Текст книги "Черный беркут"

Глава пятая

Старший следователь по особо важным делам прокуратуры города Новограда Аксенов Дмитрий Иванович лишь к вечеру получил полный список похищенного, составленный представителем фирмы «Русское золото», арендующей торговые площади в ОАО Торговый дом «Радуга», улица Комарова, 38. Список потряс следователя, он на сто процентов был уверен, что его можно смело урезать наполовину. Ювелирная фирма поступила так, как это обычно бывает при хищениях: изъяла часть «уцелевшего» товара, хранившегося где-нибудь на складе, списав его на ЧП. При том, что в секциях преступники ничего не тронули, только унесли содержимое сейфа в офисе Юрия Блинова. Это вопрос второй, им следователь намеревался заняться позже, когда преступники будут пойманы. Вывести на чистую воду ушлых менеджеров и бухгалтеров представлялось делом весьма сомнительным. От следствия те потребуют справку об уголовном деле и спишут заныканное золото. Работа предстояла большая, что и говорить, а сейчас Аксенов почти отсутствующим взглядом смотрел на огромную сумму.

В ассортименте «Русского золота» были цепочки производства Турции. Похищенными оказались ровно четыреста штук цепочек на сумму девятьсот пятьдесят тысяч рублей, хранящихся в сейфе одного из офисов. Цепочки были разные, вес их колебался от пяти до шестидесяти грамм. Всего похищено было пять с половиной килограмм золота. Беря в расчет нечистоплотность или, лучше сказать, изворотливость руководителей фирмы, Аксенов урезал этот вес до трех килограмм, однако с уверенностью мог сбросить еще кило. Если цены на ювелирные изделия на момент совершения преступления колебались от ста пятидесяти до ста восьмидесяти рублей за грамм, то на черном рынке изделия из золота назывались просто ломом и стоили в три раза дешевле.

Итак, что поимели преступники только с одних цепочек? Сто пятьдесят тысяч рублей. Неплохо. Если добавить к этому остальную, более весомую часть из колец, кулонов, сережек и перстней с драгоценными камнями, сумма, которую можно получить за лом, составит миллион двести тысяч. Новыми. А сумма, представленная ювелирной фирмой, значилась в четыре миллиона.

«Да, загнули ребята», – подумал Аксенов.

Реально было начинать следствие, выходя на скупщиков золота на рынках и в ювелирных мастерских. Рано или поздно драгоценные украшения должны всплыть на поверхность. Однако пройдет время. А сейчас следователя торопят, понукают все кому не лень: и прокурор, которому лично позвонил мэр города, и начальник городской налоговой полиции Абрамкин. На последнего Аксенову было глубоко плевать, «но его ребята рвутся в бой».

– С какой стати, Владимир Васильевич? – спросил следователь, принимая Абрамкина у себя в кабинете на Чехова, 39. «Ишь ты, снизошел», – думал Аксенов, с некоторой долей неприязни глядя на упитанное, лоснящееся лицо главного налоговика Новограда.

– То есть? – Абрамкин выгнул бровь. – Работали явно под налоговую полицию.

Следователь моментально согласился с ним.

– Конечно, работа идентичная. Один и тот же почерк.

– Ты не хами! – Абрамкин даже привстал со стула.

Аксенов проигнорировал движения задницы начальника налоговой полиции.

– А ты, Владимир Васильевич, успокойся, – мягко попросил он. – Я тебя еще не вызывал. Ты приехал заступаться за своих ребят – я тебя выслушаю и сделаю определенные выводы. Когда ты или кто-то из вашей команды понадобится мне, я вас вызову повесткой. Или по телефону.

Аксенов говорил вежливо, даже кротко, зная, что именно такой тон мог взорвать агрессивного, нетерпеливого шефа налоговой полиции, и в то же время поставить его на место.

– И еще, дорогой Владимир Васильевич, – продолжал следователь, – не нравятся мне эти пустые хлопоты. За ними мне всегда кажется что-то обманчивое.

– На что ты намекаешь? – грозно спросил Абрамкин.

– На твой визит, – пояснил Аксенов. – Добровольный и совершенно ненужный визит. Я могу истолковать его по-своему: ты вне себя от гнева, когда кто-то там сработал под ваших богатырей. Ведь никто на свете больше так не может! Ан нет, превзошли вас – в большей степени это относится к конечному результату. Кто-то не только толково осуществил, скажем, силовую акцию, но еще и с выгодой. От ваших же акций только шум. И после твоего визита мне больше всего не хотелось бы, чтобы эти ребята, которые штурмом взяли «Радугу», оказались из числа твоих боевиков. Ну никак не хочется, ты уж прости меня.

– Ну... – Абрамкин позеленел от злости. – Ну, спасибо за комплимент, Дмитрий Иванович. – Он понял, что совершил ошибку, приехав к следователю по особо важным делам городской прокуратуры. Теперь пойдут разговоры. Хотя разве не те же пересуды привели его к Аксенову? Ну не обидно ли слышать, как весь город уже болтает о нападении на универмаг банды, действия которой не то что напоминали работу боевиков налоговой полиции, а были совершенно тождественны им. Или идентичны, как сказал следователь. Так говорят сегодня, а завтра можно будет услышать, что это действительно совершили бойцы налоговой полиции. До чего дошли, бандиты!

Именно эти рассуждения привели Абрамкина к следователю, а тот сразу: почерк один и тот же. Это ли не подтверждение его опасений насчет слухов? Да следователь сам передаст их разговор своей жене, та – соседке; «узнали от источника, пользующегося доверием». Ну разве он не прав?

Хотя... Поступок, конечно, жлобоватый, что и говорить: не по статусу, положению, времени... По всем параметрам жлобский. Абрамкин поправился на «мещанский» и быстро скис.

– Извини, Дмитрий Иванович. – Однако тут же повысил голос: – И все же понять ты меня обязан! И вообще, мне не понравилась твоя фраза о том, что тебе не хочется, чтобы преступники оказались не из числа моих ребят!

– Я понимаю твое недовольство, но против совести пойти не могу. Впрочем... попробую: я был бы рад, Владимир Васильевич, если бы преступники оказались из налоговой полиции. Не из ОМОНа, руководитель которого даже не подумал связать это ограбление со своим отрядом, а именно из твоего ведомства.

Абрамкин, не попрощавшись, вышел из кабинета следователя, хлопнув дверью.

В голове Аксенова пронеслась фраза из какого-то американского фильма: «Кажется, я нажил себе друга».

Помощник следователя Петр Прокопец только покачал головой: «Здорово вы его!» И подумал: вот у кого надо учиться хладнокровию. Затем переключился на работу, от которой его отвлек визит Абрамкина, стал думать о том, откуда у преступников (если предположить, что преступление совершили не бойцы спецотряда) столько огнестрельного оружия. Судя по заявлениям многочисленных свидетелей, нападавшие были вооружены автоматами Калашникова. Один парень сообщил, что узнал в автоматах десантный вариант с откидным прикладом. Целых десять десантных автоматов.

Естественно, предположений у Петра было множество – купили, например. Ему ли не знать, что сейчас на черном рынке можно купить все, вплоть до гранатомета. На автоматы Калашникова цена недавно была совсем смешная: полторы тысячи долларов за единицу. Сейчас, правда, произошло некоторое подорожание. Почему же не допустить, что преступная группа приобрела оружие на рынке?

Нет, это было бы слишком просто. У Аксенова есть совсем другая версия относительно происхождения автоматов, иначе он не стал бы загружать мозги помощника. Впрочем, он и так загружает: следователь мог бы просто высказать свою версию и дать задание, но он тренирует помощника, в первую очередь заставляет думать, а не сопоставлять, «искать изнанку».

Петр Прокопец совсем недавно начал работать с Аксеновым, до этого он стажировался в прокуратуре Ленинского района города. Во время стажировки путь будущего следователя лежал через площадь Октября – небольшой сквер, окруженный автодорогой. В центре сквера – скульптура Ленина; Владимир Ильич простертой вперед рукой указывает путь. И был он похож на камень у дороги: налево пойдешь... и так далее. После Прокопец понял, что не зря кощунственно сравнил памятник Ленину с камнем при дороге. Направо от Ленина – медвытрезвитель, налево – областной венерологический диспансер, прямо позади вождя мирового пролетариата областное УВД. Стажировку Прокопец проходил напротив вендиспансера.

За время работы с Аксеновым Петру еще ни разу не приходилось «искать изнанку», все дела были скучно-прямолинейными, будь то убийства, взятки в особо крупных размерах и прочее. Но всякий раз начальник предлагал «вывернуть дело наизнанку».

«Зачем?» – спрашивал помощник. И получал ответ: «Может, пригодится».

И вот сейчас то же самое.

Петр сдался.

– Я ведь все равно не угадаю, Дмитрий Иванович. Скажите.

– Мало думал или не с того начал, – заметил Аксенов, не отрываясь от бумаг на столе.

– А вы-то сами знаете? – упорствовал помощник.

Начальник поднял на него глаза и долго рассматривал, будто впервые.

– Пока нет, – ответил он. – Хотя уверен в одном: ограбления банка «Бизнес-Союз», фирмы «Новоградская» и универмага «Радуга» совершены одной группой. Хотя почерки разные.

– А что одинаково? Маски? – Петр рискнул перечить шефу надменным голосом. – Если предположить, что действовала одна и та же группа, камуфлированной одеждой она воспользовалась впервые. И вооружение: опять же впервые были использованы автоматы. В других случаях – пистолеты. Что действительно схоже, так это дерзость. Однако ни одно ограбление еще не произошло робко. – Прокопец наивно, но в то же время с превосходством посмотрел на следователя.

– Ладно, Петя, над этим стоит подумать. Утро вечера мудренее. Давай разрядим обстановку и займемся старыми делами. А это отложим до утра, голова гудит.

Майор Владимир Кабанов, работавший в региональном Управлении по борьбе с организованной преступностью, ворвался в квартиру на Большой Песчаной и, не говоря ни слова, указал Сергею Шевцову на кухню. Громко захлопнув за ним дверь, он сразу обрушился на него.

– Вы зачем взяли золото из сейфа?!

– Может, ты сначала успокоишься?

– Пошел к чертовой матери! Отвечай на вопрос! Хотите сами засыпаться и меня завалить?

– Я не знаю, о каком золоте ты говоришь.

– Из сейфа, мать твою в душеньку!

– Мы ничего не взяли, сейф был пустой.

– Ушли с пустыми руками, да?

– Да.

Шевцов был на полголовы выше майора, рост – метр восемьдесят семь, вес под сто, внешне он напоминал хоккеиста Владимира Крутова.

Кабанов пощелкал пальцами:

– Дай закурить.

Шевцов приоткрыл дверь:

– Леша, принеси сигаретку.

На пороге выросла фигура Ремеза. Кабанов, недовольно скосив на него глаза, взял предложенную сигарету.

– А, Пичуга! – приветствовал майор. – Ты поставил фингал моему другу Блинову?

Алексей пожад плечами.

– Я не видел.

– Молодцы! А кто гранату ему под хребет подложил, тоже не видел?

– Почему не видел? Костя подложил. Позвать?

Майор долго смотрел в улыбающиеся глаза Ремеза.

– Мужики, ну вы меня убиваете своим спокойствием. Я, конечно, представлял себе, что вы можете натворить, но такого... В общем, так, бродяги, срочно уматывайте из города, пропадайте без вести. Или вам перекроют все пути-выезды. Блинов тоже сидеть сложа руки не будет, он найдет вас быстрее, чем вы думаете. Он мог бы с понятием отнестись к ограблению, но когда бьют таких людей, как он, и даже издеваются, тут же следует наказание. И помочь я вам ничем не смогу. Короче, реализовывайте золото где хотите, только не здесь. Мою долю можете забрать себе. Мне она...

Шевцов перебил Кабанова:

– Володь, я тебе еще раз говорю: не было в сейфе золота.

– Ладно, не было. Значит, Блинов оказался умнее, чем я думал, и расторопнее, несмотря на свои сто тридцать килограмм. Ну, что молчишь, птаха?

Ремез пожал плечами и выразительно поиграл глазами.

Майор встал и, не глядя на Шевцова, протянул ему руку.

– Будь здоров, Серега.

– Один вопрос можно задать?

– Ну?

– Где еще Блинов может хранить деньги?

Кабанов беспомощно опустился на стул, перевел взгляд на Ремеза, потом дальше, за приоткрытую дверь, где видел сидящих на диване людей: все, как один, с короткими волосами и уверенными взглядами. Они смотрели в никуда, будто роботы. В квартире стоял специфический запах перенаселения, как в камере, пахло куревом, потом.

«И что за жизнь у людей?» – в очередной раз подумал майор.

– Дай-ка еще сигаретку, чижик.

Ремез дал прикурить майору и сел напротив него. Подмигнул. Кабанов усмехнулся.

– Жалко мне вас, мужики, вы всю жизнь со смертью играете, подмигиваете ей, жмете ей руку, называете ее на «ты». Вот ты, Леха, самый молодой, наверное, а ведь убивал, правда?

– Было, – подтвердил Ремез.

– Видишь, как просто: было. – Майор надолго замолчал. – Я не могу долго находиться с вами. Деньги деньгами, но всему есть предел. Я больше ни за какие «бабки» не дам вам информацию на братву. Никакую! Они мне – гвоздь в заднице, официально сделать ничего не могу, даже арестовать на три часа...

Кабанов разошелся, в его речи слышались патриотизм и беспомощность, злоба и неверие. Корысть ушла, унося с собой обидное прозвище «наводчик». Однако у него была сотня причин оправдаться – правда, только перед собой, больше не перед кем. Не брал бы он денег от Шевцова – другое дело, а выходило, что выкладывал всю имеющую у него на руках информацию о преступных группировках за «свои кровные». И когда получал от Шевцова деньги, стыдливо бормотал: «Ты же знаешь, мы работаем по преступным группировкам, всегда начеку, знаем где и что: с кем вчера пил, кого в баню водил. И они знают об этом, играем в открытую. У нас свои люди в их кругу, а на них работают наши – чего уж тут скрывать... Только вот команду сверху никто не дает. Бандиты спокойно относятся к этому, потому что в случае напряга с нашей стороны они узнают об этом загодя. А так все готово. Я ж группу оперативного отдела возглавляю».

А Шевцов, как всегда, ответит:

«Да ты не оправдывайся, бери деньги. Считай, что они хоть как-то наказаны».

Глупейшие слова, это майор понимал. Но не доходил до сути. Это была просто отговорка для того, чтобы он взял свою долю, убрался и желательно очень долго не приставал с расспросами. Кабанов знал, на что, к примеру, он тратит свои деньги, а вот Шевцов со своей бригадой куда? У них скопилась уже внушительная сумма, весьма внушительная. А по виду их никак не скажешь, что ребята богаты: не ездят на джипах, не гуляют в ресторанах, золотых якорных цепей на шеях не носят. Интересы? Черт их знает... Сидят в основном в одной квартире, хотя у каждого есть своя собственная. О чем говорят, послушать бы.

Ремез положил тяжелую руку на плечо Кабанова.

– Слушай, майор, помоги в последний раз, а?

– Ладно, черти.

Майор знал меру. И психанул он сейчас, ворвавшись в квартиру Алексея, манерно. А ему хотелось вместе со всеми посмеяться, вспомнить Блинова, гранату, его полные страха глаза, и штаны, такие же полные. Хорошо они обработали этого борова!

– Ладно, – повторил майор, не забывая оправдываться. – Тут есть и моя вина. Однако по информации моего человека, Блинов держал порядочную сумму у себя в офисе. Это точно, я же группу оперотдела возглавляю.

– Да ты не оправдывайся, Володь, мы не хуже тебя об этом знаем.

– Сами в постоянном напряге живем, – пожаловался Ремез, – только слов таких не употребляем. Так где Блин деньги зарыл?

– Если у него не будет денег дома, по его звонку их доставят ему в течение десяти минут. Десять минут продержитесь?

– Обязаны.

На прощанье Кабанов пожал руку Шевцову и Ремезу.

– Не дай убить себя, Пичуга, симпатичный ты парень.

Открыв дверь своей квартиры, Аксенов в первую очередь встретился с хитрыми глазами своей жены. По идее их можно было назвать просто улыбающимися или искристыми, но у следователя прокуратуры была своя терминология, и он сразу определил, что глаза у Наташки хитрые. А с чего им быть, к примеру, искристыми? Новый год, что ли, или еще какой праздник? Было бы торжество вроде дня рождения, и то лишь с натугой подошло бы одно из лучезарных определений. И он в лоб спросил:

– Ты чего такая хитрая?

– Что, уже знаешь? – Глаза жены вдруг потухли, стали обыденными, привычными.

Аксенов понял, что обидел жену. Осталось выяснить только причину.

– Нет, я только что родился на свет.

– Никакой интриги в жизни, – вздохнула Наталья и, повернувшись, сухо бросила через плечо: – К нам Николай приехал.

– Какой Николай? – Не снимая ботинок, Аксенов шагнул в комнату.

За столом, накрытым, как на праздник, сидел его двоюродный брат Колька Кавлис. Это была не новость, это землетрясение: Николай всего пять раз, если Аксенову не изменила память, приезжал к ним в гости. И то на несколько часов: здорово – здорово, молчание, облака дыма, до свидания – до свидания.

– Николай! – Аксенов долго, как на официальной церемонии, жал руку брата. – Вот это неожиданность!

– Здравствуй, Дима.

И все. Дмитрий, если честно, был бы рад услышать от брата даже «Как ты постарел!» или более поэтичное: «Да... годы...» Нет, стоит, улыбается, молчит.

А может, он всегда был такой? Рос тихоней, молчуном; вырос – тоже слова не вытянешь. Окончил военное училище, его дома ждут, а он пропал, потом письмо из трех предложений: не ждите, я там-то. Тетя Зина поехала к нему: «Сынок, как же так?..» Он в ответ два слова: «Все нормально, мать». И чем дальше, тем хуже. Мать трясется за него, едет за тысячу километров к племяннику: «Дим, может, поговоришь, сюда его переведут, в нормальнуючасть?» – «Да бесполезно, теть Зин! Даже заикаться не буду». Наконец три года назад, за которые тетка иссохла вся, переживая за взрослого уже сына, очередная «весточка от сыночка»: «Мам, пап, знаете, где северный полярный круг? Я там, в Заполярье!» Слава Богу...

Дмитрий посмотрел на коротко остриженную голову брата, обветренные губы, огрубевшие за три года на Севере руки.

– По делам или в гости? – спросил он, присаживаясь за стол.

– Скорее по делам.

– Ну да, просто так приехать не можешь.

– Знаешь же, где работаю.

– По делам мог зайти ко мне на работу. – Дмитрий испытал брата суровым взглядом, заодно прикидывая, обидится он или нет.

Не обиделся. Сразу приступил к делу.

– Поможешь одного человека найти?

– Только одного? Это для меня тьфу! Я сейчас целую группу разыскиваю. Фамилия есть у человека?

– Ремез Алексей Алексеевич.

– Тебе прямо сейчас?

– А можешь?

– Ха! – Аксенов принялся крутить диск. Наталья за его спиной делала точно такие же движения, показывая Николаю на своего мужа: совсем, мол, свихнулся со своей работой, не обращай внимания. Кавлис подмигнул ей: все нормально, я не обижаюсь.

Пока они семафорили друг другу, Аксенов уже заносил в чистый лист бумаги данные на Алексея Алексеевича Ремеза.

– Держи, братан. Живет твой приятель на Большой Песчаной. Тут дом, квартира, номер телефона. Незнание хотя бы одной цифры не освобождает тебя от ответственности... Понял? Можешь сразу и позвонить. Он кто, твой сослуживец?

Николай кивнул, набирая номер телефона Ремеза.

Трубку никто не брал.

* * *

Братья в этот вечер как следует приложились к бутылке. Николай, сам того не замечая, разоткровенничался, рассказал про Орешина. А Дмитрий после этого разговора долго не мог заснуть. Вместе с буйным хмелем в голове бродили удручающие мысли; иногда они где-то застревали, и тогда Аксенов по-молодецки зазывал их: «Эй вы, мысли мои, скакуны!» А когда они не хотели отзываться на голос хозяина, он пьяно дразнил их: «Эх вы, мысли, как хрен повисли!»

А вообще Дмитрия задели откровения Николая: друг значил для него больше, чем брат. Что ж, для Кольки это именно так. Он сам выбрал себе даже не дорогу, а тропу, которая последние годы называлась медвежьей, вот пусть и топает по ней. Топает, зная, что впереди зыбкое болото; сам утонет и других за собой потянет. Того же ремеза-птаху, которого Аксенов в глаза не видел, но ему уже было жаль его. Нет, это не пьяные мысли, совсем не пьяные. А Колька – он... отрезанный ломоть, вот он кто. Никому не нужен, даже самому себе: ни жены, ни детей, ни плетей. Или еще складнее: Николай – ни кола и ни двора. Бирюк бирюком.

А если кто спросит: «Кто твой брат, расскажи о нем?» – что ответить? В голове только анкетные данные:

Кавлис Николай Александрович родился в 1968 году в городе Великие Луки, майор войск специального назначения, награжден орденом «За заслуги перед Отечеством 2-й степени», медалями. Окончил Рязанское воздушно-десантное командное училище. В 1990 году вошел в состав спецгруппы при Министерстве безопасности. Владеет всеми видами стрелкового оружия, специалист по холодному оружию, владеет приемами рукопашного боя. Холост.

Дмитрий нетрезво хохотнул: конечно, холост. В связях, срамящих репутацию холостяка, замечен не был. И характер. О! – северо-нордический. Заполярный. Тайно посещает любовницу, Снежную Королеву, обливается студеной водой из ковша Большой Медведицы. Что еще... Ах да: звезд с неба не хватает, довольствуется своим микросозвездием на погонах.

Аксенов встал, шатаясь доплелся до кухни, напился воды из-под крана и снова лег в постель. Глаза в потолок. А там написано: ДРУГ – БОЛЬШЕ, ЧЕМ БРАТ.

Нет, Колян, ты задел меня. Он, зараза, словно на что-то намекает. Нечего намекать, скажи прямо – и весь разговор. Боишься, что не пойму? Могу и не понять, раз никогда не было настоящего друга.

Аксенов растолкал жену и пьяно зашептал ей на ухо:

– Наташ, а может, переизбрать Кольку?

Она недовольно повернула к нему голову.

– Ты чего городишь? Куда переизбрать?

– Не куда, а в кого. В друга. Из брата в друга.

– Спи.

– Я серьезно. Взять и переизбрать. – Дмитрий обнял жену под одеялом и задышал на нее водочным перегаром. – Эх, Наташка... Вот сейчас Колька приехал, а у меня нет к нему братских чувств. А поговорил с ним, появились другие. Я его потерял как брата, но нашел...

Наталья двинула его локтем.

– Ты будешь спать или нет? Никому покоя не даешь!

– Принеси водички, а?

– О Господи... – Жена отбросила одеяло и пошла на кухню.

– Наташ!

– Да не кричи ты! Иду. – Она подошла к кровати и протянула мужу стакан с водой. – На, пей.

Аксенов в два глотка осушил стакан. Облизывая губы, продолжил:

– Я у него спрашиваю: «И что за жизнь у вас такая?» Он отвечает: «Жизнь нормальная: год за два, харчи казенные». И вдруг я понял, почему год за два.

– Понял, да? – Жена зло зыркнула на него. – Молодец, завтра расскажешь. А сейчас спи.

Но Дмитрий никак не унимался.

– А помнишь, мы дочке рассказывали, что ее дядя геологом работает? Приехал геолог!