Текст книги "Гончаров и сатанисты"

Михаил Петров
Гончаров и сатанисты

Вечером 27 ноября я возвращался с дачи бывшего высокопоставленного государственного чиновника, нынче уволенного за ненадобностью. В прошлом враги, нынче, как ни странно, мы сдружились на почве одинаковой ненужности. Два дня мы пили водку и ссорились, обвиняя друг друга в прошлых грехах и недостатках. На третий – я обозвал его гребаным партайгеноссе, сел за руль и покатил к себе, в свою неуютную холостяцкую квартиру, где меня, кроме голодного кота, никто не ждал. По обводной дороге я двигался к городу, держа на спидометре сто десять кэмэ. Выпавший накануне снег растаял, но к вечеру подморозило, и асфальт покрылся тонкой и коварной пленкой. Я благодарил Бога, что сегодня практически воздержался от приема спиртного. Пять вечера – самое паскудное время для езды. Фары не включишь, а без них темновато. На всякий случай я сбросил скорость до восьмидесяти. Я уже миновал кладбище, до дома оставалось недалеко. Впереди, прямо возле дороги, маячила трансформаторная будка. Кажется, я достал сигарету, готовясь закурить, когда в последний момент заметил, как, отделившись от будки, мне бросилась под колеса темная фигура. Ударившись о капот, она шлепнулась в десяти метрах от меня. Вывернув руль, я инстинктивно ударил по тормозам. С разворотом машину швырнуло на обочину, и я, рванув дверцу, кинулся к распростертому телу.

Женщина была мертва. Под ее затылком мои пальцы наткнулись на липкую, остро пахнущую кровь. Матерясь и чуть не плача, я поднял безжизненное тело, намереваясь нести его в машину. Взревел двигатель, вспыхнул свет, и мой собственный автомобиль рванул на меня, явно собираясь задавить своего хозяина. Наверное, я был сильно потрясен случившимся, реакция сработала запоздало. Меня успело зацепить крылом, и я, как был с трупом на руках, врезался в густой кустарник у обочины. Это меня спасло, но сознание я все-таки потерял. Очнулся от того, что мои карманы кто-то не спеша, но тщательно обследует. Потом мне в глаза направили слепящий фонарик и звонкий голос сообщил:

– Этот, кажется, живой, может, он и грохнул бабу. Чё делать будем, Сань?

– Для начала бригаду вызовем. Пусть они разбираются. Это не наша компетенция. У нас своих забот хватает. Полная будка груза.

Заработала рация, мои спасители вызывали дежурного. Ответив, тот безо всякой радости пообещал отправить на место происшествия своих мальчишей-плохишей.

– Постой, как тебя там. – Кряхтя и охая, я остановил мента. – Пусть немедленно объявят розыск. «ВАЗ-2109», «мокрый асфальт», госномер В-304, угнанный отсюда в пять вечера. Владелец Гончаров Константин Иванович, то есть я, сбитый собственной машиной. Дайте выпить.

– Чего захотел, а вдруг ты совершил аварию, сейчас выпьешь, и все будет шито-крыто. Знаем мы вас, шустрых.

– Дурак ты, сержант, и уши у тебя горячие. Если я совершил аварию, то куда, по-твоему, делся автомобиль?

– Не знаю, зема, а насчет ушей, так мы тебе самому их сварим. Бабу-то небось ты завалил? Жена, наверное, или проститутка. Чего молчишь?

– Поражаюсь, почему чем дальше, тем больше в ментовке работает придурков. Объясни мне такой феномен.

– Витя, объясни ему доходчиво.

– Нельзя, Сань, не наш клиент. А ты, мужик, заткнись. Сейчас тобой другие займутся.

От холода и слабости меня колотило, и я почти с радостью встретил подъехавшую милицейскую «шестерку». Оформив протокол, они, в свою очередь, вызвали ГАИ. Те явились на удивление быстро. Они долго ходили, изучая и измеряя место происшествия, задавая мне дурацкие вопросы. В общем, в дежурную часть я попал уже в семь тридцать вечера и вновь рассказал о случившемся. Кажется, одутловатый майор мне не поверил. Он снова и снова расспрашивал меня, закидывая примитивные крючки и ставя ловушки. Продолжалось все это битых два часа. Мне надоело до чертиков, кажется, майору тоже. Он предложил мне теплый и комфортабельный ночлег казенного дома. Можно было бы посопротивляться, покачать права, но последние пять часов настолько меня измотали, что я с радостью согласился, наперед зная, как мне действовать утром.

Выспаться мне все-таки не дали. В двенадцать часов меня разбудила небритая свирепая морда отъявленного негодяя. Защемив мне нос вонючими волосатыми лапищами, он невежливо попросил у меня сигарету. Его прошение я удовлетворил коленом в кадык. Дегенерат заскучал, забулькал и повалился на грязный заплеванный пол. Во мне проснулось благочестивое сострадание, и я протянул ему сигарету.

– Держи, дурак коронованный. Если будешь себя плохо вести, то засуну твой нос в твою же вонючую задницу. Понял, падаль? За что взяли?

– Бабе хлебало разбил, – дыхнув перегаром, прохрипел женоненавистник. – А тебя?

– Соседа грохнул, когда он бабу свою избивал. Жаль, ты мне не попался, а то бы до кучи. Топориком по тыкве рубанул, видишь, вся куртка в крови.

Мужик приоткрыл рот и, затравленно озираясь, пополз к двери.

– Да ты не бойся, – успокоил я ханурика, – я тебя не трону, топорик-то отобрали, нож тоже, а давить руками я не любитель. Нет такой привычки.

– Помогите. Убивают… Товарищи милиционеры… Убивают…

– Чё орешь? – заспанно и недовольно спросил его из-за решетки губастый краснорожий сержант. – Заткнись, отойди от двери.

– Отпустите меня… Не буду я с убийцей сидеть… Маньяк он. Сумасшедший… Переведите меня в другую камеру…

– Ага, специально для тебя приготовили. Заткнись и сиди.

– Вы будете отвечать. Он же убьет меня.

– Тебя, Козлов, давно пора. Жена только спасибо скажет. Всему личному составу надоел. Как бабу бить, ты герой, а с мокрушником ночь посидеть бздишь. Посиди, может, поимеешь что-нибудь. А ты, Гончаров, смотри у меня, быстро успокоим.

Решив, что превентивные меры приняты достаточные, удовлетворенный сержант удалился досыпать, а гроза женщин господин Козлов, по-шакальи поджав хвост, убрался в угол. Тюремный мой сон был безнадежно перебит, и мне ничего другого не оставалось, как задуматься о случившемся.

Какой черт дернул эту дуреху броситься под машину? Она стояла неподалеку от кладбища, возможно, приходила на чью-то могилу, а потом… Да, такой вариант возможен. Но мне-то от этого не легче. Я вполне реально могу схлопотать срок. А на зоне ментов не любят, даже бывших. Кроме того, я лишился новенького автомобиля. Чертова баба. Если бы так хотела наложить на себя руки, то есть множество удобных и безболезненных вариантов. Отравилась бы, например, не подставляя при этом ни в чем не повинных людей. То, что это был не случайный наезд, я уверен. Выскочила она, как черт из табакерки, и точно под машину. Остается только выяснить, по своей ли воле она совершила суицид. Если принять во внимание, что и меня угонщик хотел отправить к праотцам, то вполне возможно, что бабу мне подкинули. Но только не мертвую. От удара у нее вылилось много крови. Пьяна она не была, я бы почувствовал. Значит, находилась она в наркотическом опьянении. Тогда могла броситься сама, но кому понадобилось меня отправлять следом за ней? Большой вопрос. Но к чему гадать на кофейной гуще, если завтра кое-что выяснится? Уже сегодня.

Утром пришедшие на работу менты озабоченно сновали взад-вперед с исключительно занятым видом. Некоторые заглядывали к нам, оценивая и прикидывая ночной улов. Две морды были явно знакомые, но они поспешили удалиться, не узнавая меня.

Грозный рев начальника, полковника Ефимова, я узнал сразу, едва он открыл дверь. Наступила тишина ожидания, его глас солировал:

– Букин, опять в дежурной накурили. На улицу нельзя выйти, жопу поднять, офицеры хреновы, как бабы беременные ходите. Крылов, ты когда форму носить будешь?

– Так ведь не дают форму. Нет ее, уже год на очереди стою.

– Гм, черт знает что. Полный идиотизм. Как дежурство?

– Одно убийство, а в остальном как всегда: угоны, хулиганство, мелкие кражи.

– Убийца задержан?

– Подозреваемый здесь. Наш, некий Гончаров. Он же заявил об угоне «девятки».

– Какой Гончаров? Инициалы.

– Константин Иванович.

– Доигрался, мудак! После оперативки ко мне его, сукиного сына.

Я с интересом слушал оживленный этот разговор, прикидывая, чем мне может помочь полковник. Выходило, что ничем. Но все равно, хоть какая-то отдушина. И скорее всего, он мне поверит, а это уже немаловажно. Поэтому-то с нетерпением ожидал окончания оперативки и любезного приглашения высокого начальства. Оно было передано через дебильного рядового и в совершенно неучтивой форме.

В кабинете Ефимова было не просто накурено. Создавалось впечатление, что сюда на несколько минут загоняли дизель-электроход «Обь».

– Могли бы на улице покурить, дышать нечем, – недовольно проворчал я, вместо «здрасьте».

– Все чирикаешь, Гончаров? Уж попал в дерьмо, так прикрыл бы клюв, орелик. Три месяца тебя не видел, уж обрадовался, думал, навсегда. А тут сюрприз, с презентационной ленточкой. А где Гончаров, там всегда куча трупов. Тебя подозревают в убийстве и, кажется, не без основания. Рассказывай.

– Вам что, больше нечем заняться, как выслушивать историю, которой вы заранее не верите?

– Утухни и докладывай, а дальше мне решать. Умный больно: веришь – не веришь, плюнешь – поцелуешь. Нежный больно стал. Кури. Сейчас чай с печеньем принесут. Я слушаю.

Минут двадцать живописно и со всеми подробностями я рассказывал Ефимову о злоключении вчерашнего вечера. А в конце для пущей убедительности снял штаны, показав великолепный, свежий синяк на верхней части бедра.

– Жалко! – всасываясь в сигарету, наконец он выдал решение. – Жалко!

– Конечно жалко, – согласился я, – да еще машину угнали.

– Жалко, что увернулся ты. Я бы с удовольствием рыдал на твоих похоронах! Что сам-то думаешь? Что делать?

– Первым делом запросить медэкспертизу. Пусть проверят содержание наркотика в крови. Если это подтвердится, то и ситуация будет понятней. Еще было бы совсем неплохо установить ее личность.

– Установим, если здешняя. Зачем ты ее трогал с места? Ведь убедился, что она мертва, а все одно поволок в кусты.

– Не в кусты, а в машину. Поволок, да. Наверно, чисто рефлекторно.

– Теперь тебе этот рефлекс боком выйдет. Есть Гончаров и есть труп. Что это значит? А это значит, из моих личных наблюдений, что трупы будут еще. Ладно. Иди посиди пока. Я с экспертами поговорю.

– Желательно с Сизым Носом. Он хороший знакомый. Сделает быстро.

– Иди уж, мокрушник чертов.

Подойдя к дежурной части, я вежливо попросился в камеру.

– Иди отсюда, идиот, – так же вежливо ответил вновь сменившийся капитан.

– Но мне действительно нужно там немного побыть, – не сдавался я.

– Мужик, я тебя сейчас в дурдом отправлю, – посулил капитан.

Наконец, после долгих уговоров и объяснений, он понял, что к чему, и, выпучив голубые глазенки, гневно на меня заорал:

– Почему без охраны? Шляемся, как по Невскому проспекту! Денисов, срочно запереть!

Так я вновь обрел кров, правда ненадолго. Уже через полтора часа я мчался с Ефимовым на его «Ниве» к месту происшествия. По дороге он сообщил мне два установленных экспертизой факта. Во-первых, в крови у моей жертвы была смертельная доза опия, а во-вторых, обнаружены следы спермы, и мне, как подозреваемому, предстоит выделить лаборанткам капельку своего естества.

– Хоть литр, – с воодушевлением пообещал я. – Ведь это докажет мою непричастность, то есть невиновность.

– В какой-то мере, – согласился полковник, – но де-факто – убийца ты. Здесь, что ли? – останавливая машину, спросил он.

– Да, вон туда меня отнесло и развернуло. Видите, и следы есть. – Я торжествующе указал на поломанный кустарник у обочины.

– Есть, есть, выходи, автолюбитель с… Посмотрим внимательней.

У невидимой, по ходу моего следования, стены трансформаторной будки мы обнаружили две использованные жвачки со следами зубов и два фильтра от неизвестных сигарет, это все, что могла предложить нам окаменевшая, замерзшая земля. Но и за то спасибо. Кажется, моя версия о том, что женщину попросту вытолкнули или выкинули под колеса мчащейся машины, подтверждается. Причем рассчитали точно мою скорость и момент ее перелета. Учли еще два фактора. Безлюдность шоссе и мое одиночество в салоне.

– Ослы, – ворчал Ефимов, упаковывая находки в полиэтиленовые пакеты. Неужели нельзя было обнаружить вчера?! Всегда думал, что самый тупой мент города – это я, нет, оказывается есть тупее.

– Это вам только кажется, – повеселев, схамил я. – А что со мной?

– Напишешь подписку о невыезде и топай домой пить свой любимый напиток.

– А что с машиной? Новая ведь.

– Откуда я знаю. Ты не хуже меня осведомлен о том, сколько их возвращается из угона. И еще, Костя, тебя наверняка будут дергать всевозможные инстанции, и это ты знаешь не хуже меня. Так? И машину хочешь вернуть. Так?

– Так, так и еще раз так, и что из этого?

– Подключайся-ка ты к этому делу сам, как?

– Я подумаю, заходите вечерком, поговорим.

– Нельзя мне, Гончаров, к тебе ходить, давление у меня и одышка.

К вечеру ушиб посинел и распух, бедро стало походить на бабье. И все-таки я дохромал до магазина и купил всякие вкусные вещи, почти наверняка зная, что Ефимов припрется и мне будет неловко, когда на столе не окажется коньяка.

Явился он в десять, когда я уже подумывал единолично нарушить девственность накрытого стола. Несмотря на мороз, он взмок и дышал тяжело. Сбросив куртку тут же на пол, он прямо в сапогах прошлепал в комнату. Тяжело плюхнулся в кресло и потребовал воды. Глотнув с полбутылки, он наконец соизволил заговорить:

– Дело прокуратура отзывает. В семидесяти километрах отсюда, в соседней области, неделю назад совершено аналогичное преступление. Правда, там водителю повезло меньше, чем тебе, сбили насмерть. Наливай, раз уж готовился к моему приходу.

– А основной жертвой тоже была женщина? – утвердительно спросил я, отмеряя полковнику дозу.

– Да, и тоже под действием наркотика, и тоже под завязку нашпигованная спермой, но не это главное. Но давай за твое здоровье, вижу, прихрамываешь. Будем!

Пустая рюмка стукнулась о стол, и копченая курица лишилась левой ноги.

– Так что ж главное? – не выдержал я, манкируя основное правило «Не задавай начальству вопросов, а то оно задаст тебе».

– Сейчас ты обхохочешься, – аккуратно обсасывая кость, пообещал он, ты знаешь, где, возле какого объекта, было совершено первое убийство?

– Наверное, возле кладбища!

– Вот-вот, а откуда знаешь?

– Вы сами ответили, когда задавали вопрос.

– Умный ты, Гончаров, как областной прокурор. Тогда скажи, что нашли у той и у другой. На это ты никогда не ответишь. А нашли у них любопытную штуку. Прямо визитные карточки преступников. Наливай.

– И не подумаю. Алексей Николаевич, я заинтригован и, пока не услышу, что за карточку оставили убийцы, ни в жизнь не налью.

– Пока не нальешь, буду молчать. …Вот это дело! – крякнув, похвалил полковник, опрокидывая в себя коньяк. – Ну а дело такое: тебе что-нибудь говорит цифра 666?

– Хреновина какая-то, Число Зверя, что ли.

– Вот-вот, именно такая нумерация была у убитых женщин.

– Детские игры, вроде «Фантомас и Анискин».

– Конечно, если не считать трех трупов, двух угнанных машин и недельной давности наколок. Этот самый номер 666 был наколот у них на задницах примерно за неделю до смерти. А это уже серьезно.

– Их опознали?

– Пока нет, в розыске не числятся. Но думаю, это общество, секту, или как там еще, опознать будет несложно.

– Конечно, если найти саму секту. Сатанизм в нашей сумасшедшей стране пока объявлен нежелательным. А значит, отправляют они свою религиозную нужду где придется, в сараях, в подвалах, в общем, черт знает где. Мне не представляется это легкой задачей. А потом, насколько я знаю, проникнуть в их ряды крайне сложно и более того – опасно.

– А ты попробуй. Попытка не пытка, как говорили великие.

– Пардон, но почему же я?

– А кто? Не могу же я рисковать своими сотрудниками. Дельных у меня и десятка не наберется. А посылать фуфловых только дело портить. Вопрос этот деликатный, тонкий, требующий ума и такта. А ты, тем более, заинтересован в возвращении автомобиля. Легко находишь контакт с ханыгами и алкашами, найдешь и с сатанистами.

– Еще бы вы подсказали мне, как потом с ними порвать. Возможно, эти две бабенки с шестерками на жопах тоже хотели с ними расстаться. Вы знаете, что из этого получилось.

– Неужели супермен Гончаров обделался? И перед кем? Перед кучкой идиотов.

– Именно поэтому. Фанатизм – он и в Африке фанатизм. А вообще, полковник, не берите на понт, мне не пятнадцать лет, и я прекрасно знаю, куда можно совать свой нос, а куда нет. Еще по сто?

– Ты мне зубы не заговаривай. Учти, когда прокуратура заберет дело, тебя еще потаскают.

– Пусть таскают, но это лучше, чем лезть к черту на рога.

– Как знаешь, больше я за тебя свою тощую грудь подставлять не буду.

– Давно хотел спросить, господин полковник, почему вы так лояльно ко мне настроены и даже в гости ко мне приходите с удовольствием? Казалось бы, существует разница в рангах, социальном положении, в образе жизни, наконец.

– Дурак ты, хоть и Гончаров, на работе кирять нельзя, да и не с кем. С тузами опасно. Завтра он влетит, а я буду должен отмывать его задницу. Человечки моего уровня – обязательно что-нибудь за кого-нибудь просят. Остается жена. Только какая же это выпивка с бабой! Друзей у меня нет, поскольку приехал недавно. Вот и остаешься ты. А что, я уже для тебя персона нежелательная, как говорится, нон грата?

– Да нет, я с удовольствием терплю вашу персону, только удивлен, почему она хочет заслать меня на смерть лютую, неминучую?

– Потому что у тебя появляется отличный случай кое-кому заткнуть нос.

– Понимаю, и если это дело я прокручу, то все будет выглядеть, как будто это сделал товарищ Ефимов. Я правильно понял нюанс?

– Пошел на хрен, завтра же тобой серьезно займутся ГАИ и прокуратура. Умник.

Пыхтя, Ефимов вытащил из кресла пингвинье тело и пошел к выходу. Я оставался в комнате, с грустью думая о непробиваемой моей глупости. И тем не менее извиняться перед ним я не собирался. Хлопнула дверь, и я остался один на один со своим мерзким языком и дурной головой, полной нехороших предчувствий. Что-то было не так. Если брать версию Ефимова за основу, то есть предполагая некий ритуальный обряд с убийствами женщин, то при чем тут кража автомобилей и убийство водителя? А если целью был угон машины, то при чем идиотские символы? И еще, где находился транспорт убийц? Ведь не на своем же горбу они тащили жертву? Правда, в том состоянии, в котором я пребывал вчера, плюс в сумерках я мог ничего и никого не заметить. Что это я? Брось, Гончаров. Не твоего это ума дело. Твой удел пить водку, закусывать копченой курицей и смеяться по-детски. А потом лечь в теплую постель, накрыться одеялом, поверх которого непременно ляжет кот, и под его хрюканье проспать до обеда. Всю эту программу я выполнил в точности. Оставалось последнее: лечь под одеяло. Но этого мне сделать не пришлось, потому что кто-то робко позвонил мне в дверь. Как был, в трусах, я проковылял в переднюю.

Бог мой! Если б земля разверзлась под моими ногами и поглотила мою грешную душу, то я бы удивлен был меньше. На пороге стояла на редкость подлая и сварливая баба, Юркина жена. Она не раз утаскивала от меня пьяного мужа, бывшего коллегу. В этом появлении не было неожиданности, но… Эта мымра сейчас приниженно и заискивающе улыбалась. Я был настолько ошарашен, что позабыл свое неглиже.

– Добрый вечер, Константин Иванович, – давясь вымученной улыбкой, прогундосила она, а ведь еще пару месяцев назад она сообщала всему подъезду о моем родстве с вонючими козлами, запойными свиньями и прочими отрицательными животными. – Добрый вечер, – повторила она, – можно я войду?

– Спокойной ночи, – пожелал я ей и захлопнул дверь.

Выкинув из кровати животное, я, шипя от злости, залез туда сам. Мне казалось, что матерюсь я про себя, но, прислушавшись, понял, что это не так. Ругался я в полный голос, с неведомыми прежде вывертами и пируэтами.

Заверещал звонок, пружиной выкидывая меня из постели. Нет, определенно меня решили достать. Злоба пеной выходила наружу изо рта.

– Какого… вам надо?

– А мне Танечку позовите, – пропищал детский голос. – А материться нехорошо, мне мама говорит, что матерятся только плохие дяденьки.

– Твоя мама права, – сразу согласился я. – Перезвони, девочка. Ты неверно набрала номер.

Я едва успел налить небольшую порцию, как телефон зазвонил вновь. Уже спокойно я снял трубку.

– А мне Танечку позовите, – вежливо попросил прежний девчоночий голосок.

– Девочка, ты не туда попала, и вообще звонить уже поздно. Твоя подружка уже спит. Тебе тоже пора ложиться. Уже одиннадцать часов.

– А мне страшно.

– Иди к маме.

– Мама пропала.

– Тогда к папе.

– А папа поехал ее искать. А тетя Галя подумала, что я уже уснула, и ушла. А я еще не уснула. Ты поговори со мной. Мне не страшно, когда кто-нибудь со мной разговаривает. Меня зовут Настя, а тебя?

– А меня Костя. Тебе сколько лет, Настя? Мне сорок, – округлил я в нужную сторону.

– Ой, какой ты старый, старей папки. А я совсем не старая. Мне еще восемь лет. Я учусь во втором классе. А ты где работаешь?

– В милиции.

– Ой, значит, ты плохой дяденька. Мама с папой говорят, что вы им весь бизнес портите, побирушки несчастные и козлы вонючие.

– Вот как. А кем работают твои папа с мамой?

– Они работают на рынке. У них тяжелая работа. Мама говорит, что валится с ног, но она обманывает, я сама видела – она сидела на пустом ящике.

– И давно она пропала? – почему-то насторожился я.

– Давно, когда в Москву уехала, и пропала сразу. А папа говорит, что она через три дня должна вернуться, а ее нет и нет, нет и нет. Мы уже с папой волноваться начали. Волновались, волновались, а потом и папа уехал. А я одна осталась. Хочешь, приезжай ко мне.

– Нет, Настя, сегодня уже поздно, дай-ка свой телефон, я тебе позвоню завтра, а если папа с мамой не приедут, то я обязательно тебя навещу. Только дверь никому не открывай.

– А я и не могу открыть, тетя Галя меня на ключ закрыла.

– Вот и отлично, а теперь, если не хочешь спать, включи телевизор.

– Ладно, дядя Костя, только не обмани. Мой телефон номер такой-то, а твой?

– Ты ж по нему только что звонила!

– Так ведь я Танечке звонила, просто не туда попала, а вдруг теперь я попаду туда?

– Логично, записывай. – Я печенкой чувствовал, что мы еще встретимся. – Ну что, Настенька, спокойной ночи. Спи, все будет хорошо.

– Спокойной ночи, дядя Костя-милиционер.

Пошел короткий зуммер, я положил трубку, а под ложечкой тоскливо заныло. Мне почему-то стало ясно, что свою маму Настя уже не увидит никогда.

В таком вот далеко не хорошем настроении я вновь залез в постель, и опять мерзопакостный звонок не дал мне совершить задуманное. Кому, черт возьми, в половине двенадцатого пришла в голову свежая мысль заявиться ко мне в гости?

– Кого черти носят? – на этот раз через закрытую дверь спросил я.

– Свои, – успокаивающе ответил Юрка, – не бойся, свои.

– Брянский волк тебе свояк. Заходи. Небось за дорогую супружницу бить челом пришел? Тогда не нужно. Что бы ей от меня ни понадобилось, мой ответ будет отрицательным. Даже если она поцелует мою правую ляжку.

– Бражничаешь? Видел, как шеф от тебя выползал недовольный, как голодный бегемот. Чем-то, думаю, Гончаров ему не угодил?

– Оставь свои думы при себе. Чего приперся?

Словно компасная стрелка, Юркин нос отклонился в сторону почти нетронутого стола. Мне ничего другого не оставалось, как позволить ему войти в комнату. Я молча подвинул ему рюмку. Откушав, он закурил, видимо готовясь для долгой беседы, к которой я был не расположен. А он тоже не мог решиться, что-то останавливало его.

– Ну что ты мнешься, как вдова перед третьим абортом! – наконец не выдержал я. – Или колись, или топай вниз по лестнице, я спать собираюсь. И что это ты за парламентера мне выслал?

– Я не высылал, она сама потащилась. Я вообще ничего не хотел тебе говорить. Ее идея. Не знаю, зря, наверное, пришел. Костя, мне нужна твоя помощь, все-таки мы старые друзья, и, когда тебе было плохо, ты помнишь, я выручал тебя, ты помнишь?

– Только давай не будем бить кулаками в грудь, пьяно вопрошая: «Вася, ты меня уважаешь?» Я действительно помню, как ты тащил мое бренное тело после нападения на меня дурака верзилы. Помню, но еще помню, с чьей подачи меня вышвырнули из органов. Ты в курсе? Если нет, могу напомнить.

– Не надо, я потом ей всыпал по первое число.

– Ты всыпал, а Гончаров оказался на улице. Согласись, эти два наказания неадекватные, ладно, ближе к делу, водка стынет, борщ киснет. Говори.

– Какие у тебя отношения с моим шефом?

– По-моему, ты видел сам, в каком настроении он от меня вышел.

– Ну, это частный случай, а в целом, я думаю, ваши отношения прекрасные.

– Я так не думаю, но говори конкретней, что ты из-под меня хочешь.

– Понимаешь, полковник мне предложил вакансию участкового, а если я не соглашусь, то вообще уматывать из органов.

– Я бы на его месте это давно сделал. Оказывается, он совсем не глуп. А я-то был о нем худшего мнения. И что же ты хочешь, чтобы я за тебя челом бил, в то время как твоя идиотка рассказывает всему подъезду, какой я нехороший мальчик?! Абсурд, Юрочка, давай лучше выпьем и забудем об этом разговоре. Учти, красивый, хороший участковый тоже личность, даже сейчас.

– Да пошел бы ты на… – Резко вскочив, Юрка вихрем вылетел из квартиры.

А я наконец-то уснул, забылся дурным кошмаром. Я мчался по центральной кладбищенской аллее, и из разверзшихся могил, открытых гробов на капот моей машины гроздьями прыгали голые бабы. На их задницах и животах стояло чернильное тавро 666.

* * *

В воскресенье, уже в девять утра, я стоял напротив церкви, с интересом наблюдая за классной, отточенной работой нищих. Психологи, да и только. Смиренная шеренга старушек стояла у самого входа. Стояли они молча, скорбно протягивая высохшие птичьи лапки в ожидании подаяния. Иногда с укоризной глядя на равнодушие проходящих прихожан. Юродивые и инвалиды работали активнее, можно сказать, с элементами наглости. Особенно это касалось юродивых. Назойливо, как мухи, они роились вокруг дающего, стараясь выкачать медоноса до капельки. Похоронная процессия внесла в их ряды совершеннейший ажиотаж. Особенно отличался жирный олигофрен неопределенного возраста. Он до предела выворачивал нижнюю губу, демонстрируя великолепную гниль зубов, и при этом умудрялся мычать что-то нечленораздельное, понятным были только два слова: «Дайте денег». Его внешность и умение себя вести имели успех. Уже к двенадцати часам он, украдкой посмотрев на карманные часы, видимо, решил, что на сегодня рабочий день закончен. Скользнув в узкий проулок, он побрел прочь.

Соблюдая двадцатиметровую дистанцию, я сел ему на хвост. В конце следующего переулка, между бетонным забором и кучей мусора, стояли «Жигули» с тонированными стеклами. Именно в них и забрался мой «олигофрен», причем на водительское место, но запустить двигатель он не смог. Постучав в стекло, я попросил прикурить. Открыв дверцу, он протянул мне зажигалку. Лучше бы он этого не делал, потому что уже через пять секунд он отдыхал на пассажирском сиденье, а я гнал машину в сторону леса. Понемногу «олигофрен» начал приходить в себя, и первая глупость, которую он сделал, очнувшись, потянулся к рулю.

– Усохни, навоз, – честно предупредил я его, – будешь дергаться, размажу по стеклу. Сиди и отдыхай.

– Куда мы едем?

– В лес. Сейчас бабки с тебя стрясу, может быть, потом отпущу.

– Вы не имеете права, они честно заработаны.

– Конечно, честнее не бывает, давно за тобой наблюдаю, клоп ты вонючий, последние копейки у людей канючишь. Все, приехали, вытряхивайся.

Забрался я в самую чащу, дальше снег был сантиметров двадцать, а топать пешком по замерзшему лесу мне совсем не хотелось.

– Я буду жаловаться.

– На кого? – спросил я, грубо выталкивая этот мешок с дерьмом из салона.

Он повалился в снег и протяжно завыл, как обманутый шакал, у которого изо рта вырвали кусок добычи его более сильные враги.

– Выворачивай карманы. – Я угрожающе пошел на него.

– Нет, нет, не отдам – это мои деньги.

– Тогда лишишься машины, болван, выбирай. – Я снова сел за руль.

– Нет, подождите, сейчас отдам, подойдите ко мне.

Не подозревая подвоха, я подошел к уже поднявшемуся негодяю. По-бычьи наклонив голову, он пошел на меня. В правой руке, на отлете, блеснула сталь.

– Ах ты, крыса церковная, – удивился я, стараясь выбить опасный предмет.

– А ты ворюга. Я детям на пропитание зарабатываю, а ты грабишь посреди бела дня. Ща я тебя попишу!

А я и не сомневался, наверняка зная, что люди такой породы из-за рубля готовы на все. И не потому, что потенциальные преступники. Нет. Жадность, несусветная алчность способна разбудить в них зверя. После обманного финта я выбил у него складной охотничий нож, сделать это оказалось не сложно. Мужик не был профессионалом. Заломив ему руку до затылка, я вытряс его карманы. Денег было много, в основном десятитысячные купюры. Сидя на его спине, я неспешно завел разговор:

– Тебя, мне сказывали, зовут Сергей Михайлович? Отвечай.

– Отдай бабки.

– Отдам, на кой они мне нужны. Тем более приобретенные таким путем.

– Зачем же тогда отнимал? Комедию устраивал?

– Это ты, Сергей Михайлович, комедию устраиваешь возле церкви.

– Отпусти меня, дай переоденусь, противно, шмотки воняют.

– Этого не отнимешь. Но тут уж, как говорится, издержки производства. Переодевайся, но ключи и деньги я тебе пока не отдам.

Пока он принимал божеский вид, я пересчитал его четырехчасовую выручку и был приятно удивлен. Выходило, что в месяц он выколачивал пять-шесть лимонов, причем не напрягаясь и совершенно ничем не рискуя.

– Так что тебе от меня надо? – Передо мной стоял респектабельный преуспевающий бизнесмен, с холеной белой рожей, благоухающий дорогим одеколоном.

– Не много, мой нищий друг. По моим сведениям, ты имеешь некоторые сведения о так называемых сатанистах. Поделись ими, и мы забудем друг друга навсегда.

– Чушь какая-то. Какие сведения, какие сатанисты? Я собираю дань у церкви, а к сатанистам, как ты сам понимаешь, отношения она не имеет, так что обратился ты, браток, не по адресу.

– Наколка у меня стопроцентная, так что колись, мой толстый друг, а то лишишься своих трехсот тысяч, заработанных кровью и потом, да и авто твое могу реквизировать.

– Ты меня, старичок, на понт не бери. Кто тебе мог сказать такую ерунду? Это же полный абсурд. Кто сказал?

– Сорока на хвосте принесла.

– Вот у нее и спрашивай, а мне отдай деньги и ключи. У меня дел невпроворот.

– Сдается мне, что года полтора тому назад некий Сергей Михайлович Лапшин был задержан с огромным количеством так называемой черной литературы, как то: магия, колдовство, сатанизм и прочий оккультный маразм, не одобряемый Православной Церковью. И если пару слов шепнуть батюшке, то вряд ли господин Лапшин сможет и далее стричь купоны под благодатной церковной сенью. Как ты думаешь, Сергей Михайлович?