Текст книги "От первого лица"

– Я бежал изо всех сил, чуть не затоптал половину Нью-Йорка по дороге. Маша… как же я тебе рад!

– Я тоже…

– Ты почему расстроенная? Что вообще происходит? Как ты здесь?

– Не обращай внимания, просто устала, весь день в дороге, и перенервничала.

– Из-за чего?

– Из-за всего… я вдруг подумала – я прилечу, а ты здесь не один, у тебя кто-то есть, а со мной ты так – на запасной случай, а тут я заявляюсь.

– Так, остановились. Нет у меня никого. И ты не запасной случай. Поняла? Теперь рассказывай, что происходит.

– Это правда?

– Это, Маша, правда.

Все очень странно, говорит, очень. Только давай не здесь разговаривать, тут очень шумно и как-то неуютно.

– Хорошо, конечно. А где?

– Давай поднимемся ко мне в номер. Тем более, я тебе привезла что-то.

– Конечно, пошли.

Я в лифте взял ее за руку и говорю – Маша, Маша, Маша…

Ну, мы до номера ее дошли с трудом, потому что… ну, короче, шли медленно… там еще в этом Holiday Inn такие коридоры длинные… мы останавливались на каждом изгибе… ты… и ты…

Проснулись часа в четыре дня, за окном уже почти сумерки. Ну как – проснулись… я очнулся, долго соображал, где я и что вообще происходит, с трудом встал, добрел до телефона – так и есть, всё пропустил, все звонки, которые еще три часа назад казались безумно важными, а теперь… а теперь – да пошли вы все.

Маша, вижу, зашевелилась – что-то ищет под одеялом.

– Ты что потеряла?

– Мне кажется, что прилетела я все-таки в трусах.

– Не стал бы исключать такой вариант. Ты вообще производишь впечатление состоятельной девушки.

– Ты идиот… хотя и остроумный… witty, как говорится… сделай, пожалуйста, кофе, и давай я тебе все-таки расскажу, как я здесь оказалась.

– Давай. Кофе сейчас будет. И я тебя люблю, кстати.

Это все так странно, сказала Маша, просто очень. Помнишь, ты был у нас дома, мама еще хачапури делала?

– Да. Обидный вопрос, но да, помню.

– А разговор про человека, который на тебя похож – помнишь?

– Ну.

– Он появился.

90-е

Лет пять, наверное, этот страх меня не отпускал. Он был настоящий, липкий, параноидальный, когда мерещатся тени за каждым углом и заснуть не можешь в темноте. Чего боялся? Кого? Что придут и потребуют сотрудничать? Что все вокруг узнают про ту бумажку? Уже не вспомнишь… Тем более, что капитан тот оказался, действительно, человеком слова – никто ко мне так и не обратился. Или не до меня им стало?

Уходить – медленно, постепенно – страх начал году, наверное, в восемьдесят восьмом, не раньше. Когда стало ясно, что все вот это, что творилось тогда вокруг – перестройка, гласность, ускорение, газеты, кооперативы, выборы, – не кампания очередная, нет, похоже, оказалось, они это всерьез затеяли. Какой-то мужик в «Московских новостях» статью написал в восемьдесят девятом – «Как меня вербовали» называлась – про историю, очень похожую на мою, потом съезд этот… и вот тогда я поверил всерьез.

Окончательно страх ушел, конечно, только тогда, в августе, когда, стоя в толпе, я увидел, как набрасывают трос на шею Дзержинскому. «Давай!!!» – орали вокруг, и я вместе со всеми. В этот момент из подземного перехода выбежала тетка в метрополитеновской форме. «Вы чего творите?! – истошно закричала она, и все замерли. – Там же метро мелкого залегания, вы сейчас дыру пробьете, в нем же сколько весу! Туда его валите, на другую сторону!» Толпа начала ржать, и тогда я понял – всё.

Все, сказал я Юльке, стоявшей рядом, это конец, они уже не поднимутся, мы отбоялись. И я тебя люблю, кстати.

Любишь – женись, ответила она, и мне стало не до Дзержинского и всего остального, вокруг творящегося, – даже если бы в тот момент на площади высадились инопланетяне и поинтересовались, что за бардак здесь происходит, я бы не стал отвлекаться, а продолжал ее целовать.

Победу над прошлым и начало новой жизни отмечали широко, до середины сентября не могли остановиться – в гости ходили, у себя принимали, все друг друга зазывали на какие-то бесконечные праздничные пьянки, вспоминали, пережевывали подробности, делились ошеломительными сегодняшними новостями – хотелось длить и длить это ощущение.

В те дни на каком-то застолье неожиданно всплыл Илья, которого потерял из виду года за два до этого. Не нарочно, просто в то лихорадочное время всех куда-то уносило – и разбегались легко, потом так же безмятежно собирались снова.

Я Илюхе обрадовался. Он, конечно, редкостный аферист, но это само по себе не грех, если человек не жлоб и не подлец. Он-то ко мне бросился вообще как к родному, что тоже было приятно. Что ты, спрашиваю, где, как дела-то?

Ого-го, говорит Илюха, тут в два слова не уложишься, а если в одно, то – класс! Я же с восемьдесят восьмого, как кооперативы разрешили, в этом деле. Сначала как все – джинсы, компьютеры, дубло, детское питание… пробовали в нефть зайти и металлы, но там уже все расхватано… ничего, мы свою нишу нашли… теперь, представь, у нас свой банк – лицензия, между прочим, номер шесть – а вот разрешение на валютные операции мы вообще первые в стране получили.

Действительно, говорю, ого-го.

Да ты просто не представляешь, как мы поднялись, там такие перспективы… вообще… такие бюджеты, слушай, ты заходи ко мне, сам на все посмотришь, мы на Веснина сидим, следующий дом после иностранного букинистического – держи визитку.

Обязательно, говорю, зайду – и забыл об этом разговоре.

Вспомнил года через полтора, когда жизнь вдруг в одночасье стала такая, жесткая. Вроде всё и к лучшему – колбасы на каждом углу двадцать сортов, книги любые, покупай – не хочу, ехать можно, куда душа пожелает… все, короче, о чем мечтали. Только вот незадача – не на что.

Одна за другой позакрывались все шараги, где я халтурил на синхронах – Советский комитет защиты мира, Комитет советских женщин, Союз обществ дружбы с зарубежными странами, – все кормушки захлопнулись. И Юлька у себя в газете пашет круглые сутки за гроши, – драйва, конечно, полная запазуха, только колготки новые купить не может.

Тут я и вспомнил про Илью и тот наш разговор на бегу. А чем черт не шутит? Позвоню – хуже не будет.

Отыскал визитку, которую он мне оставил, набрал номер. Торговый дом «Красная горка», чем могу помочь? – сказал звонкий девичий голос. Мне нужен Илья Крайнов, говорю. Минуту, соединяю вас с секретариатом Ильи Ильича. Ого, думаю, сколько понтов – торговый дом, секретариат, целый Илья Ильич.

– Приемная Крайнова, слушаю вас.

– Мне нужен Илья… Ильич.

– Как вас представить?

– Воловик. Владимир… Львович.

– Минуту, Владимир Львович.

– Володька! – слышу знакомый голос. – Ты где?

– Добрый день, говорю, Илья Ильич, может быть, вы меня путаете с кем-то… вот, хотелось бы напомнить о себе…

– Кончай херню молоть! Серьезно – откуда звонишь?

– Из города-героя, откуда же еще.

– Давай приезжай! Хочешь, машину за тобой пришлю?

– Да уж справлюсь как-нибудь.

– Отлично, старик! Веснина семнадцать, строение три, там тебя проведут. И не тяни, я тебя умоляю, а то выпить не с кем.

Неплохо шли дела у торгового дома «Красная горка». Это выяснилось, когда по адресу, указанному Ильей, за двухметровым забором обнаружился солидный трехэтажный особняк с несколькими припаркованными во дворе новыми БМВ и свежим ремонтом внутри – не богатым, что называется, а дорогим.

Откуда дровишки-то, спросил я, когда секретарша – я таких девушек только в кино видел – поставила на стол бутылку французского коньяка и удалилась.

– Что, впечатляет?

– Не то слово.

– Ну, тебе-то мне что голову морочить – я тут, конечно, не главный, хотя и при делах, это все тесть мой со своими корешами замутил – помнишь его?

Такое вряд ли забудешь. В восемьдесят шестом, по-моему, Илья позвал нас троих – меня, Лешу, Валеру – в Баку на свою свадьбу. Такой гулянки я не то что в жизни не видел – даже представить себе не мог.

Встречала нас в аэропорту у трапа белая двадцать четвертая «волга», поселили в «Интуристе», там же и отмечали это важное событие – закуски в три слоя, черная икра лоханками, коньяк пяти видов, гостей человек двести, дарят молодым исключительно конверты – да там меньше пятихатки нет, сказал Валера, можешь мне поверить, по толщине вижу. Еще невеста запомнилась – крупногабаритная такая девушка, золота на ней было – только что не кольцо в носу.

Давно ты с ней познакомился? – поинтересовались мы у жениха. Месяца три назад, безмятежно ответил Илья.

Ого, быстро у вас все случилось, ну и как – хорошая?

Безотказная, с ухмылкой ответил он – сначала она половине города не отказала, потом я появился. Что вы, честное слово, как маленькие? Это династический брак. Папаша ее – он из Красной Горки… а, да, вы же не местные… Красная Горка – это столица.

Какая?

Горские евреи там живут.

Горные, наверное, все-таки?

Да нет… ладно, долго объяснять… короче, есть цеховики, а есть крупные цеховики. Так вот, среди крупных цеховиков Аркадия Самойловича, тестя моего, очень уважают за две вещи – масштаб и честность. Ну и я тоже не дворняга – не помню, говорил я вам, нет, папаша мой – начальник отдела административных органов в прокуратуре. Проще говоря, за законностью надзирает в ментовке и гэбэ. Мы с Тамарой здесь, конечно, жить не будем. Через месяц закончится оформление, и стану я слушателем Высшей школы профсоюзов в Москве, квартиру нам к тому времени уже должны отремонтировать на Ленинском, возле «Лейпцига» – запомните, мужики, вы там – самые желанные гости, и это навсегда…

– Конечно, помню, говорю, тестя твоего.

– Ну вот, Аркадий «Красную горку» и затеял – сначала как кооператив – там, в Азербайджане, а теперь мы – московский торговый дом, и не из последних, кстати. Наливай, давай, за процветание, как говорится… чтобы стоял, и деньги были…

– Сам-то ты как, – спрашивает.

– Ну, средне, – говорю, – как-то все обломилось разом.

Илья, надо отдать ему должное, при всех своих недостатках – а у кого их нет? – человек легкий, незлой, и если может ближнему помочь – сделает это обязательно.

– Так давай к нам, – говорит, – вливайся, так сказать. У тебя же английский свободный, правильно?

– Обижаешь, я все-таки переводчик высшей категории, синхронист.

– Ну вот, всё кстати. Аркадий мне всю плешь проел, что надо нам на новый уровень выходить, искать каких-то партнеров иностранных. И куча всякой корреспонденции приходит еще каждый день на английском. Я девок каких-то бессмысленных нанимаю, потом не знаю, как их выгнать. Давай, ты этим займешься? Тебе как лучше – на гонорарах или на ставку?

– Вот спасибо тебе, Илюха, без дураков, – говорю, – выручил.

– Долларов четыреста для начала тебе положим – нормально?

Ничего себе, я больше ста забыл уже как выглядят.

Пересижу, думаю, трудные времена, долги отдам, выдохнем с Юлькой немного материально, а потом займусь, наконец, делом, «Гарпа» ирвинговского переведу, как давно хотел, или еще чего покруче.

Не вышло. Началась другая жизнь.

28.02.2018

Он появился, повторила Маша. Через два дня после того, как ты уехал. Мама позвонила, я на работе была, она говорит – не задерживайся сегодня, у нас гость, хочу, чтобы ты тоже была.

Что за гость?

Увидишь. Сюрприз, сюрприз!

Я вечером возвращаюсь – ого! – гость, похоже, не рядовой, мама сервиз кузнецовский вытащила, это только по особым случаям бывает, и платье серое надела. Через полчаса – звонок в дверь. Мама говорит – открой. Я открыла – чуть не упала, честное слово. Как будто ты вернулся, но лет, скажем, через двадцать. Очень похож, правда, одно лицо. Я потом присмотрелась – даже улыбка похожая, и брови вскидывает так же, когда удивляется.

– Владимир?

– Владимир. Владимир Львович. Небедный человек. Букет маме принес такой, ну, не на углу купленный, французского шампанского две бутылки, торт от «Печерского». И одет так, знаешь, вот неброско, но я же вижу, сколько это стоит.

– Ясно. А чего пришел-то?

– Он маме потом, после того разговора сам, оказывается, позвонил, они предались воспоминаниям, она его и позвала. Но это версия для мамы, как выяснилось.

– А на самом деле?

– Вот теперь слушай. Сидели, болтали, все было очень мило. Он исключительно обаятельный человек и рассказчик просто фантастический, мама, гляжу, тает – я даже, грешным делом, подумала… Он меня расспрашивал – где училась, как работается в институте, какие дальше планы, потом про тебя зашел разговор, случайно… ну, это я думала, что случайно. А мне же только дай, я и рассказываю, раз человеку интересно – вот, на политологии учится в Университете Нью-Йорка, приехал, потому что тема по России, так и познакомились. А как, Владимир Львович вдруг спрашивает, Дэвид ваш относится ко всей этой истории с их выборами – или ему это все безразлично? Просто интересно…

Ничего себе, говорю, безразлично… да он просто на стену от ярости лезет, когда про козла этого крашеного слышит. Нет, конечно, он Клинтон тоже цену знает, сучки этой, его выбор – Сандерс, он у него на кампании даже волонтерил, до помощника начальника штаба дорос, между прочим. И вообще, Дэвид – человек с биографией, его еще на occupywallstreet винтили. И чего это вдруг – мой?

Да видно же, говорит Владимир Львович. Извините, впрочем, если обидел, просто интересно, чем молодежь в мире дышит.

Да-да, говорит мама, мне тоже очень интересно, только мне никто ничего не рассказывает.

Ну, меня понесло немного… шампанское это… а я еще в таком настроении была после того, как ты уехал… Хочешь, спрашиваю, расскажу? Пока не мой, но будет мой – ясно?

Они расхохотались. Я тоже.

Мне, наверное, пора, говорит Владимир Львович, кажется, вам, Марина, надо поговорить с Машей без моего присутствия.

Мама сказала – нет, без чая с тортом вы отсюда, Володя, уйдете только через мой труп. А с этой что разговаривай, что не разговаривай – всё без толку.

А через неделю я выхожу после работы, возле института машина припаркована – здоровенный такой Tahoe черный – стекло опускается, я гляжу – Владимир Львович. Разрешите, говорит, Маша, я вас подвезу.

Я села. Ну, это всё мои фантазии – я думала, может, он про маму хочет со мной поговорить. Но нет. Мы отъехали от института, потом остановились.

Извините, что всё так неожиданно, говорит, но так обстоятельства сложились. Сейчас слушайте меня внимательно и не перебивайте, хорошо? Если возникнут вопросы – потом зададите.

Хорошо, говорю, Владимир Львович, я слушаю.

Маша, обстоятельства сложились такие, что вам надо очень срочно повидать Дэвида. Американской визы, как я догадываюсь, у вас нет. Вот вам телефон – позвоните по нему, назовете свою фамилию, отдадите паспорт, через три дня будут виза и билет. И не волнуйтесь – там все оплачено. Вот карта, вот пин-код от нее, там вам хватит на все – и на проживание, и на все остальное. Ваше дело – передать Дэвиду вот этот конверт. Поверьте мне – это жизненно важно. Не предупреждайте его о своем приезде, прошу вас. В аэропорту купите симку местную, тогда позвоните. И не обсуждайте это, пожалуйста, ни с кем. В том числе – с мамой. Я видел, как вы живете, и у нее, понятное дело, возникнут вопросы. Скажете – ни о чем не волнуйся, это Дэвид хочет меня видеть, он деньги нашел и заплатил за билет и гостиницу, потому что соскучился сильно. На работе, думаю, сами как-нибудь договоритесь. Все понятно?

Ничего, отвечаю, не понятно. Что происходит-то? А если я откажусь?

Имеете полное право. Вы не обязаны мне верить. Но я должен вас предупредить, Маша, обстоятельства сложились крайне неудачно, а могут закончиться совсем плохо. Для Дэвида в том числе.

– И ты поверила?

– Я подумала сначала – розыгрыш какой-то. А потом… знаешь, как он меня убедил?

– Как?

– Давайте, говорит, Маша, вы сейчас перейдете улицу, вон там банкомат, видите? Проверьте баланс карты. Потом хотите – возвращайтесь за конвертом, хотите – дальше идите. Я пошла. И вернулась.

– Ну?

– Там было пятьдесят тысяч, Дэвид. Долларов.

– Ого… можно было в Ritz-Carlton поселиться.

– Я его спрашиваю – что в конверте-то, Владимир Львович? Не волнуйтесь, говорит, ни наркотиков, ни полония там нет.

Показал мне содержимое – маленькую бумажку, на ней от руки что-то написано, и ключ, увесистый такой, явно от входной двери – и заклеил. И я решила – какая разница? Розыгрыш или не розыгрыш, даже если он просто сумасшедший, хотя не похоже совсем, плевать – так я тебя хоть повидаю, деньги же настоящие. Чем я рискую? Взяла конверт. На следующий день позвонила по телефону, который он дал, через три дня принесли паспорт с визой и билет… ну, вот.

– Бред.

– Да. Но я-то не бред?

– Еще какой. В смысле не бред.

– То-то же. А я ведь здесь, сама не верю… Он еще сказал: вы все гадаете – розыгрыш это или я сумасшедший? Не мучайтесь, скоро все разъяснится. Если Дэвид решится – он с вами поделится. И боюсь я, что этого не избежать.

– Давай сюда этот конверт.

Вскрыл я его. Внутри, действительно ключ какой-то и бумажка, на ней написано: «google, docs, сначала – файл № 1, потом – № 2. Соблюди очередность. Код доступа – 1473685».

– Планшет у тебя с собой?

– Да.

– Доставай, будем разгадывать тайны Вселенной.

– Черт, – говорит Маша, – совсем забыла. Владимир Львович просил эсэмэску ему прислать, когда я с тобой увижусь. Даже две – одну из Шереметьево, после того как границу пройду – но это я сделала, а вторую забыла, он, наверное, волнуется… все из-за тебя… секунду… ты включай пока.

– Готово. Идешь?

– Сейчас… странно, третий раз отправляю – пишет «Не доставлено». Ладно, потом еще попробую.

Это было видео. В кадре – человек, которого Маша называет Владимир Львович.

Он улыбнулся. «Как я догадываюсь, вы смотрите это вдвоем. Поэтому для начала послушайте меня оба. Жизнь Дэвида, Маша, станет несколько иной после того, как он досмотрит это до конца. Думаю, что на некоторое время она станет очень непростой. На какое – не знаю. Вы уверены, что вам нужны его проблемы? Поверьте, они будут серьезные. Точно такой же вопрос я хочу задать тебе, Дэвид: ты уверен? Тебе при этом будет сложнее – в силу обстоятельств ты будешь отвечать за Машу в большей степени, чем она за тебя. Во всяком случае, пока. Войти в эту историю легко – нужно просто узнать. Выйти будет практически невозможно. Вы оба готовы? Нажмите на паузу и подумайте».

– Не похож он на сумасшедшего, – говорю. – Хотя…

– Нет, он не сумасшедший, – отвечает Маша.

– Откуда знаешь?

– Потому что я ему сейчас поверила.

– Почему?

– Не знаю. Просто поверила. Так не врут.

– Тогда давай решать. Вдвоем смотрим? Мой ответ – да.

– Но Владимир Львович говорит, что будут проблемы…

– Дальше – что? Будут – не будут… там разберемся. Мне, знаешь, что главное? Чтобы вместе с тобой.

– Мой ответ – да.

«Поскольку я редко ошибаюсь в таких вещах, то поздравляю вас с совместным решением, – сказал Владимир Львович, когда я снял файл с паузы, – мало было сомнений в том, каким оно будет. Сужу, между прочим, Дэвид, исключительно по Машиному выражению лица в те моменты, когда речь заходит о тебе. Итак… да, последнее перед тем, как перейдем к сути дела. Извини, пожалуйста, что обращаюсь к тебе на „ты“. Мы никогда не встречались, но все-таки я – твой отец».

90-е

Жизнь началась другая и, как любит выражаться Илья Ильич Крайнов, – ого-го какая. Через полгода я раздал все долги, да что уж там – сам стал вполне себе кредитор. Очень скоро поехали с Юлькой в первый раз в Турцию и еще скорее стали вспоминать со смехом, какое это на нас произвело впечатление – ну, это когда уже в Париж стали летать на выходные. С родителями попрощались, купили квартиру в Лефортово. Когда зашел как-то к Илье посоветоваться, какую машину брать вместо моей «нивы», которая уже грозила на ходу развалиться, он сообщил – бери подороже: Аркадий объявил, что компания всем сотрудникам половину стоимости будет компенсировать, потому что мы не нищеброды какие-нибудь, нас теперь волнует статусность и престиж, понял?

Потому что дела у «Красной горки» – уже не торгового дома, а, бери круче, многопрофильной компании – в гору не шли: они туда бежали, неслись и рвались. Понять при этом, что это за дела, оказалось непросто.

Когда я только появился в особняке на Веснина, то застал еще отголоски прежней эпохи – из кабинетов доносились слова «бартер» и «взаимозачет», сотрудники по телефонам пререкались с кем-то из-за персиков, помидоров, гарнитуров и компьютеров, по коридорам шествовали люди в спортивных штанах и ярких пиджаках, с первыми мобильными телефонами в руках размером с армейскую радиостанцию. Я с утра до ночи переводил инструкции к холодильным установкам, описание «двести восемьдесят шестого» компьютера, инвойсы на овощную тару и гарантийные письма для таможни. Но это всё были, как выяснилось, прощальные аккорды. «Красная горка» готовилась к покорению уже совсем других вершин.

Новые времена начались с цемента. Цемент явился к нам в офис в виде грузного мужика с одутловатым лицом, на которого ходили посмотреть, как на какого-нибудь дикобраза в зоопарке. Это был Юрий Чурбанов, бывший зять Брежнева, отсидевший лет пять при Горбачеве, вышедший и создавший компанию «Евро-цемент», которая мгновенно превратилась в короля цементного рынка.

– С какого перепуга вдруг нам сдался цемент? – поинтересовался я у Ильи.

– Строиться будем.

– В смысле – новый офис?

– Это само собой, но это мелочевка. У Аркадия есть идея, и он с ней носится как подорванный. Всю эту торговлю – побоку, говорит, забыли раз и навсегда, а всё, что есть, вкладываем в стройку. Там, говорит, только там настоящая перспектива – он слово «девелопмент» выучил, чтоб ты знал.

– И чего будем возводить?

– Всё. Жилье, офисы, гаражи, дороги, неважно – лишь бы это было что-то капитальное. Я не понимаю, чем ему сейчас плохо живется, но что-то он такое видит.

Ладно, наше дело маленькое, стройка – так стройка. Надо, думаю, почитать чего-нибудь про марки цемента, что ли, и что там еще есть на этой стройке – швеллеры какие-нибудь, опалубка, перекрытия…

И гости «Красной горки» менялись на глазах. На смену спортивным штанам и ярким пиджакам быстро приходили деловые костюмы и строгие галстуки, все чаще слышалась в коридорах иностранная речь.

Последнее обстоятельство меня, конечно, радовало, потому что к тому времени я в компании уже стал не последним человеком, директором департамента по внешним связям и пиару. Меня даже стали звать на директорскую летучку по утрам. Там как-то Аркадий Самойлович и предложил – не возражаешь, если мы на тебя еще и протокол повесим? А то клиент чем дальше, тем больше приходит нерусскоговорящий, его надо встречать, обустраивать, развлекать. Как-то надо эту работу выстраивать уже системно… естественно, оклад мы тебе на треть увеличим, получаешь машину с водителем, все дела. Потянешь?

Потяну. Спасибо за доверие.

И было это «спасибо» совершенно искренним. Где бы был я сейчас, думаю, если бы не подобрал меня тогда Илья, и не пересеклись наши пути с «Красной горкой»? Да по электричкам бы побирался, скорее всего.

И только раз за все это время вышел я из особняка на Веснина с каким-то неприятным чувством. Испуга? Нет. Смущения? Тоже нет. Желание скорее позабыть – вот что это было за чувство. Такое испытываешь после ночного кошмара, когда уже понимаешь, что все пережитое было только сном, но поверить в это до конца еще не можешь.

В тот день я шел по коридору и увидел, как из приемной Ильи выходит человек – походка чуть вразвалочку, губы подобраны, волосы совсем редкие стали. Он взглянул на меня и улыбнулся. И не понять было, то ли узнал, и улыбка эта означала – да ладно, чего уж там, что было, то прошло, то ли не узнал, а отреагировал дежурно вежливо, случайно встретившись взглядом с незнакомым человеком.

Я дождался, пока он скроется за поворотом, и зашел к Илье.

Анекдот, спрашиваю, знаешь, как невеста на еврейской свадьбе на дерево залезла?

Поржали, еще какие-то новости обсудили.

– Что, кстати, за мужик от тебя сейчас вышел, лицо знакомое, а вспомнить не могу, где я его мог видеть.

– Да ну, у него такое лицо, что сроду не запомнишь. Это партнеры наши питерские прислали человека на переговоры. У них там в Ломоносово такие возможности открываются в порту… короче, есть что обсуждать.

– А, ну ладно.

Забыть, думаю, побыстрее, и дело с концом. Тем более, что плохого он мне не сделал ровным счетом ничего. А что было – то действительно прошло.

28.02.2018

«… я твой отец. О нашем родстве я тебе сообщаю не ради сентиментальных чувств. Я делаю это вынужденно. Ты не должен был никогда узнать о моем существовании. Но произошла случайность, которую невозможно было предвидеть. Так сложились обстоятельства. Из-за этого теперь нам всем придется позаботиться о своей безопасности. И позаботиться, Дэвид, всерьез. Для того чтобы ты понял, насколько всерьез и почему я обращаюсь к тебе в такой странной форме, я должен рассказать тебе историю твоей семьи. Наберись терпения.

Итак.

С твоей мамой мы познакомились в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году в Москве. Ее звали тогда Юлия Капович. В восемьдесят седьмом мы поженились и она стала Юлия Воловик. В девяносто восьмом родился ты, и мы назвали тебя Давидом. Через полгода после этого мы расстались: мама с тобой уехала из России, я остался.

Это решение не было добровольным. Мы вынуждены были так поступить. Причина – в обстоятельствах нашей прежней жизни.

Я работал тогда в компании, которая называлась "Красная горка". Теперь она – Global Access. Это были девяностые, и это был русский бизнес – откаты и наезды были обычным делом. Компания сначала занималась оптовой торговлей, потом переключилась на девелопмент…»

– Otkaty и nayezdy – это что такое? – спросил я Машу, выключив просмотр.

– Kick-backs и raiding.

– Ого, ну у меня и предок – если, конечно, не врет… хотя face control проходит.

– Брось, он правду говорит – тогда такие вещи вообще никого не волновали, мне мама рассказывала. Так все выживали. Давай дальше посмотрим.

«… все изменилось в конце девяностых, точнее, в девяносто восьмом».

1998

Девяносто шестой, конечно, выдался нервный год, не сказать – панический. Все на взводе, никто не понимает, чем дело кончится с этими выборами, да и будут ли они, и кто в результате будет рулить в стране. С утра до ночи у Аркадия совещания – наших собирает, чужие какие-то приезжают, до ночи сидят, что-то решают, что – не понять.

К лету определились, похоже, что делать, трясучка прекратилась, занялись какой-то осмысленной работой. Ну то есть как – осмысленной… Что ни день, так обязательно две-три колонны во двор заезжают и мрачные мужики таскают к нам в хранилище сумки, мешки, коробки – потом наши это дело дальше волокут куда-то.

Нал, лаконично ответил Илья на мой вопрос. Это на выборы – концерты всякие оплачивать, бюджетников подкармливать, то да се. Мы все закрома вытряхнули, даже зарплату, наверное, задержим на месяц, но дело того стоит, поверь, иначе можно вообще всего лишиться, сам видишь, что происходит. Мы свои даем и еще за других отвечаем, типа, старшие по бригаде.

Всех привлекли к борьбе против коммунистического реванша, никто в стороне не остался.

У тебя же, сказал Илья, жена в газете работает, верно? В «Курьере» же? А может она с Аркадием интервью сделать – типа, отечественный бизнес в этот судьбоносный час возвышает свой голос в защиту ценностей демократии и рынка? Ему надо хвостом помахать, чтоб все видели, что «Красная горка» правильно понимает текущий момент и стоит на стороне сил добра.

Да не вопрос, говорю.

Когда интервью вышло, Аркадий Самойлович чуть не прослезился. Никогда бы, сказал он, вызвав меня к себе – номер «Курьера» с его фотографией и заголовком «Не представляю себе России с другим президентом» лежал на столе, – никогда бы не подумал, что я такой умный. Вот, передай, пожалуйста, супруге скромный сувенир от меня.

Ничего себе, скромный – карата на два, сообщила Юлька, осмотрев сувенир… очень удачно поступилась я профессиональной честью.

Осенью выборы, слава богу, прошли, и стало понятно, что бригада наша поставила на правильный номер. И раньше-то дела шли неплохо, а уж теперь… Илья карту Москвы повесил у себя в кабинете – иначе, говорит, я не могу все объекты упомнить, они у меня путаются в голове. Красными флажками на ней были отмечены уже сданные, зелеными – те, что в работе, синими – неосвоенные пока, но «Красной горке» принадлежащие участки под застройку. В глазах рябило.

Отдельным номером программы шли два объекта – не под застройку, а купленные: ресторан «Прага» и гостиница «Центральная». Это, как выяснилось, было не для бизнеса, а для души. В «Центральной» Аркадий Самойлович и сопровождавшие его лица неизменно останавливались в дни бурной молодости, когда добирались до столицы из своей Красной Горки, а в «Праге», понятное дело, гуляли.

Теперь «Центральную» и «Прагу» купили у города, закрыли на полгода, сделали умопомрачительный ремонт – никаких даже турок близко не подпустили, аж финнов выписали – и с невероятной помпой открыли заново. В «Праге» отмечали что ни попадя почти каждую неделю, а «Центральная» стала у нас чем-то вроде ведомственной гостиницы – там, а не в «Национале» или «Метрополе», селили самых важных иногородних контрагентов.

Ну и москвичи, бывало, заглядывали. Мне что ни день – звонки: на такую фамилию забронируй на сутки, на сякую. Дело понятное, все люди… фамилии разные встречались, попадались и знакомые, звучные, был там у нас люкс специальный на такие случаи.

Мне от этой «Центральной» – одна непрерывная головная боль. То кто-нибудь перепьет, то драка какая-нибудь, то уедут, не заплатив. Один клиент наш, американец, здоровенный такой блондин довольно хабалистого вида – тот вообще не нашел ничего лучше, чем пойти через дорогу в Night Flight, привести оттуда девок и, мало того что устроить дебош, но еще и обмочить весь люкс.

Где вы нашли этого козла? – спрашиваю у Ильи. Сам, отвечает, нашелся, приехал к строительным проектам принюхаться, носится еще с идеей конкурс красоты в Москве устроить.

Да, говорю, конкурс красоты – это, похоже, его, но я тебя умоляю, снимите вы с меня эту «Центральную», борделем руководить – ну не мое это.

В «Праге» самые напряженные дни бывали, когда мэр приезжал на наши пьянки – раз в месяц обязательно, а то и чаще. Тут уж все на уши вставали, потому что благосостояние «Красной горки», все ее успехи и перспективы – вот просто все было завязано на этом человеке. Никто, собственно, особо ничего и не скрывал, и достаточно было внимательно выслушать пару тостов – мой любимый начинался словами: «Мы все знаем, что когда придут менты, Юрий Михайлович никого не сдаст…» – и воспоминания после пятой рюмки, чтобы узнать, откуда ноги растут.

Они росли из овощной базы в Мневниках, которой заведовал когда-то будущий мэр, а Аркадий туда поставлял зелень и помидоры. Там они и убедились в превосходных деловых качествах и обоюдной кристальной честности. И когда на смену овощам пришла московская недвижимость, они немедленно нашли друг друга, и взаимовыгодное сотрудничество продолжилось, как говорится, ко всеобщему удовлетворению.