Текст книги "Крушение империи. Записки председателя Государственной думы"

Михаил Владимирович решил снова ехать к государю и еще раз попытаться открыть ему весь ужас создавшегося положения. Аудиенция была получена, и Михаил Владимирович уехал.

По обыкновению, я выехал на вокзал встретить его по возвращении из Царского Села. Подошел поезд. Из вагона в придворном мундире вышел Михаил Владимирович.

По его лицу и фигуре я без слов понял, что мало хорошего он привез с собой.

Проходя молча по перрону, мы встретили начальника станции, который низко поклонился.

– Здравствуйте, – любезно ответил Михаил Владимирович, а затем, обратившись ко мне, заметил: – Вот человек и не подозревает, что видит меня в этом наряде в последний раз.

Мы сели в автомобиль. На мой вопрос, что означают его последние слова, Михаил Владимирович мне ответил:

– Я сегодня сказал государю, что я у него в последний раз и больше его никогда не увижу. Я убежден, что это действительно так, я это ясно чувствую.

Разговор умолк. Михаил Владимирович задумался. Через несколько минут он вновь взволнованно заговорил:

– Вы подумайте только, что делается! Я лишен возможности сделать секрет из моего посещения государя, а что же получается. Сегодня, прибыв во дворец, я узнал, что передо мной государем был принят Протопопов. Совершенно ясно – это было стремление в соответствующем духе подготовить государя к моему докладу, и это я почувствовал с первых же произнесенных мною слов. Быть может, мне все же горячей речью, неопровержимыми доводами и удалось хоть немного поколебать государя и заставить его задуматься над тем бедствием, которое неминуемо грозит престолу и государству, но что же далее… при выходе я столкнулся с Щегловитовым. Это уже тяжелая артиллерия, и я убежден, что после выступления «этого орудия» от моего доклада в голове государя ничего не осталось. Я ломлюсь в открытую дверь и ясно вижу, что спасения нет и быть не может.

Михаил Владимирович был прав: это было его последнее свидание с государем.

* * *

С 27 февраля день за днем, с утра и до вечера, к Думе являлись всевозможные делегации, приходили непрерывной вереницей полки в полном составе, рабочие всех заводов и фабрик, учащиеся и так далее. В толпе царило радостное и восторженное настроение, всюду сохранялся порядок. У всех на устах было имя М.В. Родзянко, к которому шли и шли без конца. По многу раз приходилось Михаилу Владимировичу выходить к толпе и объяснять народу создавшееся положение. Михаил Владимирович выбивался из сил.

Свивший себе тут же в Думе прочное гнездо Совет рабочих депутатов первое время держался как-то в стороне. Появились и из их лагеря ораторы, речи которых сначала лились в унисон с тем, что говорилось от имени Думы. Однако скоро картина резко изменилась. Тон представителей этой организации стал менять свою окраску. Уже чувствовались демагогия и пораженчество. Последнее обстоятельство сильно беспокоило Михаила Владимировича, который не мог один бороться с этими явлениями. Ряды членов Государственной думы, разделявших первое время непосильный одному человеку труд, стали редеть. Наконец настало время, когда уже окончательно изнемогавший Михаил Владимирович не мог найти себе заместителя. Часто он рассылал во все концы гонцов на поиск членов Думы, которых найти, однако, не удавалось.

Совет рабочих депутатов блестяще воспользовался создавшимся положением и быстро, очень талантливо наладил дело пропаганды. И вот народ, стремившийся узнать правду и желавший понять происходящее, шел за разъяснениями в Думу, а здесь его встречали не депутаты, и народ получал «соответствующие» разъяснения и инструкции, приведшие в результате к 25 октября.

Использовав до конца Государственную думу, Совет рабочих депутатов с легкой душой переехал в полном составе в Смольный институт, где и продолжал свою разрушительную работу.

Пять суток не выходил Михаил Владимирович из Думы. С большим трудом его удалось уговорить поехать домой отдохнуть. Но едва он добрался до своей квартиры, как снова явились делегаты и умоляли Михаила Владимировича приехать немедленно в Думу, где его появления ждет громадная толпа.

Все улицы были запружены народом. Автомобиль с трудом продвигался вперед.

Люди, давя друг друга, стремились к автомобилю, чтобы ближе увидеть своего председателя Государственной думы. Многие пытались поцеловать его руку, многие плакали.

Против американского посольства толпа остановила автомобиль и потребовала слова председателя Думы. Эту картину увидел со своего балкона посол Северо-Американских Соединенных Штатов Фрэнсис и жестом пригласил Михаила Владимировича к себе. Мы поднялись к послу, и здесь с балкона Михаил Владимирович произнес речь, все время прерываемую восторженными криками народа. Михаила Владимировича на руках донесли до автомобиля.

После произнесенной им около Думы речи народ снова на руках отнес его в автомобиль. Здесь к Михаилу Владимировичу подошли начальники военно-учебных заведений и просили сказать несколько слов воспитанникам, выстроенным шпалерами вдоль улицы.

Слова Михаила Владимировича были покрыты несмолкаемыми криками «Ура!» военной молодежи и звуками оркестров.

Царило повсюду восторженное, ликующее настроение, и если кто был опечален в эти дни, так это только один Михаил Владимирович Родзянко.

* * *

Да простит меня незабвенный Михаил Владимирович за эти скромные строки, которые я посвятил его памяти. Не для его защиты хотел я по мере сил и возможности восстановить в памяти приведенные мною факты из его жизни.

В защите Михаил Владимирович Родзянко не нуждается.

Я считал необходимым дополнить тот обширный материал, каковой в этой работе дал он сам описанием событий, которым я был личным свидетелем, а также о которых, естественно, не мог упомянуть покойный председатель Государственной думы в своих записках.

Недалеко то время, когда историк разберется в уже накопленном громадном материале, и будет наконец сказано веское слово, которое положит предел всем тем нелепым слухам, сплетням и инсинуациям, так старательно распускаемым вольными и невольными врагами правды и справедливости.

Белград, 1924 г.

Вместо предисловия

Приступая к изложению событий, предшествовавших революции, и обстоятельств, при которых или, вернее, в силу которых появился при дворе императора Николая II Григорий Распутин и получил столь пагубное влияние на ход государственных дел, я отнюдь не имею в виду стремление набросить тень на личность мученически погибшего русского царя. Жизнь его, несомненно, была полна лучших пожеланий блага и счастья своему народу. Однако он не только ничего не достиг, благодаря своему безволию, мягкости и легкому подчинению вредным и темным влияниям, а, напротив, привел страну к царящей ныне смуте, а сам со своей семьей погиб мученической смертью.

Мне, как близко стоявшему к верхам управления Россией, кажется, что я не вправе сохранять в тайне эти темные страницы жизни русского царства, страницы, раскрывшиеся во время такой несчастливой для нас мировой войны. Потомство наше себе в назидание должно знать все прошлое своего народа во всех его подробностях и в ошибках прошлого черпать опыт для настоящего и будущего. Поэтому всякий, знающий более или менее интимные детали, имеющие исторический интерес и государственное значение, не имеет права скрывать их, а должен свой опыт и осведомленность без всякого колебания оставить потомству.

С этой точки зрения и я прошу читателей отнестись к настоящим запискам. Быть объективным в своем изложении – моя цель, резкого же или пристрастного отношения к рассматриваемой эпохе я буду тщательно избегать.

Так или иначе, но начало разложения русской общественности, падение престижа царской власти, престижа и обаяния самой личности царя роковым образом связаны с появлением при русском дворе и его влиянием на жизнь двора Григория Распутина. И виновным в том, что его влияние имело гибельные последствия для всего государства, нельзя считать, однако, императора Николая II, но, несомненно и главным образом, тех государственных деятелей и приближенных к императорскому двору лиц, которые не поняли или не хотели понять в своих личных выгодах и расчетах глубину той пропасти, в которую могут быть ввергнуты не только императорская семья, но и вся Россия. Обаяние царского престола было замарано наличием вблизи его безнравственного и грязного проходимца. Эти лица должны были, не щадя себя, если им интересы и судьбы родины были выше личных выгод и соображений, мужественно сплотиться во имя блага родины и спасти ее от страшных потрясений. На деле этого не было. Люди, долг которых заключался в упорной борьбе с нарождающимся злом, этого долга перед Россией не исполнили. Они, напротив, в личных выгодах поддерживали тлетворное влияние Распутина на царскую семью, видя в нем верное орудие для достижения своих тщеславных и корыстных целей.

Я самым решительным и категорическим образом отбрасываю появившиеся в последние дни царствования Николая II недостойные и грязные инсинуации на царскую чету, все те памфлеты бульварного характера, которые принимались легко на веру взбудораженной, неразумной толпой. Долгом совести я считаю заверить, что причины влияния Распутина лежат более глубоко. Они относятся к области болезненного мистицизма императрицы Александры Феодоровны, мистицизма, который постоянно и искусственно поддерживался Распутиным и его приспешниками, но ни в какой степени не основывался на интимных отношениях.

В своем изложении я буду базироваться на многих документах, имеющихся у меня, и на сохранившихся личных записках. Мне придется, однако, иногда приводить и бродившие в русском обществе слухи и рассказы, которые дают прямое отражение настроения умов описываемой эпохи.

I. Мистицизм царицы и «пророки» с Запада. – Епископ Феофан и появление Распутина. – В чем сила его влияния на царицу. – Столкновение с Гермогеном и Илиодором и обер-прокурор Синода Саблер

К тому времени, когда после Японской войны я по избранию Екатеринославского губернского земства сделался членом Государственного совета, относится и знакомство мое, более или менее близкое, с высшими правящими сферами, а следовательно, сделались доступными многие интимные подробности быта этих сфер, недоступные и неизвестные широкой русской публике.

Общее мнение, и несомненно правильное, заключалось в том, что императрица Александра Феодоровна еще с малых лет имела склонность к мистическому миросозерцанию; это свойство ее природы, по мнению многих наследственное, крепло и усиливалось с годами, а в описываемый мною период достигло религиозной мании, скажу даже, религиозного экстаза – вера в возможность предсказаний будущего со значительной долей суеверия.

Причины такого ее душевного состояния объяснить, конечно, трудно. Было ли это последствием частого деторождения, упорной мысли о желании иметь наследника, когда у нее рождались все дочери, или крылось это настроение в самом ее душевном существе – определить я не берусь.

Но факт ее болезненного мистического и склонного к вере в сверхъестественные явления настроения, даже в оккультные, – вне всякого сомнения.

Это обстоятельство было немедленно учтено дальновидными политиками Западной Европы, изучавшими всегда более внимательно нас, русских, и особенно придворные настроения. Чтобы иметь сильную руку при дворе русском, быстро сориентировавшись в создавшемся положении, они немедленно решили использовать эти настроения.

В начале 1900 года стали появляться при императорском русском дворе несколько загадочные апостолы мистицизма, таинственные гипнотизеры и пророки будущего, которые приобретали значительное влияние на мистически настроенный ум императрицы Александры Феодоровны. В силу доверия, которое оказывалось этим проходимцам царской семьей, вокруг них образовывались кружки придворных, которые начинали приобретать некоторое значение и даже влияние на жизнь императорского двора.

В этих кружках тайное, незаметное участие принимали, без сомнения, и агенты некоторых иностранных посольств, черпая, таким образом, все необходимые для них данные и интимные подробности о русской общественной жизни. Так, например, в это время появился некий Филипп. Он отвечал как нельзя лучше тому типу людей, которые, пользуясь своим влиянием на психологию царственной четы, готовы служить всякому делу и всяким целям за достаточное вознаграждение.

Ко двору этот господин был введен двумя великими княгинями[5]5
  Имеются в виду дочери черногорского короля Николы Негоша Анастасия (Стана) и Милица. Обе вышли замуж за членов Дома Романовых и жили в России, часто бывая при дворе.


[Закрыть]. Но вскоре агент русской тайной полиции в Париже Рачковский[6]6
  Рачковский Петр Иванович, дворянин, сын чиновника почтового ведомства, свою карьеру также начал в почтовой службе в Киеве в 1867 г., но вскоре перевелся в Одессу, где перешел на должность в канцелярию градоначальника. До 1879 г. он занимал различные должности, связанные с государственным управлением, и значительно продвинулся по службе. Однако весной 1879 г. он был арестован по подозрению в укрывательстве террористов после покушения на шефа жандармов Дрейтельна. Находясь под следствием, Рачковский выразил готовность оказывать полиции агентурные услуги. На новом поприще он также быстро продвинулся и в 1885 г. был назначен заведующим заграничной агентурой Департамента полиции. Установив контакты с французскими полицейскими, Рачковский вел слежку за русскими политическими эмигрантами и мешал их работе – громил типографии, организовывал кампании в прессе по дискредитации народовольцев и т. д. В 1902 г. министр внутренних дел В.К. Плеве уволил Рачковского за многочисленные служебные злоупотребления. Позже выяснилось, что такие революционеры, как Евно Азеф, Аркадий Гартинг (Авраам-Арон Геккельман) и др., были его агентами и вели двойную игру. В 1904 г. министр внутренних дел Плеве был убит террористами по заданию Азефа, а Рачковский в 1905 г. вернулся на службу в полицию. В 1906 г., после выдвижения П.А. Столыпина, Рачковский повторно вышел в отставку.


[Закрыть] донес в Петербург, что Филипп – темная и подозрительная личность, еврей по национальности и имеет какое-то отношение к масонству и обществу «Гранд Альянс Израелит». Между тем Филипп приобретал все большее и большее влияние. Он проделывал какие-то спиритические пассы и сеансы, предугадывал будущее и убеждал императрицу, что у нее непременно явится на свет в скором будущем сын, наследник престола своего отца. Филипп приобретает такую силу при дворе, что агент Рачковский был сменен за донос его на Филиппа[7]7
  В бумагах В.К. Плеве была найдена докладная записка на имя государя о многочисленных должностных злоупотреблениях Рачковского, которой министр не успел дать ход. Так что увольнение было связано не с именем Филиппа Низье. Однако удаление французского «ясновидящего» из Петербурга было не случайным. Методами психологического воздействия он внушил императрице, что она беременна и ожидает мальчика. Возникла т. н. «ложная беременность», в которую императрица искренне верила и не допускала к себе врачей. Но чуда не случилось, ребенок не родился, и в августе 1902 г. разразился скандал. Чтобы его замять, обществу невнятно намекнули на выкидыш, поскольку об «интересном положении» Александры Феодоровны успели объявить.


[Закрыть]. Но как-то загадочно исчез и Филипп при своей поездке в Париж.

Не успел он исчезнуть с петербургского горизонта, как ему на смену появился в высшем обществе такой же проходимец, якобы его ученик, некий Папюс, который в скором времени и тем же путем был введен ко двору.

Не могу не отдать справедливости тогдашним руководителям русской внутренней политики и высшим иерархам церкви. Они были озабочены столь быстро приобретаемым влиянием приезжающих, а может быть, и подсылаемых загадочных субъектов.

Власти светские были озабочены возможностью сложных политических интриг, так как в силу доверия, оказываемого им царями, вокруг них образовывались кружки придворных, имевших, конечно, в виду только свои личные дела, но способных и на худшее.

Власть духовная, в свою очередь, опасалась возникновения в высшем обществе сектантства, которое могло бы пойти из придворных сфер и которое пагубно отразилось бы на православной русской церкви, примеры чему русская история знает в царствование императора Александра I.

Совокупными ли усилиями этих двух властей или в силу других обстоятельств и происков, но Папюс вскоре был выслан, и его место занял епископ Феофан[8]8
  Епископ Феофан (Быстров) занимал пост ректора Санкт-Петербургской Духовной академии с 1909 г. Распутин по рекомендации Феофана был приближен к царскому двору. В 1910 г. Феофан разочаровался в Распутине и выступил с его обличением при дворе. Но к его словам не прислушались, и Феофан был переведен на епископскую кафедру в Симферополь.


[Закрыть], ректор Санкт-Петербургской Духовной академии, назначенный к тому же еще и духовником их величеств. По рассказам, передаваемым тогда в петербургском обществе, верность которых документально доказать я, однако, не берусь, состоялось тайное соглашение высших церковных иерархов в том смысле, что на болезненно настроенную душу молодой императрицы должна разумно влиять православная церковь, стоя на страже православия, и, всемерно охраняя его, бороться против тлетворного влияния гнусных иностранцев, преследующих, очевидно, совсем иные цели.

Личность преосвященного Феофана стяжала себе всеобщее уважение своими прекрасными душевными качествами. Это был чистый, твердый, христианской веры в духе истого православия и христианского смирения человек. Двух мнений о нем не было. Вокруг него низкие интриги и происки иметь места не могли бы, ибо это был нравственный и убежденный служитель Алтаря Господня, чуждый политики и честолюбивых запросов.

Тем более непонятным и странным покажется то обстоятельство, что к императорскому двору именно им был введен Распутин.

Надо полагать, что епископ Феофан глубоко ошибся в оценке личности и душевных свойств Распутина. Этот умный и тонкий, хотя почти неграмотный, мужик ловко обошел кроткого, незлобивого и доверчивого епископа, который по своей чистоте душевной не угадал всю глубину разврата и безнравственности внутреннего мира Григория Распутина. Епископ Феофан полагал, несомненно, что на болезненные душевные запросы молодой императрицы всего лучше может подействовать простой, богобоязненный, верующий православный русский человек ясностью, простотой и несложностью своего духовного мировоззрения простолюдина. Епископ Феофан, конечно, думал, что богобоязненный старец, каким он представлял себе Распутина, именно этой ясной простотой вернее ответит на запросы государыни и легче, чем кто-то другой, рассеет сгустившийся в душе ее тяжелый мистический туман. Но роковым образом честный епископ был жестоко обморочен ловким пройдохой и впоследствии сам тяжко поплатился за свою ошибку.

Кто же был по существу своему Григорий Распутин? Его curriculum vitae[9]9
  Жизнеописание (лат.).


[Закрыть] до появления его на государственной арене установлено документально.

Крестьянин села Покровского Тобольской губернии Распутин, по-видимому, мало чем отличался от своих односельчан, был рядовым мужиком среднего достатка.

Из следственного о нем дела видно, что с молодых лет имел наклонности к сектантству; его недюжинный пытливый ум искал какие-то неизведанные религиозные пути. Ясно, что прочных христианских основ в духе православия в его душе заложено не было, и поэтому не было в его мировоззрении и никаких соответствующих моральных качеств. Это был, еще до появления его в Петербурге, субъект, совершенно свободный от всякой нравственной этики, чуждый добросовестности, алчный до материальной наживы, смелый до нахальства и не стесняющийся в выборе средств для достижения намеченной цели.

Таков нравственный облик Григория Распутина на основании следственного о нем дела, бывшего у меня в руках. Из этого же дела я почерпнул и следующие сведения. Местный священник села Покровского стал замечать странные явления во дворе Григория Распутина.

Была возведена в глухом углу двора какая-то постройка без окон, якобы баня. У Распутина с сумерками сходились какие-то таинственные сборища. Сам Распутин часто стал отлучаться в Абалакский монастырь[10]10
  Абалакский монастырь – старинный православный монастырь в Тобольской губернии, в 25 верстах от города Тобольска. Был основан в 1637 г.


[Закрыть] вблизи Тобольска, где содержались разные лица, сосланные туда за явную принадлежность к разным религиозным сектам. Пока местный священник выслеживал подозрительные обстоятельства, происходящие во дворе Распутина, этот последний решил испытать счастье вне родного села и махнул прямо в Петербург. Документально установить, каким образом Распутин сумел втереться в доверие к епископу Феофану, мне не удалось. Слухов было так много, что на точность всех этих разговоров полагаться нельзя. Указывали как на посредника между епископом Феофаном и Распутиным на священника Ярослава Медведя, духовника одной из русских великих княгинь, ездившего почему-то в Абалакский монастырь или туда сосланного, где он будто бы познакомился с Распутиным и привез его с собой.

Эта версия наиболее вероятная, но были и другие. Но как бы там ни было, в начале 1900-х годов, еще до Японской войны, мы видели уже Распутина в большой близости к епископу Феофану, духовнику их величеств; недальновидный архипастырь ввел его и ко двору в качестве старца и начетчика, которыми еще при московских царях кишмя кишели терема цариц московских.

Распутин на первых порах держал себя очень осторожно и осмотрительно, не подавая виду о своих намерениях. Естественно, что он осматривался, изучал придворный быт и придворных людей, придворные нравы и своим недюжинным умом делал из своих наблюдений надлежащие для своей дальнейшей деятельности выводы. Этим он не только укрепил веру в себя своего покровителя епископа Феофана, но приобрел еще влиятельного сторонника в лице епископа Саратовского Гермогена[11]11
  Епископ Гермоген (Долганев) – религиозный деятель, монархист, один из лидеров Союза русского народа. В 1889 г. окончил юридический факультет Новороссийского университета. В 1890 г. был пострижен в монашество. В 1893 г. завершил обучение в Духовной академии со степенью кандидата богословия. С 1903 г. – епископ Саратовский и Царицынский. За время его правления в Саратовской епархии были построены свыше пятидесяти храмов, основаны четыре монастыря, открыты 400 церковно-приходских школ. Значительное внимание уделял борьбе с сектантством. Во время революции 1905 г. выступал с антиреволюционными воззваниями. Один из организаторов отделения Союза русского народа в Саратове. Вступил в конфликт с Распутиным, которого первоначально поддерживал. В январе 1912 г. был уволен императором от присутствия в Синоде с предписанием выехать во вверенную ему епархию. Отказавшись подчиниться, вскоре был отстранен от управления епархией и водворен в монастырь. Сразу после Февральской революции в марте 1917 г. был назначен на пост епископа Тобольского и Сибирского как «жертва старого режима». Сохранил монархические убеждения, призывал паству «сохранять верность вере отцов, не преклонять колена перед идолами революции и их современными жрецами». В апреле 1918 г. был арестован в Тобольске большевиками и заключен в тюрьму в Екатеринбурге. В июле епископа Гермогена вместе с прочими заключенными подвергли жестокой казни, утопив в реке. В 2000 г. на юбилейном Освященном Архиерейском соборе Русской православной церкви его имя было внесено в Собор новомучеников и исповедников российских для общецерковного почитания.


[Закрыть], впоследствии члена Святейшего синода, сознавшего, в конце концов, свое заблуждение и много за него пострадавшего.

Сторонником же Распутина явился и небезызвестный иеромонах Илиодор[12]12
  Иеромонах Илиодор (Труфанов) – реакционный проповедник, близкий к черносотенным кругам. По окончании Духовной академии в 1905 г. был направлен в Ярославль преподавать в Духовной семинарии, но из-за экстремистских взглядов и конфликтов с епархиальным и губернским начальством его неоднократно переводили в разные духовные училища, монастыри и отдаленные приходы. Нашел покровителя в лице Г.Е. Распутина, но и с ним вступил в конфликт. В январе 1912 г. был сослан во Флорищеву пустынь во Владимирской епархии, где после долгих увещеваний в декабре того же года расстрижен и отправлен на родину, на хутор Большой в Области войска Донского, под строгий надзор полиции. 26 января 1914 г. был арестован и обвинен в «кощунстве, богохульстве, оскорблении его величества и образовании преступного сообщества». Спасаясь от уголовного преследования, в июле 1914 г. бежал за границу. В эмиграции выпустил книгу о Распутине «Святой черт». После 1917 г. предложил свои услуги большевикам и по решению Ф.Э. Дзержинского получил должность в аппарате ВЧК. В 1922 г. снова эмигрировал, сначала в Германию, затем в США. В эмиграции основал собственную Российскую народную универсально-христианскую церковь.


[Закрыть], но про последнего определенно говорили, что это карьерист и провокатор, хотя своим пылким темпераментом и горячим красноречием он был одно время идолом толпы, народным трибуном и, несомненно, пользовался огромным влиянием на народные массы в Саратове и Царицыне, имея там могучего покровителя в лице местного епископа Гермогена.

В этот период времени Распутин не выходил из роли богобоязненного, благочестивого старца, усердного молитвенника и ревнителя православной церкви Христовой. Во время тяжелого лихолетья Японской войны и революции 1905 года он всячески утешал царскую семью, усердно при ней молился, заверял, что-де при его усердной молитве с царской семьей и наследником цесаревичем не может случиться никакой беды, незаметно приобретал все большее и большее влияние и, наконец, получил звание «царского лампадника», т. е. заведующего горевшими перед святыми иконами неугасимыми лампадами.

Таким образом, он получил беспрепятственный вход во дворец государя и сделался его ежедневным посетителем по должности своей, вместо спорадических его там появлений по приглашению. Надобно при этом заметить, что император Николай II был большой любитель, знаток и ценитель святых икон древнего письма и обладал редкой и высокоценной коллекцией таковых, которую очень бережно хранил. Надо полагать, что, вверяя попечению Распутина столь чтимое им собрание икон, государь, несомненно, проявлял к новопожалованному царскому лампаднику известное доверие, считая проявляемое им благочестие искренним и правдивым, а его самого – достойным хранителем святых ликов.

Почувствовав, таким образом, под собою твердую почву, Распутин постепенно меняет тактику, отдаваясь мало-помалу своим безнравственным наклонностям и сектантским побуждениям.

По мере того как затихали революционные волны и жизнь государства входила исподволь в нормальное русло, стали разноситься, сначала неопределенно, неясно, слухи о проделках этого пройдохи. Потом определеннее и точнее слухи стали указывать на то, что Распутин основывает хлыстовские корабли[13]13
  Хлыстовские корабли – название отдельных общин религиозной секты «хлыстов». Хлыстовцы не признают православное духовенство и обряды православной церкви.


[Закрыть] с преобладанием в них молодых женщин и девиц. Стали поговаривать, что Распутина часто видят в отдельных номерах петербургских бань, где он предавался дикому разврату. Стали называть имена лиц высшего общества, якобы последовательниц хлыстовского вероучения Распутина. Мало-помалу гласность росла, стали говорить уже громко, что Распутин соблазнил такую-то, что две сестры, молодые девицы, им опозорены, что в известных квартирах происходят оргии, свальный грех. В моем распоряжении находилась целая масса писем матерей, дочери которых были опозорены наглым развратником. В моем же распоряжении имелись фотографические группы так называемого «хлыстовского корабля». В центре сидит Распутин, а кругом около сотни его последователей: все как на подбор молодые парни и девицы или женщины. Перед ним двое держат большой плакат с избранными и излюбленными хлыстами изречениями Священного Писания. Я имел также группу в гостиной Распутина, где он снят в кругу своих поклонниц из высшего общества, и, к удивлению своему, многих из них узнал.

Мне доставили два портрета Распутина: на одном из них он в своем крестьянском одеянии с наперсным крестом на груди и с поднятой, сложенной трехперстно рукою, якобы для благословения. На другом он в монашеском одеянии, в клобуке и с наперсным крестом. У меня образовался целый том обличительных документов. Если бы только десятая доля того материала, который был в моем распоряжении, была истиной, то и этого было бы довольно для производства следствия и предания суду Распутина. Ко мне, как к председателю Государственной думы, отовсюду неслись жалобы и обличения преступной деятельности и развратной жизни этого господина.

Наконец, дело перешло на страницы повседневной печати. Цензурный комитет и Министерство внутренних дел переполошились не на шутку, конечно имея через Департамент полиции и его агентуру гораздо более точные сведения и неопровержимые доказательства справедливости бродивших в обществе слухов. Положение государственной власти было донельзя трудное. Она не могла не понимать, в какую бездну влечет Распутин царскую чету, а с другой стороны, влияние на последнюю отвратительного сектанта становилось все сильнее и могущественнее.

Чем же объяснить это роковое влияние, несомненно положившее начало русской революции, ибо оно первое поколебало веру в престиж царской власти и растлило народную совесть?

Вне всякого сомнения, Григорий Распутин, помимо недюжинного ума, чрезвычайной изворотливости и ни перед чем не останавливающейся развратной воли, обладал большой силой гипнотизма. Думаю, что в научном отношении он представлял исключительный интерес. В этом сходятся решительно все его сколько-нибудь знавшие, и силу этого внушения я испытал лично на себе, о чем буду говорить впоследствии.

Само собой разумеется, что на нервную, мистически настроенную императрицу, на ее мятущуюся душу, страдавшую постоянным страхом за судьбу своего сына, наследника престола, всегда тревожащуюся за державного мужа, сила гипнотизма Григория Распутина должна была оказывать исключительное действие. Можно с уверенностью сказать, что он совершенно поработил силою своего внушения волю молодой императрицы.

Этой же силой он внушил ей уверенность, что, пока он при дворе, династии не грозит опасности. Он внушил ей, что вышел из простого, серого народа, а потому лучше, чем кто-либо, может понимать его нужды и те пути, по которым надо идти, чтобы осчастливить Россию. Он силой своего гипнотизма внушил царице непоколебимую, ничем непобедимую веру в себя и в то, что он избранник Божий, ниспосланный для спасения России.

Вдобавок, по мнению врачей, в высшей степени нервная императрица страдала зачастую истерически нервными припадками, заставлявшими ее жестоко страдать, и Распутин применял в это время силу своего внушения и облегчал ее страдания. И только в этом заключался секрет его влияния. Явление чисто патологическое, и больше ничего. Мне помнится, что я говорил по этому поводу с бывшим тогда председателем Совета министров И.Л. Горемыкиным, который прямо сказал мне: «C’est une question clinique»[14]14
  Это вопрос медицинский (фр.).


[Закрыть].

Тем отвратительнее было мне всегда слышать разные грязные инсинуации и рассказы о каких-то интимных отношениях Распутина к царице. Да будет грешно и позорно не только тем, кто это говорил, но и тем, кто смел этому верить. Безупречная семейная жизнь царской четы совершенно очевидна, а тем, кому, как мне, довелось ознакомиться с их интимной перепиской во время войны, и документально доказана. Но тем не менее Григорий Распутин был настоящим оракулом императрицы, и его мнение было для нее законом. С другой стороны, императрица Александра Феодоровна, как натура исключительно волевая, даже деспотическая, имела неограниченное, подавляющее влияние на своего лишенного всякого признака воли и характера августейшего супруга. Она сумела и его расположить к Распутину и внушить ему доверие, хотя я положительно утверждаю на основании личного опыта, что в тайниках души императора Николая II до последних дней его царствования все же шевелилось мучительное сомнение. Но тем не менее Распутин имел беспрепятственный доступ к царю и влияние на него.

Мне говорил следующее мой товарищ по Пажескому корпусу и личный друг, тогда дворцовый комендант, генерал-адъютант Владимир Александрович Дедюлин: «Я избегал постоянно знакомства с Григорием Распутиным, даже уклонялся от него, потому что этот грязный мужик был мне органически противен. Однажды после обеда государь меня спросил:

– Почему вы, Владимир Александрович, упорно избегаете встречи и знакомства с Григорием Ефимычем?

Я чистосердечно ему ответил, что он мне в высшей степени антипатичен, что его репутация далеко не чистоплотная и что мне, как верноподданному, больно видеть близость этого проходимца к священной особе моего государя.

– Напрасно вы так думаете, – ответил мне государь, – он хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно».

Вот какое влияние через императрицу имел Распутин на императора Николая II. Удивляться поэтому, что всякие честолюбцы, карьеристы и разные темные аферисты окружали толпою Распутина, видя в нем доступное орудие для проведения личных корыстных целей, нечего. И в этом обстоятельстве заключалась затруднительность государственной власти, обязанной свято хранить и блюсти неприкосновенность ореола и престижа власти верховной. Не надо забывать при этом, что в кружке Распутина были весьма влиятельные сановники, как, например: Штюрмер[15]15
  Штюрмер Б.В. – государственный деятель. Новгородский губернатор (с 1894 г.), ярославский губернатор (с 1896 г.), директор департамента Министерства внутренних дел (с 1902 г.), член Государственного совета (1904 г.). Сменил Горемыкина на посту председателя Совета министров (январь 1916 г.).


[Закрыть], обер-прокурор Святейшего синода Саблер[16]16
  Саблер В.К. занимал пост обер-прокурора Синода в 1911–1915 гг., в 1915 г. сменил фамилию на Десятовский.


[Закрыть], митрополит Питирим[17]17
  Митрополит Питирим (Окнов) – член Святейшего синода с 1914 г., митрополит Петроградский и Ладожский с 1915 г. Был близок к черносотенным кругам, считался ставленником Распутина. Сразу после Февральской революции в марте 1917 г. был смещен с митрополичьей кафедры и сослан во Владикавказскую епархию.


[Закрыть] и др.

Как я уже сказал, разговоры о похождениях Распутина перешли на страницы печати. Толки эти пока концентрировались в столичной прессе, а провинция еще не ознакомилась с ними, и время упущено не было. Разгоревшийся пожар возможно было легко потушить. Но вместо того чтобы понять весь ужас создавшегося положения, чреватого самыми мрачными последствиями, вместо того чтобы, дружно сплотившись, в корне пресечь возраставшую вокруг царского престола грозную опасность, в размерах и значении которой император и императрица, очевидно, не отдавали себе отчета, – высшие государственные чины разделились на два враждебных лагеря – распутинцев и антираспутинцев. К сожалению, была и третья группа сановников – нейтральная, которая хотя и понимала положение и скорбела искренно о нем, но, имея возможность противостоять беде, из малодушия, а может быть, и личных расчетов, упорно безмолвствовала, не противясь злу.

К группе, которая открыто держала сторону Распутина, надо отнести: обер-прокурора Святейшего синода В.К. Саблера, товарища прокурора Даманского, законоучителя царских детей, протоиерея Васильева[18]18
  Васильев А.П. – настоятель царскосельского Феодоровского собора, преподавал детям Николая II Закон Божий.


[Закрыть], генерала Воейкова[19]19
  Воейков В.Н. – генерал-майор свиты, приближенный Николая II, в 1913–1917 гг. занимал пост дворцового коменданта. Крупный землевладелец и предприниматель.


[Закрыть], митрополита Питирима, гофмейстера Танеева[20]20
  Танеев А.С. – обер-гофмейстер свиты, главноуправляющий Собственной его императорского величества канцелярией, член Государственного совета. Почетный член Императорской Академии наук, популярный композитор-любитель. Родственник знаменитого композитора С.И. Танеева. Отец Анны Вырубовой (Танеевой), приближенной императрицы Александры Феодоровны.


[Закрыть], его дочь Вырубову, Б.В. Штюрмера и многих им подобных.

Во главе второй группы стоял до своей смерти П.А. Столыпин со своими сотоварищами-министрами, митрополит Петербургский Антоний[21]21
  Митрополит Антоний (Вадковский) – член Святейшего синода, с 1898 г. и до своей кончины в 1912 г. занимал кафедру митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. Почетный член Императорской Академии наук.


[Закрыть], сознавшие свои ошибки епископы Гермоген и Феофан и многие другие.

Ясно, что такое деление высших сановных лиц только облегчало действие распутинских сторонников. Пользуясь его влиянием, последние просто устраняли своих противников интригами и происками, очищая последовательно все препятствия на своем пути, усиливая этим значение и удельный вес своего предстателя. Нельзя забывать при этом, что постепенное возвышение и успех в своих начинаниях сторонников Распутина создавали соблазн для инаковерующих, и случаи перебежки из антираспутинского лагеря в распутинский стали учащаться. Даже в нейтральной группе чувствовалось колебание…

Но несомненно, что если бы высшие слои русского общества дружно сплотились, и верховная власть встретила серьезное, упорное сопротивление ненормальному положению вещей, если бы верховная власть увидела ясно, что мнение о Распутине одинаковое у всех, что ей не на кого опираться, – то от Распутина и его клики не осталось бы и следа. Если бы все без исключения болели душой за нарастающую угрозу монарху, даже монархии, и глубокий патриотизм, а не личный эгоизм был бы их политическим символом веры, то не было бы двух мнений, двух лагерей, один из которых верховная власть могла взять себе для опоры, пренебрегая неразумно другим, антираспутинским, искренно преданным царю и России.