Текст книги "Убить генерала"

Без контроля ничего не останется, но основные силы оттянуты именно в район «пустышек». Это хороший ход Близнеца. Однако он легко просчитывался.

Николай не стал вываливать на генерала все свои соображения. Тот далеко не дурак и смотрел гораздо дальше Терехина, поскольку был профессионалом своего дела. Терехин же нашел человека, способного объяснить «непонятные места».

– Я думаю, у него «СВД», – сказал полковник, найдя Свердлина в центральном здании ГУВД – этом огромном здании, ставшем штабом. Официально же генералу выделили отдельный номер в гостинице «Жигули». Николая подмывало подколоть Свердлина: не Корсаков ли подсуетился?

О судьбе Корсакова Терехин ничего не слышал. Его наверняка вышибли с работы и сделали то, о чем в свое время мечтал сам Терехин: шепнули жене о его половой слабости.

– Я вспомнил, – продолжал Николай. – Когда мы разговаривали у меня дома, Крапивин намекнул, что его интересуют патроны образца 1938 года. А из разговоров с Цыганком, которые я записывал на магнитофон, выяснилось, что «СВД» – штатная винтовка Крапивина.

– Я знаю. Мы делали в воинскую часть запрос по этому поводу. Значит, он намекнул на патроны 1938 года? – уточнил Свердлин.

– Да, – подтвердил Николай, помня тактико-технические возможности «СВД» наизусть.

– В какой форме это прозвучало?

Терехин выкрутился как налим.

– Вы знаете – он ворвался ко мне с автоматическим пистолетом. – И едва не прикусил язык. Только сейчас он вдруг сообразил, что марка австрийского пистолета засветилась дважды. Он «обезвредил» преступника в «Трое», у которого нашли «глок-18», потом к нему ворвался Крапивин с таким же пистолетом. Это полный трибунал. Собственно, именно поэтому полковник не стал «выбрасывать на рынок» второй «глок»; пусть даже он через год поймает очередного бандита с австрийским пистолетом.

– Что дальше? – поторопил собеседника генерал.

– Крапивин угрожал не мне, – продолжал уверенно врать Николай, тем самым отводя от себя угрозу. – Он сыпал угрозами в адрес президента. Что тот схлопочет пулю ненормального образца. Мол, у меня все продумано. И я прикинул...

– Да, я понял, что ты прикинул, – перебил Свердлин. – Что при подготовке к покушению на Дронова у снайперов был богатый выбор оружия.

– А что, нет? – возразил Николай. – Они стреляли из финских винтовок, а отстреливались из мелкокалиберных. У них могли быть винтовки Драгунова, но на сравнительно небольшой дистанции больше подошли финские – бесшумные. И потом, где и у кого Крапивин мог приобрести снайперское оружие? Для этого нужны деньги, связи. Он бы погорел, если бы начал подыскивать оружие на рынке. Который по большей части контролируется спецслужбами. Тот же Цыганок в свое время заикнулся насчет оружейного рынка.

– Логично. Почему только сейчас ты вспомнил об этом? – Я давно вспомнил – когда катался сегодня по Ново-Садовой. Я искал место, откуда Крапивин может сделать выстрел.

– По движущемуся эскорту? Там, где сейчас ведутся ремонтные работы? – уточнил Свердлин. – Их ведет управление кабельных сетей. Серьезная работа, меняют кабель на пятидесятиметровом участке. В стороне проходит теплотрасса, ее прорвало неделю назад, пострадали не только кабели, но и основательно подмыло грунт. Мы тоже обратили на этот участок внимание, проверили близлежащие дома. Пусть попробует. – Генерал закурил. – Я долго анализировал сложившуюся ситуацию. Крапивин намерен сделать выстрел с одной из трех точек, которые мы обнаружили. Других вариантов у него нет. Но он уже проиграл. Причем в самом начале. Он не знает специфику работы Службы. Существует угроза безопасности нашего шефа – реальная или нет, все равно. Есть район, где идет подготовка к покушению. И этого достаточно для того, чтобы отменить встречи, остановки в том месте, изменить маршрут. И он уже изменен.

– Может, это маневр Крапивина?

– Он ведет в никуда. Крапивин сам не понимает, кому он бросил вызов. Знаешь, – откровенно признался генерал, – одно время мне было сильно не по себе. Это было вызвано тем, с каким упорством Крапивин идет к своей цели. Меня немного напугала подготовка к покушению, взволновал сам процесс, то, как Крапивин на первых порах обыгрывал спецслужбы.

«И продолжает обыгрывать», – мысленно дополнил Терехин.

– Но дальше ему не продвинуться. Если честно, то еще никто не продвигался так далеко. Обычно все заканчивалось на ранней стадии подготовки. У нас четко действует профилактика по пресечению преступлений подобного рода. Мы перевариваем огромное количество информации, занимаемся ее анализом и прочее, прочее, прочее. И ты об этом знаешь не хуже меня. И если Крапивин действительно знает, как сделать то, чего еще никому не удавалось... – генерал сделал паузу, – я бы позволил ему нажать на спусковой крючок.

«Что?!» – вздыбились брови Терехина.

– Откровенно, правда? – ничуть не смутился собеседник. – Но этого не будет никогда. – Генерал остановил полковника: – Спасибо за информацию. Она позволила снять вопрос об оружии, который мы не могли решить. Хотя думали в том же направлении – о финской винтовке, а дальше – об «СВД».

* * *

Близнец сделал перекур. Он отер пот со лба и вернулся с балкона в комнату. Комнату, задняя стена которой была искусственно затемнена старым темным покрывалом. Закурил и хлебнул горячего чаю из термоса. Посмотрел на свои руки – чуть подрагивают от монотонной и довольно тяжелой работы.

Работать приходилось ночью, соблюдая тишину, чтобы, как сказала бы мать, не взбулгачить соседей. Он спилил один прут на балконной решетке, осталось спилить еще три – чтобы обзор был лучше и чтобы они не мешали поводке ствола.

Он наконец-то убедился в том, что по крайней мере одна огневая позиция обнаружена. А это означало, что обнаружены все три. В данный момент Близнец находился на четвертой, последней. Откуда при всем желании нельзя было увидеть остальные.

Точку в доме по проспекту Кирова снайпер обозначил «первой». Уже завтра он отнесет туда оружие. Он безошибочно представил, что соседнюю трехкомнатную квартиру пенсионеров оперативники сделают своей базой. Они ждут, но не могут поверить, что вскоре в квартире под номером 18 появится та единственная вещь, которой там недостает: снайперская винтовка. Но она появится там, верят они в это или нет. Это их право.

Крапивин снова вооружился ножовкой и вышел на балкон. Как ни старался, но металлический скрежет нарушал тишину. Тем не менее никто из соседей пока не отреагировал. Или спят крепко, или люди хорошие.

Вжик... вжик... – полотно лижет прут и сыпет металлическую пыль на керамическую плитку.

Вжик... вжик...

Довольно часто Витьку посещала странная мысль – что он свободен. Нужно только выйти на улицу... но смотреть только вверх, на синее небо, не под ноги. Наверное, такие мысли посещали его потому, что он устал. Устал прятаться, исчезать. Устал от себя, от своих мыслей. Устал от чувства постоянного преследования. Устал спать урывками, глотать горячий чай.

Устал ждать своего решающего часа. И уж поскорее бы он настал.

Казалось, у него вся жизнь позади, что он прошел долгий, нескончаемый путь. Он ждал своего часа как избавления.

Глава 24
Лицом к лицу

Пять часов вечера. Смена подполковника Митяева, несшая восьмичасовое дежурство, подходила к концу, когда пришло сообщение от группы наружного наблюдения. «Наружники» были загружены до двенадцати, а то и до шестнадцати часов в сутки, работая в авральном режиме. Очередное сообщение. Предыдущие оказывались «пустышками». Пару раз в подъезд заходили парни, подходившие под описание Виктора Крапивина.

К этому моменту была установлена еще одна «контролька» на чердаке дома: мусор, наваленный на чердачный люк первого подъезда. Что говорило о следующем: снайпер мог выйти из другого подъезда через чердак, оставив «контрольку». Слабоватая сторона, прикинул Митяев, поскольку замка на чердаке не было и мусор мог сбросить любой человек, открывший люк. И все же не исключено, что Крапивин мог появиться сверху, войдя в один из шести подъездов.

Подполковник Митяев вынес этот момент, в котором нашел противоречие, на обсуждение. Он предложил Свердлину повесить на чердаках замки и опечатать их. То есть дать понять Крапивину, наткнувшемуся на замок, что в этом районе работает группа оперативников и принимает стандартные меры безопасности: перекрывают двери и окна в заброшенных помещениях, а внутри оставляют те же «контрольки». Если таковых не будет, то Крапивин легко разберется, почему их нет.

– Я не думаю, что он настолько умный, – ответил Свердлин. Однако не упускал из виду тот момент, что снайпер какое-то время тесно сотрудничал с офицером СБП Юрием Цыганком. От него он мог «нахвататься» чего угодно. Скорее всего «нахватался», поскольку довольно успешно продолжал противостоять спецслужбам. Как бы то ни было, но закрывать и опечатывать чердак в доме по проспекту Кирова генерал запретил.

Митяев на скорую руку перекусил китайской «бомж-лапшой», съел пару бутербродов с колбасой и отказался от щей, которые навязывала операм хозяйка квартиры; на плите стояла громадная кастрюля, на всех хватит.

Надежда Васильевна почти не выходила из спальни, где смотрела нескончаемые сериалы; и лишь изредка можно было услышать ворчание ее мужа, просившего переключить телевизор на новости. Митяев же коротал время за периодикой. Собственно, все новости были на одно лицо.

«Центр Москвы, возле Госдумы, с утра был оцеплен милицией и солдатами внутренних войск. Вокруг оцепленной территории ходили кинологи с собаками. Виной такого скопления „солдат правопорядка“ было предстоящее принятие Госдумой во втором чтении законопроекта о замене льгот на денежные компенсации. На площади перед Большим театром активисты левых организаций высказали свое отношение к закону. В акции участвовало более 600 человек, площадь была окружена красными флагами. Восемь активистов-„лимоновцев“ НБП проникли в здание Минздрава, переодевшись в камуфляж. В канцелярии министра Михаила Зурабова их приняли за „сотрудников санитарных служб“. Нацболы устроили разгром в кабинете министра, выкинули оттуда портрет президента, какие-то бумаги. Их товарищи у входа, приковав себя наручниками, выкрикивали: „Долой Путина!“ В ГУВД сообщили, что активисты НБП были задержаны»[11]11
  «Известия».


[Закрыть].

Местная печать в основном обсуждала предстоящее мероприятие «с участием президента». 7 августа обещает стать грандиозным праздником. Многотысячное карнавальное шествие – предположительно не менее пятидесяти тысяч человек – начнется от развлекательно-культурного центра «Звезда» и закончится на площади Куйбышева. Свое согласие на участие в Самарском карнавале дал Слава Зайцев. На площади Куйбышева выступят Том Андерс, «Бони М». Прогремит 15-минутный грандиозный салют.

Митяев переключил рацию на прием и слушал доклад старшего группы наружного наблюдения:

– Парень лет двадцати пяти. Только что вошел в подъезд. В руках массивный сверток – намного больше метра. В нескольких местах перетянут веревкой. Тяжелый, судя по всему, сверток.

– Как выглядит этот парень? – Митяев пересел к столу и глянул на монитор. Скрытая над дверью видеокамера показывала отсек с тремя квартирами. Подполковник смотрел на изображение, как в большой дверной глазок, но в необычном ракурсе: сверху вниз. Левая стена была заставлена длинным ларем, тумбочкой и парой полок для обуви. Справа ничего не было. Справа находилась 18-я квартира, снятая Виктором Крапивиным.

– Среднего роста, среднего телосложения, – докладывал оперативник. – С обезображенной щекой – здоровая родинка во всю щеку или след от ожога – не разобрал. Может, это маска, камуфляж?

«Сейчас я разберусь, – занервничал Митяев, – маска это или камуфляж». Держа рацию, он умудрялся щелкать суставами, будто ломал пальцы резкими движениями. «Длинный сверток больше метра», – вспоминал он доклад. И накоротке обратился к помощнику, стоящему за спиной:

– Разве «СВД» не складывается?

– Только десантный вариант, – последовал ответ, – «СВДС». Приклад складывается на правую сторону.

Подполковник набрал номер телефона экстренной связи с генералом Свердлиным. Пока никто перед дверью не появился, но это была первая – за два дня наблюдений – острая ситуация.

– Александр Семенович, Митяев на связи. Тут у нас назревает момент. В подъезд вошел парень с тяжелым и длинным свертком. Пока что я его не вижу. – Борис не отрывал взгляд от монитора. – Или лифт ждет, или медленно по лестнице поднимается. Черт его знает, может, вообще мимо.

– Хоть криво, – грубовато подкорректировал генерал. – В любом случае задержите его и проверьте содержимое свертка. Что там у тебя? Я остаюсь на связи.

Борис Митяев тяжело сглотнул. Он не сразу доложил генералу то, что увидел на мониторе. Слова —ЭТО ОН– застряли в горле.

Вначале он увидел, как открывается общая металлическая дверь. Потом сверток, который на фоне фигуры человека, одетого в темную одежду, сразу бросался в глаза. Сверток был конусообразной формы и походил на новогоднюю красавицу-елку, безжалостно стянутую веревками и укутанную в простыню.

Митяев услышал громкий металлический щелчок и даже вздрогнул. Он смотрел на монитор, видел скрытую под материей винтовку, и звук захлопнувшейся двери показался ему выстрелом.

Парень. Невысокого роста. Широкоплечий, машинально отмечал подполковник. Впрочем, в таком ракурсе все видятся широкоплечими и с огромными головами. Вот парень остановился напротив 18-й квартиры, повернулся боком и поставил сверток к ногам. Чуть не уронил его, когда сунул ключ в замочную скважину. Прислонил свою ношу к стене. Открыл замок. Замер. Насторожился. Поднял голову и... Точно – он смотрит, на месте ли «контролька». Долго смотрит, припоминая расположение нитки. Снял метку. Вошел. Закрыл за собой дверь.

– Александр Семенович, он на месте. Сначала проверил «контрольку» и только потом вошел.

– Берите его. Я сейчас подъеду.

Митяев отложил телефон в сторону и вынул из кобуры пистолет.

– Установка прежняя, – нервным, срывающимся голосом предупредил он оперативников, которых в этой квартире набралось шесть человек. – Преступника брать живым. Избегать огня. При необходимости стрелять по конечностям. Пошли.

* * *

Близнец развернул тяжеленный сверток и, все еще недоверчиво покачав головой, провел рукой по длинному стволу. Без намека на улыбку прошептал:

– Красавица...

Он сел на пол, по привычке поджав под себя ногу. Вынул из пачки сигарету. Он сидел боком к окну и невольно прислушивался: у соседей справа, кажется, открылась дверь. Послышались чьи-то шаги. Потом все замерло.

Соседи справа. Витька все же улыбнулся. Он гнал прочь мысли о том двойном празднике, о противоречивых чувствах, когда мысли о Марии разбивались о размышления над странным поведением инструктора. А улыбнулся он потому, что вспомнил товарища, который жил на четвертом этаже. Это было до армии. Товарищу стукнуло восемнадцать. Курить выходили на балкон. И вдруг – звонок в дверь. Открывают – а там именинник. Как ты на улице оказался, спрашивают, ведь только что стоял на балконе. А тот отвечает: упал. Все смеются, не верят. И хозяин пошел доказывать, что фамилия у него не Мюнхгаузен. Лезет через перила, а его удерживают десять рук. Кое-как он вырвался и полетел с четвертого этажа. Гости с белыми лицами побежали вниз, чтобы посмотреть на лепешку, и встретили именинника на площадке между первым и вторым этажом. Зачем хватали, орет, из-за вас руку сломал. Через полгода его забрали в армию. Единственный спецбатальон, который принял его с распростертыми объятиями, был строительным.

Витька вернулся на точку и был уверен, что слежки за собой не обнаружил. И визуально, и, что называется, внутренним состоянием. Он бы уловил опасность, почувствовал толчок в груди, ощутил жирноватый комок в горле. Они помогали ему, как помогает слепому трость. Все чувства были обострены. Слыша какой-то шум, улавливая незнакомый запах, он автоматически определял его происхождение.

Нет, слежки не было. И в квартире никто не побывал: метка осталась нетронутой. Может, кто-то из соседей обратил внимание на сверток в его руках, но с ним он не много прошел по улице, если не считать восьми лестничных маршей в самом подъезде.

* * *

Полковника Терехина притягивал, как магнит, двойной поворот на Ново-Садовой. Он ставил беликовскую «восьмерку» напротив и смотрел в сторону девятиэтажек. Порой ловил себя на мысли, что Витька Крапивин видит его либо в бинокль, либо в оптический прицел – может быть, снятый на время с винтовки. Даже пару раз, глядя из окна «Жигулей», Николай помахал рукой.

Странные мысли, странное желание...

Он там, где никто не додумается проверять помещения на предмет снайперских позиций.

Что-то подсказывало Николаю: он близок к решению той задачи, которая может оказаться не по зубам генералу Свердлину. Он позволил бы выстрелить террористу, если бы... Как он там сказал? «Если Крапивин действительно знает, как сделать то, чего еще никому не удавалось». Да, кажется, так.

Однако в глазах президентского охранника он не заметил насмешки, когда попросил у него «карт-бланш» для самостоятельных действий. Генерал разрешил с одним условием: Терехин, как Сивка-Бурка, должен явиться по первому призыву. Это лучше, чем следующее: «Я должен знать, где найти тебя в любое время». Свердлин не сказал этих слов, поскольку вместе с ними потерял бы частичку доверия к себе, засомневался бы в своих силах, убеждениях...

Такие мысли рождались оттого, что генерал не виделся прямолинейным. Он был действительно опером с гибким, однако не прогибающимся умом. Он был хитрым, но не лукавым.

Николай вышел из машины и прикурил, не спуская глаз с одной точки. Мимо, недовольно ворча, медленно проезжали машины, обдавая московского чекиста выхлопными газами. А в другую сторону, параллельно трамвайной линии, автотранспорт двигался без помех.

Словно покидая могилу, возле которой он простоял несколько минут, Николай в очередной раз взмахнул рукой: «Ладно, Витек... Мне пора».

И действительно не сдержал вздоха. Что-что, а могила снайперу-террористу была гарантирована.

* * *

Для опергруппы подполковника Митяева были изготовлены дубликаты ключей. Шесть человек вышли из квартиры пенсионеров в коридорный отсек и заняли места. Первый оперативник бесшумно вставил ключ и повернул его. Резковатый щелчок, и шестерка в одну секунду оказалась в квартире.

В этот раз не было слышно ни громких предупреждающих выстрелов, ни привычного мата. Опера были словно глухонемыми.

Террорист успел развязать тесьму и держал полностью собранную винтовку за цевье. Приклад упирался в пол, а дуло доходило ему до подмышки.

«СВД» – Борис Митяев с полувзгляда узнал характерные очертания винтовки Драгунова. С оптическим прицелом. Радостно узнал. Словно гонялся за винтовкой, а не за тем, кто держал ее в руках и мог – мог, черт возьми – выстрелить.

И сам едва не нажал на спусковой крючок, чтобы стреножить Крапивина.

Но его опередил опер, ворвавшийся в квартиру первым. Он пренебрег приемами рукопашного боя. Он на полном ходу врезался в стрелка и вместе с ним повалился на пол. Он придавил его своим телом и, хрипя от натуги, ждал помощи. Два человека схватили преступника за руки и дали возможность товарищу подняться на ноги. Два быстрых синхронных движения, и на руках снайпера защелкнулись наручники. Когда его перевернули на спину, Митяев спросил:

– Кто ты?

Мог точно констатировать: «Ты не Крапивин». И услышать такой же утвердительный ответ в стиле американского кино: «Я знаю».

* * *

Прибывший на базу генерал Свердлин учинил допрос подполковнику Митяеву, а на парня со следами ожога на лице бросил лишь короткий взгляд. Он с ходу разобрался в ситуации, поэтому в первую очередь спросил:

– Что, кроме задания принести винтовку, поручил ему Крапивин? – Свердлин кивнул на курьера.

– Подать знак, товарищ генерал.

– Какой? – терпеливо спрашивал Свердлин, одетый в серый пиджак и голубую рубашку.

– Задернуть занавески на кухне. А в зале ничего не трогать. Снайперскую винтовку велел распаковать и положить на стол. Все.

– Крапивин не планировал повторную встречу с посыльным?

Подполковник помотал головой:

– Нет. Он заплатил ему сразу. Пятьсот рублей. Посыльный, – Борис скривился, – бомж голимый... Я у него спросил: «Почему ты не пошел в милицию?» Он же, сука, догадался, что за посылку ему вручили. Он ответил: «Самому?! В милицию?!»

Подполковника бесило то, что про этого долбаного курьера он вынужден был говорить, как про «випа», защищенного иммунитетом от уголовного преследования. Вот он – воняет немытым телом и мочой, почему бы генералу самому не задать ему пару наводящих? Брезгует? Вовсю пользуется правилом жизни рядом с бомжами, которое рекомендует: «Не встречайтесь с нищими и бомжами взглядом»? Нет. Для него такое развитие событий является сценарным, он предвидел его. И сам Митяев предугадывал нечто похожее. Но одно дело гадать, а другое – присутствовать при воплощении того, что называется льстить себя надеждой. Он не мог не видеть в этом бомже снайпера, когда тот вошел в коридор, ковырялся с замком, когда стоял с винтовкой и готов был положить ее на огневой рубеж. То же самое испытал и генерал Службы, иначе не прискакал бы так быстро. Мчался в машине и видел скованного наручниками Крапивина, повязанного нитками-метками. О чем еще говорить?

– Значит, у него две винтовки, – услышал Митяев голос Свердлина. И поборол в себе желание спросить: «У кого?» – и перевести глаза на бомжа.

– Крапивин надеется, что мы снимем наблюдение с остальных точек и дадим ему шанс на выстрел, – закончил генерал.

«Если так рассуждать, – прикинул Митяев, – то у Крапивина четыре винтовки. Это как задачка по арифметике: «Если сделать три распила на бревне, сколько получится частей?» Четыре. На одно бревнышко больше».

Но он не знал, что Виктор Крапивин подготовил четыре позиции, иначе бы замучился считать винтовки.

– Все сделали? – спросил Свердлин, закругляясь. – Занавески задернули?

– Так точно. Что дальше?

– Ждать.

– Сука! – ругнулся Митяев на снайпера. – Вот это он напрягает нас! – И переключился на бомжа: – Рассказывай, где Крапивин передал тебе винтовку?

– Я ничего не знаю. Мое дело маленькое.

– Ну нет, падла, твое дело такое большое, что ты даже не догадываешься. Рассказывай дальше!

– Ну взял я «багаж» на Ново-Вокзальной, где «двадцатка» поворачивает. Тот парень уже был на месте. Потом он сел на трамвай и уехал. Я тоже сел на трамвай, доехал по Поляны, оттуда шел пешком...

* * *

Близнец просидел в неподвижной позе с четверть часа. Тихо. Он убрал пистолет, с которым не расставался ни на минуту. Он не опасался носить с собой оружие по той простой причине, что даже без оружия с ним церемониться не станут. На ночь он накидывал дверную цепочку и натягивал проволоку в коридоре. Она шла к взрывчатке, прикрепленной к косяку. Это на случай внезапного штурма его основной снайперской позиции.

* * *

Свердлин задержался в квартире пенсионеров. Пора уезжать, но что-то удерживало его. Осталось что-то недосказанное. Кем? Подполковником Митяевым? Что именно осталось за кадром? За кадром?.. Может, он увидел что-то существенное, но не сразу обратил на это внимание? Сегодня или вчера?

Что-то важное ускользнуло от генерала. Все разговоры крутились вокруг снайпера и огневых позиций, которыми он окружил площадку для торжественной встречи. Площадку с самолетом-мемориалом. Пришла дикая мысль: Крапивин устроил огневой рубеж в самом самолете!Но почему дикая? Ведь никто не додумался проверить «Ил-2» на предмет пусть не пилота-штурмовика, но случайного пассажира. И мысленно согласился с Митяевым: «Ты прав, Борис: вот это он напрягает нас!»

Но нет, дело не в «цементобомбере», у которого к концу войны не осталось слабых мест, а именно в местоположении штурмовика. Откуда началась беседа московского генерала и самарского подполковника. Они шли к первому огневому рубежу, выявленному спецслужбами. Борис Митяев: «Нашли хозяйку квартиры. Когда ей показали фотографию Крапивина, она сразуего опознала».

Сразу.

– Борис, – генерал впервые обратился к подполковнику по имени, не прибавив отчества, – какую фотографию показывали хозяевам квартир? Это важно.

– Крапивина, разумеется, – не понял Митяев.

– Как он выглядел на ней? Обычно? Показали одну или несколько, где его смоделировали в разных вариациях?

– Обычную.

– И хозяйка сразу опознала его?

– Да, сразу.

– А хозяйка квартиры на Московском шоссе? Кто курирует тот район, подполковник Саламатин, кажется? Набери-ка его номер.

Ровно через минуту генерал услышал то, что ожидал услышать: хозяйка второй квартиры не опознала Крапивина на той фотографии, где он был в парике и с бородкой. Это была копия снимка, найденного в квартире Марии Дьячковой во время обыска. Но хозяйка узнала своего квартиранта на другом снимке...

– Мы упустили этот момент, – тихо сказал генерал. – Хотя должны были зацепиться за эту странность сразу. – Он срочно связался с начальником Главного управления внутренних дел по Самарской области и отдал распоряжение: – Изымайте те фотографии, на которых Крапивин с рогами! Все эти дни мы искали черта, а снайпер смеялся над нами.

И странное ощущение возникло вновь. Генералу снова стало не по себе. Упорство Крапивина уже не волновало, но пугало.