Текст книги "Спецназ не сдается"

Последнего, самого крупного и сильного, успевшего спуститься на пару ступенек, лейтенант сбил сильным ударом ноги под бедра – красиво, с разворотом на полный круг. Парень ударился стриженой головой о ступеньку и сполз на бетонный пол.

После таких ударов и приемов, которые в характерной для себя жесткой манере провел лейтенант, не встают долго.

Сергей присел подле Биткина и потрепал его по щеке.

– Как ты, Андрюха? Помнишь меня? Я Сергей Перминов.

– Помню тебя, – попытался улыбнуться директор. – На свадьбе ты классно танцевал.

– Пьяный был, – отшутился Перминов. – За одного Биткина трех битых дают. Мой наставник назвал бы это «закономерностью возрастания личностной ценности субъекта после получения травматического опыта».

Через пять минут они вышли из складского помещения, оставляя там связанных металлической лентой боевиков Виталия Козырина. При малейшем движении лента впивалась в руки и причиняла невероятную боль.

5

Если подполковник Козырин знал не одно продолжение разговора, то капитан Моравец, сам того не ведая, загнал себя в тупик. Он привык оперировать с оружием; имея его под рукой, мог найти выход из любого положения. И сейчас оно под мышкой, готовое плюнуть свинцом в глаза этому холеному бандиту. И еще четыре ствола заговорят разом, не оставляя противнику ни одного шанса. Но выход ли это?

Яков попался в тот же капкан, что и Андрей Биткин, обратившийся к нему за помощью.

– Оказывается, мы с тобою коллеги, Яков Николаевич, а по отцам – тезки. Меня зовут Виталием Николаевичем, фамилия Козырин. Подполковник ФСБ в запасе, бывший офицер Службы безопасности президента. Я возглавляю общественную организацию…

– Я знаю, – перебил его капитан, – Союз ветеранов спецназа. Ты-то можешь сойти за ветерана, а они? – Он кивнул на бойцов Козырина, самому старшему из которых было не больше двадцати пяти.

– Я не закончил. Не люблю, когда меня перебивают. Я являюсь постоянным членом Комитета госконтроля при Совете Федерации. Как специалист.

– А по совместительству? Кроешь частный бизнес? Выбиваешь долги, собираешь дань с коммерсантов?

– Не совсем так. Мы – некоммерческая организация. А в помощи нуждаются многие наши бывшие сослуживцы.

– Это пурген, братан. Ты поможешь двум, от силы трем, выткешь их имена на страницах газет и на личном вымпеле. Через пару лет, когда имена этих счастливчиков набьют оскомину, ты добавишь к ним еще пару. Все фонды и ассоциации создаются для личного обогащения, прикрытия и отмывания денег. В деревне эту сказку расскажешь.

– Может, мы поговорим в другой обстановке? – предложил Виталий. – Например, за рюмкой коньяка в моем ресторане. Он недалеко отсюда.

Подполковник сменил тон. И если Сергей Перминов подстраивался под противника, то Виталий Козырин – под собеседника: пускай капитан на первых порах думает так, как ему хочется, пусть он видит в офицере службы безопасности братка – можно слегка подыграть ему.

Как и спецназовец Перминов, Козырин умел предчувствовать события и в этом направлении пошел еще дальше: перекраивать их по своему усмотрению и обращать во благо себе. Умение облагораживалось и звучало кратко: дар. И это словосочетание не требовало никаких пояснений.

– Не отказывайся, капитан, – продолжил подполковник, уже зная, как решить проблему с Ильясовым, – разговор пойдет за деньги. Не про мебельщика, за которого ты хлопочешь. Кто он такой, чтобы ради него обнажать стволы? И разве с ним грубо говорили, когда делали рядовое предложение отпустить выставочный образец мебели? Разве он умный человек, раз отказывается сразу от двух предложений? – Виталий покачал головой: – Нет, он скупой и неумный человек, а скупой всегда платит дважды. Я работаю с бизнесменами, которые твердо говорят «нет» одному предложению и «да» – другому. Вот это бизнес, это деньги. Прежде чем отказаться, подумай, что стрельба в этом деле не поможет. Она никогда не доводила до добра.

Разговор продолжился в уютном прохладном зале ресторана «Гранд» под коньяк и хорошую легкую закуску; капитан Моравец впервые попробовал «Арарат» десятилетней выдержки и террин из копченого лосося с икорным соусом.

Козырин поступил мудро, или классически, втягивая капитана в игру, правила которой знал только он один: подстраиваясь под него и невольно вспоминая слова сенатора, он мысленно переименовал свой СВС в ОПГ и «поделил» зятя капитана, на которого на этот момент как бы претендовали две группировки – «общественная» и «организованная». То есть признал этот факт. В качестве откатных он предложил Якову Моравецу пять новеньких «Жигулей», опять же не забывая напутствия босса: «Денег не жалей».

Яков не поверил своим ушам.

Пять «Жигулей».

Тридцать тысяч долларов.

Такие деньги капитану и не снились. Не снилось, что они упадут словно с неба. Сам Яков не считал, что совершает непристойную сделку, в крайнем случае, он мог бы развернуться и уехать, понимая, что увязнет в разборках, которые с легкой руки отставного подполковника ФСБ выводили на него одно из управлений службы безопасности: либо следственное, либо по разработке и пресечению деятельности преступных организаций. А скорее всего им заинтересовалась бы военная контрразведка. И там, возможно, его спросят, кто он – Робин Гуд или Яшка Чех.

Был еще один вариант – робкий: сунуть «тридцатку» зятю и пояснить – это все, что я мог сделать для тебя, можешь считать это компенсацией за утраченную надежду. Однако его перевешивала более смелая версия: погасить конфликт в самом начале, дабы слухи о самодеятельности капитана не дошли до начальства, и взять деньги. Можно купить машину, а можно улучшить жилищные условия.

Принимая предложение от Андрея, капитан не мог не думать о компенсации. Но вот пришло больше – вознаграждение. Гораздо больше того, что он получил бы от родственника.

– Обменяемся контактными телефонами, – предложил подполковник. На немой вопрос спецназовца пояснил: – Вдруг ты разобьешь машину и потребуется серьезный ремонт.

– Но разговор-то не закончен.

Теперь пришла очередь Козырину сделать удивленные глаза.

– С Биткиным мы разобрались, – продолжил Яков, – а как насчет моей сестры?

– Она что…

– Ага, – подтвердил капитан, – жена Биткина. Твои мордовороты напугали ее до смерти, когда играли в бейсбол в мебельном магазине. Я был у нее в больнице, врачи говорят, что послешоковое состояние продлится еще дней десять. А лечение дорогое.

Пряча ухмылку, Виталий обернулся к помощникам, расположившимся за стойкой бара, которая вместила и бойцов «Гранита». Со стороны казалось, это старые друзья коротают время за кружечкой пивка.

– Саня! – громко позвал подполковник. – Дай-ка еще «десятку».

Вот и еще десять тысяч долларов шлепнулись на стол. «Как котлета по-киевски», – подумалось Якову.

– Что, если мы встретимся завтра и обсудим одно дело? – предложил подполковник.

Капитан пожал плечами:

– Почему бы не обсудить?

И только сейчас вспомнил про Сергея Перминова. Его помощь запоздала – об этом можно было судить по звонку, который принял подполковник Козырин в самом начале беседы. Но Сергей мог наверстать упущенное, если запоздал он ненадолго. Зная характер друга, Яков справедливо подумал о том, что его не сдержать и за битой в спортивный магазин заезжать не придется. О зяте, которого, быть может, постигла участь оргтехники в его кабинете, он подумал в последнюю очередь.

– Почему бы не обсудить, – повторил он, – если этому не помешают действия моего бойца, которого я приставил к Биткину.

– На этот счет не беспокойся, – самоуверенно ответил подполковник. – Обмен взаимными претензиями – ничего более, как считаешь?

«Мне все равно», – пожал плечами Моравец.

Одно колебание Яков погасил еще в ресторане. Второе – на подходе к «Газели». Из четырех врученных ему пачек долларов две он положил во внутренний карман куртки. Оставшиеся двадцать тысяч поделил между бойцами. Как и положено по статусу, им досталось меньше: по пять тысяч. Сам капитан заработал двадцать.

Саша Большой, глядя на Сашу Маленького, едва заметно покачал головой, но деньги взял. Не колебался лишь Крекер – старший лейтенант Алексей Шумилов, специалист по компьютерному оборудованию, взломщик систем связи, каких еще поискать. Он один из всей команды предчувствовал, чем кончится дело, но мысли свои держал при себе.

А Джек – Евгений Каталин – долго держал деньги в руке. Потом сказал:

– Мне деньги нужны, пацаны. Наташка уже второго носит, нам бы отдельную квартиру. А то живем, сами знаете, на двенадцати метрах. – Джек усмехнулся, пряча виноватый взгляд. – Не было бы счастья, да несчастье помогло.

С одной стороны, хорошо, что Каталин с нами, подумал Моравец. А с другой… лучше бы его не было. Лишь перед ним Яков испытывал что-то отдаленно похожее на неловкость. Даже поймал себя на мысли, что не мешало бы дать Джеку побольше – тысячи на две.

Командир предупредил бойцов по-особенному:

– Ключи от нашей сегодняшней вылазки спрячьте подальше. Или вообще выбросьте. В море.

На складе магазина, поочередно глядя на связанных спецназовцев, родственника и лейтенанта Перминова, Моравец как-то равнодушно подумал, что его боец и друг не в доле. Не попал он в долю, что тут поделаешь. К тому же Сергей мог отказаться от денег.

В группе морского спецназа произошел раскол, «Гранит» дал трещину – единственное, о чем жалел капитан Моравец. Однако раскол неполный – в общении, что не должно отразиться на работе.

Глава 3
«Горькая ночь» по-русски

6

Сенатор, приоткрыв жалюзи, смотрел из окна на ставшую привычной панораму – с теннисным кортом, бассейном, беседкой с очагом для барбекю, парковочной площадкой, гаражом-мастерской, в котором умещалось три легковых автомобиля. Смотрел «во двор», как продолжал думать по старинке, на свою можжевелово-туковую «лесопосадку», обрывающуюся у березовой рощицы. Видел пару выдрессированных доберманов, которые, получив команду «свой», лишь обнюхали обувь гостя и вернулись к своей игриво-деловой работе.

Сенатору было непривычно видеть двух людей, прохаживающихся по необъятной территории его «двора». Сейчас он чувствовал себя чужим даже внутри дома. Как вор, он затаился у окна и между молочными полосками жалюзи видел свои недовольные, напряженные глаза, отражающиеся в стекле.

«Он не поверит…»

У сенатора появилось желание взять в руки цейсовский бинокль и разглядеть лицо командира группы боевых пловцов. Для капитана усадьба сенатора – лишь демонстрация возможностей хозяина. Однако по ней капитан Моравец мог составить представление только о его финансовой мощи или благосостоянии. А вот что касается политической силы и власти – вопрос очень и очень спорный.

Предложение Козырина провести решающий раунд переговоров с командиром «Гранита» в показательном стиле сенатору понравилось. Не в каком-нибудь даже престижном ресторане, а действительно среди роскоши, где каждая вещь носила ценник. Моравец никогда не узнает, кто хозяин этого дома; он может позавидовать своему собеседнику – Виталию Козырину, который привез капитана на сенаторском «Ауди» в окружении профессиональных охранников действительно как к себе домой; и все относились к нему уважительно, называя Виталием Николаевичем. Но разговор Козырин ведет не от своего имени. В основном подполковник оперирует словом «мы», лишь изредка сбиваясь на «я». А капитан, человек флотский, наверняка знает притчу, которую принято рассказывать на флоте молодым командирам: «Я вышел в море, Я дал полный ход, Я увидел противника, но Мы сели на мель».

Сейчас Козырин даст полный ход, а на мель сядет вся сенаторская команда.

«Моряки, мать их!» – выругался Воеводин. Поймет один другого? И как капитан отнесется к работе, если его будут обуревать сомнения относительно личности Козырина? Собственно, вопрос лишний, поскольку сомнения не позволят капитану принять предложение президента СВС. Ему проще отказаться.

А шанс с капитаном неплохой, он же сейчас и на ближайшую перспективу – единственный.

Поймут они друг друга или нет?

Один раз уже поняли, когда один дал деньги, а другой взял их.

Позволит ли Яков Моравец втянуть себя в этот денежный круговорот, выбраться из которого удается далеко не каждому?

– Сукин сын! – вслух ругнулся сенатор на помощника. – Он испортит все дело.

Кто он для Якова? Безымянный человек, пусть и богатый. Тут нужен не «козырь», а джокер. Пора появляться, решился сенатор.

Набросив на плечи куртку, Алексей Воеводин вышел из дома. Рванувшиеся к нему доберманы были остановлены его резким окриком, долетевшим и до гостей:

– На место!

Вот и хозяин появился. Это стало понятно всем – и людям, и животным.

Собаки, поджав хвосты, потрусили к воротам, где стояли две бревенчатые конуры. Они как две капли воды походили на домики для раздачи новогодних подарков.

Повернув лишь голову, Воеводин изобразил рукой подзывающий жест. Когда Виталий и Яков приблизились, сенатор направил колючий взгляд на помощника:

– Сходи-ка посмотри, не пришел ли мне факс. – И продолжил без паузы, глядя на капитана: – Знаете меня?

Разумеется, Яков слышал имя генерала КГБ Алексея Александровича Воеводина, неоднократно видел высокопоставленного чиновника на экране телевизора. Одно время он не сходил с экранов, его приглашали то на одно ток-шоу, то на другое, брали интервью у подъезда Совета Федерации. Вживую же увидел его впервые; на удивление, он оказался небольшого роста. Может, по сравнению с атлетически сложенным Виталием Козыриным.

– Да, товарищ генерал, – ответил капитан.

– Называйте меня по имени-отчеству. Помните?

– Да, Алексей Александрович.

– Вот и отлично. Не будем касаться темы, по которой вы и ваши товарищи прибыли в столицу. Хотя… почему бы и нет? Почему бы не поговорить о ваших сослуживцах? В вашем отряде есть четкие разграничения по агентурной работе? Кто из тех, кто прибыл с вами в столицу, теснее других связан с бакинской резидентурой ГРУ?

Таким человеком являлся сам Яков Моравец.

Справка

Бакинская резидентура укомплектована офицерами российской военной разведки, имеющими «большой опыт работы в Закавказье, Средиземноморском регионе и странах Среднего Востока». Это позволило ГРУ практически в реальном режиме времени отслеживать ход переговоров между Баку и Вашингтоном.

– Не хотите отвечать? Тогда, быть может, назовете причину, по которой вы в ресторане «Гранд» получили крупную сумму в долларах? Интересно, хватит этих денег на то, чтобы купить вакансию вулканолога на Камчатке?

Сенатор прикурил, щелчком отбросил спичку, проследив за ее недолгим полетом, и по привычке пустился как бы в размышления вслух:

– Знаете, Яков Николаевич, бытует мнение, что, когда речь заходит о деньгах, все говорят о долге. Поначалу я спорил с ним, а потом подумал: «Черт возьми, о каком долге идет речь?» Долге перед страной, государством, народом? Или денежном долге? Тогда, выходит, это мнение – не что иное, как каламбур. Кто-то очень умный заложил в него несколько значений. И наша с вами беседа может пройти в двух направлениях. Все зависит от вас, какую форму разговора вы изберете. Только не забывайте, что вашим собеседником является глава Комитета по госконтролю за органами внешней разведки. А у меня их пять, – хозяин растопырил пятерню, подержал у лица и как-то зло сжал пальцы в кулак. – Не буду ходить вокруг да около. Хочешь работать на меня? – жестко спросил сенатор, переходя на «ты». – Или спрошу по-другому: хочешь иметь приличные деньги? На порядок выше, чем ты получал в «Гранде». Деньги эти, между прочим, были мои.

«Молодец! – похвалил себя Моравец. – Ты получил деньги от куратора органов внешней разведки».

– Каким образом? – наконец ответил Яков. – Мне придется уволиться со службы?

– Нет, – сенатор категорично выставил ладонь. – Ты будешь получать официальные приказы от своих начальников, а коррективы к ним – от меня или моих людей. Причем от приказа не отступишь ни на шаг. Я могу сделать твою жизнь красивой и сытной, а могу оставить все как есть. Пройдем в дом.

И там капитан увидел огромную гостиную с двумя каминами, отделанными мрамором, дивную лепнину на потолке, витые лестницы с дубовыми перилами, подлинные картины мастеров XVIII–XIX веков и многое, многое другое. Вряд ли его глаза стали проводником зависти, однако он все видел, впитывал в себя, думал, что и у него жизнь может круто измениться. На какой-то момент ему показалось, что ступал он по газону своей «дачи», что гостиная с мебелью из ценных пород дерева – тоже его.

Есть секретные агенты, работающие под прикрытием, которые имеют все то, что походя демонстрировал ему сенатор. Есть и такие, которые, уйдя со службы, буквально без какого-либо прикрытия купаются в собственных бассейнах, играют в теннис на собственных кортах, выезжают на своих лошадях. А кто-то, продолжая трудиться на «контору», на свою нищенскую зарплату мог позволить себе и «Мерседес» последней серии, и «Брегет» за пятьдесят тысяч долларов.

Нравственностью тут и не пахло. А какой запах от честной работы? – впервые, наверное, задался этим вопросом Яков. Запах пота, грязных носков и дыма дешевых сигарет. Можно отказаться от предложения сенатора и до конца жизни самому вдыхать эту смесь газовой атаки и щедро делиться ею с женой. Складывать получки и авансы и прикидывать, что можно купить через месяц, а что через полгода и через год. С ума сойти.

Да и, похоже, выхода у него не было. Он мог обратиться в особый отдел и рассказать о предложении, сделанном ему сенатором, вторым лицом в верхней палате парламента. И получить в ответ лишь один жест, и он знал какой.

Сенатор, курирующий работу органов внешней разведки, просидит в своем кресле не один срок. Он способен двигать фигуры на этом поле. Кто для него капитан? В каком деле и каким образом он сможет подкорректировать данное руководством задание? Пока ничего не ясно. Наверное, подумал он, для сенатора важно, очень важно иметь своих людей в различных ведомствах, в том числе и в секретных подразделениях. Похоже на боевой резерв, заметил Яков. Вроде бездействует, но всегда наготове, даже получает за это деньги.

– Вы сказали, что от приказа я не отступлю ни на шаг.

– Именно, – безапелляционно подтвердил генерал. – Даже больше. Если вдруг в твоей работе случится накладка, я сумею вывести тебя из-под удара.

– Зачем вам это?

И Яков услышал то, о чем подумал.

– Скажи мне, что нужно богатому человеку? Больше денег. А что нужно власть предержащему? Правильно – больше власти. Сражения идут повсюду, во всех эшелонах власти. Побеждает тот, у кого армия сильнее.

– Я думаю по-другому, – возразил капитан, – побеждает не тот, кто исходит из того, что есть у соседа, а отталкиваясь от задач.

– Мы найдем общий язык, – улыбнулся сенатор. – А пока ответь на вопрос: как скоро ты сможешь оказаться в Баку? Исключая сценарий твоего нынешнего приезда в столицу. Ну? – поторопил он собеседника.

– Думаю… через неделю, – с небольшой задержкой ответил офицер.

– Отлично. Это как раз то, что я хотел услышать. Сделай так, чтобы вместе с тобой в командировку отправились проверенные люди. Понимаешь, о чем я говорю?

Воеводин говорил о бойцах «Гранита», с которыми командир поделился деньгами. До конца командировки оставался всего один день.

Яков кивнул: да, я все понял.

– В детали одного неотложного дела тебя посвятит Виталий – подружись с ним, он хороший человек. Он же подготовит все необходимое для работы. Со своими бойцами переговоришь лично. Но не затрагивай эту тему, если засомневаешься в ком-либо. Мое имя вслух не произноси. Вот, пожалуй, и все.

Генерал протянул Якову руку:

– Удачи тебе, капитан, и твоим бойцам. Коли тебя что-то настораживает в наших отношениях, успокойся: если наши взаимоотношения выгодны нам обоим, то почему бы и нет?

Сенатор неожиданно подмигнул Якову. Он умело построил разговор, но закончил его более искусно, в стиле короткого философского спича.

Яков тоже не остался в долгу – мысленно. Он не ложился под сенатора, довольно быстро согласившись на сотрудничество, просто он показал свою зрелость. Вот и все.

Сенатор вызвал Козырина и, чего раньше никогда себе не позволял, взял его за грудки знаменитого френча.

– Форсируй события, лично лети в Дагестан, в Азербайджан, встречайся с нашими диверсантами, готовь для них все необходимое. Пусть они в течение недели растопчут ко всем чертям и Ильясова, и его яхту. Неделя! Пусть выжмут все из себя и из этого долбаного чеченца. Держи счет, на который нужно будет перевести все его деньги. Сидя на таком крючке, начальник морского разведупра сделает для нас все, а не все возможное, улавливаешь разницу?

В этом плане сенатор мог сыграть одну из двух партий. Имея на руках сообщения секретного агента, он мог манипулировать этим по своему усмотрению и в дальнейшем, перехватив инициативу, существенно влиять на работу морской разведки. Поскольку легко доказывал, что разведчиков ВМФ в секретном донесении заинтересовал только тот пункт, где речь идет о бешеных деньгах, а безопасность страны – побоку.

Начальник разведупра Главного штаба ВМФ не сможет объяснить главе государства, почему сведения, затрагивающие жизненно важные интересы государства, не доведены до президента. Свалить все на нерадивых подчиненных означало признаться в собственной некомпетентности. В том, что главная задача военно-морского разведывательного органа, заключающаяся в добывании и обработке информации, не выполняется.

Собственно, даже после откровенного разговора, к которому сенатор уже начал готовиться, начальник военно-морской разведки не сможет доложить президенту о своем промахе, не пожертвовав своим местом. Этим он связывал себя и развязывал руки главе госкомитета.

А ильясовский миллион – это ерунда. Это наживка. Которую Главному штабу ВМФ ни за что не выплюнуть.

Вот так, взяв своего помощника за грудки, его инициативу бывший генерал КГБ приписал на свой счет. Спустя какое-то время. Кажется, так делал Вальтер Шелленберг.

7

Баку, Азербайджан, неделю спустя

Тучный, тяжело дышащий, однако легко переносящий жару Кямал Муртазин торопливо приближался к яхте класса «IOR». Эта крейсерско-гоночная яхта, оборудованная современными электронавигационными приборами (эхолот, лаг, радиопеленгатор), имела «швертботные» обводы корпуса с глубоким плавниковым килем, нижняя часть которого была заполнена свинцом. Эта морская красавица, оснащенная эффективным парусным вооружением типа шлюп с топовым стакселем, имела лишь один недостаток: на полных курсах под спинакером при свежем ветре она резко зарыскивала на ветер с сильным креном.

Крепкий и смуглолицый охранник по имени Саид узнал Кямала, который не раз приходил к хозяину яхты, однако попросил азербайджанца подождать на палубе. Коротко переговорив с хозяином, Саид молча показал Кямалу, что тот может спуститься в кают-компанию.

Хозяина звали Бадраном Ильясовым, он находился в федеральном и международном розысках. Здесь, в Баку, его никто не искал.

Бадран встречал гостя в кают-компании, за столом, который поднимался по двум пиллерсам и закреплялся вплотную под подволоком. Вместе с парусной кладовой роскошная кают-компания, отделанная канадским кедром, образовывала помещение длиной около восьми метров.

На столе, словно специально для гостя, любившего шотландское виски, стояли бутылка «Джек Дэниелс», ведерко со льдом, пара стаканов. Поздоровавшись с Кямалем за руку, чеченец усадил его за стол и налил виски – гостю побольше, себе – на палец, положил лед. Вряд ли Бадран Ильясов был гостеприимным человеком, скорее исполнял ритуал вежливости. К тому же Кямала, встречи с которым всегда носили деловой характер, не грех угостить, а порой сунуть в его потную ладонь зеленоватую купюру.

Муртазин, одетый в широкие светлые брюки, рубашку навыпуск и модную безрукавку, одним глотком осушил стакан и причмокнул, выражая и удовольствие, и благодарность. А темные глаза Ильясова уже говорили ему: «Теперь к делу».

– Ты знаешь человека по имени Яков Моравец? – спросил азербайджанец.

Они общались на русском языке. Бадран мог сносно изъясняться на арабском, английском, хуже – на немецком. Когда приобрел эту яхту, сделал попытку овладеть голландским, ибо все морские термины пошли от него, но вскоре забросил это дело: слишком сложно и утомительно. Ограничился лишь основами, которые позволяли ему свободно перечислить, например, комплект парусов своей яхты: штормовой грот, генуя для средних ветров №2, стаксель, штормовой стаксель и стаксель, который может быть установлен на внутреннем штаге. Еще он знал гоночный балл своей яхты, высоту надводного борта на миделе, количество спальных мест и мощность двигателя. Непонятно почему, но ему нравилось морское словечко «бык-гордень». Некогда спустившись с гор, абрек легко освоился в российской столице. Оказавшись на море, горец стал вдруг яхтсменом и нисколько этим не смутился.

– Не знаю такого человека, – чуть запоздало ответил бывший милиционер. – А что?

– Добавь в лед выпивки, – по-киношному сострил-попросил Кямал. Проглотив очередную порцию скотча, он снова причмокнул полными губами.

Кямал Муртазин входил в бакинскую агентурную сеть ГРУ, точнее, в ее «азербайджанскую» часть из местного населения: служащие администрации порта, ресторанов, госслужащие, бизнесмены, нефтяники и прочие. Нередко встречался с людьми, чьих имен не знал. Исключение – сегодняшний день: с человеком, с которым он встретился рано утром, он контактировал не раз.

– Сегодня я говорил с ним, – сказал азербайджанец чеченцу, которого буквально выжили из России. Вначале Ильясов осел в Катаре у своего приятеля Мовлади Удугова, затем перебрался поближе к исторической родине, оставив на попечение земляка свою жену и двух дочерей.

– Он хочет встретиться с тобой, – продолжил Кямал Муртазин.

– Ты можешь сказать, кто он? – начал злиться Ильясов.

– Он из ГРУ.

– Из ГРУ?!

– Ага, – подтвердил азербайджанец, довольный произведенным эффектом. – Всего три буквы, а какой результат – из самого Главного разведывательного управления. Не отказывайся от встречи с ним, Бадран. Раз военный разведчик сам идет на контакт, думаю, дело для вас взаимовыгодное.

Вначале Ильясов подумывал назначить встречу как бы на нейтральной территории, потом изменил решение: все равно, думал он, этот Моравец наверняка знает не только место, где отшвартована его яхта, но и роскошный дом в пригороде азербайджанской столицы.

Бадран основательно подготовился к встрече, собрав на борту яхты группу из шести боевиков, принимавших самое активное участие в боях против федеральных сил. Все они прошли подготовку в диверсионных лагерях Хаттаба и Басаева.

Ильясов поздоровался с капитаном спецназа сдержанно, выжав на худое лицо скупую улыбку, поскольку внутренне был напряжен. Казалось, ничуть не удивился заявлению гостя с военной выправкой: его боевой группе была поставлена конкретная задача – ликвидация Бадрана Ильясова.

Отчего-то сразу после откровения капитана в голову Ильясова влезла отнюдь не бестолковая информация: Соединенные Штаты и Великобритания, в частности, включили Ильясова в список террористов, подлежащих выдаче правоохранительным органам тех стран, где они совершили преступления. Да еще пришло на ум очередное выступление Путина: «Бандитов и террористов нужно вытаскивать из щелей и уничтожать».

Придя в себя, чеченец не знал, радоваться ли ему своевременному предупреждению. А кто предупрежден, тот, как известно, вооружен.

Яков, приняв угощение и делая мелкие глотки скотча, говорил об израильской разведке МОССАД, которая в свое время провалила не одну серьезную операцию. Взять хотя бы охоту за «Красным принцем»…

Справка

Али-Хасан Саламех по прозвищу «Красный принц», оперативник террористической группировки «Черный сентябрь» в Европе. Али-Хасан спланировал акцию в Мюнхене и убийство Баруха Коэна в Мадриде. Саламех был сыном крупного командира ООП (Организация освобождения Палестины) и возглавлял «подразделение 17» – спецслужбу ООП, отвечавшую за охрану Ясира Арафата. Он же поддерживал тайные связи между ООП и ЦРУ.

Али Саламех был настоящим конспиратором и не раз выскальзывал из ловушек, расставленных агентами МОССАДа. Ему удалось оторваться от погони и затеряться «где-то в Европе». После нескольких месяцев поисков его вроде бы опознали в Лиллехаммере. В Норвегию выехали ликвидаторы МОССАДа, провели заключительную часть акции и благополучно покинули северную страну, а прочие агенты укрылись на конспиративных квартирах. Наутро стало известно, что убит ни в чем неповинный марокканец Ахмад Бучики, женатый на норвежке и очень похожий на Саламеха. А израильские разведчики до сей поры вспоминают о Лиллехаммере как о «лей-ла-ха-мар», то есть как о «горькой ночи»[6]6
  Иосиф Дайчман. «МОССАД». История лучшей в мире разведки».


[Закрыть].

Моравец не зря вспомнил о «Красном принце», которого МОССАДу все же удалось ликвидировать: небольшая оперативная группа въехала в Ливан с канадскими паспортами, они запарковали автомобиль, начиненный взрывчаткой, на обочине дороги в Бейруте и взорвали его в тот момент, когда мимо проезжал «Красный принц».

Яков вспоминал и проводил недвусмысленные аналогии, которые никак не могли дойти до Ильясова: неплохой конспиратор, мастер отрываться от погони, которого все же опознали, но ликвидировали совсем другого человека. Недвусмысленный намек на еще одну «горькую ночь». По-русски. Или по-чеченски.

Когда Ильясов понял, что именно предлагает ему капитан Моравец, то спросил, с обычным прищуром глядя ему в глаза:

– Сколько я тебе должен?

– Нам, Бадран, – поправил чеченца Яков. – Пять бойцов плюс руководитель операции. По полтиннику на брата. За триста штук я сделаю работу чисто, комар носа не подточит. А на тебе поставят крест. Или повесят полумесяц, – рассмеялся капитан.

Ильясов пропустил мимо ушей тяжелую шутку спецназовца. О деньгах он думал меньше всего, больше его волновало недосказанное, стоявшее в чуть насмешливом, чуть напряженном взгляде командира «Гранита»: «Как много осталось несказанного!» За бывшего рэкетира, на совести которого десятки трупов, и действующего финансиста незаконных вооруженных формирований взялись всерьез и ликвидируют его если не сейчас, то немного позже, как «Красного принца». Его уберут если не руками капитана Моравеца, то любыми другими, лишь бы они были «чистыми».

Капитан давал ему шанс не только остаться в живых, но и надолго заставить забыть о себе. Это действительно стоило денег – тех, что запросил Яков, тем паче не такие они и большие. Подобные услуги порой стоят на порядок дороже, и инициатива чаще всего идет от заказчика.

Что касается денег, они у Бадрана были. И наличными он мог набрать требуемую сумму. Однако Моравецу сказал, что с налом у него сейчас напряженка.

Яков, не пряча насмешки, процитировал данные, полученные от подполковника Виталия Козырина: