Текст книги "Галоши счастья"

Картина шестая

На заднике появляется огромная голубая Земля, какой ее снимают обычно из космоса. Она медленно вращается среди черного звездного неба. Может быть, это вид с Луны или спутника, а может быть, просто фешенебельный ресторан «Аполлон». Искусно затемненные столики, хороший пианист за роялем, одна-две пары танцуют, звучит разноязычная речь. За одним из столиков одиноко сидит Ганс. У него седые виски, безукоризненный костюм, за ним быстро и бесшумно ухаживает официант (Штоп).

Ганс. Прошу извинить, ваше имя не Штоп?

Штоп. Нет.

Ганс. Вы никогда не бывали там? (Показывает на Землю.)

Штоп (улыбаясь). Нет, еще не приходилось.

Ганс задумывается.

Желаете что-нибудь еще?

Ганс. Нет, нет, благодарю. Просто я знавал одного мэтра по имени Штоп. Он умел быть невидимкой.

Штоп (улыбаясь). Что-нибудь не так? Я готов исчезнуть.

Ганс. Нет, нет, все в порядке. Извините.

Ганс скучает, смотрит на часы. Звучит песня.

Пианист (он же Прохожий, но теперь в облике артиста, поет).

 
На руке моей
Десяток родинок,
А в душе моей
Одна Родина,
Только Родина,
Только Родина,
Десяток родинок,
Одна Родина.
Над моим двором
Голубиный взлет,
По моей реке
Пароход идет.
Над моей страной
Летний ливень льет.
На моей земле
Круглый год восход.
Я летел и плыл,
По Луне ходил,
Меня ждет
Большая Медведица,
Но я не забыл,
Нет, я не забыл,
Как окно твое
Ночью светится.
На моей руке
Десять родинок
и т. д.
 

Ганс нервничает, подзывает официанта, что-то говорит ему, тот спешит к пианисту, и песенка обрывается. Ее сменяет другая медленная мелодия. Входят Губерт и Приемщица в сопровождении Штопа.

Их едва можно узнать, – так изысканны их вечерние костюмы. Ганс встает.

Приемщица (целуя Ганса). Добрый вечер, дорогой! Прости, мы опоздали, но посмотри, что у этого дурачка с губой! (Смеется.)

Губерт рычит и трогает губу.

Ганс. Такой поцелуй?

Приемщица. Я это сделала потом, когда он уже стукнулся о руль… Ты бы видел!..

Губерт (шепелявя). Ничего смешного… Понимаешь, лечу на зеленую стрелку, направо, а слева…

Ганс. Ничего, будешь меньше болтать… Смочи коньячком.

Приемщица (Губерту). Да убери ты руку! О, распухает! (Смеется.) Ганс, погляди на его глаза! До чего же вы, мужчины, боитесь!

Губерт. Тебе бы так!

Приемщица. Ха! Мне! Скажи ему, Ганс!.. А ты что такой?.. Ты устал? Зачем ты затеял этот ужин? Надо было поехать домой.

Ганс (усмешка). Где он, наш дом?

Губерт и Приемщица переглядываются.

Приемщица. О!.. Шестая степень меланхолии.

Губерт. А то и седьмая.

Все смеются.

Ганс. Что будете пить?

Приемщица. Я все буду пить! Есть, пить, танцевать!

Ганс. Яичницу с колбасой не хочешь?

Приемщица (язвит). С конской? Где ваши скакуны, принц?

Губерт. А как я буду есть?

Приемщица. Ну перестань! Будь мужчиной!.. Покажи-ка! (Ухаживает за Губертом, дует ему на губу.)

Ганс. Может, хватит?

Приемщица. Губерт, он ревнует… Ты видел?

Губерт. Правильно ревнует.

Ганс. У одних разорвана губа, у других – сердце. Но этого не видно.

Приемщица и Губерт снова переглядываются.

Губерт. О! Это уже десятая степень.

Ганс. Ну ладно, не валяйте дурака!.. Не будем гневить бога! Сидим в лучшем ресторане галактики, с лучшей женщиной галактики, сами – лучшие люди в галактике… Выпьем? Я вас очень люблю. Просто я немного устал.

Пауза.

Губерт. Отчего уж ты так устал?..

Приемщица. От себя, разумеется, от себя.

Пауза.

(Гансу.) Извини.

Губерт. Хорошо, есть тост! Выпьем за бродяг! Да-да! За бродяг, уважаемые господа, товарищи, леди и джентльмены! За всех странных людей, кого вечно куда-то несет ветер мечты и надежды! Словно листья. За древних охотников, за мореходов, за бедуинов, за пророков, – босыми ногами они мерили эту землю, – за солдат Александра Македонского и Чингисхана, за бродячих рыцарей, за цыган, за беглых каторжников, за переселенцев и цирковых артистов! Космонавты уходят в космос, как их предки уходили в океан. Зачем? Почему мы вечно обречены искать, идти все дальше и дальше? Эта дорога прекрасна и достойна человека. Если, разумеется, в этом поиске не потерять себя… Выпьем за Агасфера, выпьем за всех охотников за счастьем, каким бы оно им ни казалось и каким бы ни оказалось потом!..

Ганс. Лучше выпьем за тех, кто всю жизнь прожил на одном месте, пахал землю и умер в отцовском доме. За тех, кто не понимает, что такое счастье!

Пауза.

Губерт. А я тебе когда-то говорил: день проходящий ничем не хуже наступающего. Надо искать себя в нем.

Приемщица. Счастье – не консервы, его не заготовишь впрок. Оно должно быть свежим, неужели вы не понимаете? Вчерашнее счастье не годится сегодня, сегодняшнее – завтра. Счастье – это пища нашей души, а пища должна быть каждый день новой и свежей!

Губерт. Браво!

Ганс. Тоже хорошая точка зрения. (Приемщице.) За тебя, пища моей души!

Смеются, острят. Пианист проходит и натыкается на старые галоши.

Пианист. Даже здесь что-то валяется! Никакого порядка! Старье! (Выбрасывает галоши.)

Штоп. Я же говорил, у нас ничего не надо выбрасывать. Все равно все плывет вслед за нами.

Пианист. Мы что, в космосе?

Штоп. Ну, в космосе не в космосе, но выбросить ничего нельзя.

Пианист. Ничего?

Штоп. Ни-че-го.

Звучит странная, печальная музыка, печальный женский голос. В полутьме начинается томительный и странный танец, стилизованный под древнеегипетский. Танцовщица пока едва видна. Свет меркнет, и еще через минуту Ганс и Губерт оказываются в пустыне, по которой бредет женщина.

Ганс. Ты помнишь, Губерт?

Губерт. Да, как нас занесло в Древний Египет?.. Ну и жарища была!.. (Отдувается, тяжело дышит.)

Ганс. Смотри!

Женщина приближается.

Мираж, что ли?

Губерт. Ох, черт! (Пугается.) Настоящая. По-моему, это Изида.

Ганс. Кто?

Губерт. Ну, помнишь? Один из первых мифов человечества: Озирис и Изида. Его зачем-то разодрали на куски и разбросали по пустыне…

Ганс. Да, да, а она его собирала? По частям?..

Губерт. Вот-вот. (Хихикает.) И одну часть все никак найти не могла.

Ганс. Перестань. Слушай, уйдем отсюда? Песок на зубах хрустит. Уйдем. Мне не по себе. Слышишь?..

Губерт. Давай. Где галоши?

Ганс. Они у тебя.

Губерт. У меня? Здрасте! Я их не трогал… Поищи!

Ганс (ищет). Еще не хватало галоши потерять!

Губерт. Да! И застрять в Древнем Египте!..

Ганс. Ну где, где? (Лихорадочно ищет.) Она все ближе, смотри!.. Слава богу, вот они!.. Давай руку, скорей, держись!

Губерт. Пока, Изида!.. Желаем найти!

Шлет воздушный поцелуй; Ганс бьет его по руке. Свет меняется – и снова ресторан, танцовщица.

Ганс и Губерт сидят на своих местах.

Приемщица. Она неплохо это делает. Просто мурашки по коже.

Губерт. Да, весьма… На кого-то она похожа… Ганс, тебе не кажется?..

Ганс не отвечает. Женщина танцует теперь почти у самого столика, протягивая руки к Гансу.

Это, разумеется, Марта.

Губерт (шепчет). Ганс! Это же… (Не договаривает.)

Танец обрывается. Женщина исчезает. Ганс встает. Делает шаг вперед. В ресторане аплодисменты.

Ганс рвет на себе галстук.

Приемщица. Ганс! Дорогой!.. Что с ним? Губерт! Ему плохо!..

Губерт. Ганс! Ганс! Успокойся!..

Ганс (хрипло). Галоши!.. Галоши, Губерт! Я не могу больше! Все! Я знаю, чего я хочу!.. Губерт! Я сдохну, если мы не вернемся! Ты слышишь?

Поодаль высвечивается большой шумный стол, за которым сидит и ужинает как бы группа туристов. Там – все наши герои. И постепенно они располагаются так, как когда-то в грозу в подвальчике. И поют «Нам не страшен серый волк!..» Ганс с жадностью глядит на это видение.

Приемщица. О чем он? Губерт, мне страшно! Ганс!

Ганс (Приемщице). Прости! Потом все поймешь… Губерт!

Губерт. Ну какие галоши, Ганс? Никаких галош давно нет.

Ганс (задыхаясь). Что ты сказал?

Губерт. Их нет, Ганс! Мы не можем вернуться!..

Компания в подвальчике поет и веселится.

Ганс. Не можем?.. Теперь? Когда я все понял? Домой, Губерт!..

Губерт. Поздно, Ганс, поздно.

Ганс (хрипит). Домой!

Приемщица. Что? Что? Чего он хочет?.. Скажи, дорогой, я все сделаю… Губерт, ему совсем плохо… Сделай что-нибудь!.. Губерт!

Губерт. Какие страсти, фройляйн! Какие страсти!

Приемщица. Сделай! Скорей! Что-нибудь! Помогите!

Ганс умирает прямо за столиком. Приемщица плачет. Пары танцуют, и пианист тихо напевает песенку про Родину. Появляются две феи. Между ними – мимическая перебранка: кто прав, кто виноват? Свет меркнет, потом вспыхивает снова. Ганс сидит босиком на постели, Марта отодвигает штору и напевает.

Марта (нежно). Доброе утро, Ганс! Бриться, бриться, умываться! Тебе опять что-нибудь приснилось?.. (Ерошит ему волосы). Тебе яичницу?..

Ганс обнимает ее.

1977-1979