать джаз, странный джаз-рок, «черную» музыку. И продолжать то, что делает «МВ», мне стало не в кайф».

Один разругался, другой пресытился. Вроде все очевидно. Но Романов, тем не менее, сильно удивился, когда Маргулис и Кавагоэ позвонили в дверь его квартиры. «Прямо с порога они поинтересовались: нет ли у меня каких-нибудь своих песен? – вспоминает Алексей. – И предложили создать группу, поскольку они ушли из «Машины». Никто особо сор из избы не выносил, и я еще ничего не знал о распаде «МВ». Тем более только вернулся с военных сборов, куда меня отправили после института.

Постепенно услышал кое-какие версии кризиса «МВ», но все равно ситуация казалась странной. Дележки денег или чего-то подобного между «машинистами» вроде не было. А «чесала» группа тогда уже – будь здоров! Концертов им хватало, и смотрелись эти выступления почти ритуальным действом. «Машинисты» стали хорошо играть, звучали современно. Тусовка на сейшенах была свежая, не гламурная, а хипповая. Атмосфера царила дружелюбная. Никаких наездов, драк или чего-то подобного не происходило. Максимум, что могло стрястись – вмешательство милиции, но и то – редко.

А что мог предложить я? Ладно, сказал Каве с Женей, если хотите – давайте попробуем. Только у нас же ни базы, ни инструментов. Разве что дома есть пианино и 12-струнная гитара. Надо придумать какие-нибудь аранжировки. А у Кавы, видимо, уже созрела стратегия: сделать то же самое, что когда-то сделала «Машина»: записать более-менее качественно десяток вещей и на бобинах разбросать по всей стране по студиям звукозаписи. Японцем, мне кажется, всегда двигало честолюбие. Понятно, что это свойство любой артистической натуры, но в нем оно было особенно развито».

Пока на флэту у Романова закладывался фундамент будущего «Воскресения», у «МВ» в мае 1979-го в студии ГИТИСа состоялась первая репетиция в новом составе: Макаревич – Кутиков – Ефремов– Подгородецкий. Именно этот квартет закрепил звездный и профессиональный статус «МВ». Буквально за несколько месяцев группа выстрелила очередью главных своих нетленок: «Поворот», «Скачки», «Синяя птица», навсегда рассталась с андеграундом и транзитом через скитальчески-непутевый гастрольный Театр Комедии прибыла к месту длительной службы – в Росконцерт.

Уход «машинистов» в профессионалы, безусловно, поворотный этап в их судьбе. Александр Кутиков, например, заявляет предельно конкретно: «Для меня история «Машины» делится так: до Росконцерта и после».

Переход в «МВ» Кутикова и особенно Валерия Ефремова (он то прежде с Макаревичем не играл) – коллизия не менее занятная, чем расставание с «Машиной» Кавагоэ и Маргулиса. Для меломанов той поры арт-роковое «Високосное лето», где с Сашей и Валерой играли крутейшиий по советскому рейтингу гитарист Александр Ситковецкий (будущий создатель «Автографа») и молодой, азартный, перспективный Крис Кельми, котировалось даже выше «Машины Времени». Точнее, «МВ» считалась «народной группой», а «Високосное лето», так сказать, для эстетов. Пусть все происходило до зачатия отечественного шоу-бизнеса, и обе команды даже филармонической пропиской еще не обладали (то есть формально считались любительскими коллективами), у скептиков закралось подозрение: не за лучшими заработками ли отправились в «Машину» Ефремов и Кутиков? Это было заблуждение, ибо в «МВ» они попали в кризисный момент, когда далеко не каждый предсказал бы группе светлое будущее.

«Кутиков сообщил мне, что собирается уходить к Макару, – рассказывает Ефремов, – и добавил: «Если у тебя есть желание, присоединяйся. Тогда мы и дальше сможем играть вместе». Я обещал подумать, но заметил, что, когда группа формируется, наверное, нужно всем ее участникам вместе собраться, поговорить. Вскоре мы встретились втроем: я, Макар, Кутиков. Пошли в парк культуры, выпили пива, пообщались. Потом еще выпили пива… С Макаром я в тот день фактически и познакомился поближе. До этого с ним особо не контактировал. Пересекались мельком где-то на сейшенах или в гитисовской студии.



Когда предложение перейти в «Машину» поступило и от него, а не только от Сани, я основательно задумался. Неделю решал, как поступить. Процесс выбора был достаточно болезненным. Причем в том разговоре в парке Макаревич какими-то особыми аргументами свое приглашение не подкреплял. Просто поинтересовался моим желанием играть в «Машине» на уровне: хочешь – не хочешь. Сказал, конечно, что ушли Женя и Кава. Но меня эта ситуация не настораживала. Поскольку я давно знал Саню и, возможно, он даже был для меня тогда неким авторитетом. Я видел, что он уверен в своем решении о переходе, и это как-то рассеивало мои сомнения. Я лишь спросил Андрея, насколько все это серьезно и надолго? Он сказал, что достаточно серьезно и, видимо, надолго. Как оказалось, он был прав.

Потом мы с Сашкой встретились с Кельми и Ситковецким, сообщили им, что уходим из «Високосного лета». Они отреагировали, разумеется, без восторга. Но, насколько я помню, никаких особенных разборок у нас не было.

Что касается разницы стилей «Машины» и «Високосного лета», для меня в этом не было большой проблемы. До «Лета» я играл в группе «Авангард» на танцах в Мытищах и на свадьбах. Там мы исполняли фактически любой репертуар.

Как только, вслед за мной и Кутиковым, в «Машину» пришел Петя Подгородецкий, мы начали репетировать новую программу. Система работы над песнями была такая же, как и сейчас в «Машине». Никому не говорилось: играй вот так и точка. Все придумывалось коллективно и воплощалось очень быстро, с какой-то даже эйфорией. Мы были молоды, любые перемены в жизни казались прикольными. Потом у нас получилось что-то вроде отпуска, перед первым совместным сезоном. Андрей, насколько я помню, уехал в Польшу, а мы с Саней отдыхать куда-то на юг, на машине».

Свою версию первого пришествия в «МВ» (учитывайте, что появилась она после окончательного изгнания музыканта из группы) подробно изложил и Петр Подгородецкий в книге «Машина» с евреями». Тогда, в 79-м, Петя, недавно отдавший воинский долг родине в ансамбле ВВ МВД СССР, вроде как был у старших своих коллег по рок-н-роллу нарасхват. И мог разминуться со своим счастьем, если бы «машинисты» не проявили настойчивость.

«Все уговоры происходили так, – пишет Подгородецкий, – меня брали под ручку и нашептывали, как будет здорово, если мы с Ефремовым перейдем в «Машину». В основном, конечно, Кутиков, который рассказывал, какой Макаревич талантливый, как ему сейчас одному плохо, как он переживает. Говорилось о том, что надо поддержать товарища в трудную минуту. Мы поддерживали его, собутыльничали. Кутиков ходил и говорил, говорил. Скорее всего, это сыграло свою роль. Знаете, как женщины в таких случаях говорят: «Такому легче дать, чем объяснить, почему ты не хочешь этого делать». Вот так вот Кутиков и совратил нас на «Машину Времени». Договорились для начала записать вместе альбом. Мне поставили клавишные, как сейчас помню, Crumair Multiman, и мы как заиграли! Альбом нужно было записать за месяц, поскольку Макар собирался летом в Польскую Народную Республику…».

«Летом 79-го мы втроем: Кутиков, Ефремов и я, поехали в Коктебель, – говорит Фагот. – Валерка только-только купил себе тачку, красную «копейку». Прежде на всю группу была одна машина – у Мелик-Пашаева – оранжевая «копейка» или «трешка», точно не вспомню. А Макар в это время со своей первой женой Ленкой Фесуненко (дочкой советского политобозревателея Игоря Фесуненко) и еще одной супружеской парой отправились в Польшу. Это, кстати, был первый выезд Макаревича за границу.

В Коктебеле Кутиков пел всем на костровых посиделках «Поворот». А ему говорили: «Ну, тебя с твоим «Поворотом», отдай гитару вот тому парню, он «Отель «Калифорния» сыграет. «Машину Времени» никто из крымских отдыхающих особо не знал. В Москве, Питере, университетских городах знали, а в стране в целом – нет. По-настоящему популярной в Союзе «МВ» стала примерно через год, когда уже от Росконцерта поехала в большой тур по стране, во время московской Олимпиады».

«После формирования нового состава события у нас развивались стремительно, – рассказывает Макаревич. – Счастливый год продолжался с 79-го до середины 80-го. Сделали новую программу, попали в театр, а вскоре стали самостоятельно работать в Росконцерте. Каким-то чудом нам тогда сразу утвердили сольный концерт в одном отделении. Министр культуры РСФСР Флярковский все наши песни залитовал. Правда, «Поворота» среди них не было.

Знаешь, какой эффект произвел на нас первый наш профессиональный сольник в Ростове! После стольких лет любительской маеты по неофициальным сейшенам мы вдруг самостоятельно выступаем во Дворце спорта! Переход из одного статуса в другой был радостным. Подполье заебало страшно. Когда сейчас кто-то говорит, что круто было находиться в подполье, и этим гордится – я такого не понимаю. Совсем не круто. Очень «совок» давил, а хотелось полноценно реализовывать то, что пишешь. Другое дело, что при этом категорически не хотелось ничем поступаться, идти на компромиссы с государством. Как-то непонятно было, почему нас надо запрещать? Что такого страшного в наших песнях? Мы же не поем: долой советскую власть, хотя, может, так и думаем…

Вот последние пару лет перед Росконцертом у нас вышли жуткими в плане цензурного прессинга. К нам приставили куратора Лазарева из горкома партии, у которого погоны, что называется, из-под пиджака просвечивали. И он строго-настрого сказал нам докладывать ему о всех наших предстоящих сейшенах. Я сразу понял, что эти сейшены будут закрывать до того, как мы туда приедем.

Мы с ним иногда сидели, вели долгие беседы. Он предлагал нам как-то определиться со своей позицией, поскольку, мол, врагов мы тоже уважаем. Вот есть Александр Галич. Он – враг. Мы его как врага уважаем, но и боремся с ним, как с врагом. Так, а вы кто – «наши или не наши?». Друзья или враги? Если враги, то уезжайте, пока вас не посадили. Если друзья, поймите, чего от вас ждут, как вы должны выглядеть и петь?

Думаю, уехать мне бы позволили. Но я не мог этого сделать из-за родителей. У них бы тогда здесь все полетело, и жизнь, и работа. А Лазарева я, кстати, спустя многие годы встретил. Он возглавляет один из столичных домов-музеев. Пообщались. Он нас не хотел тогда угробить. Начитанный такой, эрудированный был товарищ, занимался в горкоме культмассовым сектором.

Ему, в общем-то, нужно было просто скинуть нас со своих плеч, передать другому отделу. А я уже вынашивал в тот момент идею устроиться с группой в какой-нибудь театр по примеру «Аракса» в «Ленкоме». Лазарев меня поддержал: «Правильно. В театре можно больше, чем на эстраде. Мысль ваша верная. Найдете подходящий театр, я дам вам рекомендацию». Кто-то нам тогда сказал, что Юрий Любимов ищет группу для театра на Таганке. Мы проверили эту информацию, но она не подтвердилась.

И вдруг нашелся некий гастрольный Театр Комедии при Росконцерте. К нам в студию в ГИТИСе пришел режиссер Мочалов с безумными, горящими глазами и рассказал, что хочет поставить современный вариант шекспировских «Виндзорских насмешниц». Вы, говорит, напишите музыку и песни для спектакля? Мы ответили – да, и спросили у него, позволят ли нам в свободное от спектаклей время заниматься собственным творчеством и концертами? Он тоже ответил утвердительно. И мы вошли в штат мочаловского театра.

Собственно, главное, о чем он мечтал, увидеть на афише своего спектакля надпись «группа «Машина Времени». Мы уже были знамениты, а театр его находился в жопе полной. Как только Мочалов достиг желаемого, то есть крупными буквами на афишах значилась «Машина Времени» и меленько подписано «в спектакле театра Комедии» – народ ломанулся. Правда, испытывал скорое разочарование. «Машина Времени» действительно сидела на сцене, но при этом играла какую-то лабуду, а вовсе не то, что люди от нас хотели услышать. А актеры несли что-то несусветное, потому что спектакль в постановке режиссера Мочалова, да еще с исполнителями данного театра – это паноптикум.

Но мы были счастливы и такой профессиональной практике (из «Гипротеатра» я тогда быстро уволился), и Лазарев счастлив, что сбагрил нас со своих плеч. Он действительно, как и обещал, дал нам рекомендацию в театр. И это была не просто бумажка, а подписанная сотрудником горкома партии!»

Переход из одного статуса в другой был радостным. Подполье заебало страшно.

Глава 10
От дешевого портвейна к коньяку

Мы начали давать по 20 концертов в месяц на огромных площадках: стадионы, дворцы спорта.




ПОСЛЕ ОСОБО ПАМЯТНОГО ВЫСТУПЛЕНИЯ «МАШИНЫ» С ТЕАТРОМ КОМЕДИИ В ВОСКРЕСЕНСКОМ ДВОРЦЕ СПОРТА, ГДЕ ДРАМАТИЧЕСКИЕ АКТЕРЫ ОКОНЧАТЕЛЬНО «ПОПЛЫЛИ», А ГРУППЕ ПРИШЛОСЬ РАСКАЧИВАТЬ МНОГОТЫСЯЧНУЮ ТОЛПУ (ТРЕБОВАВШУЮ НЕ ХАЛТУРНОГО СПЕКТАКЛЯ, А ХИТОВ «МВ») С ПОМОЩЬЮ АППАРАТУРЫ, ПРИГОДНОЙ ДЛЯ ДИСКОТЕКИ В ШКОЛЬНОМ АКТОВОМ ЗАЛЕ, СОЮЗ «МАШИНИСТОВ» С МЕЛЬПОМЕНОЙ РУКОВОДСТВО РОСКОНЦЕРТА РАСТОРГЛО.

И решило самостоятельно обустраивать гастрольную жизнь сверхрентабельного коллектива. «Машине» от этого стало только лучше.

«Прежде я днем ходил на работу, вечером – в институт, в промежутках между этими занятиями репетировал. А попав в Росконцерт, понял, что могу заниматься только любимым делом и больше ничем, – говорит Макаревич. – Ты не представляешь, какое это счастье. Я долго к нему шел и не особо верил, что такое когда-нибудь произойдет.

Мы начали давать по 20 концертов в месяц на огромных площадках: стадионы, дворцы спорта. При этом очень много репетировали, сочиняли, выпивали, трахались с девушками. В общем, жили невероятно яркой, насыщенной жизнью. «Самые угарные гастроли происходили в начале 80-х. «Машина» стала чудовищно популярной. В Питере, где мы давали 26 концертов подряд в «Юбилейном», помнится, автобус с нами подняли на руки. Большой автобус, «Икарус». Мы были красивые, готовые на все, сильно пьющие, с большой сексуальной потенцией. Поэтому жизнь, конечно, вели совершенно безумную. По крайней мере, с 80-го по 83-й годы. Я тогда, как раз, развелся. Наверное, одной из причин развода стала именно наша гастрольная «активность». Не умею вести двойную жизнь.

Как-то в Ростове-на-Дону выступали с «битковыми» концертами целых две недели. Тогда такие продолжительные выступления в одном городе считались в порядке вещей. Причем концерты были сборные. «Машина» обеспечивала повышенный интерес к ним, выступая во втором отделении. А в первом мог быть кто угодно – от ансамблей народного танца до Жанны Рождественской за роялем, оркестра Кролла с молодой солисткой Ларисой Долиной, или Мазепы и Тепцова (два смешных мужичка с куклами). В общем, скрипка, пипка и утюг…



Директор программ от Росконцерта Игорь Носов, симпатичный малый, царство ему небесное, по каким-то причинам, не мог тогда остаться до окончания наших ростовских гастролей и уехал в Москву дня на четыре раньше, вручив нам ключи от своего гостиничного люкса. Номер 214, как сейчас помню. В нем мы гуляли каждую ночь с ансамблем «Сувенир». Это были очаровательные девки и ребята, с которыми мы крепко дружили, пили до утра, со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Сувениры» к тому моменту уже ездили за границу, были крутые и страшно смешные. Количество происходивших с ними историй казалось неисчерпаемым. Мы все, естественно, перевлюблялись друг в друга, кто-то и переженился. При этом никакой конкуренции из-за дамского пола в «Машине» не существовало. Нам, по счастью, всегда нравились очень разные женщины. Скажем, вкусы мои и Кутикова никогда не пересекались…

После заключительного концерта в Ростове мы с «Сувенирами» снова пили все ночь. В те времена уже перешли с дешевого портвейна на водку и коньяк. Пили, пили и, не ложась спать, отправились в аэропорт. Рейс у нас был очень ранний. Утром прилетели в Москву. Опытные «сувенирцы» знали, что все рестораны в столице открываются в полдень и только «Узбекистан» в 11. Туда и отправились всем скопом на автобусе, который поймали прямо в аэропорту. В «Узбекистане» продолжили гуляния до восьми вечера. После чего я, все-таки, на автомате уехал домой, а остальная компания пошла еще в ресторан ВТО». Поговаривали, что служащие министерства культуры РСФСР после тех гастролей двусмысленно острили: «Сувенир» попал под «Машину». По свидетельству хиппана Фагота, которого официально (с записью в трудовой книжке) взяли в Росконцерт вместе с «МВ», как «артиста разговорного жанра»: «Кроме алкоголя, другие виды допинга в «Машине» не прижились. Косяк, например, сваливал Макара с ног с первой затяжки. Не принимал организм. Кокаинов-героинов тогда в помине не было. Бухали все. Дурь, конечно, можно было достать запросто, да и стоила она недорого. Ну, «черняшка» из подмосковных маков была. «Грызлом закинуться» это называлось. Отвратительная штука, сено такое… Какой она эффект давала, я так и не разобрал. Но когда в 1984-м мы ездили на суд над Лехой Романовым в город Железнодорожный, то каждый раз в электричке, по дороге туда, по ложечке «черняшки» принимали».

Макар утверждает обратное: «Мое отсутствие интереса к «траве» объяснялось тем, что она меня вообще не «цепляла». Ну, просто никакого эффекта». И ладно. Тут дело вкуса. Есть другое примечательное высказывание про «эффект», но уже не психоделический, а материальный. Многим в начале 80-х казалось, что «машинисты», вчерашние «ребята из подполья», под сенью официальной советской госструктуры на порядок увеличили свои доходы. Валерий Ефремов этого не заметил: «Резко разбогатеть на профессиональной сцене нам все равно не удалось. Получали мы, конечно, чуть больше инженеров – рублей 400 в месяц. Но и в андеграунде можно было примерно столько же тогда зарабатывать. Профессиональный статус интересовал не с финансовой точки зрения. Просто раньше мы были зажаты в Москве и Московской области, а теперь поехали по стране, и выяснилось, что нас повсюду знают. «МВ» может собирать любые залы. Кайфовали от масштаба нашей славы. У нас поменялась психология. Ощутили себя нормальной гастрольной командой. Дома стали реже бывать. В первые росконцертовские годы «Машина» жила фактически как одна семья».

Эта новая «семья», едва собравшись, соорудила наиглавнейший хит «МВ» – «Поворот». Тот, что проскочил мимо «литования» министра культуры РСФСР Флярковского и нереально долго, полтора года, продержался в лидерах хит-парада газеты «Московский комсомолец» (других звучных хит-парадов в Союзе на тот момент не водилось). После чего стал опознавательным знаком группы. До сих пор на концертах «Машины» эта песня исполняется хором с аудиторией. А первая строка припева стала народной поговоркой.

У «Поворота» несколько авторов и довольно забавное происхождение, с противоречивыми подробностями. Подгородецкий утверждает следующее: «Музыку, которая впоследствии стала самым исполняемым хитом последних 25 лет, я написал в тюрьме. Ну не совсем в тюрьме, а в казарме воинской части Внутренних войск МВД СССР в г. Александровке Белгородской области, где служил, охраняя зэков. Более всего эта мелодия была похожа на начинавшие тогда набирать силу итальянские хиты. Медленная такая, лиричная. До сих пор тешу себя надеждой, что найдется какой-нибудь италоязычный поэт, который придумает к ней стихи. Это будет второе рождение «Поворота», который не стыдно будет исполнить какому-нибудь Тото или Пупо. Когда я рискнул предложить ее для исполнения, Кутиков немедленно раскритиковал материал, говоря, что это нуднятина в стиле Макара. Потом попробовал сыграть ее быстрее. «Да это же прямо «Иглз» какие-то», – сказал обычно молчаливый Валера Ефремов». Такова версия Пети. У действующих «машинистов» иной взгляд на давнее событие.

«Поворот», по-моему, изначально Саня собирался петь, – говорит Ефремов. – Причем на первых порах это была очень медленная песня, которую внутри коллектива мы назвали «Сентиментальное чудовище». Потом на одной из репетиций ребята меня спросили: «Как тебе вот такой вариант «Поворота»?». Я послушал, сморщился: «Что это?» А это как раз была версия, которая теперь всем известна. Не то что она мне не понравилась, но звучала неожиданно».

«Да, мелодия «Поворота», которую принес Кутиков, была ужасно медленная, сладкая, сентиментальная, без всяких барабанов, – согласен Макаревич. – Розовые слюни. Мы совершенно не знали, что с ней делать. Пробовали ее крутить и так, и этак. Ничего не получалось. Кутиков тогда вообще сочинял сладкие, романтические, навороченные баллады. И вдруг на какой-то репетиции (текста «Поворота» еще не было) мы резко изменили подход к этой песне, подумали – может, вот так еще попробовать. И случайно получилось. Работали только с мелодией. Хотели понять, что из нее выпиливается. Тогда станет ясно, про что будут слова. Многие мелодии мы отвергли, а в этой чувствовалась какая-то фишка. Жалко было выбрасывать. Это ведь самое простое. Но я всегда стараюсь до последнего выжимать каждую идею.

Слова «Поворота» я написал буквально через пару дней после того, как мы нашли новый мелодический ход. Отправился пешочком в парк культуры, заглянул в ресторан «Пльзень». Взял пива, креветок, стоял хороший весенний теплый день. И я за один присест написал сразу два текста, чего ранее никогда со мной не случалось, «Поворот» и «Ах, что за луна», и, вообще, находился на большом подъеме. Массы чистых листочков мне не требовалось.

Обычно тексты уже более-менее в готовом виде складываются у меня в голове. Потом я их записываю на бумаге и зачеркиваний и изменений делаю мало. Когда мы совместили музыку и текст «Поворота», стало понятно, что вот в таком виде тема катит. Хотя Мелик-Пашаев, прослушав ее, возмутился: «Ну, это ужас какой-то, черт знает что, кошмар!». Такой вкус у него был. А через пару месяцев «Поворот» стала бешенным хитом».

«Никто в «МВ» не споёт «Поворот» так, как я, – добавляет Кутиков. – У меня, единственного в «Машине», голосовой диапазон подходит для таких композиций. В принципе любые наши песни, исполняемые мной, никто аналогично не споет. И те вещи, что пел Женька Маргулис – только ему подходят. Как-то в 1979-м он попробовал петь на концертах «Кого ты хотел удивить?», но номер прошел не особо замеченным. А когда эту тему спел я – получился всесоюзный шлягер. Хотя, откровенно говоря, при любой возможности не петь я не пою. С удовольствием уступаю эту роль коллегам по команде. Играть постоянно на басу и петь очень непростая работа. Если уделять на концерте повышенное внимание своему вокалу, надо упрощать басовую партию, а этого не хочется. Я люблю исполнительскую точность, когда ритм-секция взаимодействует четко и минимумом средств достигает максимального давления».

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации