Электронная библиотека » Михаил Огарев » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 16 октября 2020, 18:27


Автор книги: Михаил Огарев


Жанр: Историческая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Страсти в неоримской Ойкумене – 2
Истерическая фантазия
Михаил Огарев

© Михаил Огарев, 2017


ISBN 978-5-4485-0940-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Сыграем в шахматы, в шатрандж?
Забудь враньё про спуск в Аид.
Сведёшь вничью – тебе карт-бланш
Ещё на все двенадцать ид.
 
 
Про твой успех не говорим:
Пусть та игра – не тот игрок!
В крови закатной вечный Рим,
И в темноте без звёзд Восток.
 
 
Сыграем? Нравишься ты мне.
Хотя, как все, и обречён.
Не жди Харона на челне:
Теперь здесь я: плащ, капюшон
 
 
И нечто острое над ним…
Богов здесь ваших больше нет.
Сменили веру – в прах и в дым!
Пора начать: твой чёрный цвет.
 

Авторское

Позиция третья. За четыре месяца до Трагедии

Белые фигуры: Когда пешка в опасности…
1

Едва я и Леонтиск совместно взялись за кроссворд с последней страницы официальной городской газеты «Равнение на Рим!», как в зале грохнуло. И славно грохнуло – стекла задребезжали! Потом стало подозрительно тихо. Мой напарник слегка приподнял нахмуренные брови.

– «Отопустик» взорвался? – вежливо поинтересовался он. – Как некстати…

Нет, что ни говори, а приятно наблюдать за морально переродившимся человеком, причем не без моей помощи. Полгода назад Лео подскочил бы, как шиш на пружинке (игрушка-дразнилка такая – открываешь красивую коробочку, а из нее…), и ринулся бы искать, выяснять и всячески реагировать. А вот сегодня и усом не ведет, и бородкой тоже. И правильно делает: во-первых, глобальную катастрофу своими силами уже не исправишь, а во-вторых, нашей вины в случившемся не отыщет самая наираспридирчивая комиссия. Ну а посторонние на рабочем месте фиалы с недопитым чаем и недочитанная газета устраняются несколькими элементарными движениями.

– Сигнализация ведь не орёт? Значит, ничего страшного! – бодренько предположила я. – Если, конечно, оралка не накрылась при взрыве…

Минут пять мы увлеченно обсуждали, с какой стороны он прогремел: я стояла за участок возле третьего дымососа, а Леонтиск настаивал на совершенно противоположном направлении – у мастерской. Наш сбивчивый треп прервало очередное могучее сотрясение воздуха за стеной, которое и помогло мне убедиться в своей неправоте.

– Коли так, то тебе и выяснять! – я поспешила уклониться от участия в расследовании. – Только, пожалуйста, без рукоприкладства и непристойных выражений!

Благословив моего героя на подвиги, я вытянулась на диванчике, что помогло достать ножкой скрипучую дверь и прикрыть ее. Сладко потянувшись, я поправила на бедрах халатик и стала гадать, какая птичка семейства воробьиных издает звуки «чик-чирик!» Из семи букв.

Лео скоро возвратился и с трофеем. К сожалению, не совсем пристойным, ибо между его пальцев свисала медицинская резиночка, предназначенная для регулирования деторождения и защиты от коварных болезней. Увы, первое мне не грозило.

– Эта штучка и вправду может привести к взрыву! Демографическому, – я глуповато хихикнула. – Если с дефектом да при массовом распространении!

– А вот и не только. Именно она сейчас и бабахнула. И до того!

– Шутить изволите?

– Отнюдь! Ввиду отсутствия начальства и присутствия меланхолического настроения, то и дело переходящего в черную скучищу, не обремененный работой спец наш, Самсоний Сычий, надувает эти резиновые колпачки горючей смесью, завязывает и пускает летать. А затем стреляет по ним из боевого лука. Что происходит при попадании – мы слышали.

Да, такое вполне в духе Самсония. И ндрав свой вольный потешить, и нервы другим потрепать…

– Система же работает безукоризненно. Как и предполагалось.

Лео закончил свой отчет и сел, привалившись к моему плечику. Подумал и накрыл мне лицо газетным листом – я не шелохнулась.

Немного подождав, надо мной сжалились, сняли и спросили:

– Погружена в раздумье? А над чем?

Я сокрушенно поделилась. Для напарника это не было проблемой.

– Семь букв? «Синичка»! – жизнерадостно воскликнул он и тут же погрустнел: – Нет, уменьшительно-ласкательное имя нельзя.

– Само собой…

– Ну, тогда это он и есть!

– А в чем хитрость? И вообще смысл? – удивилась я. – Воробей из отряда воробьиных… тавтология! Глупистика!

– Может, кроссворд юмористический?

– Не похоже. Вот, например: «На каком языке кричал Гай Юлий Цезарь в момент его убийства»… Как видишь, вопрос очень серьезный!

– Угу. Но нетрудный. Либо латинский, либо греческий – не иврит же. Проверь-ка по буковкам! Подходит?

– По девяти там и там – этот, который еще и врет, не в счет. Постой, надо сопоставить с уже найденным словом по вертикали!

– Давно пора! Итак… «греческий»? Дай запишу.

Скрипнуло гусиное перо, зашуршал свиток. И зазвенела сигнализация…

Вскочили одновременно оба и, как обычно, столкнулись в дверях. А вот дальше действовали на редкость согласованно: Леонтиск заторопился к щиту, я стремглав понеслась к третьей отопительной установке. Самой отдаленной.

Долетела, кинула вверх взгляд – и в прыжке ребром ладони отвела «молоточек». Как раз вовремя: через секунду щелкнул высвобожденный рычажок зацепления.

Перепитка. Либо случайность, либо с этого всё и начинается. Тоска болотная и барахтанье в соответствующей тине…

Примерно, через часок, когда миновало время, отведенное ремонтникам на официальный обед, стало ясно, что водить выпало нам. И в переносном смысле, и в прямом.

– Пойди, приведи кого-нибудь, – попросил меня Лео и вздохнул. – Желательно, потрезвее.

В ремонтницкой стоял дым коромыслом, на которое я демонстративно попыталась повесить подобранный в углу плотницкий топорик. Он прорвал сизый дымовой пласт и упал на пол, вдребезги расколотив кафельную плитку. Мелкие осколочки угодили в затылок спавшему неподалеку Локисидису, но не разбудили.

Своим хулиганством я никакого внимания к себе не привлекла. Мужчины спорили об экономической политике правительства и о том, как быть с внешним долгом. Гаммий не хотел отдавать ни в какую, Шлеппий настаивал на честности и цивилизованности, Арбузий предлагал поторговаться. Сычию, как водится, было и «по», и «до», поскольку лично ни с какого боку не касалось.

Слегка поработав веничком, я придирчиво оценила степень увлеченности каждого из спорщиков и, сочтя ее наименьшей у Филиппия, подергала его за рукав. Он почему-то решил, что с ним заигрывают, и фривольно обхватил мою талию со стороны спины. Это я перенесла стоически, но от попытки усадить на колени пришлось защищаться физически.

– С чем пожаловала, о драчливая дриада? – вопросил отвергнутый бригадир. Сравнение с лесной нимфой меня неизвестно отчего задело, что отразилось в обиженном восклицании:

– Неужели я так похожа на щепку?

Спор моментально прекратился – парни принялись пристально ощупывать глазами мою фигурку. Наконец, Центаврус задумчиво подытожил:

– Налицо явная возрастная закомплексованность, помноженная на зависть к мифологическим персонажам, которые злонамеренно, хотя и опосредованно, принижаются… Грация, ты не хочешь скинуть свой балахон, а? Если совсем разденешься – будет еще лучше! Тогда мы с подобающей точностью сможем определить степень сходства твоих обнаженных форм с любой выбранной наугад древесиной!

– Ежели самой лень снимать и стаскивать, так любой из нас поможет! – невозмутимо добавил Сычий.

От неожиданного смыслового поворота у меня отнялся язык. В ожидании, пока он вновь обретет чувствительность, я закурила чьи-то «Спартанские», которые без спроса взяла со столика. Это живо подействовало: рот до отказа наполнился слюной, а межзубное пространство распухло и заныло. Каково было бедным легким, и говорить не стоило.

Мужественно переборов приступ чахоточного кашля, я гнусаво заявила:

– Противный Сергий, считай, что ты уже заработал две а-а-аглушительные пощечины! Одну за бестактнейший намек на мой возраст, вторую – за наглое предложение публичного стриптиза! Просто невероятно, сколь быстро твой кобелиный интерес переметнулся с имперского долга на интересную девку!

– Нет, а кто спровоцировал… – начал было Шлеппий с подъёмом, но шанса выкрутится я ему не предоставила:

– Упреждающий удар? Не выйдет! Ты должен быть наказан, а посему сей момент пойдешь со мной! И не на интимное рандеву, а к «отопустику»! Который безбожно перепитывается! Кстати, судя по сложной конструкции твоего высказывания насчет моих форм, ты сегодня трезв, как никогда. Верно, мальчики?

Мой провокационный расчет оправдался на все сто. Довольные, что не их позвали работать, Филиппий и Аркадий дружно закивали, а наш спец по соединениям-разъединениям сообщил любопытную подробность:

– Сергий с начала января ничего, кроме пива, не употребляет – крестианство принял. Не иначе, как по пьянке!

– А вот и нет! В результате драматических событий! Конечно, сперва без канарского рома не обошлось, но зато потом…

– Так-так! А поконкретнее?

Сергий выудил из-за пазухи здоровенное распятие, сделанное из старинной серебряной монеты, звучно чмокнул его в область поясницы и зашвырнул назад. Уселся поудобнее и приосанился.

– А надобно вам знать, – велеречиво начал он, – что ужрался я под сочельник до невозможной степени. До поросячьего разговора. До плавающих сизых попугаев и летающих мохнатых рыб. Но на ногах, как это ни странно, держался и даже поступательно перемещал их. И вели они меня, естественно, на поиски доступной бабы…

– Когда дойдешь до описания изысканной эротической сцены с подобравшей вашу милость жрицей любви, то не переходи, пожалуйста, на нецензурный лексикон, – кротко попросила я.

– Ах, что она пищит! Сам неоднократно подслушивал, как ты, Шурейра и Натаха Вертения обмениваетесь кракозябрами! По всему матерному диапазону! – оскалился Шлеппий. – Ладно, сделаем скидку на разнополое общество… впрочем, мне сквернословить уже и не подобает. Не перебивай больше! Тащусь я, значит, мимо городского рынка, где завсегда можно снять относительно чистенькую кралю, но никого из них почему-то не прельстил. Видно, вообразили, дуры, что работяга в подобном состоянии ни на что не способен! Я тогда стал цепляться к приличным, одиноким горожанкам, но опять-таки без толку: либо визжат, как очумелые, либо сразу сумочкой по роже. Шестая по счету кисуля заехала мне по чавке о-о-очень прилично – я удалился боком с ускорением, вмазался ухом в какой-то гладкий камень и на неопределенный временной период отключился. А когда пришел в себя, то выяснил, что держу в объятиях классную дамочку! Правда, мраморную.

Центаврус гордо обозрел заинтересованную, притихшую компанию и остался доволен. Глотнув чаю, он продолжил:

– Мне бы, дураку, сообразить, что нахожусь я позади южного выхода с базара в маленькой галерее, примыкающей к бывшему музею Одиссея Лаэртида, который недавно передали галилейской общине. И что лапаю одну из кариатид чуть поболе моего роста… Так нет же, в голову отчего-то втемяшилась мысль о ниспосланной мне свыше богине в обличии статуи и о предназначении вдохнуть в нее временную земную жизнь путем… э-э… торжественного совокупления!

– В натуре сбрендил, – изрек Сычий. С ним не согласились:

– Невнимательно слушаешь! Я наглотался не бренди, а рому, о чём уже упоминал. Короче говоря, развязал я пояс, приподнял хламиду, прижался сзади к холодной, каменной красотке и занялся персонификацией…

– Новый тип извращенца! – громко произнес Сычий. – Не известного медицинской науке!

С этим выводом согласия тоже не последовало:

– Никакой сексопатологией, о недалекий Самсоний, здесь и не пахло! Кое-чем другим – да, но это после. Суть в том, что я испытал невероятный душевный подъем, который настолько увеличил мою мужскую силу…

Тут Шлеппий замолк, глянул в мою сторону и чуток покраснел. Понимая, что приблизился волнующий момент, где без сочных словечек обойтись трудно, я со вздохом пришла к нему на помощь:

– Итак, ты не кончал…

– Не менее десяти минут! С дополнительными секундами! – ликующе вскричал обрадованный поддержкой Центаврус и всё-таки не удержался от самопроизвольного движения бедрами. – Вот с места не сойти!

Я с натугой изобразила на своей мордашке похотливый женский восторг. Сергий расплылся в такой улыбке, которой позавидовал бы и клоун.

– Изощренный вариант мастурбации вижу, – (Сычий уверенно гнул свою линию). – Хамство тоже. Святых откровений пока что-то не замечаю.

– Дослушай, а потом гавкай! – внезапно озлился Шлеппий. – Меня же там прижало! Я в течение часа уйти не мог!

– То есть, как?

– Молча! Сколько ни старался! Застряла рука – и всё!

Слушатели благоразумно промолчали. Перекурив и немного успокоившись, Сергий возобновил свой рассказ, обращаясь исключительно ко мне:

– Про то, что угодил в дьяволовы лапы, я понял не сразу. Ну обтерся, спрятал, застегнулся… Прянул назад – ан нет! Правая ладонь, которой я тискал за титьки богиньку, обратно в щель между ней и стеной не лезет. Вот те крест!

– Спасибо, обойдусь, – я пресекла его попытку вновь полезть к себе за пазуху. – А крестианский демон тут причем? Точнее, иудейский?

– А у тебя есть иное объяснение? Как вообще такое может быть: туда – «пожалте!», а оттуда – «постойте!»

– По-моему, в жизни именно так и случается. Сплошь и рядом.

– Но почему? Молчишь? Ага! Вот то-то!

– Чёткий вывод! – прищелкнул пальцами Арбузий. – Фил, насыпай… А неофиту – хрен!

– И не тянет! Я бы и с пивком накрепко завязал, да опасаюсь, что сердечно-сосудистая насосная станция даст сбой. Да и отец Охлоний советует постепенно… А? Это мой спаситель и духовный наставник. Шел случайно мимо – дай Бог ему благ всяческих и здоровья могучего!

– И как он изловчился тебя освободить? – сухо спросила я. Сергий встал и благочестиво сложил ладони перед грудью:

– Молитвой! Главным образом, ею. Сперва расспросил, посочувствовал, укорил маленько. За плечо подергал, да куда там! Я взвыл от боли, заплакал… «Терпи, сын мой, терпи», – сказали мне и, помолившись истово, ухватили языческую идолицу за стан да ка-а-ак рванули на себя! Одно слово – бывший вышибала!

– Надо полагать, этот самый Охлоний ранее подвизался в кабаках?

– Не без того. Многие ревностные распространители самой передовой в мире религии в прошлом были распутниками, дебоширами или даже доносчиками. Тем весомее их моральное перерождение!

– Возможно, – сухо сказала я. – А не кажется ли тебе, что подобные грехи нужно скромно искупать всю оставшуюся жизнь, а не рваться, выпучив глаза, проповедовать? Ибо некрасиво как-то получается, когда в новое бытие тебя под локоть вводят бывшие распутники, дебоширы и delatores…

Шлеппий приоткрыл рот и, не отводя от меня озадаченного взора, честно попробовал осмыслить сказанное. Не получилось.

За него это решил сделать Арбузий.

– А на каком основании? – неподдельно возмутился он. – Почему однажды совершенная ошибка, если следовать твоей логике, должна всю оставшуюся жизнь висеть над раскаявшимся человеком? Как дамоклов меч над гордиевым узлом?

Выдав это эффектное, но безграмотное сравнение, Аркадий неосторожно взмахнул рукой и порядком расплескал налитое в фиалу пойло. Под сочувственные взгляды мужчин он торопливо заглотнул остаток, а вместо закуски обвинил в собственной неуклюжести… меня! Его тотчас поддержали невразумительным, но дружным ворчанием.

– С больной задницы на здоровую? – весьма рискованно выдала я и, не медля, перешла в наступление: – Приведу понятную для ваших жалких мозгов аналогию! Живодер, долгое время убивавший собачек и по какой-либо причине утративший к данному занятию интерес, не имеет морального права выступать на широкой публике с проникновенными речами в защиту бедненьких шавок и мосек! И уж тем более – с обличительными речами в адрес своих бывших коллег по живодерному цеху! Устраивать брошенных зверюг в благотворительные приюты – сколько угодно! Подкармливать их за свой счет – несомненно! Но тихо! Без помпы и рекламы! Тогда и произойдет искупление вины! А не очередное подспудное самоутверждение под благими, модными лозунгами!

Ух, на меня и накинулись! Ох, мне и досталось… Отовсюду. Я, как могла, отбивалась.

– Искренний порыв отрицаешь, негодница?

– А вот и не верю! Ни на капелюшечку!

– Ах, она не верит! А про мытаря, который возненавидел свое низкое ремесло под воздействием проповедей, слыхала? Про мытаря, как там бишь его…

– Не сподобилось!

– Кто бы сомневался! Теперь насчет животины… Значит, ежели я возненавижу есть свинину и возлюблю всем сердцем свинью как таковую, мне уже и единомышленников поискать нельзя? Дабы бесповоротно их перевоспитать на собственном героическом примере?

– Кто бы возникал! А чем ты сейчас выпивку заедаешь, чем? Свинолюб нашелся!

– А сам великий Павел Тарсианин? Его жизнь – это ли не пример самоотверженного перерождения…

– …из гонителя в учителя? И не стыдно?

– Молчи, женщина! У него же огромадная внутренняя энергетика была! Разве ее одним покаянием исчерпаешь? Только апостольскими деяниями! Возвышенным миссионерством! В самом Риме люди прониклись! И не чета нам с тобой!

– Нечестно, нечестно, нечестно!!!

Сочтя тройное повторение одного и того же слова вкупе с очень эмоциональным подпрыгиванием на месте моей интеллектуальной капитуляцией, господа ремонтники прервали базар на очередные «по глоточку». Я тоже не растерялась и стрельнула новую папируссу из початой пачки Гаммия – на сей раз мне досталась ароматизированная «Троя». С облегчением глубоко затянувшись, я выпустила несколько тонких дымовых колец и с деланным безразличием спросила Центавруса, чем же всё-таки закончилась его «Илиада» в портике Одиссея.

Выцедив полный алабастр темного пива, Сергий умудрился совместить раскатистую отрыжку и долгий гласный «э», с которого и начался его ответ:

– Э-э-эдаким ушибом пониже предплечья, краской стыда на смущенной морде и ясным осознанием своего полного религиозного банкротства!

– Сколько всего зараз…

– Но то со знаком «минус»! А вот далее начались чудеса в духе новозаветных пророков! Едва я, освобожденный и воспрянувший, собрался было последовать за своим спасителем, как сзади кто-то схватил меня за башмак. Я обернулся и оторопел: отломанная Охлонием богинькина длань вцепилась в ремешки и не пускает!

– Скорее, запуталась?

– Опять перебиваешь, бесстыдница? Умолкни! Истинно говорю: вце-пи-лась! Мертвой хваткой! Тут меня и в жар, и в холод кинуло. И в пот, и в озноб… Мог бы и вообще оскандалиться ненароком, да святой папаша опять выручил. Извлек он из-под парчовой своей власяницы крест (внушительный такой, скифский кистень чем-то напоминает) да ка-ак им махнет! Я инстинктивно шарахнулся вбок, упал, пополз… Затем медленно встал на четвереньки и почувствовал, что свободен!

Одухотворенность набрякшей физиономии плебея Шлеппия в эту минуту не поддавалась никакому адекватному словесному пересказу. О чем я сдержанно его и уведомила. Сергий важно покивал:

– Так о том и речь! Вольный был телом и непоколебим духом, несмотря на грядущее похмелье! Тем паче, что преподобный Охлоний пообещал слегка подлечить и, надо сказать, слово свое сдержал. Правда, свыше двухсот так и не накапал, но и это помогло. В предвкушении выпрямился я тогда в полный рост, харкнул всей слюной, которая во рту оказалась, прямо в глаза гнусной кариатиде и под неусыпным надзором моего заботливого пастыря отправился в монастырскую светелку. Там мы поправились беленькой, обговорили новую идеологию, причастились красненьким… Хотя порядок действий я уже не вспомню. Вино и вдохновенные беседы точно были.

– А не припомнишь, которая из двух мерзких подпирающих статуй тебя, целомудренного, домогалась? – вкрадчиво осведомилась я. – Правая или левая? Вопрос принципиальный, учти!

Центаврус с подозрением посмотрел на меня, бесцеремонно плюхнулся в кресло Сычия и вскинул глаза к грязному потолку. Сказал с расстановкой:

– Если мне не изменяет чувство ориентировки в замкнутом пространстве, то… Левая, пожалуй. Да, левая, я уверен! Харя у нее – ехиднее не придумаешь… Ты куда?

По-черепашьи (а может, демонически?) подвигав головой, я удалилась и ровно через минуту вернулась с черным целлофановым мешком в руке. Тяжесть была немалая, но приходилось терпеть.

Подогретая мужская команда принялась с четырех направлений сверлить меня настороженными взорами: все, кроме так и не пробудившегося от январской спячки обмуровщика Локисидиса, были заинтригованы. Я надеялась, что их не разочарую.

Подхватив обеими ладонями мое преподношение и взвесив его, Шлеппий дурашливо фыркнул:

– Надеюсь, это картошечка? А то нам завтра зажирать «вавилоновку» нечем!

– Разверни, – тихо предложила я.

Если бы он сперва заглянул внутрь… Но Центаврус с пренебрежительным сплевыванием на стенку сразу вывалил содержимое пакета себе на колени.

И застыл. Остальные тоже.

Выпавшая из целлофана женская мраморная головка с серым, похожим на лишай, пятном на месте правого зрачка, острым шейным обломком воткнулась Сергию между ног. Скрестились два взгляда: мертвый скульптурный и не совсем здоровый человеческий.

– Дальняя кариатида в той галерее изображала белокурую Калипсо, дочь мятежного титана Атланта. – тихо сказала я. – А та, с которой столь храбро воевали вы с Охлонием, звалась Цирцея-Кирка. Мудрая наставница Одиссея и его возлюбленная. Ныне их больше нет. Галилейские жрецы давно искали повод убрать ненавистные им статуи и воспользовались тем, что два каких-то остолопа изуродовали одну из них. Не потребовалось и фальшивого предлога «на реставрацию»: ночью пригнали упряжку коней, отбили крепления, зацепили крюками и отволокли на свалку. Ах да, конечно! Предварительно два дубовых столба установили – чтобы верх портика не обрушился…

Беспрерывно терзая одежду на груди одной рукой, Центаврус попробовал было другой стереть многовековой лишайный нарост с бесстрастного каменного лица – безуспешно. На него никто не смотрел: все ждали от меня продолжения.

Ободренная таким вниманием, я сказала очень серьезно:

– В любом обличьи солнечная нимфа Кирка всегда являлась критическим испытанием для заносчивых представителей сильного пола. Если человеческие качества преобладали в их внутреннем естестве – тогда они поднимались на очень важную ступень в своем развитии. По направлению от инстинктивного, темного – к светлому, Божественному. Ну а в случае, как с несчастным Шлеппием, когда под воздействием алкогольного суррогата наружу вдруг выползло животное, скотское… Тут один путь: в объятия религий, считающих женщину изначально греховным, насквозь порочным созданием. Можно подумать, будто она и совершила первое на планете убийство!

Я, разумеется, не ожидала, что после этих слов бездушнейшее существо, каким я всегда считала Сычия, обнимет меня и по-отечески на миг прижмет к себе, но так и произошло.

– Ай да Грачик! А ну-ка, отведай нашего сервелатика, не постесняйся!

(Кабы знать, что именно в моем выступлении затронуло самые потаенные нервные струны непробиваемого Самсония? Год жизни отдала бы за разгадку!)

Энергично уплетая тонкие ломтики деликатесной копченой колбаски, я следила за тем, что происходило с Сергием. Долго сохранить самообладание ему не удалось.

– Это она! – возопил потрясенный ремонтник, тщетно стараясь совладать со своими верхними конечностями, у которых не получалось ни вытащить невесть зачем из густой нагрудной шерсти две скрещенные серебряные планки, ни отбросить подальше воплощенное в камне явно бесовское наваждение. – Я ее узнал! Но не виноват! Надо мной издевались! Фил, вина!!

Смысл заключительного выкрика, в отличии от предыдущих, был настолько ясен и обладал такой чувственной мощностью, что бригадир подчинился. Перед этим он убрал с коленок Сергия предмет его ужаса и возвратил мне. Спокойно сказал:

– У вас, кажется, проблемы с оборудованием? Иди – я за тобой.

Поразившись, с какой страстью Центаврус выхлебывает из килика дурно пахнущую жидкость черноплодно-вороньего цвета, я вышла и направилась к женской раздевалке. Снова разместила «Цирцею» на верхней полочке своего шкафа и потащилась к рабочему месту не с очень-то хорошим настроением.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации