Текст книги "Радигост и Сварог. Славянские боги"

Михаил Серяков
Радигост и Сварог. Славянские боги

© Серяков М. Л., 2013

© ООО «Издательство «Алгоритм», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Вступление

Культ Сварога зародился еще во времена индоевропейской общности, и почитание его было свойственно всем трем основным группам славянства. Наиболее древний пласт связанных с ним представлений относится к восприятию Сварога как бога неба. Генетически родственные ему Уран и Варуна, бывшие богами неба в греческой и индийской мифологиях, относятся к первому, самому раннему поколению богов, что позволяет говорить о соответствующей тенденции в индоевропейской традиции. Это подтверждается и тем, что в отечественной мифологии бог неба мыслился отцом Дажьбога-Солнца. Автор сохранившегося в тексте Ипатьевской летописи под 1114 г. славянского перевода хроники Иоанна Малалы, приписывавшей этому богу правление Египтом, пишет об этом так: «За все за это назвали его египтяне Сварогом и почитали как бога. И потом царствовал сын его, именем Солнце, его же называют Дажьбог…» Поскольку из того, что Сварог был богом неба, вытекают многие другие его черты, именно этот образ данного божества следует признать исходным и с точки зрения внутренней логики развития всей системы связанных с ним представлений в славянском язычестве. К эпохе каменного века следует отнести возникновение у индоевропейцев мифа о браке Неба и Земли, который фиксируется этнографией у самых разных народов, в том числе и еще не освоивших земледелие.

Возникновение собственно славянской, а точнее говоря, праславянской специфики Сварога по сравнению с другими индоевропейскими божествами неба началось с того, что упавший с небес огонь начал восприниматься нашими далекими предками как его второй сын – Сварожич. С освоением огня первобытный человек обрел еще одно чрезвычайно важное свойство, окончательно выделившее его из животного мира, а Сварог за счет установления мифологическим сознанием этого отношения родства окончательно обрел характер бога человеческой культуры. Как видно уже из данных языка, Сварог изначально оказался связан не только с огнем, но и с вареной пищей, которая, в противоположность пище сырой, стала одним из наиболее значимых показателей перехода человеческого общества от дикости к культуре. Вслед за введением в обиход человечества вареной на огне пищи возникает исторически самое первое пищевое табу на сырое мясо. Для приготовления вареной на огне пищи была необходима посуда, которая в условиях той эпохи могла быть изготовлена только из глины. Соответственно, возникает и образ бога-горшечника, введшего в обиход человеческого общества этот новый элемент культуры. Древний бог неба начинает постепенно приобретать черты бога-ремесленника, создателя человеческой культуры. Многочисленные исследования первобытного общества показывают, что вторым после пищевого табу было табу сексуальное. Если первый запрет был призван предотвратить повторное скатывание человека на уровень зверя, поедающего сырое мясо и в своей крайней стадии доходящего до каннибализма, то второй запрет вводился для предотвращения распада самого общества из-за ничем не ограниченного полового общения и звериной борьбы самцов друг с другом за обладание самками. Следуя логике мифологического сознания, сексуальное табу было бы наиболее естественно ввести от имени бога неба, чей брак с богиней земли являлся архетипом и образцом для подражания. Славянский переводчик Иоанна Малалы по этому поводу констатирует: «Тот же Феост закон установил женам выходить за одного мужа и хранить ему верность, а прелюбодеек велел казнить. Поэтому его и прозвали богом Сварогом. До этого жены блудили с кем хотели и были как скот блудящие. Когда рождался ребенок, (женщина) говорила тому, кто ей был люб: «Это твое дитя». Феост этот порядок уничтожил и велел одному мужу иметь одну жену, а того, кто преступал этот закон, ввергал в огненную печь. За все за это назвали его египтяне Сварогом и почитали как бога».

Овладение искусством обработки металлов знаменовало собой окончательный переход от дикости к цивилизации и открывало путь к стремительному техническому, а вслед за ним экономическому и социальному развитию общества. Из каменного века человечество сразу шагнуло в век металлов, сначала меди, а в конечном итоге и железа, что повлекло за собой коренное изменение привычного уклада, причем не только в материальной сфере, но и в духовной. Еще до того, как человек научился добывать руду из земли, он использовал упавший с неба металл, а необходимую температуру для его обработки первоначально давал гончарный горн. Логика материально-мифологических соответствий и преемственность развития ремесел предопределила то обстоятельство, что праславянский бог неба превращается в бога-кузнеца. Уже упоминавшийся выше автор славянского перевода хроники Иоанна Малалы рисует этот процесс следующим образом: «Когда Феост (древнегреческий Гефест, с которым славянский переводчик отождествляет Сварога. – М.С.) правил в Египте, при нем с небес упали клещи, и (люди) начали ковать оружие, а прежде бились палицами и камнями». С достаточно большой долей уверенности мы можем предположить, что на достаточно длительный период начиная с эпохи энеолита и вплоть до раннего железного века бог-кузнец был если не центральной, то, во всяком случае, одной из основных фигур мифологического пантеона у отдельных индоевропейских народов. В традиции многих народов бог-кузнец оказывается творцом Вселенной, выковывая из металла Небо и Землю, в Индии Брахманаспати выковал даже богов, в осетинском фольклоре божественный кузнец закаляет в своем горне героев, у других народов – является покровителем их инициации. Фигура бога-кузнеца была настолько важна для наших предков, что, когда под влиянием христианства на Руси искореняется культ Сварога, многие его черты, связанные в первую очередь с кузнечным делом, переходят на святых новой религии Кузьму и Демьяна. Хотя, согласно их житию, Косма и Дамиан были врачами-бессребрениками и никакого отношения к искусству обработки металлов не имели, в восточнославянском фольклоре они преимущественно фигурируют как кузнецы, достаточно часто сливаясь даже в одно лицо, Кузьму-Демьяна, которого иногда даже отдельные тексты неожиданно называют богом. Все эти черты красноречиво свидетельствуют о том, что на новых христианских святых народным сознанием были перенесены многие черты языческого бога-кузнеца, в том числе иногда и даже его божественный статус – явное святотатство с точки зрения новой религии.

Кузнечное дело наряду с земледелием и развитием торговли стало одной из экономических причин перехода общества от матриархата к патриархату. Этот переход от одних господствовавших религиозных и общественных представлений к другим сопровождался чрезвычайно серьезным духовным кризисом, произошедшим еще в рамках индоевропейского единства. Этот духовный кризис снял многие ограничения, налагаемые обществом на своих членов, в результате чего звериное начало, находящееся в недрах человеческого существа, но прежде связанное общественными запретами, стало вырываться наружу, грозя поглотить собственно человека и все общество в целом. В эпоху распада индоевропейской общности этот процесс был осмыслен нашими далекими предками в виде мифа о принявшей облик гигантской свиньи матери змеев, гонящейся за главным героем и его спутниками. Сам человек оказался не в силах справиться с рвущимся изнутри его подсознания скотским началом, однако и в этот миг, решавший всю его последующую судьбу, на помощь людям пришло божественное сверхсознание, выраженное в мифе в облике бога-кузнеца, олицетворявшего собой процесс развития собственно человеческой культуры в противовес звериной дикости. Не имея возможности уничтожить звериное начало без уничтожения самого человека, Сварог перековал гигантскую свинью в кобылу и подчинил ее герою. В ожесточенной борьбе бог неба выиграл схватку за человеческую душу, предупредив повторное сползание людей в бездну исключительно животных инстинктов. Возникнув исторически в период победы патриархата над матриархатом, миф этот несет в себе непреходящую ценность, описывая вечную истину о борьбе в нашей душе человеческого и звериного начал. Победа Сварога имеет непреходящее значение, поскольку именно она заложила прочную основу последующего духовного развития наших далеких предков и сформировала душу нашего народа. Последующее ее развитие было проанализировано мною в книге «Дажьбог – прародитель славян», в которой подробно рассматривался неразрывно связанный с образом сына Сварога солнечный миф о происхождении наших далеких предков. Однако все эти черты, как бы ни были они важны сами по себе, далеко не исчерпывают все многообразие фигуры бога – творца человеческой культуры. Именно о других чертах Сварога и связанных с ним представлениях и пойдет речь в данной книге.

Глава 1
Бог – покровитель свадьбы

Как уже отмечалось, изначально Сварог был богом неба и в этом качестве в русских народных заклятьях фигурирует в качестве супруга Матери-Земли: «Ты, Небо, – отец, ты, Земля, – мать!» (Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу, т. 3, М., 1869, с. 779). Крестьяне ласково называли небо отцом, батюшкой, а землю – кормилицей и матушкой. Стоит отметить, что русские заговоры оканчивались следующей формулой, придающей им максимальную силу в глазах произносивших их людей: «Земля – замок, небо – ключ» (Щапов А.П. Сочинения, т.1, СПб., 1906, с.88); «Небо – ключ, земля – замок; тому ключу наружному» (Виноградов В. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч., вып. 1, СПб., 1908, с. 7). Показательно, что формула «Ключ – небо, замок – земля» (Майков Л. Великорусские заклинания, СПб., 1869, с.16) замыкает именно любовный заговор, в котором фигурирует бес-кузнец Салчак. В различных заговорах ключ был неразрывно связан с самым верхом, с божественным началом. Так, заговор на оберег скота заканчивался просьбой: «…И отдайте ключ в седмое небо, самому Исусу Христу, Богу, на златый престол, на злату мизу» (там же, с.56). При этом следует иметь в виду, что формула ключа и замка не только «запирала» заговор, но и несла в себе эротический подтекст. Так, в сказке «Заколдованная королевна» героиня, поняв, что в шапке-невидимке вернулся ее муж, решила с помощью загадки избавиться от постылых женихов: «…Стала она своим гостям загадку загадывать: «Была у меня шкатулочка самодельная с золотым ключом; я тот ключ потеряла и найти не чаяла, а теперь тот ключ сам нашелся. Кто отгадает эту загадку, за того замуж пойду». Цари и царевичи, короли и королевичи долго над тою загадкою ломали свои мудрые головы, а разгадать никак не могли. Говорит королевна: «Покажись, мой милый друг!» Солдат снял с себя шапку-невидимку, взял ее за белые руки и стал целовать в уста сахарные. «Вот вам и разгадка! – сказала прекрасная королевна. – Самодельная шкатулочка – это я, а золотой ключик – это мой верный муж». Пришлось женихам оглобли поворачивать, разъехались они по своим дворам, а королевна стала с своим мужем жить-поживать да добра наживать» (Бой на калиновом мосту, Л., 1985, с.108). Восприятие Неба как всеобщего оплодотворяющего начала, а дождя – как мужского семени, которое оно изливает на свою супругу Землю, оставило свой яркий след в индоевропейских языках. Еще в ХIХ веке А.Н. Афанасьев выстроил такую филологическую цепочку: лат. рluo – «дождить», укр. «плютка» – «ненастье», чеш. pluta – «потоки дождя», ст. – слав. «плоть» – «мужское семя». С тех пор список расширился: «Кроме того, небо представлялось древним в виде мужского начала, оплодотворяющего землю (фаллическая символика неба). Ср. ирл. speir «небо», англ. – диал. perry «ливень», но лат. sperma «семя»; хет. samu «небо», но лат. semen «семя»; валл. wybr «небо», но др. – англ. wip «женщина» + и.-е. ar– «мужчина» (андрогин); греч.ουρανος «небо», но осет. waryn «рожать» + хет. uen «coire», лат. caelum «небо», но др. – англ. haelep «мужчина» (вторая часть этого др. – англ. слова соответствует др. – русск. «удъ» – penis; относительно первой части ср. валл. caill – testiculum) (Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов, М., 1996, с.229). К этому ряду тот же автор относит хет. ark– coire, но ирл. Erc «небо», и, что особенно интересно для нас в свете имени древнерусского божества, др. – инд. Svargah – «небо», но ирл. Serch – «половая любовь». Подобно женщине, Земля становилась беременной от своего небесного супруга, и это также нашло свое отражение в славянских поверьях и ритуалах.

Миф о браке Неба-Отца с Матерью-Землею, в результате чего появились на свет люди, существовал уже в эпоху индоевропейской общности, о чем красноречиво свидетельствуют не только приведенные выше данные сравнительного языкознания, но и мифологические тексты. Так, на древнегреческих золотых пластинах следующим образом описывалась посмертная судьба человеческой души в соответствии с орфическими представлениями:

 
Слева от дома Аида ты найдешь источник,
Рядом с ним стоит белый кипарис.
К этому источнику даже близко не подходи.
Найдешь и другой: из озера Мнемосины
Текущую холодную воду, перед ним – стражи.
Скажи: «Я дитя Земли и звездного Неба,
Но род мой – небесный, об этом вы знаете и сами.
Я иссохла от жажды и погибаю – так дайте же мне скорей
Холодной воды, текущей из озера Мнемосины».
И они дадут тебе пить из божественного источника,
И тогда ты станешь царствовать (вместе с) д(ругими) героями.
 

(Фрагменты ранних греческих философов, ч.1, М., 1989, с.44)

На другой пластине речь умершей души звучит чуть иначе:

 
Ты же объяви им (стражам. – М.С.) всю правду.
Скажи: «Я сын Земли и звездного неба,
По имени Астерий («Звездный»). Я иссох от жажды.
Дайте же мне
Пить из источника».
 

(Там же, с.45)

Как видим, умерший, чтобы получить священную воду и воцариться в загробном мире вместе с другими героями, должен был провозгласить свое происхождение от Земли и звездного, т. е. ночного, Неба, причем во второй пластине он и сам именуется Звездным. Все это заставляет нас вспомнить связь и Сварога со звездами в славянской мифологии. На эту связь красноречиво указывает древнечешская рукопись Mater verborum, где слова zuor, svor переводятся словом «зодиак» (Буслаев Ф.И. О влиянии христианства на славянский язык. М., 1848, с.50). В Архангельской губернии варажей называли всякое созвездие, яркую кучу звезд (Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т.1, М., 1999, с.164), что говорит о том, что и на Руси звездное небо было этимологически связано со Сварогом. Весьма показательно и название божественного источника: Мнемосина у греков была дочерью Неба-Урана и Геи, сестрой Фемиды, с которой она вместе упоминается у Гесиода, и богиней памяти. Следовательно, только та душа, которая не забыла, что род ее – небесный, могла испить из этого божественного источника и присоединиться к героям в ином мире. Как нельзя лучше этот фрагмент орфической мифологии демонстрирует огромное значение знания своей истинной родословной для любого человека. Память о своем небесном происхождении была бережно сохранена и другими индоевропейскими народами. Так, ведийский риши в одном из своих гимнов (РВ 1, 164, 33) гордо провозглашал:

 
Небо – отец мой, родитель. Там (мой) пуп.
Родня моя, мать – эта великая земля.
Внутри (этих) двух простертых чаш – (мое) лоно.
Здесь отец вложил зародыш дочери.
 

Этот языческий культ неба, восходящий своими корнями к общеиндоевропейскому наследству, возрождается у стригольников – первых русских еретиков ХIV века. Обличая их уклонение от христианства по этому вопросу, митрополит Фотий писал: «…Стриголници, отпадающеи от Бога и на небо взирающе беху, тамо отце собе наричают, а понеже бо самых того истинных еуаггельскых благовестей и преданий апостольскых и отеческых не верующе, но како смеют, от земли к въздуху зряще, бога отце собе нарицающе?» (Рыбаков Б.А. Стригольники. Русские гуманисты ХIV столетия, М., 1993, с. 93). Негодование церковного иерарха весьма понятно – через столько веков после христианизации на Руси нашлись люди, которые посмели открыто отвергнуть библейские мифы и вернуться к языческой родословной, называя небо своим отцом и богом. Стоит отметить, что у стригольников присутствовал и культ земли, которой они исповедовались, заменяя этим исповедь официальному православному духовенству. Естественно, что церковь безжалостно уничтожила людей, пытавшихся остаться верными учению предков.

Соответственно, совершив в качестве бога неба первый половой акт с Матерью-Землей и образовав с ней первую в мире брачную пару, Сварог уже в силу одного этого должен был считаться покровителем союза между мужчиной и женщиной. Данное представление также нашло свое отражение в данных языках. Так, В.И. Даль отмечал, что слово «сварить» (кого с кем) в русском языке означало «помирить», «сдружить», «сделать товарищами» и, что весьма показательно в свете нашего исследования, «свести и обвенчать», «сладить свадьбу». Более того: в Новгородской губернии вместо «свадьба» и «свадебный» традиционно говорили «сварьба» и «сваребный». То, что это не случайное искажение произношения этих слов, говорит и нижнесорбское swarba – свадьба. Этот же корень фиксируется и на Рюгене, в еще одной земле поморских славян: «В ранском уложении 1530 г. встречается также слово czwor, т. е. общее имение супругов, и составитель уложения, М. Норман, сам называет это слово славянским, т. е. «свор» (чеш.) или «свора» (польск.) – связь, союз, пара» (Первольф И. Германизация балтийских славян, СПб., 1876, с. 209). Все эти примеры указывают нам на то, что значение свары, ссоры в корне имени изучаемого нами бога было, по всей видимости, явлением вторичным и первоначально этот корень означал согласие и единение, что гораздо лучше согласуется с характером Сварога как бога человеческой культуры.

Следует отметить, что данный корень связывался с браком также в эпоху индоевропейской общности. С русским глаголом «сварить» в контексте свадьбы перекликается и имя скандинавской богини Вар, точно так же связанной со свадебным ритуалом. Она упоминается достаточно редко, и одним из таких мест является «Песня о Трюме» в «Старшей Эдде». Буквально имя богини Вар означает «договор», и вместе с молотом она призвана скреплять брачный союз:

 
Сказал тогда Трюм,
Етунов конунг:
«Скорей принесите молот сюда!
На колени невесте
Мьелльнир кладите!
Пусть Вар десница
Союз осенит!»
 

(Беовульф. Старшая Эдда.

Песнь о нибелунгах, М., 1975, с. 238)

В Индии, на противоположном конце индоевропейского мира, мы также встречаем мифологического персонажа, имеющего в своем имени корень «свар-», что вновь указывает на его существование еще во время индоевропейского единства. В сороковом гимне «У мандалы» из «Ригведы», собрания священных гимнов индийских ариев, созданного в XI столетии до н. э., рассказывается миф об Атри, спасшем Солнце-Сурью, проглоченное Сварбхану:

 
5. Когда, о Сурья, тебя Сварбхану
Из Асуров повредил мраком,
Словно сбитый с толку (человек), не узнающий места,
Озирались все существа.
 
 
6. В то время, о Индра, когда ты с неба разгромил
Крутящиеся колдовские чары Сварбхану,
Атри нашел с помощью четвертого заклинания
Солнце, скрытое незаконным мраком.
 
 
(Сурья)
7. «Меня, такого (как я есть), принадлежащего тебе, о Атри,
Не должен проглотить он, введенный в заблуждение завистью
(или) страхом!
Ты друг, чье расположение истинно.
Вы двое, (ты и) царь Варуна, помогите мне здесь!»
 
 
8. Брахман Атри, запрягающий давильные камни,
Почитающий богов скромными поклонениями (и) стремящийся повлиять (на них).
Установил на небе глаз солнца,
Спрятал колдовские чары Сварбхану.
 
 
9. Тот самый Сурья, которого Сварбхану
Из Асуров повредил мраком, —
Его снова нашли люди из семьи Атри:
Ведь другие не смогли (этого сделать)!
 

(Здесь и далее ссылки на «Ригведу» даются по изданию: Ригведа. Мандалы I–IV, М., 1989;

Ригведа. Мандалы V–VIII, М., 1995; Ригведа.

Мандалы IХ – Х, М., 1999).

Понятно, что в основе этого мифа лежит воспоминание о реальном солнечном затмении, которое было воспринято древними ариями (как и многими другими народами) как проглатывание дневного светила каким-то чудовищем. Традиционно все исследователи воспринимали Сварбхану в этом мифе как некоего злокозненного демона, названного к тому же в этом гимне асуром. Однако асурами в «Ригведе» называется старшее поколение богов, часть из которых, как, например, Варуна, перешли на сторону нового поколения богов и вошли в состав индийского пантеона, а часть – противостоят ему и воспринимаются, как правило, в негативном аспекте. Однозначно считать Сварбхану демоном не позволяет и его имя, которое буквально означает «обладающий солнечным светом» и принадлежит, скорее, положительному персонажу. Примирить это противоречие позволяет гипотеза С. Джемисон, согласно которой имя Сварбхану является эпитетом ведийского бога огня Агни в его грозном аспекте, который от имени богов наказывает бога солнца Сурью за инцест с собственной дочерью Ушас, пронзив и скрыв его мраком (Jamison S.W. The Ravenous Hyenas and the Wounded Sun. Myth and Ritual in Ancient India, Ithaca and London, 1991). Данная версия подкрепляется тем, что женой ведийского бога солнца является Шакти, родная дочь Сварбхану, известная также под именем Прабха (буквально «свет», «сияние»). Наказание неверного небесного супруга встречается нам в литовском и латышском фольклоре: там разгневанный громовержец Перкунас разрубает мечом месяц, изменяющий своей жене-солнцу с утренней зарей, от чего и происходит регулярное убывание ночного светила. Мы видим, что мотив наказания небесных светил за неверность восходит своими корнями к эпохе индоевропейской общности, а Сварбхану в таком контексте превращается из злокозненного демона в тестя бога солнца. Вне зависимости от интерпретации ведийского гимна, в нем присутствует сюжетная связь между Сварбхану и Солнцем, что соотносится с тем, что Сварог был отцом Солнца-Дажьбога в славянском мифе, а если теория С. Джемисон верна, то мы можем констатировать, что представление об установлении Сварогом сексуальных табу, о которых уже говорилось во вступлении, может быть отнесено к эпохе индоевропейской общности. Кроме того, отождествление Сварбхану с богом огня Агни заставляет нас вспомнить и огонь-Сварожича древнерусских поучений против язычества, что косвенно подкрепляет теорию С. Джемисон.

Возвращаясь к отечественной традиции, отметим, что совершивший в качестве бога неба первый половой акт с Матерью-Землей и образовавший с ней первую в мире брачную пару, Сварог уже в силу одного этого должен был считаться покровителем союза между мужчиной и женщиной. Небо (или замещающие его элементы типа дождя или снега) подобно мужчине покрывает Землю, и этот образ глубоко запечатлелся в народном сознании. После принятия христианства он по созвучию названий был приурочен к празднику Покрова св. Богородицы, который в данном эротическом контексте иногда воспринимался как мужское начало: «Батюшка Покров, покрой сыру землю и меня молоду (голова покроется платком – символом замужества)». То, что первоначально здесь имелся в виду отнюдь не платок, указывает другое, более древнее заклинание-молитва. Желавшие выйти замуж девушки, переступая в день Покрова порог церкви, просили: «Мати Пресвятая Богородица, покрой землю снежком, а меня женишком». Поскольку к этому христианскому празднику приурочивались свадьбы, то возникли поговорки типа «Придет Покров, девке голову покроет» или приметы «Если снег землю покрывает на Покров – счастливое предзнаменование для обрученных». Именно к небу в поисках мужа обращается женщина в галицкой песне:

 
Хожу, нуджу, ручки ламлю,
Вздыхаю до неба,
С тяжким жалем промавляю:
«Мужа мени треба».
 

(Фаминцын А.С. Божества древних славян, СПб., 1995, с. 152)

Впоследствии в индоевропейской мифологии появляется образ другой небесной пары – Солнца и Месяца – однако практически во всех традициях исконным и потому наиболее значимым считался первый брак Земли и Неба.

Данный параллелизм между небесным и земным браками нашел свое наиболее яркое выражение в празднике – славянской Масленице. По мнению исследователей, данный праздник первоначально знаменовал собой встречу весны с одновременными проводами зимы. Масленица была единственным крупным языческим торжеством, которое не было приурочено к праздникам новой религии и не было ею истолковано в своем духе. Тем не менее, введение христианства не прошло для нее бесследно: из-за Великого поста она было перенесена на более раннее, зимнее время, в силу чего от нее отделились обряды, связанные со встречей весны, которые стали отмечать как самостоятельный праздник, и, по всей видимости, из нее постепенно исчезли отдельные части. В том виде, в каком она дошла до ХIХ в., Масленица включала в себя следующие основные элементы: проводы-похороны Масленицы, заканчивавшиеся зачастую сжиганием женского чучела; непременное катание с гор и на лошадях, другие обычаи, связанные с молодоженами; поминовение усопших родителей; праздничная трапеза с обязательными блинами. О связи блинов с культом предков уже говорилось выше, и поэтому достаточно привести мнение В.К. Соколовой применительно к этому празднику: «Поминовение усопших являлось одним из элементов масленичного комплекса. Следы весеннего культа предков прослеживаются в масленичной обрядности разных местностей. Суббота перед Масленицей отмечалась как родительская. В Калужской обл. в этот день начинали печь блины. В некоторых деревнях первый блин клали на божницу – «родителям»…» (Соколова В.К. Весенне-летние обряды русских, украинцев и белорусов ХIХ – начала ХХ века, М., 1979, с. 48). К их же культу Д.К. Зеленин относит обычай массового зажигания костров в этот праздник: «Костры, которые жгут на Масленицу, причем всегда из соломы и старых вещей, также могут быть связаны с культом предков. Разведение костров в последний день Масленицы, т. е. в воскресенье перед началом Великого поста, обычно называется «жечь Масленицу»; однако это могло служить и приглашением умерших предков к обильному ужину накануне поста, тем более что существует обычай перед постом не убирать со стола в ожидании покойников. Такие же костры, которые кое-где разводят уже в начале масленичной недели, доказывают, что дело здесь совсем не в «прощании с Масленицей» (Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография, М., 1991, с. 406). Стоит отметить, что широко распространенное сжигание женского чучела, которое лишь у западных славян сохранило свое древнее название богини мрака и смерти Мажаны, или Маржаны, непосредственно связано с ритуалом трупосожжения, который, как и культ предков, имеет прямое отношение к богу неба. Как уже говорилось в первой главе, в этом качестве Сварог соотносился с горами, катание с которых являлось важным элементом масленичной обрядности: «Во время катаний (и вообще на Масленице) обычай допускал более свободные отношения между молодыми людьми: «На этих катаньях, происходящих часто ночью, позволяется молодцам быть свободными и в словах, и в поступках». Видимо, обряду катания молодежи с гор первоначально придавалось такое же значение, как и катанию молодоженов, – способствовать урожаю и плодородию. Более свободные отношения в это время между полами, возможно, являлись отдаленным, сильно редуцированным воспоминанием о прежних весенних брачных союзах.

Катанию с гор первоначально придавалось магическое значение. Это можно видеть и в сохранившемся кое-где еще в начале ХХ века пережитке – «кататься на долгий лен». Так, в Кубенском у. Вологодской губ. с гор катались и замужние женщины. Делалось это не только ради развлечения. Считалось, что если скатишься удачно, то и лен будет хорошим. В Шенкурском у. «в «чистый» понедельник девки, прежде стоя, с горы катались, чтобы лен вырос мягкий». Ради хорошего урожая льна катались с гор и на донцах от прялок; такой же обычай был зафиксирован и у белорусов». (Соколова В.К. Весенне-летние обряды русских, украинцев и белорусов ХIХ – начала ХХ века, М., 1979, с. 43–44). Связь плодородия почвы и, в частности, урожая льна с имитацией брака Неба и Земли, в том числе путем ритуального катания по земле, была подробно показана в пятой главе, и нет надобности повторять приводившиеся там данные. Все это показывает, что каждый брачный союз воспринимался архаичным сознанием как постоянное повторение и отражение в малом акта миротворения, в результате чего должно было родиться как новое потомство в семье, так и урожай в поле. Как отмечает В.К. Соколова, в мифологическом сознании между человеческим и земным плодородием существовала тесная взаимная связь: «Молодые, недавно поженившиеся пары, по древним воззрениям, должны были магически способствовать плодородию и одновременно сами, участвуя в обряде, получали как бы новые силы, укрепляли семью, обеспечивали потомство. Особенно явственно магия плодородия выступает в катании молодых с горы, в наваливании на них присутствовавших на гулянии, зарывании их в снег и т. п.» (Соколова В.К. Масленица // Славянский и балканский фольклор, М., 1978, с. 63). Поскольку гора являлась символом бога Неба, супруга Матери-Земли, то в силу созвучия весенние браки в массовом порядке совершались на так называемую Красную горку (приуроченную к воскресенью после христианской Пасхи). И. Снегирев, видный отечественный этнограф ХIХ в., так описывал современное ему положение дел: «По общему употреблению и по отношению к поверьям древнего быта народного Красные горки издревле должны быть местами игрищ, какими начинается красная весна – пора брачных союзов. Доселе во многих селениях Тульской и других губерний горки или пригорки, на кои сбираются поселяне весною, слывут красными горками» (Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды, вып. 3, М., 1838, с. 26). В этот же день в большинстве мест происходил и обряд встречи весны, первоначально, как полагают исследователи, входивший в состав масленичной обрядности. Записанное этнографами в ХIХ в. заклинание весны и грядущего урожая у украинцев и белорусов разительно напоминает нам приводившееся выше моление о хлебе славян-язычников, описанное арабскими авторами тысячу лет назад: