Текст книги "Особенности национальной милиции"

4

Сколько там было детей! У Федора глаза разбежались, лишь только он оказался под сенью цветущих лип. Молодые родительницы, толкая впереди разномастные коляски, прохаживались взад-вперед по асфальтированным дорожкам. Выросшие из неходячего возраста детки забредали в траву, как опытные сыщики изучая все, что в ней попадалось. Федора сразу же обогнала парочка на скейтах. Но эти были выше положенного размера.

Так, детей он нашел. Следующая и основная задача – установить с одним из них контакт, склонив на дачу ингредиента для лекарства. Что ж, будущий следователь должен уметь внедряться в любой коллектив, даже если в этом коллективе не все могут говорить.

Внимательно окинув взглядом видимое пространство парка, Федор оценил обстановку и решил начать с площадки, на которой располагалась песочница. Там сконцентрировалась основная масса детей подходящего размера. Что самое приятное, мамочки сидели чуть поодаль, на лавочках, по-видимому, очень увлеченные беседой друг с другом.

Молодой здоровенный парень нестандартной расцветки, легко перешагнув невысокий бортик песочницы, присел на корточки рядом с серьезным малышом, безнадежно пытающимся «испечь кулич», и взял бесхозно валяющийся совок в руку.

– Ты не так делаешь. Давай помогу.

Федор вспомнил детский свой опыт, раскопал ямку поглубже, наложил сырого песка в ведерко, перевернул его и постучал совком сверху.

Ловкое движение руки, ведерко снимается, и – вот оно чудо – аккуратненький маленький холмик в наличии. Федя победоносно посмотрел на малыша, ожидая восхищения и благодарности.

– Я не такой хотел, – насупился мальчик и, сморщив личико, постарался заплакать.

Это в планы внедрившегося в детский коллектив Ганги не входило.

Следовало срочно поправить дело, дабы родительницы не вмешивались в него.

– Сейчас будет другой, – не успев подумать, быстро сказал Федор.

Мальчик заинтересованно посмотрел на странного дядьку и плакать передумал. Но тут перед Гангой возникла и встала новая задача, не менее сложная. Федор знал только один способ производства куличиков.

Как исхитриться и изобразить другой вариант, он не знал. Немного подумав, парень остановился на простом варианте решения проблемы – изменить химический состав сырья, то есть исключить из него Н₂О.

Насыпав в ведерко песка сухого, Федор повторил процедуру с переворачиванием и похлопыванием совочком по ведерку. Результат вышел малоутешительный: просто бесформенная кучка песка и никаких радующих глаз геометрических граней строения.

– Это не кулич, – однозначно сделал заключение мальчик, в силу своего возраста являющийся неплохим экспертом по куличикам.

Ганга и сам видел – получилось не совсем то, что он хотел. Неудача не заставила его опустить руки. Наоборот, у него появился какой-то спортивный азарт. Федор не привык пасовать перед трудностями.

Он найдет этот новый способ, черт его подери, чего бы это ему ни стоило.

– Сейчас все будет путем, – увлеченно сказал «большой дядька» и на следующие пятнадцать минут забыл о малыше, с головой погрузившись в решение нелегкой проблемы.

Ребенок посидел на корточках минуту, две, десять. Живая детская натура, требующая постоянного действия и игр, не находила выхода скопившейся энергии. Попросту мальчику стало скучно. Он встал с корточек и, обиженно поджав губки, направился в сторону лавочки с родительницами, чего, конечно же, не заметил азартный Ганга.

– Мама, он у меня ведерко с совком отобрал, – хныча сказал малыш, потянув за юбку одну из молодых женщин.

Все мамаши, как по команде, обернулись на песочницу, ожидая увидеть злостного хулигана-мальчишку, которому не мешало бы хорошенько оттрепать уши.

В песочке увлеченно ковырялся здоровенный детина, росту которого позавидовал бы любой волейболист. Вещественное доказательство его правонарушения – ведерко – так и мелькало в руках, то переворачиваясь вверх дном, то обратно. Возникли серьезные подозрения по поводу нормальности странного субъекта. За спиной у мамаш неожиданно возник и вырос знакомый уже нам гражданин, пенсионер, спортсмен, шпион и еще мало ли кто. Короче говоря, это было зеленое трико, в данном конкретном случае изображающее из себя отдыхающего в парке.

– Этот подозрительный элемент – маньяк, – со знанием дела шепнул неорганизованной группе родительниц пенсионер. – Он нападает на женщин и пристает к детям.

Сделав свое черное дело, шпион юркнул за ствол тополя. Наживка была проглочена мамашами целиком, с потрохами. В мгновение ока разбившись по парам: мама – ребенок, родительницы увели своих чад подальше от намечающейся опасности. Мамаша обиженного малыша вырвала из рук не сообразившего, в чем дело, Ганги ведерко с совком, бросила с упреком:

– Стыдно, молодой человек, – и поспешила домой, волоча за руку сопротивляющееся чадо.

Только теперь Федор заметил, как опустела песочница. Это показалось подозрительным. Может, пока он занимался решением своей проблемы, произошло какое-нибудь правонарушение? Злостный акт вандализма?

Хотя следов разыгравшейся трагедии при беглом осмотре не обнаруживалось.

Ганга вышел из песочницы и устало опустился на лавочку.

Нужно было хорошенько все обдумать, да и просто отдохнуть. Время подходило к ужину, желудок потихоньку начал требовать пищи. А дело по добыче ингредиента оставалось на мертвой точке.

– Не возражаете, я присяду? – спросила девушка.

Перед собой она везла коляску премилой расцветки в стиле кубизма.

Федор кивнул в ответ и снова погрузился в свои мысли. Но подумать спокойно не удалось. Девушка, устроившись на скамейке, засюсюкала пассажиру коляски, а затем и вообще вытащила его наружу. Подгузник у ребенка был мокрым. Именно этот факт побудил Гангу задать вопрос.

– Сколько вашему?

– Пять.

Как громом ударило Федьку. Так вот они какие, пятилетние!

Они еще даже не умеют ходить! А он тут дурочку валяет в песочнице, к великовозрастным подросткам пристает. Ну и мороки с этими детьми. Как только женщины в них разбираются?

– Мы уже большие, – говорила мамаша, обращаясь почему-то к ребенку, – нам уже пять месяцев. Да, Русланчик?

Черт, опять промашка. Может, спросить у нее, как выглядят пятилетние? Пора ему, Ганге, учиться проводить допросы и просто опрашивать население.

– Скажите, – стараясь придать голосу как можно больше вежливости, начал он, – как выглядят пятилетние дети?

– Как всякие дети, только пяти лет, – удивленно вскинув брови, ответила молодая мамаша.

– Нет, я имел в виду, какого они роста?

Девушка пробежала глазами по асфальтовым дорожкам и указала пальцем в сторону одной из них.

– Вон там девочка лет пяти.

– Я хотел бы мальчика, – поправил Ганга.

Мамочка недоверчиво окинула взглядом назойливого парня, однако ничего подозрительного не заметила.

– Тогда вон тот.

Федор посмотрел по направлению указующего перста, и бальзам надежды пролился на его измученное сердце. Одинокий мальчик, ростом ниже колена, стоял у большой афиши заезжих аттракционистов и внимательно ее изучал. Федя снялся с места и в мгновение ока был уже напротив пацана. По дороге курсант понял, что нужно принимать решительные действия и переходить от выжидательной позиции к решительным действиям. Иначе к ужину он не поспеет.

– Малый, ты писать хочешь? – напрямик спросил он у ребенка.

– Нет, – нисколько не удивившись, ответил потенциальный производитель ингредиента для лекарственного средства.

Это усложняло задачу. Но Ганга вошел в азарт и отступать не собирался.

– А газировку любишь?

Малыш кивнул.

– Хочешь, я тебе куплю?

Тот отрицательно покачал головой.

– Мне дядя Семен уже три стакана купил. Аж в животе булькает.

– Ничего, все равно захочешь, – убежденно сказал Федор. – Жди меня, я сейчас.

С такой завидной скоростью бегают разве что на Олимпийских играх либо от медведя-шатуна, разбуженного зимой и злого до ненормальности.

Ветер свистел в ушах, а прохожие шарахались в стороны, пропуская курсанта, маньяка и сифилитика в одном лице. За семь с половиной секунд Федор добрался до ларька, за две купил двухлитровую бутылку газировки, вывалив из карманов всю мелочь, не считая и не дожидаясь сдачи, и опять же в семь с половиной секунд вернулся обратно. Пассивно-медлительный мальчик даже не заметил временного отсутствия нового знакомого.

– Пей, – всучил Ганга здоровую бутылку мальцу в руки.

– Да я не хочу.

– Хочешь! – повысил голос доведенный до отчаяния курсант.

Пацан хлопнул глазами на взбесившегося пятнистого негра-амбала.

Страх незаметно подкрался и вцепился мертвой хваткой в сердце мальчонки.

Паника вселилась в его душу, и он сказал судьбоносную для Федора фразу:

– Я сейчас описаюсь.

Федя чуть не подпрыгнул от радости. Он отвел малыша в сторонку, за дерево. Не делать же это у всех на виду на пешеходной части. Достав заготовленную заранее семисотграммовую стеклянную банку, Федя нагнулся к малышу, чтобы стянуть с него мешающие сбору ингредиента шортики.

– Извращенец, – раздался визгливый женский голос с нотками истерики прямо над бедной головой курсанта.

Стоило только Ганге поднять голову, чтобы взглянуть на обладательницу неприятного голоса, как звонкая пощечина влепилась в его физиономию.

Интересно, карается ли покушение на почти сотрудника милиции почти при исполнении?

– Я ему покажу, как над детьми издеваться, – басовито проревел здоровенный амбал, не уступающий Феде в росте, но гораздо шире в плечах. Вероятно, дядя Семен.

«Нет, не карается», – решил Ганга и по-английски, без объяснений слинял.

Все! Терпение его лопнуло. Он больше не может преследовать ускользающих прямо из рук детей. Пусть сифилис сожрет молодое, здоровое тело Ганги. Пусть подавится, если такое возможно. А он больше ни за что не будет приставать к малолетнему контингенту.

Так думал Федор, выходя из ворот парка и решительным шагом направляясь в сторону остановки. По привычке Ганга шел, опустив голову вниз и изучая ноги. Это приводило к тому, что парень не всегда вписывался в повороты, промахиваясь мимо них или натыкаясь лбом на стены. В очередной раз соприкоснувшись с каменной кладкой, Федор поднял глаза, чтобы обматерить строителей, понастроивших дома где ни попадя, и наткнулся на объявление. Детскому саду, которому принадлежала вышеозначенная стена, требовался дворник. Решение нашлось само собой. Оно было простым, а, следовательно, обещало оказаться логичным.

Воспрянув духом, не сдающийся ни перед какими трудностями курсант решительно толкнул калитку и вошел во двор сада.

* * *

Тем временем в общежитии школы милиции учащиеся третьего курса времени даром не теряли. Стоя кружком над обеденным столом, курсанты склонили свои головы и о чем-то напряженно спорили.

– Первым делом нужно прочесать все рынки. Там этой мелкой шушеры много. Может, и дурковеды затесались.

– На рынках карманники в основном, а вот сумки тащат на вокзалах и в аэропортах.

– Ага, хозяйственные и чемоданы. Речь идет о дамских сумочках.

– Может, в мундире приготовим, чтобы долго не возиться?

Все взглянули на Пешкодралова, прервавшего умную беседу, и хором ответили:

– Готовь.

Причем лица у них были совсем не доброжелательные. Леха пожал правым плечом, не понимая, чем он так разозлил однокурсников, и занял пост у плитки. Его немного злило то, что «дежурным по кухне» чаще всего назначался он. Но, с другой стороны, если так надо для общего дела, то он готов и потерпеть.

– Нечего гадать, – возобновил обсуждение плана действий Кулапудов. – Давайте посмотрим, что нам предоставила милиция. – Он зашуршал бумагами. – Судя по количеству краж, мы имеем дело не с дилетантом. Чтобы совершить столько грабежей и не попасться, требуется опыт. А у всех закоренелых преступников есть свой почерк, излюбленные места совершения преступлений. Нам только нужно разгадать, в чем же он заключается.

Итак, заявили о пропаже сумочек шесть потерпевших, двое из которых – пенсионерки, возраст же остальных колеблется от восемнадцати до тридцати пяти лет. Довольно-таки большой диапазон. Значит, преступник выбирал своих жертв, не глядя на возраст. Смотрим дальше. Места краж: городской парк, рынок Привокзальный, пересечение улиц Вертикальной и Горизонтальной, троллейбус девятого маршрута… – Кулапудов молча пробежал глазами по строчкам, промычав что-то себе под нос с перечислительной интонацией. – Разброс по всему городу. Это усложняет задачу.

– Может быть, у них манера воровать одна и та же?

Например, вырвать сумку из рук, проезжая мимо на мотоцикле, – предположил Антон Утконесов.

– Маловероятно, – возразил Кулапудов. – В троллейбусе это сделать практически невозможно.

– А что по этому поводу говорят потерпевшие?

– Гражданка Куролесова, будучи на массовом гулянии по случаю Дня молодежи, в двадцать три ноль-пять выпустила сумочку из рук всего на пару минут, чтобы сделать особо сложное па с одним из новых знакомых. Когда Куролесова вернулась за ней, сумочки уже и след простыл.

Зайцева О. А. утеряла свою сумку в троллейбусе. В какой момент это произошло, она не помнит. Была давка, сумочка висела на плече. Обнаружила же пропажу пострадавшая только перед выходом из транспорта. Беглый осмотр вещей пассажиров результатов не принес.

Вору удалось скрыться.

А вот и твой, Антон, случай. Придорожная Н. П. возвращалась с работы домой, когда неизвестный на мотоцикле сорвал сумочку с ее плеча и скрылся.

Однозначно, здесь нет никакого общего почерка. Напрашивается вывод: либо в городе действует не один вор подобного профиля, либо он умнее, чем мы думаем, и ведет тонкую игру, стараясь не засвечиваться на таких общеизвестных моментах, как почерк преступления.

– А может, наоборот, слишком глуп, чтобы выработать какой-то определенный собственный метод? – предположил Санек Дирол.

– Тогда бы он попался.

– Да ладно. Скажи лучше, что менты не захотели время тратить на такую шушеру, а потому просто не занимались этим делом, сплавив его нам, чтобы глаза не мозолило.

– Это кого ты назвал ментами? – возмутился из своего угла Леха, вскипев не хуже кастрюли на плитке, которая выплеснула наружу изрядное количество бурлящей воды.

– Не будем спорить, горячие парни, – прервал намечавшуюся распрю Кулапудов. – Возможно, Дирол и прав.

Но первое правило настоящего следователя по словам полковника Подтяжкина звучит так: «Лучше противника переоценить, чем остаться без зарплаты».

А полковник мужик дельный, зря советов давать не будет.

Не удовлетворенный результатом спора, Пешкодралов насупился, сдвинув брови у переносицы и, подхватив неотстирывающимся серым полотенцем кастрюлю, вышел из комнаты сливать воду.

– С чего нам стоит начать? Не прочесывать же весь город, выискивая в толпе личностей, подозрительно смотрящих на дамские сумочки, – возобновил совещание Андрей Утконесов.

– Думаю, не стоит. – Венька опять взял инициативу в разговоре в свои руки и повернулся лицом к Андрею. – Здесь нужно знание психологии преступника. Вот я бы, будь на его месте, ни за что не стал совершать повторного преступления в одном и том же районе. Как знать, может, там уже засада и опера ждут меня, чтобы поймать с поличным.

– То есть в ближайшее время дурковеда не стоит ожидать в тех местах, где он уже совершал кражи? – уточнил Санек.

– Вот именно. И теперь наша задача – выделить на карте районы краж и определить пункт, наиболее подходящий для следующего правонарушения.

Все склонились еще ниже над столом, прошелестев листами.

Венька поднял руку над головой, не глядя нащупал книжную полку, с которой стянул черный маркер. Заскрипел кончик маркера по бумаге.

Несколько секунд все напряженно молчали, следя за действиями Кулапудова, а потом, как по команде, откинулись назад.

– Что-то не то у нас получается, – озадаченно произнес Зубоскалин, с сомнением почесывая пятерней коротко стриженный затылок. – Преступник или группа преступников уделяют свое внимание как людным местам – рынкам, вокзалам, центральным улицам, – так и ничем не примечательным улочкам. Не похоже на то, чтобы занимался кражами один человек. Ничто, ни одна мало-мальски стоящая зацепка не связывает эти преступления.

– А у меня все готово, – раздалось из дверей, и в комнату вошел Леха с изысканно перекинутым через руку все тем же серым полотенцем и дымящейся кастрюлькой.

Венька разрешил ставить на стол блюдо. Нацеленные на центр стола головы отодвинулись, позволяя кастрюле проплыть мимо них и водрузиться рядом с большой картой города, которую Пешкодралову наконец-то удалось рассмотреть. Круглые пометки, сделанные черным маркером, выделяли, как правильно понял Леха, места совершения краж.

– Что-то они мне напоминают… – озадаченно пробурчал себе под нос парень.

Ребята переглянулись.

– Что именно? Попробуйте вспомнить как можно подробнее, тем вы поможете следствию, – увлекшись игрой в сыщика, официальным тоном спросил Венька.

– Да не знаю я, – задумавшись, ответил Леха.

– Че тогда голову морочишь? – прикрикнул на него Зубоскалин и выхватил из кастрюли заманчивый экземпляр картошки, треснувший вдоль и рассыпчато выказывающий из-под кожуры постороннему взгляду свое нутро.

Картошка обожгла пальцы, одновременно вызвав несанкционированное выделение слюны. Санек шумно втянул воздух, перебросил картошку с руки на руку и положил ее на заблаговременно расстеленную газету «Криминальная хроника».

С бумажного листа прямо на него исподлобья смотрела физиономия отпетого преступника, находящегося в розыске. Тяжелый взгляд пристально изучал Дирола, отбивая аппетит. Санек недовольно сморщился, сделал рожу уголовнику и прикрыл его картошкой, чтобы не портил настроение мирным гражданам.

Пока Санек переглядывался с портретом, Леха успел сбегать к холодильнику и раздобыть оттуда порезанную и щедро политую пахучим подсолнечным маслом селедку с колечками лука. Странное расположение окружностей, нарисованных Кулапудовым, опять заставило Леху призадуматься.

Что же они ему напоминали? Леха застыл на месте, мучительно соображая.

Ладонь сама собой предательски ослабла, отчего тарелка накренилась, сбросив с себя блеснувшую на солнце жирную каплю масла. Она упала на карту в районе улицы 50-ти лет Пионерского движения, неаккуратно расплывшись темным пятном. Пятно пришлось точно по центру между художествами Кулапудова, отчего все вокруг позеленели, а Пешкодралов радостно воскликнул:

– Как у моей мамы!

Зубоскалин, открывший было рот, чтобы сказать что-нибудь едкое человеку, испортившему столь важную в расследовании карту, услышав Лешкин крик, решил подождать с замечаниями и послушать.

– Сумка! – радостно орал Леха. – У мамы моей точно такая сумка!

Ребята нагнулись над картой, силясь рассмотреть на ней хотя бы намек на сумочку мамы Пешкодралова. Ничего не получалось.

– Да вот же она, – удивляясь непонятливости сокурсников, сказал Леха. Он схватил маркер и провел линии, соединяя пометки Кулапудова.

Сам собой вырисовался старомодный ридикюльчик, который при богатом воображении вполне мог бы сойти за современную сумку. Жирное же пятно мясляно поблескивало в центре, изображая собой металлическую застежку. Утконесовы в унисон присвистнули, с ходу взяв ля первой октавы.

– И твоя мама такое носит? – еле сдерживая улыбку, удивился Зубоскалин, разглядывая раритетный фасончик.

– Да, – с гордостью произнес Леха, не заметив сарказма в голосе товарища. – Эту сумочку ей отец в восемнадцать лет подарил, когда свататься из другого села пришел.

– Так сумочка старше тебя?

– Угу. Раньше все крепким, добротным делали. Отец, когда через Мордвинку переплывал, коротким путем в мамкино село, так сумочку эту всю насквозь промочил, а ей хоть бы что. Хорошо, что догадался именно ее купить, а то ведь поначалу хотел мыло. А оно бы в реке напрочь размякло.

– Да, это хорошо, что он с сумочкой свататься решил, – поддакнул Дирол. – А не с корытом или со снастью рыболовной.

– Или с «Раптором» паршивым, – продолжил Андрей. – …или с «Олд Спайсом» опять же, – поддержал брата Антон.

Леха задумался, озадаченно взглянув на товарищей.

– Да не, ребят, – убежденно сказал он. – Тогда «Рапторов» не было.

* * *

Господи, и что Федор раньше не догадался в садик пойти?

Детей тут – больше, чем в парке, раза в два. И ни одной мамаши. Только воспитательницы, нянечки и заведующая в единственном экземпляре.

Заведующая, кстати, ничего, добрая женщина. Она с радостью приняла Гангу в своем кабинете, как только узнала, по какому вопросу тот пришел. Еще бы не обрадоваться. Мужчина в их детском саду – это редкость. На работу с зарплатой, положенной по штатному расписанию дворнику, ни один нормальный человек идти не собирался. Вот и приходилось брать то алкоголиков, которых можно было наблюдать только до первой получки, то древних пенсионеров, с трудом держащих в руках метлу.

А ведь ею не плохо было бы еще и махать. И вдруг заходит в кабинет молодой здоровый человек, просится на должность, причем так рвется работать, что готов приступить к исполнению своих обязанностей прямо сейчас, не дожидаясь, когда будет оформлена трудовая.

Через пятнадцать минут после разговора с заведующей Ганга уже стоял в садиковом дворе с метлой в руках и с улыбкой на устах.

Персонал детского заведения, как несложно было догадаться, состоял исключительно из женщин, которым по природе положено быть любопытными.

Не успел Федор пару раз махнуть своим орудием, как мимо него промчалось трое нянечек, якобы в прачечную за сменой белья, две воспитательницы с непонятным осмотром площадки их групп, солидных размеров повариха – срезать петрушки с клумбы под окном, и музработник без видимой причины.

У Феди аж в глазах зарябило. А потом все пространство огласилось неимоверным шумом, и изо всех дверей высыпало такое количество ребятни, какого парень отродясь не видывал.

– Дети, это наш новый дворник, – поучительным тоном заговорила воспитательница. – Его зовут… Кстати, как вас зовут?

В глазах молоденькой, маленькой и хрупкой рядом с исполином Гангой воспитательницы с веселыми ямочками на щеках забегали искорки, которые красноречиво говорили о том, что интересуется она именем Ганги не столько для детей, сколько для себя. Парень смутился, вспомнив о своей болезни, и решил пока с девушками не заигрывать, дабы не стать распространителем страшного вируса.

– Федор Мамадумович Ганга, – как можно более официально ответил он и сделал вид, что его очень занимает работа.

– Федор Мадурович, – повторил один мальчик.

– Не Мадурович, а Мандумович.

– Лидия Алкадьевна, а почему он Маманович? У него, что ли, мама папой была?

Федя зашевелил метлой быстрее, скоро сдвигаясь вправо, где находился спасительный закуток, за которым его никто не увидит. Что за странный народ эти дети? С ними сложнее, чем с закоренелыми преступниками.

Поведение преступника можно вычислить путем логических умозаключений, вывести его на чистую воду и предугадать дальнейшие действия. Реакцию ребенка предугадать невозможно. Это как находиться на спящем вулкане – никогда не знаешь, когда рванет.

Воспитательницы развели своих детей по площадкам, и тротуар перед фасадом здания остался относительно свободным. Только приблудный кот Максим крутился возле окон кухни, улавливая несъедобный запах манной каши на разведенном молоке. Федор вышел из своего укрытия и огляделся. Никого. Пора было действовать. Дежурно помахивая метелкой, Ганга, все время озираясь, мелкими приставными шагами приблизился к служебному входу детского сада, воровато протянул руку за спину и толкнул дверь. Она поддалась сразу, скрипнув несмазанными петлями.

От неожиданности Ганга вздрогнул и интенсивнее заработал метлой. На этот раз он решил никому на глаза не попадаться при совершении сбора необходимого продукта, а потому действовал крайне осторожно. Убедившись, что никто не услышал предательского скрипа двери, Федор сгруппировался, втянув в себя живот, плечи и прочие выпирающие части тела, и просочился в узенькую щель.

Коридор оказался свободным. Никто не проходил по мозаичному кафельному полу, ничья тень не отбрасывалась на стены, уделанные самодельными панно, аппликациями, пучками сушняка, изображающего цветы, и банальными детскими рисунками. Поставив орудие труда в угол у двери, Ганга осторожно, на цыпочках, направился вперед. Крадучись, он заглядывал во все встречающиеся двери до тех пор, пока не обнаружил за одной из них комнату с большим количеством игрушек. Федор догадался, что именно здесь находятся основную часть своего пребывания в саду дети.

В небольшом закутке с распахнутой настежь дверью журчала вода. Там кто-то мыл посуду. Это привносило определенный риск в операцию, но с некоторых пор Гангу трудности только подзадоривали. Следующее за моечной помещение выложено было бело-голубым кафелем, из чего Федор сделал вывод, что это то самое место, куда ему следовало бы пробраться. Нянечка, моющая посуду – а это была она, – казалось, ничего не замечала. На всякий случай Федор молниеносно лег на пол и бесшумно пополз мимо моечной по-пластунски. Проползти надлежало немного, метров тринадцать.

«Несчастливое число», – машинально подумал Ганга, продвигаясь по игровой комнате «аки гад ползучий».

Первоначально следовало преодолеть группу обеденных столов до ненормальности мелкого размера. Ради конспирации неплохо было бы проползти под ними. Так, кстати, и путь срежется. Парень нырнул под первый стол, оказавшись отрезанным от внешнего мира тонкими деревянными ножками стульчиков, обильно окружавших его. Неожиданно шум воды стих.

Наступившая тишина заставила Гангу вздрогнуть. Федор сжался в комок, затаившись в своем укрытии.

Нянечка, окончив мыть посуду и сменив «Калина красная» на «Ой, кто-то с горочки спустился», плавающей походкой вырулила из моечной, направившись к столам. Ганга изо всех сил постарался слиться с окрестностью, маскируясь за паучьими ножками стульев. Однако женщина не собиралась заглядывать под стол и кричать на всю округу, что поймала вора. Толстые, со вспухшими венами и обильно поросшие темным волосом ноги в красных домашних тапочках оказались прямо перед лицом курсанта, временно замещающего вакантную должность дворника. Ганга услышал, как мокрая тряпка шлепнулась о стол. Нянечка смахивала со стола крошки.

Федор напряженно следил за ногами, топтавшимися на одном месте, так и намеревающимися наступить на нервно подрагивающие пальцы.

Как ни старался парень сложиться компактно под плоскостью стола, пальцы, упирающиеся о пол, предательски старались выскользнуть наружу прямо под пресс красных тапочек.

Народные напевы стихли, и женщина направилась обратно в моечную, положила там тряпку, после чего, прихватив ведро, удалилась в спальную комнату. Ганга с минуту прислушивался, но нянечка не возвращалась.

Путь к цели оставался свободным на неопределенный срок. Эх, Федька бы выстлал его красными ковровыми дорожками, усыпал бутонами роз!

Торжествующая его душа уже слышала триумфальные звуки фанфар, а также пиликающий звук, характерный для победы в компьютерной игре после прошествия всех туров. Оставалось только ворваться в финальный гейм и захватить приз.

Можно было бы вылезти из-под стола и смело шагнуть к двери, принявшей в глазах курсанта образ небесных врат. Но парень не торопился.

Слишком много на сегодня у него случилось проколов. Так дальше продолжаться не могло. Отбросив в сторону глупое ребячество, Ганга отодвинул вправо стоявший на пути стул и продолжил свои поползновения.

Предстояло преодолеть еще два обеденных стола и свободный отрезок пути метров в пять. Первое препятствие в форме стола преодолено было без сучка и задоринки: ни один стул не громыхнул, ни один не упал. На подходе к следующей преграде Федор услышал приглушенные голоса, тревогой отозвавшиеся в сердце. Гул десятков детских голосов, приближаясь, нарастал, наступая лавиной на уши нового дворника. Ганга юркнул под третий стол и затаился.

Как раз вовремя. Несколько секунд спустя в групповую комнату ввалила шумная толпа ребятни, вернувшейся с прогулки.

– Ребята, моем руки и садимся за столы, – прозвучал уже знакомый Федору голос воспитательницы.

– Лидия Алкадьевна, а что у нас будет на ужин?

– Манная каша.

– Фу-у-у.

По светло-коричневому линолеуму затопали детские ножки в сандаликах, туфельках, тапочках и просто в носочках. Все рванули в ту дверь, которая еще минуту назад обещала открыть бедному курсанту райские кущи. Зажурчала вода, вырвавшаяся из плена водопроводных труб.

Коричневые сандалики с порванным ремешком, голубые гольфики и сбитые пыльные коленки подошли к столу, под которым сидел лазутчик. Выше Ганга не мог разглядеть малыша по причине того, что сквозь столы вообще он не научился видеть. Худенькие ножки в сандаликах нерешительно потоптались, а потом присели на корточки. Обладателем их оказался мальчик с непослушной черной челкой и худым изможденным лицом.

– Ой, – удивился он, – а раньше я тебя здесь не видел.

– Я только сегодня сюда приполз, – шепотом, чтобы никто более не услышал, сказал Федор.

– Ты здесь будешь жить? – тоже перейдя на шепот, спросил мальчик.

Ганга утвердительно кивнул. Непонятно, зачем он соврал малышу и чего хотел этим добиться, но почему-то подумал, что так надо.

– А можно, я с тобой посижу? Я мешаться не буду.

Просто сейчас Лидия Алкадьевна будет всех манной кашей кормить, а я ее не люблю. Ты меня пустишь?

Мальчик посмотрел таким молящим взглядом, что у Ганги ком к горлу подкатил, а на глаза навернулись предательские слезы.

Он был болен, покрыт безобразными нарывами. Но с другой стороны, болезни, передающиеся половым путем, посредством бытового контакта не передаются. Это Федор знал еще со школы. А мальчишка выглядел очень несчастным.

– Скорее думай, а то воспитательница нас увидит, – попросил малыш.

Это помогло парню решиться. Ганга подвинулся, расчистив небольшой пятачок рядом с собой, и махнул ребенку заходить. Мальчик юркнул под стол и уселся на корточки. Вместе оказалось так тесно, что Федя понял, слишком глубоко дышать не стоит, дабы выпирающие от вдоха бока не выглядывали из-под стола. Мальчик оглядел свое временное убежище и остался доволен.

– Здесь уютно, – заметил он. – Лучше, чем дома. И жвачка есть.

Он поковырял ногтем у края деревянной доски, на которую какой-то запасливый ребенок прилепил изжеванную резинку, и бросил серый комочек в рот. Выражение любопытства на лице сменилось удовольствием.

– Это лучше, чем манная каша, – пережевывая, сказал малыш. – А я знаю, кто ты. Ты – Маманович, наш новый дворник. У нас дворников много было, только они под столами не жили. А ты теперь здесь всегда будешь?

Размышления вслух ребенка прервались неожиданно. Шумная толпа детворы вырвалась наружу из помещения санузла и стала занимать места за столами. Перед взором Ганги возникли и повисли на маленьких стульчиках детские ножки: и опрятненькие в беленьких носочках и чистеньких туфельках, и с грязными разводами на икрах, и с болячками на коленях, и с собранными гармошкой у щиколоток гольфиками. Все эти ножки ерзали, устраивались поудобнее, раскачивались взад-вперед, покушаясь на неприкосновенность будущего защитника закона. Пришлось вспомнить занятия по рукопашной, а именно тему номер пять: «О тактике непротивления и приемах уворачивания от нападения». Семь раз удалось выказать чудеса, извиваясь в узких рамках ограниченного пространства. Причем делалось это без единого лишнего звука. Федя извивался, словно угорь на сковородке, приводя тем самым в восторг своего нового знакомого, которого словно специально обходили стороной непоседливые ноги.