Текст книги "Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века"

Люди создают идолов, и порой через них действуют демоны. Однако, в отличие от Бога, ангелы – как светлые, так и темные – не способны прямо трансформировать материю (nichil potest immediate). Они нуждаются в посредничестве предметов и сил природы (mediantibus virtutibus naturalibus). Так добрые или злые ангелы обрушили дом, где пировали сыновья праведного Иова, с помощью камня и уничтожили его скот силой огненного столба (рис. 58). Пагубная сила дьявольских образов всегда зависит от других предметов (per multa media). И непонятно, как магические фигурки передают порчу тем, кто на них изображен. Ведь это происходит без физического контакта – на расстоянии[173]173
  Boureau 2004. P. XXX; Boureau 2013. P. 57–58.


[Закрыть].

Рис. 58. Гибель детей Иова под развалинами дома. Хотя в подписи к миниатюре вслед за библейским текстом написано, что его обрушил ветер (Иов 1:19), мы сразу же видим, что виновник всего – Сатана, решивший искусить Иова и заставить его возроптать на Бога.

Григорий Великий. Моралии на Книгу Иова. Аффлигем, вторая четверть XII в.

Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Latin 15675. Fol. 5

Как объясняет дель Карретто, демон может пребывать в изображении в двух смыслах: как движущая сила (motor) в движимом предмете или как означаемое в знаке. В случае магических фигурок он не исключает ни одну из этих возможностей. Но для него важнее другое – объяснить, как именно такой образ оказывается эффективен, как ущерб, нанесенный изображению, переносится на изображенного. По версии францисканца, колдовская фигурка – это знак. Когда священник ее крестит во имя Троицы, она обретает новый, сакральный статус. Это уже не обычный предмет, изготовленный руками человека, а предмет, осененный силой таинства. Не простой знак, а знак действующий. Обычный знак просто указывает на какие-то вещи или понятия, но не превращается в них и на них не воздействует. Поскольку таинство крещения ставится на службу колдовству, дьявол, к которому обращаются участники этого действа, «перехватывает» этот знак. И, воспользовавшись силой, приобретенной фигуркой благодаря таинству, устанавливает отношение знака: на одной стороне – образ, на другой – изображенный (instituit efficaciter in ymagine rationem signi ipsius maleficii). В итоге, когда образ (ymago) пронзают, тот, кто на нем изображен (ymaginatum), тоже «пронзается» – заболевает или умирает.

Дель Карретто перенес на магический образ модель евхаристии. Гостия – это знак тела Христова, который становится истинным телом. Еретик атакует освященную гостию – она в ответ кровоточит, демонстрируя истинность пресуществления. Хлеб действительно становится телом Господним. Бог являет свое присутствие. Во время колдовского ритуала поклонение, подобающее лишь Богу, адресуется дьяволу. А потому те, кто практикует такую магию, виновны в ереси[174]174
  Boureau 2013. P. 60–64; Iribarren 2007. P. 41–44.


[Закрыть].

Епископ Лукки стремился объяснить, как именно демоны действуют через изображения. Для него было очевидно, что опасная сила бесов может проявиться не только через древних языческих идолов, но и через различные образы, которые создаются здесь и сейчас в христианском мире. У нас нет свидетельств о том, что уничтожение фигур темных духов в средневековых рукописях сопровождалось какими-то обрядами и что оно было связано с колдовством. Магические «куклы» представляли не демонов, а людей, на которых человек стремился воздействовать с помощью магии. Рукописи, в которых находились поврежденные миниатюры, никто не освящал. И тем не менее изображения нечистых духов явно нередко воспринимались как форма их присутствия, знаки, иногда способные действовать, а значит, источник угрозы.

Сила и бессилие взгляда

В бесчисленных средневековых рукописях читатели не просто уничтожали фигуры демонов и грешников, а их ослепляли: размазывали или выскребали верхнюю часть лица, прицельно вымарывали глаза или с помощью игл оставляли в них крошечные отверстия. Почему это происходило?

Многие практики взаимодействия с сакральными образами, а через них – с их прообразами строились и продолжают строиться на пересечении взглядов. Молясь перед иконой, статуей или фреской, верующий смотрел непосредственно на Христа, Богоматерь или святого, а их написанные краской, вырезанные из дерева или сделанные из стекла глаза были устремлены на него. Взгляд сакральных персон воспринимался как средоточие их силы, а молитва – обращение человека к невидимой личности, воплощенной здесь и сейчас в материальном объекте, – активизировалась визуальным контактом[175]175
  В индуизме огромную роль играет понятие «даршан» («взгляд», «лицезрение»). Человек приходит в храм, чтобы увидеть изображения богов (Шивы, Вишну, Кришны и др.) и встретиться с ними глазами. Он видит богов, а они видят его. Благодаря этому он получает «даршан» – благословение, энергию, которую передает ему божество (а также взгляд гуру, вид священных объектов или священных мест). Изготавливая изображения божеств, мастера-индуисты в конце «оживляют» их, «открывают» им глаза – воткнув золотую иглу или нанеся последний мазок краски. В джайнских храмах в глаза богов порой вставляют зеркальца, чтобы верующий, глядя на бога, увидел и самого себя, глядящего на него (Eck 1985 P. 3–8; Gell 1998. P. 116–121; Bynum 2012. P. 4).


[Закрыть].

Так, в списке исцеленных фреской Madonna delle Carceri в итальянском городке Прато фигурирует Доменико ди Франческо ди Гуччо – капеллан флорентийской церкви Сан-Пьеро-а-Понте. После травмы он почти потерял возможность пользоваться одной рукой. Отправившись в Прато, он взглянул в глаза Девы Марии и тотчас же обрел здравие[176]176
  Holmes 2013. P. 186–187, Fig. 157.


[Закрыть]. Историк Дэвид Фридберг в известном исследовании «силы образа» и «теории отклика» подчеркивал, что во многих культурах глаза воплощают «жизнь», а значит, эффективность изображения[177]177
  Freedberg 1977. P. 169; Freedberg 1986. P. 76; Freedberg 1989. P. 86, 415; Freedberg 2016. P. 70–76. Cр.: Gamboni 1997. P. 196; Rambelli, Reinders 2007. P. 173–175; Koerner 2008. P. 108; Kristensen 2009b. P. 228, 235; May 2012. P. 6; Sauer 2014. P. 16–18.


[Закрыть].

Образы, предназначенные для молитвы, были чаще всего устроены так, чтобы помочь двум взглядам: Христа, Богоматери или святого, с одной стороны, и верующего – с другой, пересечься[178]178
  Marchal 1995. P. 1140; Rigaux 1996. P. 244–245; Рехт 2014. C. 106.


[Закрыть]. Для этого небесных патронов обычно изображали фронтально. Если же их головы были слегка развернуты или склонены вниз, то взгляд часто был скошен – и все равно направлен прямо на зрителя. Во многих случаях глаза представляли очень большими, выделяли контрастным контуром или как-то еще подчеркивали. Ученый клирик Бернар Анжерский в «Книге чудес св. Веры» (первая четверть XI в.) упоминает о статуе-реликварии св. Жеральда, которую он видел в городке Орийаке. По его словам, лицо святого «было одухотворено таким живым выражением, что казалось, будто его глаза следят за нами, а народ по блеску его глаз определял, услышана ли просьба»[179]179
  Bouillet 1897. P. 47; Бельтинг 2002. С. 595; Fricke 2014. P. 61. См. также: Marchal 1995. P. 1140; Dale 2008. P. 111; Воскобойников 2022. С. 202–203. Противоположность взгляду святого – взгляд идола, дьявольского изображения ложного божества. В XI в. Фульк, епископ Бове, писал о том, что в его диоцезе была найдена частично сохранившаяся статуя Марса – ее взор, по словам прелата, внушал страх (Brown 2005. P. 581).


[Закрыть].

В позднее Средневековье даже существовали статуи-автоматы, которые с помощью особых приспособлений могли кивать, открывать рот и двигать глазами. Один из самых известных примеров – считавшееся чудотворным распятие (Rood of Grace) из цистерцианского монастыря Боксли в Кенте. В 1538 г. оно было уничтожено в рамках реформационной борьбы с «идолами»[180]180
  Duffy 1992. P. 403; Groeneveld 2007.


[Закрыть]. Подвижные глаза также часто устраивались у фигур Христа, которые применяли в паралитургических действах пасхальной недели («Снятие с креста», «Положение во гроб», «Поклонение кресту»). Благодаря шарнирам их члены двигались, словно у куклы-марионетки, так что фигуру распятого можно было, сложив руки вдоль тела, уложить в «гроб». А у некоторых таких статуй из глаз текли «слезы» – вода из специального сосуда[181]181
  Рехт 2014. С. 205; Kopania 2010. Р. 9, 29, 31, 50, 106, 113.


[Закрыть].

Многие культы, связанные с почитанием икон, статуй и фресок, начинались с того, что образ, как утверждали, временно «оживал». Он начинал двигаться или кровоточил, его черты лица изменялись – в нем активизировалась сила прообраза. Часто это проявлялось в положении глаз. В различных историях о чудесах образы Девы Марии открывали и закрывали глаза либо источали слезы, реагируя на непотребства, которые Царица Небесная оплакивала или не желала лицезреть. Так, в 1506 г. во Флоренции изображение Мадонны, написанное на фасаде церкви Сан-Микеле Бертельди, якобы прикрыло глаза, дабы не видеть расположенную напротив баню, куда приходили местные проститутки[182]182
  Holmes 2013. P. 168–172, 188–190. Cм. также: Holmes 1997. P. 172; Maniura 2003.


[Закрыть].

Взгляд сакральных персон мог восприниматься как инструмент божественного общения и контроля над индивидом. Жерар де Фраше (1205–1271), историограф ордена доминиканцев, писал, что у братьев-проповедников в кельях были образы Девы Марии и ее распятого сына. Во время молитвы или чтения они могли на них смотреть, а те милостиво смотрели на братьев[183]183
  Gerbron 2011. P. 160.


[Закрыть]. Францисканский миссионер Бернардин Сиенский (1380–1444) наставлял женщин, что Мадонна со своих изображений следит за их поведением в спальнях. Монах-доминиканец и суровый моралист Джироламо Савонарола (1452–1498), осуждая экстравагантные наряды, в которых флорентийки приходили в церковь, утверждал, что образ Девы Марии не хочет видеть их столь пышно разодетыми[184]184
  Lipton 2014. P. 259.


[Закрыть].

Соответственно, чтобы избавиться от всевидящего присмотра высших сил или освободиться от чувства вины, которое пробуждал их (укоризненный) взор, верующие – в зависимости от ситуации и типа изображения – порой поворачивали образы лицом к стене или вовсе их «ослепляли». Взгляд – один из важнейших триггеров, позволяющих человеку воспринимать изображение как «живое», ощущать присутствие того, кто с него смотрит. Вот почему, чтобы образ «убить», обезвредить или лишить силы, его следовало «ослепить», обезличить, сделать неузнаваемым. Такого рода практики встречаются во множестве разных культур[185]185
  Florio 2014. Р. 177. Конечно, глаза были ключевым объектом атаки далеко не во всех культурах. Например, Симон Коннор отмечает, что в Древнем Египте, чтобы обезвредить или «убить» статую фараона, с его лба обычно сбивали или стесывали урей – изображение богини-кобры Уаджит, его оставляли без носа (чтобы образ утратил дыхание жизни), лишали знаков власти (скипетра или накладной бороды) и порой атаковали запястья и щиколотки, чтобы помешать фигуре ходить и действовать. Глаза тоже порой повреждали, но они вовсе не были главным объектом атаки (Connor 2018. P. 160–162).


[Закрыть].

В Древнем Риме со времен Республики существовала традиция, которую позже назвали damnatio memoriae – «проклятием памяти». Для того чтобы уничтожить память о низложенном императоре, узурпаторе престола или изменнике, все следы его существования: упоминания в надписях и любые изображения – буквально стирали с лица земли. На скульптурных или рельефных портретах человека, который подлежал забвению, стесывали глаза, нос, уши, рот, чтобы сделать образ бесформенным и неузнаваемым. Точно так же порой увечили и тела казненных преступников или умерших повелителей, которым посмертно отрезали носы и уши, вырывали язык и выкалывали глаза[186]186
  Varner 2004. P. 1–4. См. также: Kristensen 2015; Бельтинг 2002. С. 126–127; Elsner 2016. P. 127–131. Практики, которые можно сравнить с damnatio memoriae, существовали и в Древнем Египте. Например, в конце правления фараона Тутмоса III (XV в. до н. э.) статуи его предшественницы Хатшепсут стали уничтожать, а ее имя стирали с надписей на храмах и других зданиях (Connor 2018. P. 151–153).


[Закрыть]. Один из самых известных примеров такой обезличенной памяти – тондо с изображением императора Септимия Севера (193–211), его жены Домны и двух сыновей: Геты (211) и Каракаллы (211–217). После того как Каракалла убил Гету и единолично занял престол, почти все изображения его младшего брата были уничтожены. Здесь вместо лица Геты осталось большое пятно (рис. 59)[187]187
  Бельтинг 2002. С. 126, илл. 54. Также при Каракалле был изуродован один из рельефов на римской Арке аргентариев, возведенной в 204 г. На нем осталось изображение самого Каракаллы, а фигуры его бывшей жены Фульвии Плавциллы (убита по приказу императора в 211 г.) и ее отца Плавтиана (казнен еще в 205 г.) были стесаны. См. Elsner 2016. P. 130, Fig. 3.


[Закрыть].

Рис. 59. Тондо с изображением Септимия Севера, его жены и сыновей, ок. 200 г.

Berlin. Altes Museum. № 31329

Позже христиане применяли аналогичные методы в борьбе с языческими культами. Они видели в них поклонение мертвой материи или злым духам[188]188
  О том, как христиане «обезвреживали» языческие статуи, см.: Caseau 2007; Kristensen 2009b. P. 245–248; Kousser 2010. P. 133; Jacobs 2010. P. 268, 278–279.


[Закрыть]. Повреждая или уничтожая статуи или рельефы, они атаковали сам принцип почитания образов, будь то изображения императоров или богов-олимпийцев. Как показывают археологические находки и письменные свидетельства, христианизация городских пространств Римской империи в IV – VI вв. сопровождалась массовым ослеплением и обезличиванием идолов. Кроме того, им посреди лба, поверх глаз или где-то на теле порой вырезали кресты (рис. 60). Так их христианизировали (словно крестили), обезвреживали или изгоняли изнутри демонов[189]189
  Kristensen 2009b. P. 231–238, 245–246; Kristensen 2012; Kousser 2010. P. 131–133; Elsner 2016. P. 131–132; Wong 2016. P. 92–93; Caseau 2014. P. 111–112.


[Закрыть]. Ослепленные и изуродованные образы часто оставляли на месте. Помимо того что христиане не ставили перед собой цели полностью очистить города от языческих образов и нередко ценили их красоту, поврежденные статуи свидетельствовали о поражении старых культов и о торжестве новой веры[190]190
  Kousser 2010. P. 132; Kristensen 2015. P. 670. Cр.: Gamboni 1997. P. 51, 67.


[Закрыть].

Рис. 60. Бюст римского полководца Германика, созданный ок. 14–20 гг. н. э. Позже на его лбу вырезали христианский крест.

London. British Museum. № 1872,0605.1

Ослепление идолов прекрасно знакомо и специалистам по истории мусульманского иконоборчества. Отношение исламских правителей, духовных лидеров и простых верующих к изображениям было неоднозначно и менялось от эпохи к эпохе и от народа к народу. В целом для мусульманской традиции характерно категорическое осуждение культа образов, невозможны изображения Аллаха, а фигуры одушевленных существ: человека и животных – находились под большим подозрением. Тем не менее ислам не тождествен отказу от визуальности. Декор мечетей обычно ограничивался текстами и орнаментами, но порой там появлялись изображения растений или виды городов (как на знаменитых мозаиках Дамасской мечети, построенной в начале VIII в.). При этом в светских контекстах (во дворцах и на монетах первых халифов, а позже на иллюстрациях к роскошным персидским или могольским рукописям) мы часто встретим и человеческие фигуры: самих государей, героев исторических сочинений или персонажей «Шахнаме». В одних мусульманских культурах возникло изысканное фигуративное искусство, в других – изображения человека воспринимались как нечто недозволенное.

Сталкиваясь с христианскими, буддистскими или индуистскими изображениями, исламские ригористы регулярно выкалывали им глаза или уничтожали лица. Многим памятны православные фрески в Каппадокии и на Балканах, где у всех или почти у всех святых верхняя часть лица сбита или вместо глаз зияют дыры. Как пишет историк Финбарр Барри Флуд, согласно исламской традиции, чтобы обезвредить идола или любой недозволенный образ, его не обязательно было уничтожать целиком. Можно было его обезглавить, обезличить или лишить органов чувств, воплощающих его «жизнь». Без головы или лица тело человека или животного утрачивало «способность» дышать, а значит, уже ничем не отличалось от растений, изображать которые дозволялось. После этого бессильная и безопасная оболочка могла остаться на месте: на странице рукописи, стене дворца, резных дверях, металлическом сосуде или какой-то диковине (например, механических часах), привезенной с Запада. Существуют свидетельства о том, что в Иране при династии Сефевидов (1501–1722) для нейтрализации запретных фигур порой считалось достаточным выколоть им один глаз[191]191
  Flood 2002. P. 644; Flood 2007. P. 35–36; Flood 2013. P. 568. См. также: Flood 2016; Humphreys 2021. P. 516, 527, 535.


[Закрыть]. Следы таких или похожих методов хранит множество персидских миниатюр[192]192
  Flood 2002. P. 645–648, Fig. 4–6. В одной рукописи XIII в. с плутовскими новеллами аль-Харири (1054–1122) кто-то одновременно выскреб лица и перерезал горло трем персонажам (Flood 2002. Fig. 6).


[Закрыть].

Пример того, как следует поступать с идолами, подал еще пророк Мухаммед. Согласно преданию, которое зафиксировал арабский ученый Хишам ибн Мухаммад ал-Калби (737–819) в своей «Книге об идолах», основатель ислама в 630 г. овладел Меккой и поспешил уничтожить идолов Каабы: «А когда посланник Аллаха вошел в святилище – а вокруг Каабы стоят идолы. Он стал тыкать их концом лука в глаза и лица, говоря: "Пришла истина, и исчезла ложь; поистине ложь – преходяща". Потом он распорядился о них, и их повалили наземь, вытащили из святилища и сожгли»[193]193
  Хишам ибн Мухаммад ал-Калби 1984. C. 25. См.: Flood 2002. P. 644–645; Flood 2007. P. 37. Одновременно существуют свидетельства о том, что Мухаммед более благосклонно относился к христианским образам. Как сказано в «Истории Мекки» Аль-Азраки (ум. 859), пророк спас от уничтожения фреску с изображением Богородицы с Младенцем, находившуюся на колонне у входа в Каабу (Bacci 2019. P. 342). В целом, как подчеркивает историк Микеле Баччи, мусульмане сильнее всего осуждали поклонение трехмерным изображениям (например, буддистским и индуистским статуям), а к византийским иконам и фрескам, написанным красками на досках или стенах, нередко проявляли интерес и даже ценили их красоту (Bacci 2019. P. 344).


[Закрыть].

Подобные свидетельства о мусульманском иконоборчестве во времена Крестовых походов звучали и в христианских источниках. Скажем, в «Хронике» Гийома Тирского, созданной в 1170–1184 гг., описывается, как турки-сельджуки поступали с изображениями в церквях Антиохии: «Образы славных святых – символы, заменявшие смиренным верующим книги и чтение и разжигавшие благочестие простого народа, – были буквально стерты со стен. Турки обрушили на них свою ярость, словно это были живые люди; они выкалывали им глаза, уродовали носы и закидывали грязью и отбросами»[194]194
  William of Tyre 1943. P. 296. Cм.: Flood 2002. P. 648.


[Закрыть].

В заметках османского путешественника Эвлии Челеби (1611–1682) сохранилось описание иконоборческого порыва одного ревнителя веры из Тира. В 1655 г. паша города Битлиса в Восточной Анатолии устроил распродажу сокровищ, оставшихся после бегства мятежного правителя города – Абдал Хана. Одним из покупателей был последователь проповедника Кадизаде Мехмеда, который призывал вернуться к первичной чистоте ислама и обличал греховные новшества. Этому человеку приглянулась персидская рукопись «Шахнаме», но, прежде чем за нее заплатить, он взял ее к себе полистать.

«Когда он принес ее в свой шатер и стал пролистывать, то увидел, что она украшена миниатюрами. Поскольку, по его убеждению, изображения были запрещены, он вынул свой турецкий нож и выскреб глаза изображенных так, словно вырывал их, и так проделал отверстия на всех страницах. А еще он нарисовал у них на шеях штрихи, утверждая, что их придушил. Кроме того, он выскоблил лица и одежды прекрасных юношей и девушек с помощью слизи и слюны изо рта. Так он в момент испортил плевком миниатюру, на которую опытному мастеру не хватило бы целого месяца… Когда продавец открыл книгу и увидел, что все миниатюры погублены, он вскричал: "О, народ Мухаммеда! Посмотрите, что этот невежда сделал с «Шахнаме». Он выколол глаза и перерезал глотки всем фигурам на миниатюрах своим ножом или затер их лица обувной губкой"»[195]195
  Kreiser 1990. P. 295–299. Cм.: Flood 2002. P. 645; Gruber 2017. P. 95–96.


[Закрыть]. Ревнитель веры отвечал, что «изображать фигуры запрещено» и что он пресек зло, как ему заповедал в Тире его шейх. Лишь одну миниатюру он оставил нетронутой, так как она напоминала ему о сыне, который остался на родине.

Этот короткий текст свидетельствует о мотивах ревностного мусульманина, а не христианина. Однако он точно описывает номенклатуру повреждений, которые мы встречаем и в средневековых западных рукописях: выколотые глаза, выскобленные лица, размазанные с помощью слюны фигуры. Разве что перерезанных шей (это был символический аналог обезглавливания) там, насколько я знаю, не встретишь. Ревнитель веры из Тира расправляется с персонажами «Шахнаме» не оттого, что хочет им отомстить или защититься от их опасного взгляда, а потому, что считает греховной саму практику изображения. Он стремится нейтрализовать не отдельных героев или злодеев, а греховные миниатюры в целом, но для этого не уничтожает их целиком, а методично «лишает жизни» их персонажей (рис. 61).

Рис. 61. В середине XVI в. Акбар I, падишах империи Великих Моголов, заказал роскошно иллюстрированную рукопись «Хазманаме» – эпического сочинения, посвященного деяниям Хамзы ибн Абд аль-Мутталиба аль-Хашими, дяди Мухаммеда. На этой миниатюре изображены идолы, которые попадали с места, когда пророк появился на свет, и горестные идолопоклонники, скорбно размахивающие руками. В какой-то момент лица всех персонажей, включая идолов и морских животных, были кем-то замазаны.

Хамзанаме. Империя Великих Моголов, ок. 1562–1577 гг.

London. Victoria and Albert Museum. № IS.1509–1883

При этом на миниатюрах персидских или османских рукописей нетрудно найти примеры повреждений, где читатели явно атаковали не сам принцип репрезентации, а конкретных врагов. Как и в западных манускриптах, они выскабливали или размазывали изображения идолов, противников веры и других негативных персонажей. Например, на иллюстрациях к «Шахнаме» так могли расправляться с Заххаком – злодеем, который завладел персидским престолом[196]196
  Flood 2007. P. 37–38.


[Закрыть]. А в одной из рукописей «Сборника летописей» – исторического труда, составленного в начале XIV в. Рашид-ад-Дином – визирем государства Хулагуидов, кто-то решил «отомстить» врагам – арабам-язычникам, которые истязали первых последователей Мохаммеда. На миниатюре, где воины ведут пятерых мусульман на костер, лица злодеев были размазаны, а лицо их повелителя, восседающего на престоле, вырвано из листа (или из-за долгих выскабливаний там образовалась дырка) (рис. 62)[197]197
  Gruber 2017. P. 97–98, Fig. 4.1.


[Закрыть]. Множество таких примеров в своих исследованиях исламских визуальных практик приводит Кристиана Грубер. Повреждения, оставленные на фигурах иноверцев (язычников, христиан), а также «неправильных» мусульман (для одних – шиитов, для других – суннитов), османскими и персидскими читателями, очень напоминают те, что мы в таком количестве находим в христианских рукописях[198]198
  Gruber 2017. P. 98–109.


[Закрыть].

Рис. 62. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Тебриз, 1314 г.

Edinburgh. University Library. Ms. Arab 20. Fol. 48v

На Западе, чтобы обезвредить враждебный образ, его тоже обезличивали или ослепляли. Средневековые источники упоминают о том, что глаза Христа, Девы Марии и святых порой выкалывали иноверцы, жившие в христианских землях. Главным религиозным меньшинством в латинской Европе были иудеи. На улицах и площадях городов они регулярно сталкивались со статуями, фресками и другими изображениями католических святых. Для них (как и для мусульман либо их крещеных потомков – «морисков» в католической Испании) эти образы были не только идолами, но и символами господствующего, часто репрессивного, порядка. Так, в 1493 г. во Флоренции некий еврейский юноша, как утверждали, атаковал ножом лицо мраморной статуи Богоматери (Madonna della Rosa) и порезал один глаз младенцу, которого она держала в руках. Святотатец был схвачен толпой, и его самого ослепили. Правда, как пишет историк Меган Холмс, на этой статуе, которая сохранилась до наших дней, нет никаких следов повреждений. Так что, возможно, эта история вымышлена[199]199
  Holmes 2013. P. 188. Fig. 164–165. См. также: Коннелл, Констебл 2010. С. 9. О том, как евреи жили в городах, переполненных христианскими образами, как обходились с ними, снимая жилье у христиан, и как пытались защититься от обвинений в святотатстве, см.: Sansterre 1999. P. 113–130; Katz 2000. P. 475–495; Diemling 2010; Teter 2011. P. 78–81; Aron-Beller 2012. P. 575–600; Rowe 2012. P. 72–73.


[Закрыть].

Откроем, например, хронику Лаврентия из Бржезовой (ум. 1437) – один из главных источников по истории гуситского движения и религиозных войн, охвативших Чешское королевство после 1419 г. Вот как он описывал иконоборческие атаки, которые совершали табориты – самые радикальные последователи Яна Гуса: они «с величайшим ожесточением обрушивались ежедневно в своих проповедях как на всякие изображения распятого Христа, так и на статуи святых, так что все эти изображения, как глухих и немых идолов, они выбрасывали из церквей и тут же ломали или предавали пучине огненной. ‹…› По этой причине не только табориты, но вместе с ними и многие пражане ломали, разбивали и сжигали все церковные иконы и статуи, где бы они их ни находили, или, выколов им глаза и отрубив носы, оставляли их, как позорные чудовища, на великий стыд и позорили»[200]200
  Лаврентий из Бржезовой 1962. C. 120–121. См. также: Emler, Gebauer, Goll 1893. Р. 411.


[Закрыть]. О том же в 1420 г. свидетельствовал и папский легат Фердинанд, епископ Лукки. По его словам, он видел в Богемии образы святых с отколотыми носами, отбитыми головами, выколотыми глазами или поврежденными лицами[201]201
  Maniura 2004. P. 75.


[Закрыть].

Образы Христа, Девы Мари и святых, в которых табориты видели мертвых и бессильных идолов, оставались без глаз и носов. Глаза – это воплощение жизни изображения, но почему они обрушивались на носы? Возможно, в этом не следует искать особой символики. Нос расположен ровно посередине лица – стесав или отбив его, агрессор оставляет персонажа (как и живого человека) изуродованным. На трехмерных изображениях (рельефах и круглой скульптуре) нос вдобавок выдается вперед, и его легко отбить ударом молотка, топора, меча или другого орудия. Однако есть один момент, над которым стоит задуматься. В германских городах позднего Средневековья и раннего Нового времени судам регулярно приходилось рассматривать дела об отрезанных носах. Как официальное наказание усечение носа (denasatio) применялось довольно редко. Но зато как инструмент кровной мести и сведения личных счетов – вполне регулярно.

Например, в 1520 г. городской совет Нюрнберга рассматривал дело ремесленника Ганса Ригеля, у которого был роман с женой Ганса фон Эйба. Фон Эйб решил отомстить и отрезал нос… жене обидчика, которая не имела отношения к интрижке мужа. При этом фон Эйба не наказали, а Ригель за прелюбодеяние был на четыре недели отправлен в застенок. Как подчеркивает немецкий историк Валентин Грёбнер, нос часто атаковали, чтобы отомстить за измену, поруганную семейную честь и любые нарушения сексуальной морали. Очень частыми жертвами таких атак были женщины. Потерять нос значило – буквально и метафорически – потерять лицо, то есть утратить честь. В 1485 г. у властей эльзасского города Кайзерсберга случился конфликт с соседом графом Гансом фон Люпфеном. Речь шла о юрисдикции над дорогой. Одна жительница Кайзерсберга вместе с родней напала на другую женщину, бросила ее на землю и отрезала ей нос. По мнению графа, это было особо тяжкое преступление, потому что человек, которому отрезают нос, остается полностью обезображен (ungestalt).

Вероятно, что многие иконоборцы, стесывая или отбивая носы образам Христа и святых, апеллировали к этим представлениям и стремились не просто изуродовать, но и опозорить идолов[202]202
  Groebner 2004. P. 68–86. Кальвинисты отбивают носы статуям святых: Arnade 2008. P. 112–113.


[Закрыть]. При этом чаще они, конечно, атаковали глаза. Пришло время подробнее поговорить о силе взгляда и том, как изображения смотрят на человека.