Текст книги "Путь домой"

– Ну что, человече, рассказывай, как ты дошел до жизни такой? Подробности можешь опустить, а вот кто и зачем тебя за мной следить послал, ты уж, будь любезен, расскажи. – И несильный удар в промежность, не страшно, но очень болезненно.

И раскололся сопляк сразу, как сосновое полено. Что называется, пароли-отзывы-явки… Хотя какие там пароли-отзывы? Город-то велик только по местным меркам, а так все друг друга пусть в лицо, но знают, это надежнее любых паролей. Был в городе свой криминалитет, ходили все под крылышком некоего отца Валентина, из расстриженных монахов, фамилию его никто не знал. Экс-монашек оказался человеком умным, решительным, не только сумел подчинить себе буйную криминальную вольницу, но и заставил считаться с собой власти, не в последнюю очередь потому, что каждый знал: тронешь блатного – умрешь. Вот и в данном конкретном случае четверка мстителей должна была выбрать удобный момент, а дальше – нож под ребро, удавка на шею или еще что, на их усмотрение. Просто, дешево, сердито плюс молодняк себя в деле проявит и кровью будет повязан до кучи. Молодцы, ничего не скажешь, вот только не на того напали. Однако же надо было с этим что-то делать – наверняка после того, как сопляков найдут мертвыми, на дело выйдут спецы посерьезнее. Жаль, но, похоже, надо было сваливать из города, однако бежать что-то не хотелось. Гордость не позволяла, что ли… Стало быть, оставался резервный вариант.

Час спустя они подошли к ничем не примечательному дому на пустынной улице, с тенистым садиком в небольшом дворе. Они – это Петр и его пленник, которого курсант бережно придерживал под локоть. Ну, значит, чтоб тому какие дурные мысли в голову не пришли, вроде побега там или еще чего. Дом был чистенький, аккуратный, у входа, правда, болтались двое верзил с лицами, не отмеченными печатью интеллекта. Петр широко улыбнулся, ловко дернул своего невольного проводника, дробя ему кость (легко отделался, жить будет, да и рука, если попадет к толковому костоправу, будет действовать, полежит немного без сознания, правда, но это уже издержки профессии), и походя свернул обоим шеи. Пристроив их на ступеньках так, чтобы они выглядели сомлевшими от жары, и подтащив к ним своего проводника, он деликатно постучал в дверь.

– И кто там прет? Совсем обнаглели…

Голос был старый, бесцветный, походка шаркающая – очевидно, старый вор, заканчивающий жизнь привратником местного мафиози. Тем лучше – такой вряд ли окажет серьезное сопротивление. Как, впрочем, и двое охранников, которых Петр так легко убил лишь потому, что застал врасплох. Успей они среагировать – пришлось бы повозиться. Петра хоть и учили всерьез рукопашному бою и был он на полголовы выше обоих уголовничков, но все же и эти быки явно не пальцем деланные, иначе бы их генштаб местной мафии охранять не поставили. Но – расслабились от спокойной жизни, инструкторы в свое время не раз говорили, что привыкшие к безнаказанности преступники часто даже не могут себе представить, что с ними не будут разговаривать, а будут просто убивать, на чем и теряют драгоценные секунды. Примеров в истории масса. Собственно, это сейчас и произошло – никто и «мяу» сказать не успел.

Оставалось дождаться, когда откроется дверь, – она и открылась, даже по поводу личности стучавшего лишний раз не поинтересовались, а до концепции дверного глазка пока что не додумались. Видно, свято уверены были, что никто чужой, а тем более опасный, да еще и средь бела дня сюда прийти попросту не посмеет. Ну да, они здесь вроде как хозяева и даже представить себе не могут, как ошибаются. Провинция…

Здесь, правда, оказалась первая преграда – на двери изнутри была тонкая, но прочная стальная цепочка, призванная не остановить, а задержать того, кто попытается вломиться, давая лишние секунды на организацию отпора. Однако Петр заметил цепочку лишь после того, как дверь распахнулась от удара ногой. Собственно, он хотел, чтобы распахнувшаяся дверь сбила с ног привратника. Она и сбила, да так качественно, что тот потерял сознание. А цепочка, кстати, уцелела – вылетели гвозди, которыми она была закреплена.

Дальше было просто – проведению зачисток их учили на совесть. Не торопясь, но и не мешкая, Петр прошел по всем комнатам, стреляя по всему, что движется. Хорошо хоть, собаки на пути, ни во дворе, ни в доме, не попались – их было бы жаль, а огромный рыжий котяра успел молнией метнуться на шкаф, что дало ему полсекунды, за которые курсант успел удержаться от выстрела.

Отца Валентина Петр тоже нашел, узнал по точному описанию, выбитому из пленного. Тот не испугался – тоже, очевидно, не понял, что его сейчас будут убивать, даже из кресла не встал. Улыбнулся еще, гад, и вальяжно указал на стул – видать, поговорить решил, оказать честь. Обнаглела, похоже, местная мафия от безнаказанности… Петр улыбнулся ему и спросил:

– Вот скажи мне, придурок, зачем ты на меня пасть открыл?

Вопрос был риторическим, Петр и не ждал на него ответа. Мафиози только начал открывать рот, а Петр уже выстрелил и, спокойно перешагнув через труп, пошел продолжать зачистку.

Уже уходя, курсант посмотрел на лежавшего у двери языка. Тот все еще не пришел в себя. Сейчас бы добить, но как-то рука не поднялась. Перешагнув через тело, курсант зашагал прочь, подумав, что такая мягкосердечность может плохо кончиться, но не смог себя пересилить. Хотя, наверное, уцелевшим бандитам (а в доме наверняка были далеко не все) будет сейчас не до него – у них ведь дележ власти намечается. Оставалось только аккуратно поджечь дом и спокойно уйти.

Вечером, зайдя по дороге на рынок и купив все-таки то, что хотел, Петр сидел в комнате, наслаждаясь сытостью. Переел он, конечно, здорово – готовили в этом заведении хорошо. Еще больше радовало то, что с финансами теперь проблем не намечалось вообще – в разоренном притоне (хотя, если честно, как-то рука не поднималась обозвать тот домик притоном, уж больно он был чистеньким и аккуратным) курсант позаимствовал в качестве трофеев деньги и опять-таки камешки. Улов был куда интереснее, чем в небогатом банке нищего городка; пожалуй, если верить местным сплетникам, теперь у Петра была сумма, на которую можно купить неплохой замок. Ну и пусть – запас карман не тянет, к тому же натуральные, а не выращенные искусственно камни ценились и на Земле, так что домой курсант рассчитывал вернуться не с пустыми руками.

А утром его ждал неприятный сюрприз. Когда Петр завтракал, с аппетитом приканчивая омлет с ветчиной и шумно (ура! пусть сдохнут хорошие манеры!) хлебая отменный местный кофе, рядом с ним на скамейку присела женщина. Петр не обратил на нее внимания, тем более что мешковатая дорожная одежда скрывала ее фигуру, и продолжал бодро жевать. Когда женщина заговорила, он едва не подавился.

– Ну, здравствуй.

– И тебе… кхе-кхе… не болеть, Виктория.

– Приятно, что помнишь мое имя.

– Чем обязан?

– Да вот… – Девушка небрежно откинулась на стену. – Хочу записаться к тебе в попутчики. Ты ведь идешь на восток?

– Я иду один, свободных мест не предусмотрено. Кстати, как ты меня нашла?

– Да в общем-то просто. Куда ты поехал, я знала – ты и не скрывал. Я купила лошадь и припасы, денег ты дал не слишком много, но мне хватило, и поехала следом дня чрез три. Кстати, путешествуешь ты медленно. А здесь я поняла, что ты не уехал, когда услыхала о том, какую бойню ты устроил. Надо сказать, трупы за собой ты оставлять не боишься.

– Да, не вижу в этом ничего особенного. Ни на кого не нападаю первым, но и хамства в свой адрес не потерплю.

– Твое право. Придется иметь это в виду.

– А зачем? Я иду сам по себе, ты – сама по себе. Прости, но я и так сделал для тебя больше чем достаточно, – фыркнул курсант, отворачиваясь.

– Ошибаешься, космонавт.

Петр медленно, всем корпусом развернулся, одновременно кладя руку на нож. От девушки это не укрылось – она чуть побледнела и потянулась к своему кинжалу, висевшему в ножнах на поясе. Однако оба понимали, что, если Виноградов захочет убить ее, он сделает это быстрее, чем она успеет пошевелиться. Однако курсант не стал никого убивать. Во всяком случае, пока, хотя очень хотелось.

– Кто ты? Откуда знаешь, кто я? В чем я ошибаюсь?

– По пунктам. Я – Виктория Александрова. Мы шли на туристической яхте «Байкал» и были перехвачены рейдером таргов – во всяком случае, так сказал мой отец… которого сожгли по твоей вине. Знаю, потому что у тебя десантная форма и бластер на поясе, которым ты, на мой не слишком искушенный взгляд, неплохо владеешь. Ошибаешься в том, что сделал недостаточно. Еще вопросы?

– Что и почему я сделал недостаточно? Мне казалось, что и так сделал больше чем нужно. Совершенно бесплатно, заметь.

– Потому что, как любой военный, ты обязан сделать все, чтобы спасти жизнь граждан федерации. Ты обязан был вытащить моих родных с костра. Но раз ты этого не сделал, что простительно, потому что, как я поняла потом, ты просто не знал, кто это, то хотя бы обязан доставить меня на Землю.

– Типично женская логика, – безразлично пожал плечами курсант. – Я не приносил присяги, так что не являюсь военнослужащим и ничем тебе не обязан. И отца твоего спасать был не обязан, и, прости, тебя. Вообще, мне проще и безопаснее было пройти мимо, поверь. И уж тем более я не обязан тащить тебя куда бы то ни было. Особенно на Землю – да и как, скажи, я это сделаю? Я курсант, был на практике, до присяги, кстати, оставалось всего ничего, наш корабль точно так же завалил рейдер таргов, подозреваю, что тот же самый, что расколотил вашу яхту. Вряд ли здесь было два таких корабля. Поэтому извиняй, девушка, бананьев нема.

Конечно, Виноградов покривил душой – присягу он приносил в тот самый день, когда их училище преобразовали из коммерческого в военное. Но какая разница? Главное, чтобы девица засунула свои претензии куда подальше и, желательно, вообще оставила его в покое.

Плечи девушки разом поникли, да и сама она как будто уменьшилась в размерах. Ну да, эта сопля, которой, судя по всему, не больше шестнадцати – восемнадцати лет, уверилась, что ее доставят домой и ее проблемы уже позади. Ага, щщас.

– Мне не нужна лишняя обуза и попутчица, которой придется вытирать сопли и следить, чтобы она не путалась под ногами, – припечатал Петр. – Я, конечно, понимаю, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, но чужие проблемы на себя взваливать не намерен, мне самому выживать надо. И еще… Я тебе не верю. Не знаю, кто ты такая, но шансы, что мы встретимся на том острове, убегающе малы. Так что не надо ля-ля, не верю я в совпадения. Иди своей дорогой, родная.

– Да как ты…

– Смею, смею. – Петр зацепил из стоящей на столе миски зубчик ядреного местного чеснока, ловко очистил, кинул в рот и с наслаждением разжевал. Дохнул на собеседницу непередаваемым ароматом. – На будущее. Никогда и никому не говори, что этот кто-то тебе что-то должен. Я, например, ни у кого ничего не занимал. Кстати, в твоей истории и без того хватает нестыковок. Например, как ты проехала через лес – одна, да еще быстрее меня? Ну, может, на лошади ты сидеть умела и до того, но поездка была опасной для одинокой женщины. Даже хорошее оружие не гарантирует безопасность. Пострелять мне там, кстати, пришлось.

– Ну да, ты стреляешь не задумываясь. Тебе бластер со шпагой, похоже, заменили и мозги, и образование.

– Не заменили, а явились убедительными доказательствами моей правоты в любом споре. Кстати, достать бластер порой намного выгоднее, чем спорить, – ты не поверишь, сколько вопросов решаются сами собой. Но ты разговор-то от темы не уводи. Так как ты через лес проехала?

– Нашла попутчиков.

– Вот с ними и отправляйся дальше. Сейчас по этой дороге ездят только купеческие караваны, а они ползут как черепахи. Не могла ты меня догнать, научись врать сначала.

– Там ехал какой-то дворянин с семьей. Они передвигались намного быстрее. Вот и догнала… Часть пути еще и в карете проехала. С удобствами, развлекаемая галантным кавалером.

– Молодец, девочка, возьми с полки пирожок. Их там два, тот, что с мясом, в центре. На вот. – Петр положил на стол мешочек с двумя десятками золотых. – От сердца отрываю. И кстати, на то, что я тебе оставил, ты бы хорошую лошадь да еще одежду и припасы не купила. Так что нестыковок у тебя… Ладно, прощай, я поехал.

– Куда?

– По своим делам. Мне, знаешь ли, на этой планете еще жить, так что надо устраиваться поудобнее…

– Послушай, не оставляй меня, а?

Ну а дальше были слезы и сопли, и курсант, абсолютно не умеющий сопротивляться такому воздействию, вынужден был стать для несносной девицы опекуном, защитником и снабженцем в одном лице. Слезы, кстати, высохли моментально – женщины коварны, и курсант только что испытал это на себе. Его хорошо научили прокладывать курс, сворачивать челюсти и стрелять с двух рук, но как защититься от такой атаки, он просто не представлял. Воистину, женщина – это слабое, беззащитное существо, от которого нет спасения.

Весь следующий день он проклинал себя за то, что поддался уговорам. Мало того что пришлось волочить за собой эту девицу, так еще и с выездом задержались из-за нее больше чем на сутки. Сначала ей отдохнуть требовалось («ну хоть один денек, ну пожалуйста…»), потом она спать изволила до тех пор, пока Петр буквально не вытряхнул ее из кровати, потом собиралась долго и мучительно, потом… Словом, к тому моменту, как они покинули город, на языке Петра вертелись уже исключительно многоэтажные словесно-нецензурные конструкции вроде тех, которые к нему самому применял боцман на крейсере, и если он пока сдерживался, то лишь потому, что еще отец вбил в него правило никогда не ругаться при женщинах. Хотя, конечно, порой очень хотелось…

Правда, неженкой Виктория, надо признать, не была – не стонала, что не успела отдохнуть и выспаться, не упрашивала задержаться и пообедать в человеческих условиях, хотя, как злорадно подметил курсант, на лошадь она забиралась с осторожностью. Задница, видно, болела после той дороги, – ну правильно, это он никуда особо не торопился, а ей пришлось его догонять. Ездить она, конечно, умела намного лучше Петра, видимо, и впрямь дома занималась чем-то подобным, но уметь прокатиться с ветерком и держаться в седле несколько дней, с перерывами на сон и естественные потребности организма – две большие разницы.

Кстати, попутно выяснилось, кто ей помог и с лошадью, и с попутчиками. Граф, зараза старая! Правда, тут Виктории повезло – встретила в городе его жену, ну а через нее вышла на графа и не нашла ничего лучше, как во всем признаться. Повезло еще, что граф был серьезным человеком и служил в серьезной по местным меркам конторе. В ней сохранились обрывки памяти о предках, прилетевших из космоса, и граф, подумав, решил девушке поверить. Ей это облегчило маршрут, а Петру добавило поводов чаще крутить головой. Граф, конечно, мужик хороший, но бластеры пришельца да и его го лова, набитая передовыми по местным меркам знаниями, – нешуточный соблазн этого самого пришельца отловить.

В тот день уехали они не слишком далеко – пустились в путь поздно, да и ехали аккуратно. Петр мог бы проехать и дольше, но, если верить карте, до следующей деревни они в любом случае до темноты не успевали. Сам он без проблем переночевал бы в лесу – чай, не впервой, однако теперь с ним была дама… Чтоб ее налево и пополам! К тому же эта самая дама хоть и молчала, и пыталась изобразить, будто на все ей плевать с высокой орбиты, но, как только забывалась хоть на миг, на лице ее появлялась гримаса боли. Стертая задница – не шутка, как бы смешно это ни звучало, и Петр, совсем недавно прошедший через это испытание, понимал девушку очень хорошо. Понимал, но сочувствовать не собирался.

Словом, когда въехали в деревню и остановились перед постоялым двором, он спешился, помог девушке слезть (точнее, поймал ее, когда она чуть не упала) и препроводил в снятую для нее комнату. К счастью, комнат было более чем достаточно – проезжающих мало, что называется, не сезон, поэтому две комнаты снять удалось без проблем. Выдал Виктории обезболивающую и заживляющую мазь, приказал лежать и самолично притащил ужин прямо в комнату. Вот ведь не было печали – купила бабка порося…

Жалко только, что нельзя было продолжить путь по реке. Увы, не получалось – река текла почти точно с севера на юг, а его путь лежал на восток, поэтому пришлось смириться с многодневной, а может быть, и многомесячной конной прогулкой. Впрочем, как говорил наставник по тактике, если не можешь победить – старайся минимизировать потери, а раз так, надо было искать плюсы в сложившейся ситуации, рассматривая ее как экстремальный туризм. Тем более чистый воздух, вкусная вода, свежие, выращенные на грядках, а не синтезированные овощи. Мясо, опять же, свежайшее, рыбалка – когда хочешь, и рыбалка успешная – реки здесь рыбой прямо кишели… Да и вдвоем теперь будет возможность языком потрепать, а то Петр в последнее время заметил, что начал уже разговаривать сам с собой. Нехороший симптом, однако.

Отнеся привязавшемуся ходячему несчастью, лежащему на пузе и еле сдерживающему оханье, еду, Петр спустился обратно, в общий зал. Какой-то пьянчуга, сидевший за столом, скабрезно улыбнулся ему и подмигнул. Петр состроил зверскую рожу, положенную ему по роли. Теперь, когда приходилось путешествовать вдвоем, потребовалась новая легенда. Молодая дворянка, отправившаяся посмотреть мир, и ее охранник – варвар с далеких островов, тоже дворянин, хотя и бедный. Легенду он озвучил, еще когда набирал для «госпожи» полный поднос еды (надо же, маленькая, худая, а жрет, как кашалот). Естественно, пока он ходил, народ уже обсудил новость, пришел к выводу, что охранник охраняет не только днем, но и ночью, и не только охраняет, но и выполняет еще кое-какие функции. Словом, пища для сплетен надолго. Ну и отлично – теперь никто из-за дубов не увидит леса, а болтают… Да пусть себе болтают, Петру от этого было не тепло и не холодно. Завтра утром он просто забудет об этих людях.

Увы, он в очередной раз ошибся. Если в обычной ситуации девушка в сопровождении звероватого хама-охранника с пудовыми кулачищами, который не только охраняет, но и согревает, – нормальное явление, то в стране с большой ролью церкви это может вызвать нежелательные последствия. Как раз сейчас был именно такой случай, и если нормальные люди вели себя адекватно, то сидевшие в углу и наливающиеся вином личности, когда градус перешел границу осторожности, решили, что ситуация требует исправления. Хотя ошибка курсанта была простительна. Ну откуда Петр мог знать, что наткнется здесь на священников? И уж тем более он даже предположить не мог, что они к нему привяжутся.

В общем, когда Петр приканчивал вторую кружку отличного местного пива, к нему за столик даже не сел, а плюхнулся мужик огромного роста и необъятной талии, одетый в богато украшенную рясу. Курсант даже засмотрелся – человека, в брюхо которого можно было без усилий залить бочонок пива, добавив сверху еще кувшин вина и зарихтовав сверху бутылочкой самогона, невозможно не уважать. А вот когда тот заговорил, эффект пропал – слишком уж наставительно зазвучали его слова. На фоне смеси перегара и свежака это смотрелось неприятно.

– Молодой человек, когда вы в последний раз были в церкви?..

Петр слушал и охреневал. Речь священника лилась широкой, полноводной струей, как бывает у многих алканавтов, и смысл этой речи сводился к одной короткой мысли. Оказывается, Петру даже не рекомендовалось, а настоятельно указывалось мчаться в церковь, покаяться во всех грехах, а особенно в прелюбодействе, внести богатое пожертвование… И так далее, и в том же духе. Виктории, кстати, тоже, ну да ей святой отец обещал отпустить грехи лично, причем он может сделать это прямо сейчас. Ну, в смысле подняться в комнату и исповедать ее. Самое интересно, что никому из собравшихся здесь людей смешно не было – слушали разглагольствования они со всем возможным вниманием и почтением. А вот Петр слушать не желал, не было у него привычки уважать кого бы то ни было, не доказавшего такое право делом. И уж тем более не собирался он выслушивать бредни пьяного адепта умирающей религии.

Будь Виноградов старше, опытнее и сдержаннее, он бы, наверное, сумел продолжить разговор ничего не значащими фразами, а потом и вовсе аккуратно его свернуть. Увы, он так просто не умел, да и церковь в любых ее проявлениях презирал, поэтому дальнейшие его действия были одной сплошной ошибкой. Все действия, начиная с самой первой фразы.

Петр резко хлопнул в ладоши перед носом священника, привлекая его внимание. Тот от неожиданности замолчал, дав наконец курсанту вставить слово. Зло ухмыльнувшись, Петр сказал:

– Падре, а не пойти ли тебе проспаться?

– Чего-о?

– Того-о. Вали отсюда. И подбери холодец.

– Какой холодец?

– Который у тебя над поясом свисает. А то растрясешь еще, вони потом не оберешься…

Хотя священник был и очень пьян, до него сразу дошло, что его только что оскорбили. Глухо, по-медвежьи заворчав, он стал подниматься из-за стола – медленно и внушительно, рассчитывая, очевидно, напугать обидчика. Петр тоже встал, оказавшись на полголовы ниже. Все остальные посетители моментально рассеялись по стеночкам, с испугом наблюдая за происходящим. Похоже, здесь еще никто не вел таких разговоров со служителями культа. «Что ж, – подумал Петр, – я буду первый…»

Священник левой рукой схватил Петра за грудки, а правой размахнулся и ударил. Так бьют деревенщины, привыкшие хвастаться необоримой силой удара и не имеющие понятия о великом искусстве рукопашного боя. Надо признать, это был бы крепкий удар, вот только стоять и ждать, когда кулак священника обеспечит ему сотрясение мозга, Петр не собирался. Умело поставил блок, не остановивший, а отклонивший кулак противника, плюс позволил рывку священника подтянуть себя ближе. Тот, на мгновение потеряв равновесие, качнулся навстречу, и Петр с удовольствием врезал пьянице лбом в переносицу.

Не издав ни звука, его противник рухнул назад, перевернув скамью. Курсант ухмыльнулся: не убил, конечно, но сотрясение мозга обеспечил. Пускай полежит – может, чуток поумнеет…

Увы, священник пил не один. Из-за стола, от которого он пришел, вскочили еще двое, в рясах попроще, и бросились на помощь своему то ли товарищу, то ли шефу. Не теряя времени, Петр перемахнул через стол, благо все, что на нем было, уже валялось на полу. Мягко сместился вправо, заставив одного из противников невольно загородить его от второго, поставил блок и в два удара, в печень и в челюсть, разобрался с ним. Перешагнул через скорчившееся тело, он с ноги ткнул второму в пах, добавил сцепленными руками по спине и с чувством врезал уже падающему священнику по почкам. Окинул взглядом поле боя, поверженные тела, лежащие в художественном беспорядке, и довольно выдохнул:

– Ну что, имбецилы, кого еще научить смирению? Только дернитесь мне – я из вас такой пазл нарежу, что ни один хирург не соберет!

– Остановись, сын мой! – Из-за стола поднялся четвертый член той компании. На вид он был старше остальных, богаче одет и, похоже, абсолютно трезв. – За что ты избил моих братьев?

– Отвали, дядя, отец у меня и так есть, и на тебя он не похож. А твоих братьев во Христе, если они еще раз мяукнут, я вообще по стенам размажу.

– Не богохульствуй! Брат Петр пытался наставить тебя на путь истинный, он был в своем праве, а ты…

– А я был в своем. Греби отсюда, пока ласты не оторвал.

– Да что ты себе позволяешь, сопляк!

– Что хочу – то и позволяю. Ишь, моду взяли – наставлять… Как-нибудь переживу своим умом, – фыркнул Петр, остывая. Надо же – избил своего тезку. Это его не то чтобы рассмешило, скорее сняло напряжение. – Я вас не трогаю, а вы ко мне не подходите – целее будете.

– Уважение к смиренным служителям Господа нашего проявлять должно, – наставительно поднял палец священник. – Именем его несем мы истину…

– Бумажку покажи.

– Чего?

– Бумажку на право говорить от имени Господа.

– Святая церковь…

– Харэ ерунду пороть. Есть доверенность от Бога на ведение дел от Его имени, с подписью и нотариально заверенная? Нету? Вот и греби отсюда. Принесешь такую бумагу – поговорим, а нет – ты никто и звать тебя никак.

– Еретик!

– От еретика слышу. Сиди и пей свой компот. Хозяин, пива мне. Бегом!

Что там священник бухтел дальше, Петр не слушал. Пиво ему доставили моментально и смотрели испуганно, однако постепенно атмосфера в зале нормализовалась, хотя посетителей заметно уменьшилось. Все правильно – наиболее осторожные предпочли отойти подальше от места столь опасных разговоров. До Петра тоже дошло, что он погорячился, однако знание это пришло поздно, и теперь надо было делать хорошую мину при плохой игре, то есть всячески демонстрировать окружающим, что ему на все и на всех наплевать, и страх – это вообще чувство, ему не свойственное. А под ложечкой-то сосало…

В самом деле, церковь в жизни местных занимала очень большое место. Не вера, а именно церковь. Сейчас Петр ухитрился рассориться с ней, а значит, подставился под удар мощнейшей из существующих в этих местах структур. Надо было двигать отсюда как можно быстрее, но то ли гордость, то ли мальчишеское упрямство, то ли просто гонор заставляли его сидеть, пить ставшее вдруг противным пиво и делать вид, что ему все безразлично. Возможно, он все-таки, допив кружку, ушел бы, а потом, подняв Викторию, сбежал отсюда куда подальше, но все испортил трактирщик. Самолично поднеся курсанту кружку «за счет заведения», он шепотом попросил его немедленно убираться. Вот тут Петр встал на дыбы и популярно объяснил трактирщику, что у него за комнаты уже уплачено и он собирается воспользоваться оплаченными услугами по полной программе. А трактирщику стоило бы завести нормального вышибалу, чтобы драки предупреждал и не давал мешать клиентам спокойно ужинать. А если трактирщик хочет неприятностей – он их сейчас устроит, и пусть только кто-нибудь еще посмеет его тронуть – он эту халупу раскатает по бревнышку и за ущерб платить не будет. Сказав это, курсант зачерпнул из стоящей на столе плошки соленых сухариков, кинул их в рот и отправился к себе, матерно ругаясь на всех присутствующих. Правда, мысленно – не хотелось совсем уж обострять. В принципе он бы сейчас с удовольствием убрался куда-нибудь подальше, но на улице могло оказаться опаснее – здесь можно было хотя бы не опасаться удара в спину, забаррикадировавшись в комнате. Ну а лоб в лоб Петр никого здесь не боялся.

У себя в комнате Петр, правда, задержался ровно на то время, которое ему потребовалось, чтобы подхватить свои так и не разобранные вещи, после чего переместился в комнату Виктории. Та уже засыпала и испуганно вытаращилась на него, натянув одеяло до подбородка.

– Оденься, я не смотрю, – коротко бросил Петр. – И давай быстренько, не тяни кота за… хвост.

– Что случилось?

– Буду ночевать у тебя. С неплохой вероятностью нас сегодня будут убивать, так что готовься в случае чего сматываться.

– Что случилось-то?

– Я же предупреждал, что не самый лучший попутчик, – криво усмехнулся курсант и повернулся к ней спиной. – Повздорил с местными авторитетами. Если они испугались – считай, повезло, ну а если нет… Ладно, отобьемся.

– Рассказывай.

Виктория выскользнула из кровати и стала торопливо одеваться. Когда Петр закончил рассказ, она выдала свой вердикт:

– Дурак! Промолчать не мог?

– Мог. Не захотел. Будет мне еще всякая обезьяна о Священном Писании трындеть. Я и так знаю, что вначале было слово, и слово это было матерное.

– Ты понимаешь, чем это для нас может кончиться?

– А ничем. – Петр нервничал, но старался этого не показывать. Он достал бластер, демонстративно выщелкнул батарею, проверил заряд и вставил ее обратно. – У меня тут два ствола, и зарядов хватит на небольшую войну. По местным меркам, кстати, даже и на большую. Ну, постреляю, освежу навыки…

– И тебе их не жаль?

– Не-а. Мне вообще жалко только себя. Тебя вон один раз пожалел, дурак, – теперь мучаюсь… И вообще, запомни: насилие решило больше проблем, чем ум, честь, совесть, логика и деликатность, вместе взятые. И вообще, ничего еще не началось – может быть, и не начнется.

– Начнется. Я чувствую.

– Чем чувствуешь? Задницей?

– А хотя бы и задницей, тебе-то какое дело? И дай-ка мне один бластер, а то у меня из оружия только нож.

– Ты стрелять умеешь?

– Да, отец учил.

– Из чего?

– У него целая коллекция охотничьего оружия дома.

– Ясно. Охотничий бластер предназначен для охоты. Максимально упрощенная модель, и весит килограмма три максимум. Чтоб ты была в курсе, десантный бластер весит шесть с лишним килограммов без батареи, в некоторых режимах обладает большой отдачей и требует определенных навыков, которых у тебя нет. Так что, извини, оружия я тебе не дам – ты с ним не справишься, а получить в спину заряд из-за того, что у тебя не хватает сил нормально целиться или когда ты режим перепутаешь… Нет уж, извини, мне моя шкура дорога.

– Не может быть! Я сама видела, ты с ним легко одной рукой справлялся.

– А я и посильнее тебя буду, и лучше обучен. Ладно, все. Спать сегодня будешь не раздеваясь. Я тоже у тебя в комнате переночую. Если что…

Договорить он не успел – из коридора донеслись крики и громкая ругань, шумно было и во дворе. Петр криво усмехнулся, проверил, легко ли выходит палаш из ножен, и перевел бластер в режим огнемета.

– Спорим на бурную ночь любви, что я всех их за пять минут завалю?

– Не смешно.

– Смешно. Просто ты не понимаешь моего юмора. Он для тебя слишком тонкий и вдобавок тяжелый, как мой бластер. Не для средних умов, так сказать.

– Хам!

– Спасибо, я знаю. – Петр на миг прекратил пикировку и высунулся в окно. Тут же о косяк ударился средних размеров камень и улетел обратно во тьму. – Там их всего-то человек двадцать с дрекольем и факелами. Орут про «смерть еретикам» и «выжечь скверну». И командует, кажись, тот монах, которого я побил, – похоже, так возжелал твоей грешной плоти, что даже о сотрясении мозга забыл.

– Хам!

– Ты повторяешься. Эх, жалко, гранат нет, положил бы их всех и разом… Но тем не менее имей в виду – живой тебе к ним лучше не попадать. Это для меня колья и огонь, а для тебя они наверняка припасли кое-что поинтереснее. Впрочем, если что, я всегда смогу уйти – этот сброд воевать никто не учил, а лес здесь рядом, не догонят.

– А я?

– А ты их отвлечешь. Займешь, хе-хе, чем-нибудь.

– Дурак!

– Возможно. Ладно, хорош дураками жить.

С этими словами Петр, секунду подумав, перевел бластер на стрельбу плазменными сгустками и решительно открыл дверь, в которую уже молотили, подбадривая себя пьяными матерками, чем-то тяжелым. Наверное, чьей-нибудь головой. Сразу двое, потеряв равновесие, влетели в комнату. Один устоял на ногах, но лишь для того, чтобы получить короткий удар в челюсть и улететь обратно, а второй упал, и курсант тут же наступил на него тяжелым ботинком, ломая шею. После этого, не теряя времени, он выстрелил в коридор и тут же захлопнул дверь, навалившись на нее всем телом.