Текст книги "Слоны могут играть в футбол"

Михаил Сегал
Слоны могут играть в футбол Повесть

Глава первая, в которой герой покупает цветы

Из сумерек, из вечернего тумана вышел человек, который примерно понимал, сколько у него осталось времени. Чуть раньше, за три минуты до закрытия, он подбежал к остановке канатки, запрыгнул в старую, крашеную поверх ржавчины кабинку и спустился к пляжу. Он знал, что обратно придется идти пешком, но также хорошо знал дорогу: каждый куст, каждую разбитую ступеньку. И знал, что этот вечер – единственное время, когда получится прокатиться. Плыл над парком, над детским футбольным полем, крутил головой. Потом недолго, словно это было нужно для галочки, постоял у моря и пошел наверх. Он знал, что у него есть немного времени до наступления темноты. Он не знал, что через час его жизнь изменится. Его плохо было видно из-за деревьев, а потом, когда они закончились, стало плохо видно в темноте бульвара.

Он не был в этом городе, чтобы быть точным, двадцать – двадцать один год, добрался за двадцать – двадцать одну минуту из аэропорта, бросил чемодан в номере отеля. Студентом, он любил прохаживаться здесь и рассказывать девушкам про архитектуру, всякие колонны и завитушки. Это было формой обладания сразу двумя позициями: девушками и зданиями. Казалось, что у зданий нет дверей, они не предназначены для входа, вернее – для его входа. Хотя двери были. Оттуда все время выходили какие-то люди: деловые, старые, тридцатилетние.

Теперь он сам находился внутри такого здания и,  не раздевшись, лежал на кровати, в метре от окна, где заканчивался свет с улицы. Потом постоял на балконе, посмотрел на люк, с которого устраивал лекции по архитектуре, но себя прежнего там не разглядел – видимо, было уже темно.

Пошел в сторону Соборной площади, где всегда был выбор цветов. Ничего хорошего там не обнаружил и вдруг где-то во внутреннем дворе наткнулся на едва заметный «цветочный», напоминавший домик волшебника. Старинные часы и фарфоровые куклы прятались в полумраке. Он попробовал разглядеть цветы сквозь витрину, притворяясь прохожим, потому что не хотел лишний раз разговаривать с продавцом. Но его заметили. Цветочница вышла наружу.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Вам подсказать что-нибудь?

– Спасибо, я сам посмотрю.

«Ну все, началось. Сейчас будет объяснять, что мне нужно купить». Он не любил, когда ему мешали думать самостоятельно.

– Вот, розы хорошие поступили.

– Спасибо… А есть тюльпаны?

Ему нравились тюльпаны, и он не видел в этом ничего такого.

– Нет, сейчас не сезон.

Понятно, что сезон весной. Но всегда есть надежда на чудо. Бывают же фрукты в магазинах круглый год.

– Сезон весной, – сказала цветочница и взялась за него серьезнее, – Вы кому выбираете, девушке своей?

Одет он был щеголевато, выглядел молодо, так что подумать про девушку было логично.

– Нет, не своей. Мне просто что-нибудь надо – так… на день рождения.

– Ну вот! – обрадовалась цветочница, – вот эти розы – метровые!

Они немного постояли. Темнело, и хотелось успеть на канатку.

– Или вот эти – семьдесят пять сантиметров!

И еще немного постояли. Он вглядывался в стога роз, изображал, что выбирает между метром и семьдесятью пятью сантиметрами. А хотелось тюльпаны.

– Очень красивые, – сказала цветочница. – Понюхайте.

Времени не оставалось.

– Я вижу, – сказал он.

– Понюхайте, понюхайте, они долго простоят!

Он не очень понял связь между запахом и сроком годности. Абсурд какой-то… Понюхал. Цветочница улыбалась. Розы, нужно признать, были хорошие. Кроме вялых верхних лепестков, но это называлось «рубашка», так положено было, он разбирался.

– А у кого день рождения? – не отставала цветочница.

А вот это уже слишком. Какая разница? Но ответить было проще, чем не ответить. К тому же здесь, в городе юности, куда его когда-то забросила судьба, где он проучился пять лет, он чувствовал себя прежним, юным человеком. Он тогда не научился еще быть твердым, говорить «нет» и все такое прочее. Молодая продавщица казалась взрослой, препираться было неловко.

– Э-э… У одной девушки…

Нужно было брать розы и идти. Ну, нет тюльпанов, проще надо к этому относиться. Тем более – не ахти какой повод. Случайное приглашение. Незнакомый человек. Вручит, улыбнется и уйдет бродить.

– Молодая, сколько лет?

Сейчас будет предлагать белые или красные. Если постарше – красные, если молодая – белые, цвет чистоты и невинности. Знаем, проходили.

– Какая разница?

– Ну, четное или нечетное количество?

Он сосредоточился, вспомнил.

– Вроде нечетное, – сказал он, – так какая разница?

– Большая, мужчина, я с вас удивляюсь! Если молодая и нечетное, можно очень символично сделать – подарить по количеству лет!

Он прищурился, как будто что-то решал, но на самом деле все уже решил.

– Хорошо… Если я… семнадцать роз возьму… Вы мне скидку сделаете?

– Нет, нам хозяин только от ста разрешает.

И вляпался же он в этот день рождения.

– Да? Тогда давайте… пять.

Оставил букет в отеле и быстрым шагом вышел, затем побежал. Он знал, что через три минуты канатка закроется, завтра будут дела, а послезавтра улетать. Пришлось даже надавить на контролера, чтобы тот продал билет.

– Все, закрыто, – сказал контролер.

– Но сейчас без трех.

– И что?

Этот аргумент мог сразить кого угодно, только не его. Умение вести бизнес-переговоры выработалось за двадцать лет карьеры.

– И то, – сказал он.

Контролер выдержал паузу, сохранил достоинство, продал билет.

– Обратно пешком придется идти!

Старая кабинка поплыла навстречу другим, раскрашенным волками, зайцами, матроскиными, и это должно было быть радостно в солнечный день, а сейчас, в сумраке, выглядело страшновато. Потом он недолго, будто для галочки, постоял на пляже, подтянулся на турнике, на котором подтягивался двадцать лет назад, и подумал, что не было никаких двадцати лет, что тогда он подпрыгнул, повис, закрыл глаза, а теперь открыл, разжал пальцы и приземлился. Бессмысленно было сюда идти, ведь можно было все это себе представить, а если можешь что-то представить, то какой смысл делать это в реальности? Дотронулся до бетонного пирса – без каких-то чувств, формально, как пловец касается краешка бассейна, чтобы подтвердить, что доплыл, и отправиться назад. Оставался час до момента, когда его жизнь изменится.

Глава вторая, в которой появляется Маша

Постаревший, полысевший и немного пьяный Сема обнял его. Запросто, как будто виделись вчера, как будто двадцать лет назад раскинул руки, а сейчас сомкнул их.

– Дима! – обнял мягко, по-южному, слегка упав на плечо. – Не изменился…

Гости сидели за большим столом на веранде, чтобы отыскать их, пришлось пройти ресторан насквозь. Раньше в этом здании был магазин «Молоко».

– Друзья, – сказал Сема, – секундочку внимания! Разрешите вам представить Дмитрия!

Гости начали привставать. Дмитрий несколько раз произнес: «Дмитрий» и пожал руки соответственно Володе, Ефиму Яковлевичу, Сереже и Аркадию.

– Дмитрий – мой друг-однокурсник, из Москвы, мы не виделись… Сколько, Дим?

– Ну, сколько «однокурсник», столько и не виделись. С тех самых пор.

Расцеловался с женой Семена, тоже однокурсницей. Лена вышла за Семена на втором курсе, и за следующие три года было время забыть то, что случилось на первом, заново стать с Леной друзьями. Захотелось обращаться на «вы», как будто Лена вышла, а вместо нее пришла ее мама.

Дали тарелку, нагрузили салаты. Дмитрий положил букет на комод с подарками, сел и оказался стиснутым между прокуренным свитером Ефима Яковлевича и скользкой синтетикой Лидии Аркадьевны. Что и говорить, все располагало к комфорту и хорошему настроению.

Он улыбался, шутил, искал глазами что-нибудь без майонеза; в общем, отсутствовал, находился мыслями там, на пляже с турником, а скорее всего – нигде. На веранде было свежо.

Вдруг будто открыли дверь в другое, еще одно пространство, где был другой, еще один воздух. Послышались молодые голоса, вошла девушка в белом платье.

– Мария! – объявил Семен. Судя по всему, объявил только Дмитрию, как единственному чужаку.

Дмитрий наспех вытер губы от майонеза, встал, взял с комода букет. Вручил. Соврал.

– Вот! Я не знал, сколько точно лет, решил просто подарить нечетное количество.

– Спасибо, – сказала Маша, застеснялась и прильнула к Семену. Тот поцеловал ее в макушку. Потом налил вина в бокалы.

– А ты ведь Машку живьем и не видел! Ты приезжал, когда ей год был?

– Нет, кажется. Но я был у вас на свадьбе!

– Тогда тост!

Гости притихли. Взрослые сразу, а молодежь секунду спустя, сопроводив уважительным: «Тихо! Тост говорят!»

– Я, конечно, виноват, что столько лет не навещал друзей, – начал Дмитрий, и тут же Семен прервал его:

– Ты и сейчас не навестил. Командировка не считается!!!

Все засмеялись. Еще в институте Семен участвовал в КВН и знал толк в шутках.

– Тем не менее, – Дмитрий улыбнулся, – раз я волею судеб здесь, то хочу поздравить Машу с днем рождения! Я, конечно, не предполагал, что дочь друга такая красавица. Ура!

– Ура! – закричали все.

Все. Отстрелялся. Можно было немного посидеть и уходить. Но Лена ни за что его не отпускала «до торта», а Ефим Яковлевич подлил вина и увел под локоток к фонтану. Там уже курили Аркадий и Геннадий Израилевич. Поговорили о международном положении, ценах на нефть и криптовалютах. Семен до его прихода успел нажужжать гостям о «такого уровня человеке», и Дмитрий, улыбаясь, поддерживал ученые разговоры, превратившись в эксперта по всем вопросам. Казалось, если стоматолог, профессор Геннадий Израилевич начнет расспрашивать о современных тенденциях в имплантологии, то Дмитрий его просветит.

Наконец, он попрощался и пошел вдоль ресторанов к отелю. Двадцать лет назад тут пахло соляркой, а теперь – сеном и навозом: малый бизнес возил туристов на фанерных каретах. Еще несколько шагов, и Дмитрий смешался бы с толпой ночных прохожих. За спиной послышались шаги, его нагнал Семен.

– Дима! Дима! Я же забыл!

Снова обнял.

– Ты мог бы… Буквально пять минут… Что-то посоветовать по поводу поступления?

Дмитрий стоял, ничего не понимая.

– Куда ты собрался поступать?

– Не я… Машка поступает в этом году, поговори с ней… что-нибудь… Посоветуй по своей линии… Извини, что использую тебя по назначению.

Дмитрий улыбнулся, обнял Семена и повел к ресторану.

– Ну, конечно! Конечно.

– Сейчас непонятно ничего… Стоит на «бюджет» соваться или нет… Там же, наверное, конкурс зверский?.. Не пойму ее интересов… А ты такого уровня человек…

Добрый Сема еле говорил. Щебетал что-то о работе, о Маше.

– Счастье, – заявил он, – осознаешь с ходом лет! То есть, может, имеешь и раньше, а осознаешь – с ходом!

– Конечно, счастье! Иметь семью, дочь.

Дмитрий придерживал друга.

– Не просто дочь, а взрослую дочь! – Сема чуть не заплакал. – Дима, ей семнадцать лет исполнилось! Пока маленькая – это так все мило, но когда вырастает человек… Получается такой собеседник в жизни… Поговорить…

Это была не ахти какая мысль, но еще несколько шагов Дмитрий думал об этом.

В ресторане они с трудом нашли Машу в толпе сверстников. Те ввалились, окружили ее:

– Дорогая Маша! Поздравляем! В связи с семнадцатилетием – тебе семнадцать роз!

Большой букет был поставлен на стол с подарками и загородил букетик Дмитрия. Они что, к той же цветочнице заходили, в этот штаб местного символизма? Стало неловко за свой скромный подарок.

Лена закричала:

– А теперь продемонстрируем супертрюк: как в детстве!

Семен и Маша подчинились, встали в центре зала, и начался цирк: Семен высоко поднял над головой виноградинку. Маша потянулась вверх, Семен подразнил ее, но потом все-таки опустил руку, дал схватить ртом. Маша подняла руки к груди собачьим лапками и поклонилась. Семен погладил дочь по голове, Маша зарычала, все зааплодировали. И Дмитрий еще раз вспомнил слова друга о том, как здорово иметь взрослую дочь. Как-то хорошо они смотрелись рядом. Ну и вообще, сразу представилось, какая была Маша маленькая, потом старше, потом еще старше. Так же изображала собачку, и время для нее и для Семена, чтобы оказаться вот так – близкими взрослыми людьми, тянулось долго, целую жизнь, а он, Дмитрий, увидел все сразу. Да. Хорошо.

Семен вытянул Машу из круга и отвел в соседний зал. Сиял, как будто подарки, которые он мог сегодня подарить, закончились, но он раздобыл еще один.

– Может, это так, формально, но… пообщайтесь.

– Конечно, – сказал Дмитрий.

– Дядя Дима посоветует тебе что-нибудь… – сказала Семен. – Не буду мешать.

И пошел к гостям.

Они сели на диван, который был под картиной, которая была под пальмой. Дурацкая ситуация получалась. Никому этот разговор не был нужен, ни Маше, ни Дмитрию.

– Папа попросил поговорить? – спросила Маша.

– Папа попросил поговорить, – ответил с той же интонацией.

Улыбнулись, и стало легко.

– Он помешан на моей профориентации.

– Какие вы древние слова знаете! Ну а… какие у вас интересы?

– Да вот, хотела поступать в Москву на экономический. Не знаю, куда именно.

После двух фраз, двух взглядов стало понятно, что Маша – умная девушка, независимо от пола. То есть, не «умная девушка», насколько положено быть умной девушке, а просто умный человек.

– Да, – сказал он, – с этим сейчас сложно. Есть МГУ, Высшая школа экономики… Но… Важен не столько конкретный вуз, сколько среда, в которую вы попадете, чтобы… развиваться.

Получалось очень официально, глупо, если представить, как выглядишь со стороны – иногда же бывает, что люди видят себя со стороны. Маша сказала:

– Понятно.

Говорить больше было не о чем. Пообщались, называется. Было видно, что Маше скучно и хочется к сверстникам.

– Ну а… еще какие интересы?

Не хотелось, чтобы она уходила прямо сейчас.

– Живопись, искусство. Мы в апреле в Вену ездили!

– Да? – оживился он. – Вы были в Вене? В музее? А в каком именно?

– В Бельведере.

– Да? Очень интересно! С папой?

– С мамой.

Ну, это хоть как-то напоминало разговор двух живых людей. Он уже не чувствовал себя занудой.

– Как интересно! А что-то конкретно понравилось?

Маша застеснялась.

– «Поцелуй»… Ну, я понимаю, что он для туристов…

То ли она сама все понимала и была далека от любой пошлости, то ли просто подслушала взрослые разговоры.

– Ну! Для туристов или нет – не важно! Это великая картина в первую очередь! Я бы даже сказал: она потому и стала «для туристов»…

– Потому что великая? – спросила Маша. Они были уже на одной волне. И она уже находилась здесь, не убегала.

– Я вас от дня рождения оторвал, – сказал он, – вас ждут…

– Да, – сказала она.

– Можно потом… Как-нибудь обсудить.

– Да.

Просто два раза одинаково сказала «да». И показалось, спроси он еще что-то, услышит «да» еще и еще раз. Но этот разговор уже должен был закончиться. Открытость и тепло, исходившие от Маши, как будто сменились холодом, а, может, это и был все время холод.

«Потом как-нибудь обсудить». Зачем он это сказал? Как? Когда потом? Впрочем, оставалось еще несколько секунд.

– А в опере вы были в Вене?

– Ой, нет, я не люблю оперу.

– Как так! Даже для галочки?

– Зачем? – строго посмотрела на него. – Я ничего не делаю для галочки.

Словно они были одного возраста, и весь его опыт и авторитет куда-то улетучились. Нужно было восстанавливать превосходство.

– Хорошо… правильно… Ничего не нужно делать для галочки. Тут вы правы.

Она усмехнулась очень по-детски, нелепо. Весь ее ум и утонченность вдруг показались ему собственной выдумкой.

– Мы были в музее Фрейда, – весело сообщила она.

– Очень интересно! С мамой?

Она расплылась в еще большей улыбке:

– С папой!

Он снова ушел. Улицы шумели; казалось, что еще долго получится гулять. Вдруг замер на перекрестке. Обычно он быстро решал куда идти: направо или налево. И впервые, возможно, с тех пор как в юности покинул этот город, не мог сориентироваться. Направо было людно, огни мерцали сквозь листву, а налево – тоже людно, и тоже огни. В принципе, можно было идти куда угодно. Но даже куда угодно не получалось. Как будто самый простой шаг вперед или в сторону был лишен смысла. В конце концов пришлось уступить дорогу лошади, и он был даже ей благодарен, иначе мог бы простоять так всю ночь и не выспаться перед ответственным совещанием.

И не его вина в том, что к полуночи Семен уже выложил фотки с дня рождения. Снятые приглашенным фотографом на хорошую камеру, они были очень качественные. Дмитрий вспомнил, что уже год не мог отдать одному своему московскому другу фотоаппарат, который взял «ненадолго попрактиковаться». Фотик лежал дома, а все кофе, континентальные завтраки и отражения в лужах Дмитрий снимал на всегда последний айфон.

Да, так вот… Эти, со дня рождения, были очень качественные…

Он пролистал бесконечных подружек, родственников, подарки, свечи, торт. И начались фотографии Маши: фас, профиль, с Семеном, без Семена. Задержался, перестал листать. Увеличил. Жалко, нельзя было понять, на какую камеру снимали, качество было великолепным.

Машины глаза высокого разрешения, ресничка к ресничке, смотрели прямо на него, как там, в ресторане. Он провел пальцами по ее бровям, сдвинул фотографию, провел по подбородку, по шее. А еще была страничка Маши. Тут она была другая, разная: смеющаяся, дурачащаяся с подругами; показно, по-подростковому романтичная. Вот снимок из недавнего детства, тут – совсем колючий ежик, вот – зимняя, нежная, у моря, а вот лето – пляж.

За ее спиной солнце ласкало волны, земля закруглялась, а она стояла в смешном купальнике и выжимала волосы. Закатные тени лежали на руках, на бедрах, волосы упали вниз, и они были, как стадо черных овец, спускающихся с горы, как тучи перед грозой, как ветви ивы на Тропе Здоровья под канаткой.

Глава третья, в которой герой срывает заседание, потому что хочет успеть к одиннадцати

Бес есть в каждом. Он активируется самостоятельно, и те, у кого он не активирован, считают, что у них его нет. Как люди, не страдающие аллергией, посмеиваются на теми, кто бежит от кошек, грецких орехов или молока.

Мужчины очень отличаются от женщин. Как в японском языке есть гораздо больше слов, обозначающих оттенки цветов, так у женщин есть гораздо больше слов для обозначения эмоций. И мужчины смотрят на женщин свысока, посмеиваются, не понимая, какими разными и глубокими могут быть эмоции. Например, если мужчину что-то может, максимум, бесить, то женщину – бесить, подбешивать или выбешивать. Это не одно и то же.

С утра Дмитрия бесило все: собственное лицо в зеркале, стандартный завтрак, шум машин по брусчатке. При том, что никогда раньше он не обращал на это внимания. Напротив: лицо, шум и завтраки в отелях ему нравились. Он сам не мог понять, в чем дело: запланированные на 10:00 переговоры предвещали хороший контракт, на канатке вчера он прокатился, на пляже подтянулся, даже так удачно получилось, что повидал Семена и Лену. То есть, план по проставлению галочек был выполнен. Тем не менее, на переговоры он пришел напряженный, как будто не хотел продуктивного разговора. Он думал только об одном: как освободиться к 11:00, у него были на это причины.

Вчера вечером ему позвонил кто-то из офиса и спросил, что нужно для презентации. Он еще раз, хотя и писал об этом заблаговременно, сообщил, что понадобится переходник от MacBook на проектор. Неуверенным голосом звонящий сказал, что переходник есть. Ок. И первое, что Дмитрий заметил, зайдя в переговорную, что переходника нет. Это было хорошо. Нет переходника – нет презентации.

Но помимо этого просто никого не было. Стрелки на часах показывали уже 10:03, прошло три минуты жизни, а местные коллеги отсутствовали. Вместо них, чтобы как-то скрасить неловкость, сидела женщина из другого отдела, которую попросили принять гостя, «посидеть» с ним, пока остальных нет. Было видно, как ее это подбешивает. Его тоже. Что он, маленький ребенок? Сидели, молчали. Улыбались и прятали глаза в углы. Их перед каждым было только два, так что долго это развлечение помочь не смогло бы.

– Как добрались? – спросила женщина из другого отдела.

– Хорошо, – ответил Дмитрий.

И снова левый и правый углы привнесли в утро разнообразие.

– Первый раз у нас? – спросила женщина.

– Нет, – ответил Дмитрий, – но давно не был.

Эти вопросы – «как добрались» и «первый раз у нас» ему задавали все коллеги во всех офисах всех городов, где приходилось бывать. Только знакомясь с людьми, Дмитрий уже угадывал, кто спросит: «Как добрались?», а кто: «Первый раз у нас?».

– Сейчас чай принесут, – сказала женщина из другого отдела.

– Хорошо, – сказал Дмитрий.

Посидели.

– Пардон за такой форс-мажор, мне нужно будет уйти. На другое совещание.

– Хорошо.

Его словно переклинило, и он заладил это «хорошо», все остальные слова куда-то испарились. Секретарша принесла чай в красивой чашке. Фарфор коснулся дерева.

– Пойду, – сказала женщина, – сейчас все придут… Пардон.

Дмитрий остался один. Тысячи раз он бывал на таких совещаниях, и тысячу раз кто-то опаздывал, никогда это не бесило – это было такой же частью работы, как путь в офис, оформление пропуска или рукопожатия. Он не понимал, что изменилось, почему потерянное время начало иметь значение.

Дверь распахнулась, и в комнату вошли два одинаковых молодых человека в разных костюмах.

– Добрый день, – сказал молодой человек Как Добрались.

– Добрый день, – сказал молодой человек Первый Раз У Нас.

Пожали руки, уселись напротив. Заулыбались.

– Как добрались? – спросил Первый Раз У Нас.

– Хорошо.

– Первый раз у нас? – спросил Как Добрались.

«Хитрецы» – подумал Дмитрий – «Поменялись». Его бесило, что он не угадал. Было уже 10:10. Первый Раз У Нас заботливо поинтересовался:

– Может, кофе?

– Человек чай уже пьет! – строго посмотрел на него Как Добрались.

– Пардон! – Первый Раз У Нас смутился. – Дезолé!

Свою неорганизованность местные коллеги компенсировали галантностью, вставляя через слово французский.

Вдали гудел порт, там люди работали на свежем воздухе и даже предполагать не могли, что в паре километров есть офисный центр, а в нем сотни окон, и за одним из них происходит сейчас такая наполненная смыслом, такая не съедающая время жизни история. В принципе, презентацию было делать недолго, минуты три, но все задерживались, и совещание никак не могло начаться.

Дверь открылась, вошли еще двое коллег. Постарше. Один – совсем матерый. Было видно, что это уже уровень начальника отдела. Коллеги обошли стол, пожали руку и медленно, с достоинством, вернулись. Конечно, это не было достоинством того уровня, которое вчера наблюдалось у контролера на канатке, но все же – получилось неплохо, и по результатам прошедших суток заняло почетное второе место.

– Пардон за опоздание, – сказал матерый, – моветон с нашей стороны. Давайте начнем!

Дмитрий хоть и торопился, но начинать не собирался. Он знал, что все эти «коллеги» – никто, просто наполнение офиса, которому положено сидеть на встречах, чтобы потом не говорили, что не слышали. Они выглядели, как массовка в плохом сериале, никогда еще дорогие костюмы не смотрелись на людях так дешево.

А главным был месье Донá, француз, начальник местного отделения компании. Видимо, работая с ним, местные и нахватались словечек, как дети от взрослых. Устроили тут Квебек в отдельно взятом офисе.

– Я так понимаю, – вежливо сказал Дмитрий, – что еще не все собрались.

– А! – улыбнулся матерый. – Так вы начинайте, а они попозже присоединятся!

Если бы Дмитрий был женщиной, его бы уже начало выбешивать.

– То есть, «они» не будут знать начала?

«В этом нет смысла?» – блеснуло в глазах у матерого.

«В этом нет смысла» – блеснуло в ответ в глазах у Дмитрия.

– Логично, давайте подождем! Пардон!

Дмитрий покрутил, не касаясь стенок, ложечкой внутри чашки. Белые, как в парижской квартире, стены отражали уже высокое солнце. Слева висел портрет де Голля в полный рост, справа – черно-белая фотография студенческих протестов 1968 года. Месье Дона был диалектиком.

В 10:15 он появился. Все встали, и Дмитрий встал. Пожал руку. В то время, как подчиненные были одеты в костюмы, сам француз пришел в рубашке с закатанными рукавами.

– Добрий день, – сказал он.

– Добрый день, – сказал Дмитрий.

– Давайте будьем начинать, потому что у менья не так много времени.

«А куда ты дел пятнадцать минут моей жизни?» – подумал Дмитрий. Посмотрел на шеренгу сидящих по струнке коллег. Ну, держитесь.

– Скажите, а вот вчера мне звонили по поводу переходника для компьютера…

Стало слышно биение сердец. Один из коллег виновато поднял руку, подписываясь под звонком.

– Ну вот, его нет, – Дмитрий развел руками. Он чувствовал себя доктором на обходе в кардиологическом отделении. Сердца забились сильнее. Матерый решил подойти конструктивно:

– А какой нужен переходник?

Еще можно было просто решить вопрос и провести презентацию. Ведь он для того и приехал. Но неведомая сила заставляла Дмитрия сорвать переговоры. Просто все в жизни, начиная со вчерашнего вечера, было не так, и с переходником было не так.

– А какой нужен переходник? – повторил матерый.

– Я говорил вчера.

– Может, у меня есть такой?

Дмитрий не отводил взгляда.

– А зачем мне тогда звонили и спрашивали вчера?

Помолчали немного.

– Ситуация близка к абсурдной, – заключил шепотом Как Добрались.

Месье Дона находился внутри энергетических потоков, образованных с одной стороны противостоянием де Голля и студентов, и Дмитрия и офисных работников – с другой. Потерянный в центре этого креста, он решил перейти на родной язык.

– On peut le regarder directement sur l’ordinateur?11
  Может, посмотреть прямо на компьютере? (фр.).


[Закрыть] – пробормотал он под нос, не ожидая ни от кого ответа.

Дмитрий чувствовал, что сейчас все решится. От того, как он поведет себя, возможно, поменяется жизнь. Посмотрел прямо в глаза месье Дона:

– C’est un projet très détaillé, on ne pourra pas le discuter correctement22
  Там проект очень детальный. Мы не сможем полноценно обсуждать (фр.).


[Закрыть].

Еще секунду назад сомневавшийся, чью сторону занять: каких-никаких, но своих подчиненных или заезжего перфекциониста, француз поднял глаза, и в них, как в глазах Робинзона Крузо, отразились паруса родной земли, корабли пришедшей за ним цивилизации.

– C’est un 11 pouces que vous avez?33
  У вас экран 11 дюймов? (фр.).


[Закрыть]

– Oui44
  Да (фр.).


[Закрыть].

Француз строго посмотрел на подчиненных.

– Давайте сделаем перерыв и все организуем на уровне! – повернулся к Дмитрию. – Хорошо?

– Хорошо.

– C’est la première fois que vous venez chez nous?55
  В первый раз у нас? (фр.).


[Закрыть]