Текст книги "Сталинский сокол. Командарм"

1 мая в полдень по радио было официально объявлено о гибели фюрера германской нации Адольфа Гитлера в результате воздушного налета. Разбор завалов продолжался двое суток, останки фюрера с большим трудом были опознаны по Железному кресту. Вместе с ним погибли Геббельс и Борман. Рейхспрезидентом стал Герман Геринг, Рейхсканцлером – Генрих Гиммлер. В тот же день за несколько минут до полуночи радиостанция Берлина открытым текстом сообщила о государственном перевороте. Заговорщики арестовали Рейхспрезидента и Рейхсканцлера и передали просьбу к командованию Красной Армии о начале переговоров. Правительства США и Великобритании были извещены о подготовке к подписанию акта капитуляции, союзников просили прислать представителей. В это время войска маршала Рокоссовского замкнули кольцо окружения вокруг Берлина, а войска маршала Петровского, который получил значительные подкрепления, вошли в Данию и Бельгию, полностью заняли Нидерланды.

Две немецкие дивизии и несколько более мелких подразделений, располагавшиеся в Дании, сдались 2 мая 1944 года, капитуляцию генерала Германа фон Ханнекена, командующего немецкими войсками в Дании, принял генерал армии Снегов. Важную роль в подписании акта сыграл военный атташе немецкого посольства в Дании Георг Фердинанд Дуквиц, приложивший немало усилий к тому, чтобы немецкие войска сдались без бессмысленного сопротивления. В Дании, как и во всех оккупированных странах Западной Европы, были коллаборационисты. Еще 29 июня 1941 года было объявлено о формировании Добровольческого датского корпуса «для войны против большевизма». 25 ноября 1941 года Дания присоединилась к Антикоминтерновскому пакту. Корпус был сформирован и воевал на Восточном фронте, отступал вместе с немецкими частями. В конце апреля 1944 года остатки корпуса были частично уничтожены и сдались в плен в районе Гамбурга, несколько сотен человек сумели пробраться в Данию. Датские добровольцы входили также в состав 11-й добровольческой танково-гренадерской дивизии СС «Нордланд», в которую входил датский 24-й танково-гренадерский полк СС «Данмарк». Остатки дивизии входили в состав сводной группировки, оборонявшей Берлин. В общем, кое-какие вопросы к Дании были, но с этим можно было разбираться не спеша и после войны. А пока наши войска в Дании вели себя очень спокойно и корректно, тем более что страна совершенно не пострадала от боевых действий, их просто не было ни в 1940 году, ни сейчас. Основная масса советских войск ушла с полуострова заканчивать дела в Западной Германии, Бельгии и Голландии, а население стало присматриваться к действиям Советской военной администрации. Уже 5 мая начальствующий Советской военной администрации генерал-майор Тимофеев сделал официальное заявление, в котором разъяснил позицию Правительства СССР по отношению к Дании. Реакция на заявление была ожидаемой – огромное удивление и облегчение, ведь все ждали репрессий, свержения и ареста королевской семьи, организации колхозов, грабежей и бог знает чего еще вплоть до супа из датских младенцев. И вдруг оказалось, что выборами гражданской администрации будут заниматься сами датчане, что восстанавливаются вооруженные силы, полиция и прочие силовые структуры, что никто не собирается ущемлять права короля Кристиана Х. Русские занимались разминированием на суше и на море, поиском военных преступников, начали выводить пленных немцев в Германию. Взамен требовалось лишь сотрудничество.

В Голландии события разворачивались по похожему сценарию. Немцы, которые хотели сопротивляться, уже попытались это сделать и были уничтожены. После получения сообщения о перевороте и подготовке к переговорам, а также разъяснения (как со стороны представителей Красной Армии, так и представителей формируемого нового правительства Германии) сути предстоящих переговоров (полная и безоговорочная капитуляция) оставшиеся немецкие подразделения быстро сложили оружие. Уже 6 мая на аэродроме Скипхол приземлился С-47, на котором прилетела королева Вильгельмина со своим зятем Бернардом принцем Липпе-Бистерфельдским (полное имя Бернхард Леопольд Фридрих Эберхард Юлиус Курт Карл Готфрид Петер Липпе-Бистерфельдский, попробуй произнести и не перепутать). Самолет был штабным С-47 Северова, экипаж по такому случаю придирчиво проверил свою и без того безупречно сидящую форму, самолет был тщательно приведен в порядок, отмыт и вычищен. Командир экипажа потом сказал, что королева оценила, поделилась впечатлением с зятем (летчик понимал английский, королева говорила на нем). Решено было встретить ее с почетным караулом, но никакой специальной роты у Петровского, конечно, не было. Олег, бывший в курсе событий, решил помочь и прислал роту осназа АСС в парадной форме. Форма сидела на ребятах как влитая, тугие мышцы перекатывались под одеждой, румянец играл на щеках, блестели на солнце боевые награды. Петровский хотел произвести на королеву и ее окружение впечатление, это ему вполне удалось. На переговоры с королевой Вильгельминой о будущем сотрудничестве прибыла миссия во главе с начальствующим Советской военной администрацией генерал-майором Сазоновым. Вместе с ними прибыл и старый знакомый Северова генерал-майор Бобров. Оказалось, что Иван Тимофеевич по своей военно-дипломатической работе был знаком с королевой Нидерландов и королем Бельгии, приходилось раньше встречаться.

Раннее утро 7 мая 1944 года застало Северова и Булочкина на небольшом аэродроме километрах в пятидесяти восточнее Дортмунда. Никакого интереса этот аэродром не представлял, да и базироваться на нем могло всего несколько небольших самолетов. Просто остановились посмотреть, сразу поняли, что к чему, и стали прикидывать дальнейший маршрут. Объект охраняла неполная рота довольно пожилых пехотинцев, вооруженных винтовками и двумя пулеметами «Максим». Единственным средством усиления была 85-мм зенитка, одиноко стоящая на краю короткой взлетно-посадочной полосы в глубокой и широкой длинной канаве. Как объяснил командир роты, старший лейтенант лет сорока пяти, вторая зенитка в пути потеряла колесо и находится в ремонте. А снарядов совсем мало, но до обеда должны подвезти. В общем, типичная тыловая команда. Из-за сложной обстановки, связанной с наличием блуждающих групп немцев, не все из которых сложили оружие, Северова в поездках теперь сопровождал целый взвод осназа на трех бронетранспортерах. Сам же он теперь перемещался не на «Додже», а на командно-штабной машине.

Винтик и Шпунтик упросили Северова взять их с собой, очень хотели посмотреть на Бельгию, Голландию и другие интересные места. Олег взял. Теперь эта парочка с интересом изучала брошенные на аэродроме обломки самолетов и прочей техники, а также сарай, в котором располагались, видимо, какие-то мастерские. Победный вопль, который исторг Паша, означал, что удалось найти что-то ценное. А ценным для них было вовсе не какое-то барахло, а инструменты и прочие полезные вещи. Сейчас ребята нашли прекрасный набор инструментов и исправное сварочное оборудование. Петрович, услышав вопль Шпунтика, направился к ним посмотреть на находку, а Северов еще какое-то время изучал карту, затем принялся разглядывать окрестности, улыбаясь своим мыслям о скором окончании войны. Одет он был как обычно, в бриджи и летную кожаную куртку, на голове фуражка. В общем, на большого начальника не походил, что, вероятно, и позволило ему выжить в следующие несколько секунд. Северов стоял рядом с окопчиком, в котором неторопливо возился со своим пулеметом расчет из двух солдат, судя по говору – украинцев. Он был довольно длинный и рассчитан был явно на целое отделение, но больше в нем никого не было. Вид у Олега со стороны был, наверное, весьма расслабленный, что и обмануло четырех эсэсовцев, бросившихся к ним из-за росших рядом кустов. Они не стреляли в надежде сделать все тихо и не привлекать внимание, шанс у них был неплохой, поскольку расчет «Максима» располагался на приличном удалении от места расположения остальных сил. Немцам непременно все удалось, если бы рядом не оказался Северов. Брать Олега в плен гансы явно не собирались, хотели просто прирезать, но тут уж натура нынешнего генерал-майора и бывшего подполковника ВКС России воспротивилась, и первый нападающий получил хлесткий удар по глазам, а второй – ножом по горлу. Нож Северов успел выхватить из ножен на поясе, после чего свистнул, привлекая внимание остальных, и спрыгнул в окоп, где заканчивали возиться оставшиеся два эсэсмана. От удара ногой в челюсть один из них потерял на некоторое время способность соображать, второй получил укол кинжалом в глаз. Лезвие достало до мозга, готов. Пока первый не очухался, короткий удар в сердце. Самый первый нападавший, шипя от боли в глазах, пытался достать пистолет из кобуры. Олег выстрелил ему в голову и оглянулся на поле перед аэродромом. На поле выходили немцы. Много, с танком и бронетранспортерами.

«Гадство! – подумал Северов. – В самом конце войны! Что за жизнь такая, до командарма дорос, а все с ножом, да вот в траншее с пулеметом! Ладно, давай работать».

Окоп располагался на фланге, переть прямо на него немцам было совсем без надобности. Они явно намеревались пройти по другому краю аэродрома и выйти на шоссе, ведущее на юго-запад. Олег подумал, что они пытаются прорваться дальше на запад, надеясь, что союзники все-таки высадятся во Франции. Из этого следовало, что сдаваться русским они не планируют и на это есть причины. Судя по виду, это сборная солянка из эсэсовцев и армейских, численностью около батальона при поддержке пяти бронетранспортеров, двух тяжелых бронемашин, танка, двух самоходок и какого-то монстра, тип которого Олег пока определить не мог. Танком был PzKpfw VI «Тигр». В этой истории танки вроде несколько отличались от известных Северову по прошлой жизни. Он не настолько хорошо их знал, чтобы быть уверенным. Корпусом тот был похож, а вот башня по форме напоминала таковую от «Королевского Тигра», но в ней располагалась обычная 88-мм пушка длиной 56 калибров. Вообще, в этой истории с танками все получилось несколько не так, как в прошлой. К появлению новых, более мощных немецких танков Красная Армия оказалась готова, что вызвало у немцев большую активность по совершенствованию своей бронетехники. Правда, затеваемые модернизации мешали нормальному серийному производству, поскольку детские болезни лечить не успевали, появлялись новые. А диктат фюрера, требовавшего то установку монструозной пушки, то страдавшего гигантоманией, тоже не добавлял конструкторам позитива. В возившейся сзади наступающих здоровенной хреновине Олег заподозрил «Ягдтигр», хотя был ли он на 100 % похож на известную ему САУ, непонятно. А вот бронетранспортеры оказались вполне обычными Sd. Kfz.250 и Sd. Kfz.251. Пехотинцы-эсэсовцы шли со «Штурмгеверами» и обычными МР, а армейцы – с МР и карабинами.

Все это великолепие перло из леска, и шансов удержать их не было. Пока Олег заправлял ленту в пулемет, произошло несколько событий. В окоп спрыгнул Востриков и деловито встал за второго номера. Булочкин, Шведов, Глазычев и несколько пехотинцев сиганули в канаву, где стояла одинокая зенитка, ее расчет, до этого спокойно завтракавший рядом, уже возился с орудием, опуская его ствол к горизонту. Командир отдал какую-то команду, так как четыре человека метнулись немного в сторону, видимо, к ящикам с боеприпасами. В эту же длинную и глубокую канаву съехали все три БТРа, только башни торчали. КШМ укрылась за каменными домиками, и Олег был совершенно уверен, что сообщение о внезапной атаке в эфир уже ушло. Пехота спешно занимала позиции, но добрались не все, танк и немецкие бронетранспортеры поливали из пулеметов, не жалея патронов. Окоп, в котором находился Северов, был неплохо укрыт развалинами какого-то каменного строения и кустами, к тому же находился на фланге наступающих, так что немцы его заметят не сразу. Мысль о том, чтобы спокойно отсидеться или уйти подальше и переждать, пока гансы просто пройдут, даже в голову не пришла. Его ребята уже приняли бой, здесь сражаются все, от командарма до рядового, без вариантов. Старина «Максим» с упоением вгрызся в ряды наступающих, захлопала зенитка, причем с такой скоростью, что у Олега создалось впечатление, что стреляет как минимум целая батарея. Расчет лупил как из пулемета, выстрел каждые две-три секунды. Среди пехоты и бронетранспортеров встали кусты разрывов, пару раз росчерки вошли в лобовую броню танка и одной из самоходок. Те стреляли в ответ, но снаряды либо рвались с недолетом, либо перелетали канаву. Крупнокалиберные пулеметы наших БТРов прошлись по легкобронированной технике противника, шансов у которой не было совсем, бронетранспортеры встали все, пехоту также проредили основательно. Но все три БТРа получили минимум по одному снаряду, немцы стреляли хорошо, орудия у них были мощные. Монстр тоже пару раз бухнул из своей пушки, но взрывов не было, из чего Северов заключил, что стреляет он болванками. Пытаясь объехать какое-то невидимое препятствие, «Ягдтигр» повернулся, пару раз дернулся и встал. Попаданий в него не было, видимо, что-то сломалось. Зенитка перестала стрелять, наверное, кончились снаряды. Быстро кинув взгляд вбок, Северов заметил бегущих от нее Булочкина и механиков. Буквально через десять секунд орудие накрыли сразу несколькими попаданиями. Из окопов и из канавы стреляли пехотинцы и осназовцы, второй пулемет пехотинцев был разбит прямым попаданием. Бронетехника противника увеличила скорость и несколько обогнала пехоту, за что и поплатилась. И у осназовцев, и у пехотинцев имелись гранатометы, которыми они немедленно воспользовались. Одна САУ уже была уничтожена зениткой, у «Тигра», похоже, заклинило механизм поворота башни. До окопов он дополз, но ему влепили гранату прямо в борт. Последняя самоходка благополучно перебралась через окоп и устремилась дальше. Преодолеть ей удалось метров сорок, когда еще одна граната вошла прямо в корму. Наконец к окопам подобралась пехота. Олег был несколько удивлен, что под плотным огнем немцы перли не пригибаясь и не пытаясь залечь. Когда они подошли поближе, стало ясно, что они то ли пьяные, то ли обдолбанные, по крайней мере эсэсманы, простая пехота держалась чуть сзади. Пулемет Северова выплюнул последнюю ленту и замолк, стрелять по немцам из пистолета Олег не стал, понимая, что сейчас произойдет. И точно, когда до окопов осталось метров тридцать, эсэсовцы рванулись вперед, навстречу им сначала полетели гранаты, а затем выскочили немногочисленные оставшиеся в живых пехотинцы и осназовцы. Олег и Александр, схватив лопатки убитых пехотинцев, тоже выскочили из окопа и бросились вперед. Немцев было гораздо больше, но русские уже остервенели и не думали о сохранении своих жизней. Когда противники смешались, стрельба прекратилась, слышны были только яростные крики дерущихся. Хотя пожилые пехотинцы не производили впечатление серьезных рукопашных бойцов, многие действовали весьма профессионально. Винтовки с примкнутыми штыками в руках солдат, которых учили, наверное, еще в рядах царской армии, были грозным оружием. Удивил их командир, старший лейтенант бился шашкой! Прежде чем его смертельно ранил из пистолета немецкий офицер, он зарубил трех противников. Впрочем, через несколько секунд Винтик разрубил тому шею лопаткой. Рядом с ним производил опустошение в рядах противника генерал Булочкин. В одной руке у Петровича был пистолет, в другой небольшой лом, которым он махал ненамного медленнее, чем погибший старлей шашкой. Исход был понятен, сейчас немцы подавят сопротивление немногих оставшихся противников и пойдут дальше. Не прошли, сломались раньше. Северова будто кто-то под руку толкнул, он остановился и оглядел поле боя.

Все оно было густо усеяно телами немецких солдат, рядом с ними стояли оставшиеся в живых. На коленях, с поднятыми или сцепленными на затылке руками. К Олегу Петровичу осторожно подходил офицер, протягивая перед собой пустые руки.

– Оберст-лейтенант Нойманн! – представился он. – Пожалуйста, прекратите эту бойню, мы сдаемся.

Из рассказа подполковника стало понятно, что их группа действительно намеревалась пробиться во Францию и сдаться союзникам. Какой-то шанс у них был, хотя и невеликий. Заправлял всем оберфюрер СС Крамер, валяющийся сейчас с разбитым черепом рядом со своим танком. Вылез, когда танк подбили, и получил от Шпунтика разводным ключом по кумполу. У Нойманна и многих других никакого азарта бежать во Францию не было, но попытавшиеся возразить майор и обер-лейтенант были без разговоров застрелены, после чего остальные несогласные притихли. Эсэсовцы действительно были пьяные, а некоторые, по словам Нойманна, еще и какие-то препараты принимали. Этим, наверное, и объясняется странный рывок их бронетехники вперед пехоты к нашим позициям.

Монстр, замерший на краю поля, действительно оказался одним из экспериментальных образцов «Ягдтигра». После поломки трансмиссии он так и остался стоять, а стрелять не мог, так как был повернут в сторону, а башни у него не было, только неподвижная рубка. Так что повернуть пушку в сторону противника экипаж не мог и сдался вместе с остальными.

В живых остались всего одиннадцать пехотинцев и семь осназовцев Северова, а также Булочкин, Шведов, Глазычев, Востриков и Кутькин. Все были ранены, но раны были нетяжелые. Получившие более серьезные ранения почти все умерли, в живых пока оставались только трое, из них у двоих шансов не было совсем. Одним из них был старший лейтенант.

КШМ в ходе боевых действий не пострадала, так что, когда прилетела целая эскадрилья штурмовиков, атаку им запретили. Еще через полчаса подошла рота мотопехоты, которой и сдали пленных, их оказалось 127 человек. Неожиданно приехал Лестев, он оказался неподалеку и сразу направился к месту боя. С облегчением увидев живых Булочкина и Северова, заверил их, что похороны погибших организует сам, а пока настоятельно просит проехать в ближайший госпиталь.

Олегу проткнули и прострелили в двух местах правый бок и в трех левый, были несколько довольно глубоких порезов на руках. Раны в боках оказались неглубокие. Те, что повыше, просто скользнули по ребрам. Две пониже до внутренних органов также не достали. У Шведова и Глазычева нашли сквозные в мышцах рук, у Андрея пуля пробила левый бок навылет, не задев ничего внутри, а у Паши заплыл правый глаз, попало прикладом. Незначительных порезов хватало и у других, в том числе у Булочкина, но Петровичу досталась другая печаль. Один из уничтоженных им эсэсманов совсем, видимо, ничего уже не соображая, вцепился мертвой хваткой ему в уши. Оторвать не оторвал, но и без того оттопыренные локаторы генерала сильно покраснели и увеличились в размерах. После обработки его зеленкой, а убиенный эсэсовец сначала царапался, как кошка, генерал стал походить на Шрэка. Петрович внимательно изучил себя в зеркало, после чего принялся долго и взахлеб хохотать:

– Меня теперь можно к немцам на переговоры посылать, сдаваться будут сразу.

Глава 4

Ночь пришлось провести в госпитале, а наутро 8 мая 1944 года пришел приказ Ставки командующему гвардейской армией особого назначения прибыть в Потсдам, где ожидается подписание акта о капитуляции. Пришлось ехать, попросив Булочкина присутствовать на похоронах осназовцев. С Олегом хотели поехать неизменные Кутькин и Востриков, но они тоже были ранены, и Северов оставил их в больнице. Правда, им удалось подготовить командарму форму, поскольку та, в которой Олег принял бой, пришла в совершенную негодность и появляться в таком виде перед командованием и союзниками было нельзя. Под кителем с двумя Золотыми Звездами и орденскими планками было намотано такое количество бинтов, что хватило бы на средних размеров мумию, но придавал сил сам факт, что придется, возможно, присутствовать при подписании акта о капитуляции Германии. Что конкретно он должен делать, Олег не знал. Оказалось, что ничего, просто присутствовать. В 19 часов Олега пригласили на телефонный разговор со Сталиным. Верховный ему даже пенять не стал на последнюю выходку, сказал только, что на эту тему поговорит лично при встрече, его голос не предвещал ничего хорошего. И приказал присутствовать на подписании акта, вместе с несколькими другими командармами.

Занимающиеся процедурными вопросами люди объяснили Северову, что акт будут подписывать маршал Жуков и главнокомандующий объединенными силами союзников генерал Эйзенхауэр, срочно прилетевший из Северной Африки, где капитуляцию фон Арнима остался принимать Александер. Также со стороны союзников в качестве свидетеля акт должен подписать генерал Монтгомери. Со стороны Германии акт подпишет начальник Верховного главнокомандования Вермахта фельдмаршал Кейтель, главнокомандующий военно-морскими силами Германии гросс-адмирал Дениц и начальник Генерального штаба Верховного командования Люфтваффе генерал-полковник Штумпф. Прежний владелец дворца Цецилиенхоф, в котором планировалось подписание акта, кронпринц Вильгельм, спешно покинул его при приближении советских войск и уехал в Голландию. Как помнил Северов из известной ему истории, подписание второго акта капитуляции произошло в берлинском предместье Карлсхорст в здании бывшей столовой военно-инженерного училища, но сейчас, когда штурма Берлина не было и город с предместьями и пригородами не был разрушен, дворец Цецилиенхоф намного лучше подходил для такого нерядового события. Во второй половине дня вовсю шли подготовительные мероприятия, готовились помещения и документы. Раны у Северова сильно болели и мешали толком сосредоточиться, но Олег остался на узле связи после разговора со Сталиным и связался со всеми своими основными подразделениями, выслушал доклады и отдал необходимые распоряжения, приказав, кроме всего прочего, не расслабляться и бдеть, после подписания возможны эксцессы с его непримиримыми противниками, которым уже нечего терять. Это заняло довольно много времени, и освободился Олег только в половине одиннадцатого. Тут к нему подошел порученец Жукова и повел за собой.

Ровно в 23 часа по центральноевропейскому времени в зал, украшенный государственными флагами СССР, США и Великобритании, вошли представители советского Верховного Главнокомандования, а также союзного верховного командования. В зале уже находились несколько советских генералов, дипломатические работники, советские и иностранные журналисты, английские и американские генералы, сопровождающие Эйзенхауэра. Маршал Жуков поприветствовал представителей союзников и распорядился ввести германскую делегацию. По предложению Жукова глава германской делегации фельдмаршал Кейтель предъявил документы о своих полномочиях. Это были бумаги о сложении полномочий с Рейхспрезидента Геринга и Рейхсканцлера Гиммлера и передаче этих полномочий соответственно фон Беку и фон Шуленбургу. А также собственно подтверждение полномочий от нового Рейхспрезидента фон Бека. Затем маршал задал вопрос, имеет ли германская делегация на руках Акт о безоговорочной капитуляции и изучила ли она его. После утвердительного ответа представители германских вооруженных сил по знаку маршала Жукова подписали акт, составленный в девяти экземплярах (по три экземпляра на русском, английском и немецком языках). Затем свои подписи поставили представители союзных войск: Жуков, Эйзенхауэр, Монтгомери. Немецкая делегация покинула зал. Процедура подписания безоговорочной капитуляции закончилась в 23:47 по среднеевропейскому времени (1:47 9 мая 1944 года по московскому времени). После этого все прошли в соседний зал, где состоялся большой прием по случаю окончания войны.

Северов стоял в углу зала с бокалом шампанского в руках и смотрел на радующихся людей, произносились тосты, люди смеялись, обнимались, что-то рассказывали друг другу. Со стороны казалось, что совместная победа над таким сильным врагом объединила их всерьез и надолго. Возможно, некоторые так искренне считали. Но Северов знал, что скоро, очень скоро все изменится. Красная Армия в этой истории зашла намного дальше, чем в прошлой, а ведь даже тогда союзники считали, что она забралась слишком глубоко на запад. Нечистоплотность, мелкие и крупные пакости были вполне в ходу еще до окончания войны. Взять хотя бы подписание первого акта о капитуляции 7 мая 1945 года в Реймсе. Олег наблюдал за стоящими рядом Жуковым, Эйзенхауэром и Монтгомери. Георгий Константинович имел вид очень счастливого человека, но взгляды, которые он бросал на своих собеседников, показывали, что благодушной расслабленности у маршала нет. Эйзенхауэр также выглядел очень довольным, но по нему также было видно, что внутри его есть чувство обеспокоенности. Жуков был ему симпатичен как решительный и талантливый военачальник, как человек, который командовал огромной, победоносной, самой сильной в мире армией. Но как представитель своей страны, как человек, принадлежащий к высоким правительственным кругам, он понимал, что вчерашний союзник легко может превратиться в противника. На лице Монтгомери проявления чувств читались гораздо хуже, чем у Айка, но было видно, что его немаленькое тщеславие вполне удовлетворено. Пренебрежительное отношение к русским варварам проявлялось не столь явно, но было ясно, что друзьями этот человек ни Жукова, ни советских генералов не считает в принципе. Вынужден улыбаться, как улыбался бы китайцам или неграм с Берега Слоновой Кости. А самое интересное заключалось в том, что рядовые солдаты и многие офицеры английской и особенно американской армий искренне считали: рассматривать русских в качестве врагов – нонсенс, глупая шутка.

Размышления Северова прервал порученец маршала, пригласивший его подойти к тройке главных действующих лиц.

– Чего в сторонке стоишь, как сыч смотришь? – маршал смотрел хитро, прекрасно понимал чувства летчика. – Вот, познакомься.

И обратился к союзникам:

– Генерал-майор Северов, командующий армией особого назначения РВГК.

– Здравствуйте, господа! – перешел Северов на английский. – Не имею чести знать вас лично, господин Эйзенхауэр, но о выдающихся полководцах наших союзников у нас знает каждый образованный офицер. Рад знакомству.

Генералы вежливо улыбнулись, американец, стрельнув глазами по орденским планкам Олега, осведомился:

– Я вижу у вас высшие награды Британской империи. Когда и за что вы их получили?

– Крест «За выдающиеся летные заслуги» за оборону Александрии, орден «За выдающиеся заслуги» с планкой за взятие в плен фельдмаршала Роммеля и потопление «Тирпица» и «Шарнхорста».

– Генерал Северов имеет высшие степени всех полководческих и флотоводческих орденов Советского Союза. В состав его армии сейчас входят все авианосные ударные группы нашей страны. Это ему сдался итальянский линейный флот, три новейших линкора.

Эйзенхауэр с удивлением рассматривал стоящего перед ним молодого человека, планку Медали Почета он тоже разглядел, но спрашивать ничего не стал. А Жуков решил усугубить:

– Позавчера всего лишь с одной ротой генерал принял бой с батальоном эсэсовцев, поддержанных бронетехникой. У наших солдат тяжелого вооружения не было, только гранатометы. Дело дошло до рукопашной, из наших в живых осталось всего несколько человек, рота немцев сдалась им в плен, остальные были уничтожены.

Генералы разглядывали Олега с еще большим удивлением, потом американец спросил:

– Я не понял, кто вы. Пехотинец? Моряк? Танкист?

– Я – летчик-истребитель. Теперь морской летчик. Занимался в том числе подготовкой авиагрупп для наших авианосцев.

– Генерал Северов окончил академию, занимался проблемами взаимодействия авианосных ударных групп с сухопутными войсками. Имеет непосредственное отношение к разработке новейших типов оружия и тактики его применения. Имеет также ученую степень по военно-морским наукам.

– Не все наши противники повержены, – сменил тему Айк. – Япония сильна и капитулировать не собирается.

– Немцы полгода назад тоже не собирались, – хмыкнул Северов.

– Значит, Советский Союз скоро объявит войну Японии?

– Такие решения принимаются на самом высоком уровне. Задача военных – выполнять приказы.

Генералы кивнули, было понятно, что русские не могут распространяться на эту тему.

Дальше беседа потекла более непринужденно, по просьбе союзников Олег рассказал о действиях своей особой бригады в Северной Африке, о пленении Роммеля, о морских операциях. Монтгомери с юмором рассказывал о своем обучении в Королевском военном училище в Сандхерсте, о службе в Британской Индии. Об ярких эпизодах своей долгой службы рассказывал Жуков, а вот Айк больше молчал, воевать он начал только в Северной Африке и до этого в боевых действиях участия не принимал.

В зале стало душно, и гости потянулись на улицу, небо уже начало светлеть, наступали короткие утренние сумерки, наступал рассвет первого мирного дня. Неожиданно где-то неподалеку взлетела ракета, потом еще и еще, раздались выстрелы, а немного спустя докатился долгий многоголосый торжествующий вопль и пошла самая настоящая канонада.

– Узнали, славяне, – улыбнулся Жуков. – А ведь и правда, мужики, завершилась война! Пока подписывали, с союзниками любезничали, все как со стороны наблюдал, только сейчас по-настоящему дошло!

Американцы и англичане сначала с опаской переглядывались, но вскоре поняли, что стрельба означает не внезапное нападение противника, а что-то вроде праздничного салюта. Разумеется, через некоторое время командиры частей и соединений приняли меры к прекращению пальбы, но успокоились их подчиненные не сразу. Почти три года они шли к этому, теряя друзей, родных и близких, горели, тонули, мерзли, терпели всяческие лишения и мечтали об этом, самом первом дне мира. Северов заметил, что после слов Жукова стоящие неподалеку советские генералы и офицеры, чувствовавшие себя немного скованно на этом приеме, тоже немного расслабились. Он представлял себе, что сейчас происходит, видел много раз в прошлой жизни в фильмах, но видеть – одно, а чувствовать – другое. И как мало тех, кто принял первый удар в июне 41-го, дожили до этого дня!

«Но я один из них. И ребята мои! Сейчас тоже стреляют в воздух, обнимаются, орут от радости. И я рад, только в отличие от многих не могу выкинуть из головы того, что ждет нас впереди. Война с Японией, а после нее самое тяжелое. В тот раз мы выиграли войну и проиграли мир, этого не должно больше повториться!»

Северов не заметил, как выпил целый бокал шампанского, кто-то сунул в руку новый, полный, осушил и его, с непривычки дало в голову.

Разошлись только утром, но Жуков Олега не отпустил, пригласил на завтрак. Северов понял, что маршал хочет поговорить.