Текст книги "Т-34. Время выбрало нас"

– Что, старшой, задумался?

Надо же, он и не заметил, как подошли товарищи. Селиверстов плюхнулся слева, Ильвес же обстоятельно постелил на холодный металл палубы какое-то тряпье. Молодец, подумал Хромов. Если верить отцу, прадед на фронте застудился, потом до конца жизни мучился. Так что правильно все. Самому бы так поступить. Вот только лень, все тело налилось жуткой тяжестью, и даже небольшие движения сейчас давались с трудом.

– А вы чего не спите?

– Успеем еще. Встанем на дневку – отдохнем…

Если человек оптимист, то это надолго, подумал Хромов, но от комментариев отказался. Вместо этого снял с пояса флягу, взболтал:

– Держи.

– Не-ет, старшой, ты первый.

– Да и ладно, – Хромов приложился к горлышку, отхлебнул. Не спирт, не самогон – коньяк из того, что еще летом захватили у немецких летчиков. Хороший, французский… Его осталось немного, да и хрен бы с ним – живем один раз. И не факт, что доживем до завтра.

– А скажи, командир, – Селиверстов тоже сделал глоток, передал флягу Ильвесу. – Вот ты в институте учился, слова мудреные знаешь… Я таких в жизни не слышал. Вот скажи, как ты думаешь: построим мы коммунизм?

– Частично. Да оно и к лучшему, что не полностью.

– Это почему еще?

– Ну, как сказать… Коммунизм – он хорош, но только до определенного момента.

– Поясни.

– Если заводы принадлежат народу – это хорошо. А вот тапки мои надевать кому-то левому я не дам. Хотя бы потому, что это негигиенично.

Шутка вышла из разряда «так себе», но и этого сейчас хватило. Молодые, смертельно усталые люди дружно смеялись над этими немудреными словами, и по капле выходили из них страх, усталость, чудовищная тяжесть ответственности. А потом Селиверстов, отсмеявшись, сказал:

– Так-то оно конечно. А вот если серьезно: что ты думаешь об этом?

Хромов задумался. И что он мог им сказать, зная, чем все закончится? То, что идеалы будут смыты в унитаз? То, что потомки людей, которые сейчас в одном строю, будут смотреть друг на друга волками и резать друг другу глотки? Что всего через полсотни лет старухи, может быть, те самые, что сейчас молодыми девчонками работают на заводах и в полях, заменяя мужчин, а порой и с винтовками в руках сражаются на передовой, будут вынуждены просить милостыню, чтобы не умереть с голоду? А мимо в дорогих машинах будут проезжать хозяева жизни – наглые, мордатые, сытые? И еще много всякого дерьма… И чем заслужили ребята это знание, способное убить не хуже пули?

– Я вам так скажу. Все от нас зависит. Если мы захотим – построим. Главное даже не враги, не эти фрицы, которых мы закопаем. Чем больше их придет – тем больше умрет. Главное, чтобы ни одна сволочь не смела жить и жрать, не давая ничего взамен. И чтобы ни одна тварь не смогла пролезть наверх и продать нашу победу. За доллары, фунты, марки – без разницы. Я так считаю.

– Наверное, ты прав, старшой, – после короткой паузы кивнул Селиверстов. – Все зависит от нас. Что будем дальше делать?

– Воевать, – ответил Хромов, вставая. – И помнить: тот, кто скажет, что под немцами лучше, что если они победят, мы баварское пиво пить будем, опаснее танковой дивизии. В общем, их в расход безо всякой жалости. А теперь отдыхать. Спим по очереди. Выбраться живым, когда операция закончена, может оказаться сложнее, чем учинить тарарам. Помните и об этом…

Как ни странно, отход прошел без чрезмерных осложнений. Все же русская зима – это уже бренд, причем многовековой. С возможностью использования кораблей на реке она у немцев, похоже, никак не ассоциировалась. Да и шли они по разведанным уже местам, неплохо зная, где можно встать на дневку, а где лучше проскочить ходом. Наплавной мост, так мешавший им в прошлый раз, больше не существовал, и они прошли то место, даже не сбавляя хода. Правда, на следующую ночь пришлось останавливаться и в хорошем темпе искать, где бы приткнуться – левый мотор подозрительно застучал, и пришлось срочно выводить его в резерв, а продолжать идти на втором было не самым лучшим вариантом. Во-первых, если и он сдаст, то деваться будет уже некуда. А во-вторых, не имея возможности дать нормальную мощность, против течения они тащились бы со скоростью черепахи.

С ремонтом возились половину ночи и весь день, и Хромов, пользуясь моментом, взяв пару бойцов, сходил в разведку – здесь было не слишком далеко до одного из пропущенных мостов. Дошел, несколько часов наблюдал, и увиденное его поразило. Интенсивность движения была запредельной. Не слишком широкое деревянное сооружение, рассчитанное исключительно на автомобили, буквально содрогалось, и причина этого могла быть только одна. Немцам кровь из носу требовалось компенсировать уменьшение пропускной способности железных дорог, и они использовали для этого любую возможность.

Дальше шли без проблем. Катер уверенно преодолевал течение, и, хотя скорость его была невелика, расход топлива заметно вырос. Тем не менее бензина хватало с немалым запасом, и когда бронекатер достиг цели, в цистерне еще кое-что плескалось.

В ту ночь Петр Крычуг, бригадир артели грузчиков, получил возможность лишний раз убедиться, что мир суров и несправедлив, а ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Во всяком случае, выспаться ему сегодня не дали.

Стук в окно был негромким, но резким и отчетливым, живо выдернувшим его из объятий сна. Несколько секунд он лежал, надеясь, что ему приснилось, но стук повторился.

– Вот черт…

Рядом засопела во сне жена, и Крычуг посмотрел на нее почти с отвращением. Спать женщина могла в любое время дня и ночи, абсолютно спокойно и не обращая внимания на шум. И куда, спрашивается, делась первая красавица села, за которой толпами бегали парни не только местные, но и из соседних деревень, и даже городские? Не боясь получить в рыло, не жалея сил, времени, денег? Как он был горд, когда она выбрала именно его. И что ныне? Всего двадцать лет – и квашня квашней. В доме грязно, готовить не любит, да и детей нет. И за что ему такое наказание?

Вновь стук в окно, и Петр встал, зажег свечу и осторожно приблизился. Взглянул – сквозь темноту по ту сторону неровного, грязноватого стекла мелькнуло смутно знакомое лицо. Несколько секунд потребовалось, чтобы понять, где же он его видел, и смачно выругаться:

– Вот же… принесла нелегкая.

Дверь открылась с легким скрипом, впуская в дом предутренний морозец и высокого молодого человека с немецким автоматом на плече. Гость вовремя увидел прижатый к губам палец, кивнул понятливо и шепотом сказал:

– Ну, здрав будь, Петр.

– И тебе здравствовать… Сергей?

– Помнишь, это радует. Дело к тебе серьезное. Как нам переговорить бы?

– Не здесь. Время терпит?

– Ну… да.

– Смотри, мы вечером загружали вагоны, с утра будем заканчивать.

– Что грузили?

– Лес. Сейчас везут бревна с делянок. Неважно. В общем, мне через час вставать, через два быть на станции. Закончу погрузку, вернусь… Короче, стемнеет – приходи.

– Годится. Спасибо, вечером жди.

Когда гость растаял в ночи, Крычуг несколько секунд глядел ему вслед, потом закрыл дверь и с чувством перекрестился. Для человека, которого жизнь отучила верить хоть во что-то, кроме собственных головы и рук, действие практически невероятное. Захотелось сплюнуть, но поганое ведро было далеко, а пола, хоть и замызганного, жалко. Вот ведь – жил, никого не трогал, и что теперь? А, ладно, куда теперь деваться.

Спать уже не хотелось. Крычуг растопил печь, поставил чайник. Ладно, придет на работу немного раньше, выкажет рвение перед немцами. А потом… Потом видно будет.

Следующей ночью он сидел в ярко освещенном нутре катера и с интересом осматривался. Корабль выглядел… живым, и это разительно отличало его от той железяки, что стояла в заброшенном складе. Такой, действительно, жаль терять и не поднимется рука топить. И потому просьбу Хромова о том, чтобы подыскать место, где можно замаскировать его на несколько месяцев, Крычуг воспринял нормально. Единственный вопрос, где это можно сделать? Идеи-то были, но требовалось все хорошенько взвесить.

А пока шло обдумывание раскладов, гость пил крепкий до черноты и сладкий до приторности чай, слушал рассказ о приключениях разведчиков, больше похожий на страшноватые байки, и сам рассказывал о том, что творилось в городе после их отбытия. И рассказать, к слову, было о чем.

Буквально на следующий день после отбытия разведчиков примчались немцы. Поднял тревогу Штокман, как только его освободили – так и поднял, все-таки надо было его прибить… Впрочем, куда ушли разведчики, он все равно не знал.

Вновь прибывшие немцы были крутыми и злыми. Примчались в город по железной дороге, выгрузились и, ощетинившись стволами, кинулись наводить порядок. Штокмана сразу увезли, арестовали кучу народу, однако дня через три всех выпустили и никого не расстреляли. Умеют, гады, на своих ошибках учиться. Как минимум сообразили, что партизаны, отправившие на тот свет их предшественников, могут нанести еще один визит. Словом, побушевали и успокоились. Сейчас в городе стоял новый гарнизон, раза в три больше прежнего, и часовые службу несли на совесть. Во всяком случае, пока. Город жил настороженной, но, в общем-то, тихой жизнью. Отгрузка леса, прекратившаяся было, восстановилась. Как-то так…

Закончив рассказ, Крычуг задумчиво посмотрел на благодарных слушателей, после чего негромко поинтересовался:

– А скажите-ка мне… Вы снова устраивать войну не собираетесь?

– С какой целью интересуешься?

– Да не хотелось бы, честно говоря. Сейчас вы немца напугали, он тихий, но если разозлите… Сожгут город и нас перебьют.

– Жить хочется?

– А кому не хочется-то?

– Логично, – кивнул Хромов. – Не переживай, нам сейчас в драку лезть не с руки. Маловато нас, а тут полноценный гарнизон. Не справимся. Поэтому решим вопрос с кораблем – и все, будем уходить.

– А вот с этим как раз я вам помогу, – Крычуг усмехнулся. – Карта есть?

Разумеется, карта нашлась и тут же легла на стол. Крычуг некоторое время смотрел на нее, шевеля губами – видно было, что он имел дело с чем-то подобным, но давно и немного. Тем не менее разобраться он сумел и уверенно ткнул пальцем:

– Здесь.

– В смысле? Здесь озеро…

– Здесь цепь озер. Километров пятнадцать от города. Там старое русло реки. Она уже много лет течет совсем иначе. А озера сохранились. Длинные, глубокие…

– И что с того?

– Есть участки, заросшие кустами так, что с трех саженей ничего не увидишь. Людей там не бывает вообще.

– Почему?

– А делать там нечего. Разве что осенью грибы да малина. Ну и на соседних болотах клюква. Но всего этого и ближе до черта. Лесорубы там тоже не работают – нет там нормальных деревьев.

– Понятно. И как мы туда попадем?

– А вот этого, – хитро улыбнулся Крычуг, – на карте нет. Здесь, – он ловко отчеркнул ногтем линию, – протока, и довольно глубокая. Больше метра почти везде. Хватит?

Так, осадка катера сантиметров восемьдесят, может, даже меньше. Почему «даже»? Наверняка меньше – в цистерне топлива на донышке. Как минимум попробовать стоит.

– Пойдет. А как там с длиной-шириной?

– Метров пять шириной, длина порядка трехсот. Извилистая, но, думаю, пропихнетесь. Главное, с воздуха там ничего не рассмотреть – кусты…

– А вы-то откуда знаете?

– Охотился в молодости. И рыбачил – места знатные.

– Настолько знатные, что глубины промерял?

– Ну… В общем, ладно, дело прошлое. Мы там… хранили кое-что.

– Незаконное, я так понимаю?

– Тебе не все равно? Главное, я последний, кто знает эти места. И кроме меня там никто не шлялся. А для немцев этой протоки не существует в принципе. Они ж по карте ходят. И если на ней чего-то нет – значит, этого вообще нет.

– Понятно. Ты нам ее покажешь?

– Да. Но – уговор. Я вас провожу до места, но дальше – сами. Мне до рассвета надо вернуться, чтобы не заподозрили. И еще. В город не возвращайтесь. Не хотелось бы, чтоб немцы…

– Довольно, я понял. В любом случае спасибо.

– Когда отправляемся?

– Немедленно!

Протока была не столь уж и прямой. В некоторых местах катер протискивался с трудом. Иногда Хромов думал, что придется где-то искать бревна и делать катки, но каждый раз они каким-то чудом проскакивали то в считанных сантиметрах от берега, то срезая его край. Но – проходили, хотя все без исключения разведчики взмокли, налегая на шесты. Включать двигатель не рискнули. Так можно сесть, что трактором не сдернешь. А потому ручками, ручками. И катер медленно, будто старая черепаха, продвигался вперед.

Открытая вода показалась неожиданно, и Хромов облегченно перевел дух. Прошли! Не обманул проводник. Застучал двигатель, и катер неспешно двинулся, расталкивая носом лед.

Ах ты ж! Машину застопорили мгновенно. В отличие от реки, озеро было подернуто ледком. Тонким, корпус ему не повредить, но утром след из колотого льда наверняка будет заметен с воздуха. На фиг, на фиг! Заглушить двигатель – и обратно, под сень кустов. Придется маскировать катер прямо здесь. Хуже, чем планировалось, но куда лучше, чем могло бы быть.

– Ладно, джентльмены…

– Кто?

Ну, это какой-то разведчик из молодых, недавно попавших в подразделение, и еще не привыкший к манере Хромова выражаться. И неудивительно – проявлялась она довольно редко и, как правило, только в «ближнем кругу». Но иногда Сергей уставал контролировать любой чих, и тогда прорывалась вот такая не совсем обычная для этого времени манера строить фразы. Да и словарный запас, чего уж там, заметно отличался. Впрочем, это все списывалось на то, что Хромов из студентов и вообще «интеллихент».

– Джентльмены, – повторил он. – Заходишь в любую библиотеку, берешь словарь, смотришь значение слова. А потом берешь еще книг – и читаешь, читаешь, читаешь. Считай это приказом. Ибо, как говорит товарищ Сталин, повышать образовательный уровень долг каждого советского человека.

Что-то подобное Сталин действительно говорил. Во всяком случае, Хромов об этом читал. Другой вопрос, когда это было сказано. Может быть, даже и после войны. Однако сейчас это было непринципиально. Главное, для людей этого времени Сталин – авторитет непререкаемый. Ссылка на него решает в твою пользу любой спор. Главное, чтобы никто не усомнился, чьи именно слова ты процитировал. По слухам, перебить авторитет Сталина можно было разве что Лениным, но знатоков священного писания всех правоверных коммунистов на горизонте практически не наблюдалось, а потому и споров не возникало.

Насчет библиотек тоже не шутка. Советская власть за образование взялась рьяно. Хорошее дело, кстати. Следствием такого подхода являлось еще и наличие библиотек в любом мало-мальски крупном селе. Немцы, конечно, этого не одобряли, но и отследить все склады знаний не могли. Так что найти себе что-нибудь почитать не было проблемой.

– Слухаю, – мрачно буркнул в ответ боец. Читать он, выходец из какой-то заштатной украинской деревни, не любил. Зато был храбр, силен и ненавидел немцев – вся семья погибла под бомбежкой на второй день войны. Хромов помнил, что творилось в тех местах в его время, не слишком доверял украинцам и поэтому изначально не жаждал брать парня в свою группу. Но, подумав, все же согласился рискнуть и ни разу об этом не пожалел.

– Это хорошо. Итак, товарищи бойцы, катер немцы не обнаружат… я надеюсь.

Все невольно проследили взгляд Хромова и пришли к выводу, что его надежды отнюдь не беспочвенны. Бронекатер, похожий на устроившегося в засаде крокодила, замер среди густых кустов ивы, с трех сторон прикрытый заиндевевшими ветками. Со стороны озера и сверху ивняк катер тоже прикрывал, но белизны уже не было – посбивали, загоняя его сюда. К счастью, шел снег, поэтому имелся хороший шанс, что к утру сверху катер разглядеть уже не получится, а со стороны озера угрозы не ожидалось. Славненько. – Ну а раз так, ноги в руки – и возвращаемся на базу. С немцами по возможности не связываемся, иначе опять разворошим здесь муравейник. И так уже нашумели, где надо, сейчас привлекать к себе внимание больше не стоит. Мы, конечно, натянем их по самые гланды, но если немцы в результате обнаружат всю группу… Что с нами за такие шутки сделает полковник, я даже думать не хочу. Поэтому идем тихонько и ушки держим на макушке. Полчаса на сборы, джентльмены.

Катер покидали не то чтобы с тяжелым сердцем, но… Но он успел стать их домом. Временным, плавучим, но домом, и уходить не хотелось. Что же, пришлось показать своим людям пример, с гордо поднятой головой шагая впереди. Чтобы спустя пять минут остановиться и почесать затылок.

– Да … Об этом я как-то не подумал.

Действительно, не подумал. И винить следовало только себя, на крайний случай успевшую изрядно накопиться усталость. Потому что протока, в которой был спрятан катер, располагалась на правом берегу реки, а временная база полковника Мартынова, до которой еще идти и идти, – на левом. И переправляться вплавь по стылой зимней воде совершенно не хотелось. Холодная она, плавали – знаем.

Еще час ушел на то, чтобы соорудить подобие плота. Деревья рубили в стороне и так, чтобы не было заметно. Хорошо еще, народу для перетаскивания хватило. Но, так или иначе, когда разведчики завершили переправу и аккуратно замаскировали плот, уже было практически светло. И ушли они всего на несколько километров, после чего встали на дневку. Силы уже почти кончились, а идти было еще далеко.

– Я рад видеть вас. Как же я рад вас видеть, лейтенант. Вы даже не представляете…

Полковник улыбался, и кого-то это могло обмануть. Кого-то, знающего Мартынова чуть хуже Сергея. Но Хромов ни на миг не сомневался, что как только они останутся наедине, громы и молнии обрушатся на его многострадальную голову. Просто Мартынов предпочитал «снимать стружку» без свидетелей. Правильно, конечно, вот только ожидание смерти порой хуже нее самой. И полковник, отлично это понимая, с видом заправского садиста продолжал выдерживать паузу, вполне профессионально перейдя к следующему этапу разговора аккурат в момент, когда напряжение подошло к самому пику, но еще не переросло в тупое безразличие.

Зато потом, один на один, Хромов узнал о себе много нового и интересного. При этом «хронический идиот» и «эпический придурок» были, пожалуй, самыми мягкими характеристиками его, Хромова, умственной деятельности. Пробрать должно до самых печенок. Теоретически. Потому как именно к этому Сергей был готов и, соответствующим образом настроившись, переживал выволочку спокойно. В конце концов, он же студент, а им положено время от времени получать по шее от преподавателей всех уровней. Так что стоял, кивал, молчал… И был несказанно удивлен краткости Мартынова, ограничившегося буквально парой минут.

– …А в целом нормально отработал, – закончил свою речь полковник. – По-идиотски, конечно, только вот одно тебя извиняет. Я в твоем возрасте поступил бы так же долбоклюйно. И любой другой, наверное. Тем не менее задание выполнили, потери невелики, след запутали. Немцам гадостей вы тоже наделали изрядно. И нашумели так, что кое-кто, похоже, начал жидко гадить. Под себя, – Мартынов резко, зло рассмеялся. – Поздравляю, ты их так напугал, что прямо с марша они сняли два полка СС и теперь спешно укрепляют охрану всех стратегически важных объектов. Придурки…

– Почему?

– Да потому что СС. Они ведь воевать пока не умеют.

– В смысле…

– В прямом. СС пока что не кадровые части. Ну, в большинстве своем. Храбрости у них много, жестокости еще больше, мозги промыты наглухо. Но, в отличие от вермахта, подготовка хромает. А комсостав… Ладно, это их беда.

– Палыч, знаешь, что больше всего в тебе иногда бесит?

– Моя привычка недоговаривать? – ухмыльнулся полковник. – Ладно, хрен с тобой. Объясняю расклады популярно. Когда немцы про… любили ту войну, условия мирного договора запрещали им иметь полноценную армию. Проектировать и строить танки, самолеты, корабли. Но главное, сама численность вооруженных сил оказалась ничтожной. И тогда немцы пошли на хитрость.

Их армия была очень маленькой. И очень профессиональной. По меркам того времени – сверхпрофессиональной. И потому они с такой легкостью создали армию современную. Просто офицеры стали генералами, вчерашние унтеры – офицерами, рядовые – унтерами. Ну а простых «зольдатенов» обучить не так и сложно. Как минимум не особо много времени потребуется. И в этом, к слову, одна из причин их громких молниеносных побед. У них очень мало шаблонно мыслящих «генералов минувшей войны», победы делают те, кто тогда был лейтенантами. Технически грамотные и незашоренные.

– И при чем здесь СС?

– Не торопись, малыш. Расклады-то просты. Им хватило подготовленных кадров, чтобы развернуть нормальную, мощную армию. Но вот дальше процесс не то чтобы застопорился – скорее, просто стал куда менее эффективным. По банальной причине – количество профессиональных офицеров в пересчете на общую численность не так уж и велико, особенно учитывая нездоровую страсть немцев к созданию и раздуванию второстепенных подразделений, а заодно и их бюрократии. Новых же готовить – это дело не одного дня. И вот, в условиях жесткого кадрового цейтнота создается еще одна военизированная структура. Очень многочисленная структура, и ее задачи от армейских весьма отличаются.

Рядовой состав набрать несложно, я это уже говорил. Лагерная охрана, бывшие штурмовики, всю эту шваль дополнить элитными белобрысыми щенками с высоким ростом и безупречной родословной. Обучить их несложно, благо, что общий уровень образования, что общефизическая подготовка у немцев всегда была на высоте. Правда, готовят так себе, для нормального общевойскового боя они не слишком годятся. Весьма похожи на нашу пехоту образца сорок первого года – в общей массе умеют бесстрашно идти в штыковую атаку на расстоянии прямой видимости. Но что-то могут. А вот с офицерами дело швах, их просто нет. Те же лагерные генералы вроде Зеппа или выходцы из партийных функционеров. Храбрые, жестокие, идеологически подкованные… любители. Профессионалов минимум. Вот и получается, что СС пока что достаточно слабый противник. Хотя и до безумия храбрый, этого у них не отнять.

– Понятно…

– Ладно, не переживай, – Мартынов хлопнул Сергея по плечу. – Шагом марш мыться, отъедаться и спать. Обязательно в этом порядке. Если хватит сил, можешь и по бабам – одна тебя очень ждала… Но это уже на твое усмотрение, а пока брысь! Вечером жду – будет серьезный разговор.

– Насколько серьезный?

– Очень.

Глаза у полковника были холодными и усталыми. Вряд ли он преувеличивал, не тот человек. Видимо, очень нервничал из-за группы Хромова, потому и языком молотил – напряжение ушло, начался отходняк. Но теперь все, успокоился. И ничего сейчас не скажет. Вечером – значит, вечером. Оставалось лишь щелкнуть каблуками на старорежимный офицерский манер и отправляться строго в указанном направлении. Сил и в самом деле оставалось мало.

Выйдя на улицу, он потянулся до хруста в суставах. Хорошо! Впервые с начала их рейда можно было никуда не торопиться и ничего не опасаться. Не проверять часовых. Не продумывать действия на завтра. Просто отдохнуть. Кошмар, какое это, оказывается, счастье…

Мимо, хрустя очень чистым, невероятно белым снегом под ногами, прошли бойцы, конвоирующие приведенных им саперов. Мартынов допрашивать будет. Вряд ли узнает что-то новое, но все же… Хромов задумался на миг, сказал ли, что обещал младшему по званию саперу жизнь. Да, сказал. Ну а со вторым – да и наплевать. Без него разберутся. И вообще, незачем портить такое утро левыми мыслями. Решение выглядело очень хорошим, и потому оставалось лишь махнуть рукой. И пойти в баню.

Вечером отмытый, сытый, хорошо выспавшийся Хромов сидел в знакомом школьном кабинете. По сути, небольшой, очень чистой комнате, определенной Мартыновым под временный штаб. Сколько уж этих штабов было – и не вспомнить, но общий стиль у них каждый раз был один – спокойный, обстоятельный. Наверное, в таком полковнику думается лучше. Здесь же расположились и товарищи – изрядно осунувшийся Игнатьев и Хинштейн, тоже усталый, но мечтательно улыбающийся. Почему – это Хромов уже знал. Их штатный еврей ухитрился наладить шуры-муры, и не с кем-нибудь, а с пленной немкой. Причем, как рассказал, пряча улыбку, Игнатьев, сложилось у них без принуждения, вроде как бы по любви. Ходит теперь, словно мартовский кот. Невыспавшийся, зато довольный.

Вот так, жизнь – штука интересная. К слову, и сам Хромов пережил несколько своеобразных минут, когда у него на шее повисла Калмыкова. Как ни странно, никто не хихикал по этому поводу. Пожалуй, неуютнее всего чувствовал себя сам Хромов. Как-то не привык он выносить личное напоказ. Да, то, что Ольга к нему неровно дышит, он прекрасно знал. И, в принципе, в иных обстоятельствах ничего не имел бы против. Но они из разных миров. Он, Хромов, рано или поздно уйдет – а она останется. А может, он и не уйдет – сложит голову здесь, ведь кругом война. Черт, как все запутано… И как быть дальше? Впрочем, ладно, будущее покажет.

А вот по какому поводу собрал их Мартынов, оставалось пока только гадать. Полковник, зараза такая, молчал, только усмехался. И, как показалось Хромову, мрачноватой выходила усмешка. Значит, гадость какая-то выплывет, к бабке не ходи. Впрочем, идет война, они на оккупированной территории, а потому гадости – это в порядке вещей. Можно бы и привыкнуть уже.

Хотя, конечно, тем, кто захочет наехать, придется весьма серьезно потрудиться. Сейчас группа Мартынова – крепкий орешек, о который может запросто обломать зубы тот же полк СС. Особенно учитывая, что пока Хромов геройствовал, танки, вытащенные его людьми из болота, привели в норму. Танкисты все же сволочи, ни замки с орудий, ни прицелы снять не потрудились. А, скорее всего, не успели. Хотя ведь могли просто взорвать свои машины, чтоб врагу не достались. С другой стороны, конкретно сейчас это было на руку, а из противоядия от КВ у немцев пока разве что зенитки да трофейные советские же орудия. То, чего много никогда не бывает.

И самолеты… Воздушного прикрытия у Мартынова не было в принципе, да и быть не могло. Радовало лишь, что и у самих немцев с авиацией дела обстояли не лучшим образом. Самолеты, даже нынешние, полуфанерные, удовольствие недешевое. И большая часть немецких самолетов задействована на фронте – там, где советские летчики медленно, но верно их перемалывают. Да, отечественные самолеты хуже. Пока хуже, и не из-за технической отсталости, как любят говорить некоторые уроды от истории. В целом они куда прогрессивней и немецких, и даже американских. Не всех, конечно, однако же аэродинамика советских машин лучшая в мире. Проблема в двигателях – они слабоваты. Но и это преодолимо. Немцы выигрывают пока за счет лучшей тактики, подготовки летчиков и численности. Но дьявол кроется в деталях. Более дешевые советские машины успевают производить быстрее, а система подготовки летчиков позволяет эффективнее восполнять потери. Конечно, окончательно немцев перемелют еще не скоро, но уже сейчас держать в глубоком тылу боевую авиацию для них непозволительная роскошь. Так что эта опасность больше гипотетическая. Во всяком случае, пока.

Входная дверь негромко скрипнула, открываясь. Хромов вскочил, как подброшенный гигантской пружиной, рядом так же резко встали товарищи. Мартынов – а это был он – довольно хмыкнул с порога:

– Ну вот, наконец-то я привил вам, раздолбаям, хоть какое-то понятие о дисциплине и субординации. А теперь вас еще и удивлю. Прошу, входите, ваше благородие!

Вновь скрип, на сей раз гладких, вытертых за годы ногами до блеска половиц, и в комнату вошел… Громов?

Сергей почувствовал, как у него против воли отвисла челюсть. Остальные, похоже, чувствовали нечто подобное, иначе как объяснить, что Хинштейн выдал длинную соленую тираду, которой от правоверного еврея как-то совсем не ждешь. Игнатьев оказался чуть более сдержан. Только закашлялся так, будто подавился. Громов усмехнулся:

– Не ждали?

И только сейчас Хромов понял, что кажется ему невероятным и диссонирующим, никак не вписывающимся в реальность. Даже не тот факт, что бывший царский офицер, белогвардейский подполковник, а ныне красноармеец и старший сержант находится здесь. В конце концов, мало ли что могло случиться. Но вот тот факт, что он одет в форму, а на петлицах у него знаки различия майора… Вот это заставило челюсть отвиснуть еще ниже и породило резонные опасения в том, что она отвалится и упадет на пол.

Похоже, это не прошло мимо гостя. Он едва заметно улыбнулся, самыми уголками губ, и вокруг глаз собрались мелкие, едва заметные в неярком свете ламп морщинки. Как ни странно, это подействовало успокаивающе. Громов выглядел так же, как прежде, а что петлицы другие – так всему на этом свете есть логическое объяснение. И его старый вояка наверняка даст.

И ведь дал. Когда закончились приветствия, обнимания, хлопки по спине, чай в стаканах, сто грамм «за встречу». И рассказ Громова оказался ой каким интересным.

Все шло нормально аккурат до того момента, когда самолет, проскочив через линию фронта, сел на своем аэродроме. Особисты возбудились, конечно, однако трофей в лице столь высокопоставленного немца сам по себе отметал мысль о внедрении шпиона таким образом. Слишком уж дорогое удовольствие выходит. Поэтому совсем уж без ударов по лицу не обошлось, но шум вышел громкий, причем вышел на уровень награждения всех, причастных и непричастных. А учитывая уровень пленных, дошел до самого верха. Откуда и пришел приказ героя наградить. И светили Громову соответствующий орден, а возможно, и звания, благо сейчас лейтенантов из недавних сержантов и старшин куча. Надо же как-то восполнять убыль офицерского состава. Громова расклады вполне устраивали. В конечном итоге так и произошло бы, кабы не один маленький нюанс.

Фон Бок, уже в Москве, ляпнул о своей первой встрече с Громовым. И им, соответственно, заинтересовались. Но, в свете нынешних раскладов, аккуратно и деликатно. В общем, взяли под белы ручки да препроводили в Москву следом за пленным. А вот дальше стало совсем интересно.

В столице никто не пытался упечь Громова в подвалы Лубянки и там же расстрелять за его офицерское прошлое. Ничего удивительного, к слову сказать – в руководстве РККА бывших царских офицеров и генералов хватало на всех уровнях. И не только царских, кстати[3]3
  Кому интересно, может почитать биографии советских маршалов. Найти там можно, к примеру, колчаковского офицера. И это еще не самая заковыристая история.


[Закрыть]. Так что отнеслись к Громову и его истории, скажем так, с пониманием.

А вот чего он не ожидал, так это представления лично товарищу… нет, не Сталину, а Шапошникову. А уж он докладывал на самый верх. В общем, Громова обласкали и даже восстановили в звании, докинув немного за службу в РККА[4]4
  Об этом мало говорят, но офицеры, пошедшие на службу к красным, сохраняли свои звания. Это звучало как «военспец в чине полковника» или «военспец в чине поручика». При этом учитывались (за редким исключением) только звания, полученные до революции. Звания, полученные в Белой армии, не котировались.


[Закрыть]. Наверняка коллега поспособствовал[5]5
  Б. М. Шапошников тоже был из царских офицеров.


[Закрыть].

Честно говоря, после всего этого великолепия Громов был уверен, что отправится на фронт. Дадут роту, а может, даже батальон. Что же, он справится. И с полком справится, и… Вот только вместо этого сидел в Москве и пил водку. Для снятия стресса и вообще, от скуки. И продолжалось это больше месяца.