Текст книги "Довоенная книга"

Доставлено в 17:10

Это все правда?

Доставлено в 17:19

Да

Доставлено в 17:20

Ты чего молчишь? Я даже заснуть успел

Доставлено в 17:41

Плакала

Доставлено в 17:42

Перестань. Твой суд в понедельник в 11. Вот ты явишься туда с опухшей рожей – и до свидания, УДО

Доставлено в 17:44

Ты не понимаешь

Доставлено в 18:05

Ладно, потом объяснишь. Главное, рыдать кончай

Прочитано в 18:08

Уже

Доставлено в 18:10

Отлично. Тогда я еще немного посплю, ок?

Доставлено в 18:14

Напиши, когда сможешь

Доставлено в 18:15

Воскресенье

Прости, мы еще поддали, и я как заснул – так проснулся среди ночи. Не стал уже тебя будить

Доставлено в 08:20

Волновалась. Все ок?

Доставлено в 08:22

Все будет ок, когда в понедельник они тебя отпустят. Но судья сказал – говно вопрос. Насколько я помню)))

Доставлено в 08:27

Я все время думаю об этом. Нам же теперь придется увидеться

Доставлено в 08:51

Я бы не торопился, Надо подождать еще пару лет, дать чувствам окрепнуть

Доставлено в 09:00

Я серьезно

Доставлено в 09:02

Я тоже не шучу. Вот представь, у тебя действительно 241-я, и тебе еще два года осталось. Нам что же теперь – забыть все, что нас связывает?

Доставлено в 09:05

Прекрати, я сказала!! А если я корова кривоногая с прыщами?

Доставлено в 09:12

Не, которые с прыщами, так голос не повышают. А если я косоглазый карлик?

Доставлено в 09:30

Все равно страшно

Доставлено в 09:44

Хорошо, не будем видеться

Доставлено в 09:50

Убью. Все, я понеслась. Мне еще гладить, башку мыть, и девки меня стричь будут к завтрашнему

Доставлено в 09:59

Вынырнула?

Доставлено в 22:04

Да. С ног валюсь. Какой там первый бал Наташи Ростовой! Ее бы так завили, я бы на нее посмотрела. Меня теперь овчарки за свою принимают. Значит, смотри, меня на выходе будут шмонать, поэтому телефон я оставлю в зоне

Доставлено в 22:16

Не пререкайся только с ними там на суде, ок?

Доставлено в 22:18

Да что ты. Я весь день тренируюсь овцу включать. Как только вернусь – напишу

Доставлено в 22:20

Жду

Доставлено в 22:24

Жди. И я сегодня подумала: пусть как будет, так и будет. А хорошо, что ты на мой номер попал

Доставлено в 22:29

Спи давай уже

Доставлено в 22:30

Самое главное забыла. Наташка – дура

Доставлено в 22:31

Понедельник

Дааааааааа!!!!!!!!!!!!!

Доставлено в 14:27

!!!!!!!!!!!

Доставлено в 14:29

Встала!!!!!!!

Доставлено в 14:31

???

Доставлено в 14:35

Я!!!! На путь исправления!!! И социализациии!!!!!

Доставлено в 14:37

Мне тоже так кажется))))))))

Доставлено в 14:41

Лешка!!!!!! Спасибо!!!!!

Доставлено в 14:45

Брось. Для себя старался)))

Доставлено в 14:46

Плачу

Доставлено в 14:48

Когда тебя выпускают?

Доставлено в 14:51

Завтра!!!!! По закону положено через 10 дней, а там праздники!! Завтра!!!!!!!!! Я поскакала все бумажки оформлять, пока рабочий день, а их хренова туча! Знаешь, как я к тебе отношусь?

Доставлено в 15:02

Знаю. Как к Васе

Доставлено в 15:05

Даже еще лучше)))) вечером напишу!!!

Доставлено в 15:07

Ты живая там?

Доставлено в 22:40

Нет. Мы устроили отвальную. Все в хлам. В 10 завтра меня должны вывести. Потом отвезут на вокзал во Владимире, купят билет, и все. Как только буду на вокзале, напишу. Или даже позвоню. Если смелости хватит

Доставлено в 22:43

Если забудешь, я тебе напомню

Доставлено в 22:45

Леша))))

Вторник

Готова?

Доставлено в 10:12

Да!! Сижу жду оперчасть – по правилам они меня должны выводить. Потом на газель – и ура!

Доставлено в 10:15

Газель – отстой. Я намерен победить ее в конкурентной борьбе

Доставлено в 10:20

Ты что, здесь?

Доставлено в 10:21

Где же мне быть?

Доставлено в 10:22

Нет нет пожалуйста уезжай пожалуйста я не хочу

Доставлено в 10:23

Почему?

Доставлено в 10:29

Пожалуйста я не хочу не могу

Доставлено в 10:31

Объясни

Доставлено в 10:34

Леша это не из-за тебя это из-меня из-за моей жизни уезжай

Доставлено в 10:36

Юль, что за фигня?

Доставлено в 10:39

Это не фигня

Доставлено в 10:44

Тебя кто-то встречает?

Доставлено в 10:45

Да да прости что так получилось я потом все объясню да

Доставлено в 10:49

Ладно

Доставлено в 10:53

Стой!!!! Вернись

Доставлено в 10:55

Что-то еще?

Доставлено в 10:59

Гори оно огнем я скажу. Меня никто не встречает – не в этом дело. Дом матери и ребенка – знаешь, что такое? Когда баба беременная садится и на зоне рожает, ее с ребенком туда отправляют. Ну вот

Доставлено в 11:02

О господи. Я-то уж подумал. Знаю. И про мать знаю, и про ребенка

Доставлено в 11:03

Откуда????

Доставлено в 11:05

А судья сказал, когда мы бухали – напрасно вы колготитесь, я бы ее и так отпустил, по закону положено, у нее же ребенок. А то чего ради я полный багажник памперсов приволок?

Доставлено в 11:12

Ты все эти дни знал и не сказал????

Доставлено в 11:16

Я решил, когда захочешь – сама скажешь. А главное – что это меняет? И долго ты собиралась его от меня прятать? И зачем?

Доставлено в 11:20

Не знаю. Я не знаю ничего. Я струсила

Доставлено в 11:26

Слушай, скажи этой твоей оперчасти, чтобы она перестала кота за яйца тянуть. Я задубел тут уже совсем, зима же, совесть надо иметь. А ты не трусь

Доставлено в 11:36

Иди в машину. Согрей салон. А то ребенка простудим. Он Настя кстати

Доставлено

* * *

Не люблю обобщающие слова – «народ», «интеллигенция», «левые», «правые». Даже местоимения «мы» и «они» раздражают. Потому что бессмысленные. Где начинаются обобщения, заканчиваются живые люди.

После одного случая перестал, например, употреблять слово «менты». Бьют, пытают и вымогают одни, а другие работают. И при повсеместной приверженности нормам права и глубоко укорененной законопослушности местного населения, работа эта не сахар.

С одной девушкой пару лет назад познакомился и с тех пор слово «менты» не произношу.

Все случилось из-за того, что счет за электричество пришел такой, как будто я алюминий на дому выплавляю. Поехал разбираться. Захожу в электрическую контору, там мрак. Когда первый «Макдональдс» открылся в Москве, очередь покороче была. Деваться некуда, беру номер – восемьдесят четвертый. Мама, говорю, дорогая, день пропал. Рядом девушка стоит, платит в терминале. Что, спрашивает, трагедия? Да не то слово, всех дел – ошибку поправить, а стоять придется часа три.

– А вы на машине?

– Да.

– До метро подвезете?

– Если часа три подождете.

– Пошли, – говорит, – за мной, сейчас ускорим процесс.

Выходим с ней на улицу.

– Ну?

– Ждем, – говорит, – сейчас тетки пообедают и придут курить. Ваше дело – молчать.

Все правильно спрогнозировала, пришла толпа электрических теток после обеда. Стоим все рядом, курим.

– Пора, – говорит девушка и начинает рыдать – сначала тихо, потом по нарастающей.

Самая сердобольная тетка наконец не выдерживает:

– Чего с тобой? – спрашивает.

– А-а-а, – говорит та сквозь сопли, – вообще жизни нету, четвертый муж подряд уходит, и пусть уже убирается, козел, чтобы его не видеть, а он все здесь, потому что счет за электричество пришел ошибочный, а жилье общее, и пока мы счет не исправим, я этого подонка буду наблюдать, а то он меня обманет, вы его просто не знаете, сил моих нету, пойду удавлюсь, а-а-а…

И на меня показывает.

– Дай сюда бумажки, ты, – сказала мне тетка.

Через пятнадцать минут я ушел из конторы совершенно оплеванный, но с исправленным счетом.

Подвез ее до метро. Спасибо, говорю. В расчете, сказала.

– Где же, – спрашиваю, – вы работаете, в театре, наверное?

– Если бы – в полиции работаю, я инспектор по делам несовершеннолетних, у моей клиентуры еще не такому научишься.

Когда стал безработным, появилось много свободного времени, и я стал осматриваться вокруг. И тогда вслед за ментами обрели плоть, кровь и имена ранее обезличенные соседи.

Что вокруг кипят подлинные страсти, я начал догадываться, когда однажды у собственного подъезда застал мужика, разговаривающего с домофоном.

– Ты где? – спросил домофон нетрезвым женским голосом.

– На крылечке твоем, – игриво ответил мужик, который тоже, прямо скажем, был не вполне.

– Сегодня же четверг. Домой иди.

– Танька, – радостно сообщил он, – ты не поверишь, у нас пожар!

Но я даже представить себе не мог масштаб происходящего у меня под боком. Постепенно узнал. Неоценимым оказался опыт посещения общих собраний жильцов дома. Вопросы там обсуждаются разные, но проходят они все по стандартному сценарию.

Предположим, в подвале завелись крысы.

Созывается общее собрание, на повестке дня два вопроса: «Кто знает, откуда берутся крысы?» и «Доколе?», постепенно сливающиеся в один. Выступления делятся на четыре типа: «Я предупреждал», «Дальше будет хуже», «Все от безверия» и монолог ненормальной фанатки ЗОЖ с первого этажа, которая сама не пьет и других подбивает.

Смелые обличают старшего по дому и требуют его замены. Умные ждут развития событий. Большинство составляют решившие, что сейчас самое время поднять заодно вопрос о замене домофонов и установке счетчиков.

Старший по дому с утра удачно продал на ближайшем рынке средство против крыс, новые домофоны и счетчики, в связи с чем к моменту собрания немного осоловел и в ответ на все претензии только вяло бормочет: «Это странно…»

Время от времени по полу пробегают крысы. Смелые кричат: «Крысы!» Умные молча поджимают ноги. Большинство завороженно смотрят на старшего по дому. Тот сочувственно икает. Поднимается шум, дезориентирующий крыс, которые в панике начинают жрать вообще что ни попадя.

Расходятся за полночь, ничего не решив, но обменявшись координатами и договорившись обязательно это дело продолжить.

Все отправляются спать, кроме самых смелых, которые идут бухать под окнами у фанатки ЗОЖ и составлять заговор против старшего по дому. Полночи она будет уговаривать их прекратить, потом оденется, торопливо накрасится, выйдет во двор, и утро будет непростым, но жизнь наладится.

Так появился рассказ «Местная».

Местная

Надьку из сорок третьей квартиры поперли с работы. За язык без костей и правдоискательство.

Как кризис начался, так зарплату стали не на карточки перечислять, а налом давать. Все берут, не спорят, одна Надька – да что такое, да как это, а если кредит оформлять или ипотеку, а пенсию нам потом с каких денег будут платить?

Где ты и где ипотека, опомнись, и до пенсии тебе еще семь верст огородами.

Она – нет, я сейчас в прокуратуру напишу, в трудовую инспекцию и еще профсоюз создам и возглавлю, чтобы меня не могли уволить, так в законе написано.

Ее тут же и уволили, естественно.

Это Надьку не отрезвило.

Оставшись без работы, она от нечего делать занялась собственным подъездом. Объявление повесила, что надо домофон поменять, и еще всякие вопросы обсудить, и давайте, значит, во вторник вечером все соберемся на площадке между третьим и четвертым этажами.

Мало того, не поленилась еще всем в дверь позвонить и напомнить. Надьке отказать трудно, потому что она хуже чем красивая – она обаятельная, и домофон действительно надо менять, он работает через раз.

Первыми во вторник собрались мы с Надькой и Серафима Ильинична из пятьдесят шестой квартиры.

Потом подтянулись остальные. Они не то чтобы сознательно пришли. Просто Серафима Ильинична тридцатого года рождения и слышит уже неважно. Надька стала ей старательно объяснять про домофон, а голос у нее очень звонкий, тут все и сбежались. Если бы меня там не было изначально, я бы тоже решил, что пожар.

Надька, говорю, ты не с того начинаешь, давай первым делом скинемся Серафиме на новый слуховой аппарат, потом уже можно будет ее привлекать к следующим проектам.

Скинуться не удалось ни на что, потому что начался, как обычно, базар сразу обо всем: кто про домофон, кто про шлагбаум на въезде во двор, кто про то, что старший по дому ворует, – дело и кончилось ничем.

Но домофон в итоге поменяли. Серега с седьмого этажа сказал, что он заплатит свои, поскольку он Надькин должник. Все согласились, конечно, что это справедливо.

Наташа, Серегина жена, с Надькой дружит и, когда футбол и телевизор занят, ходит к ней сериалы смотреть, немножко бухать и плакать.

В прошлом мае Наташа прибегает к Надьке в панике, достает из лифчика какие-то бумажки – пусть, говорит, у тебя полежат пока, у нас обыск. Чего ищут? – поинтересовалась Надька. Неучтенный нал.

Надька погуглила, что такое неучтенный нал, и через десять минут позвонила в дверь Серегиной квартиры.

Я, сообщает ментам, заяву принесла. На кого? На нее, отвечает Надька и показывает на Наташу. Найдете три лимона, тащите мне, это мои, она в долг взяла и не отдает, сука.

Вот теперь доброе дело Надьке вернулось, и нам всем тоже.

Успех с домофоном ее окрылил, тем более что работу Надька найти никак не может, то есть времени свободного у нее навалом.

На следующем этапе она решила построить пандус. Стариков в подъезде много, дом-то сталинский, плюс две матери с колясками и Вера, Серафимы Ильиничны внучка, на сносях. Пандус нужен.

Но тут дело пошло не так легко. Надька отправилась в управляющую компанию, там говорят – да-да-да, конечно, что за разговор, поставим пандус, он у нас даже запланирован. На когда? На третий квартал будущего года.

Надька пришла советоваться, как ускорить процесс. Юбку, говорит, может, покороче надеть, там начальник армянин, у меня есть такая, знаешь, зеленая. Знаю, говорю, но ксенофобские свои предрассудки оставь, и ты не могла бы потише орать, жена же дома, она может решить, что я под эту твою юбку заглядывал.

Твоей репутации уже ничто не угрожает, – это жена с кухни говорит (докричалась все-таки Надька), – а ты, Надька, иди сюда, я тебя научу, как жалобу писать на сайте мэрии.

Жалобу она ее писать научила, и через три дня появились в подъезде работяги, начали пандус мастерить. Надька их попросила, чтобы они его слева поставили, где перила: старикам же надо за что-то держаться, а работяги ни в какую, потому что у них проект, и в нем нарисовано – справа. Они долго препирались, потом Надьке надоело, и она включила сирену.

Появился старший, зовут Бахром. Надька объяснила, в чем коллизия, и вдруг без малейшего сопротивления Бахром этот капитулировал: конечно, говорит, не проблема, сделаем слева, тут отрежем, там подогнем и сделаем.

Надька поразилась такой легкой победе. И от растерянности и благодарности завела с Бахромом светскую беседу.

Что это, спрашивает, у вас не как у людей: бригада русская, а старший таджик? Мне, объяснил Бахром, начальство доверяет, потому что я единственный тут непьющий. Религия, догадалась Надька, не позволяет? Да нет, при чем тут, просто у меня белая горячка была, и я немного опасаюсь теперь.

Бахром оказался человек слова – пандус слева поставили. Но через два месяца пришла настоящая беда откуда не ждали: капитальный ремонт начался во всем доме, и без Бахрома это дело, конечно, кончилось бы плохо. Хорошо, что у Надьки его телефон сохранился.

Потому что это без слез было наблюдать невозможно. Сначала пришли и разворотили стены в подъезде, провода все наружу торчат – это они, значит, обозначили начало работ, как собака территорию метит. И исчезли на месяц. Потом, когда потеплело, подвесили люльки, начали фасад обдирать. А там хоть и пятидесятилетней давности, но лепнина все-таки, обидно же.

Дальше – больше, дошло дело до стояков. Вы, говорят, должны обеспечить нам доступ к ним, тогда мы стояки заменим. То есть люди своими руками должны плитку снести, а потом точно так же заново положить, когда эти закончат со стояками своими.

Жизни, короче, не стало, еще и домофон новый сломали. И главное – на них ничего не действует. Надька с Наташей орут на них, мы с женой пытаемся увещевать, Серега, любитель простых решений, обещает тросы перерезать, на которых люльки висят, – все без толку. Либо действительно по-русски не понимают, либо вид делают.

Тут Надька и вспомнила про Бахрома.

Тот пришел на следующий день после того, как она ему позвонила, и они начали вместе осматривать место происшествия. Надька пыталась обратить внимание на вот это все: провода торчат, рамы кривые, про стояки стала рассказывать. Бахром сказал: не надо, вижу, мы сами так работаем, когда не стыдно.

Потом, как рассказала Надька, он собрал во дворе бригаду и произнес речь. О чем она, понять, естественно, было нельзя, поскольку Бахром выступал на родном языке, но концовка оказалась доступной. «…Перед русскими стыдно, нахуй», – сказал Бахром на языке Пушкина.

Один раз пришел, обратился к коллективу, потом стал каждый день заходить, проверять.

А он для них авторитет. Они все пацаны и в Москве без году неделя, только вчера из аулов. А Бахрому уже под тридцать, и он здесь карьеру сделал, старшим стал в бригаде, белую горячку победил и по-русски хорошо говорит, в отличие от этих.

Поэтому провода убрали в короба, как положено, домофон восстановили, подметать за собой стали после рабочего дня.

Ну и в результате возвращаюсь домой как-то поздно совсем и вижу: у Надькиной двери на первом этаже спит Бахром полулежа.

Он глаза открыл, я спрашиваю – что такое? Поздно, говорит, закончили на объекте, а день такой, вообще неудачный, менты приняли без регистрации, все деньги отобрали и продержали до двенадцати, поэтому пока добрался… Надежда, наверное, уже спит, будить не стал.

Ясно.

В дверь позвонил, она открыла сразу. Я говорю – второй ключ, вообще-то, полезно в доме иметь, чтобы люди на полу не валялись в подъезде.

Она отвечает – я сама тут сплю в коридоре, потому что извелась вся, третий же час ночи, а его все нет, я уже невесть что воображать начала.

Отлично, говорю, можете теперь продолжать спать поблизости, только подъезд не загромождайте. И сделай ты ему уже регистрацию, я же не каждый день так удачно возвращаюсь.

Не то что раньше, отвечает Надька, у которой, говорю же, язык без костей, и вообще, если бы я была твоей женой, то я бы удавилась, потому что… Я уже собрался ей ответить на такую наглую неблагодарность, хорошо Бахром вмешался: очень, сказал, есть хочется. Надька на кухню побежала.

Но у нее такой характер – когда другим что-то надо, она еще способна сосредоточиться, но если что-то для себя – а, потом. Вот с этим «а, потом» Надька и прощелкала все сроки, и, когда Бахрома во второй раз без регистрации поймали, отправился он прямиком в спецприемник в Печатниках ждать депортации.

Я с псом выхожу из подъезда, смотрю, они стоят, как на похоронах: Надька, на ней вообще лица нет, Наташа, Серафима Ильинична, еще две тетки из соседнего подъезда, я их никак запомнить по именам не могу.

Что, спрашиваю, случилось: Стас Михайлов помер или «Ашан» закрыли? Они рассказывают про Бахрома, который попался без регистрации. Вот же, коза ты, говорю, безалаберная, ведь предупреждали же тебя. Ладно, стой здесь, никуда не уходи, жди меня.

Я всегда утверждал, что все эти солнцевские, коптевские, курганские, и питерские, кстати, – все это детское питание в сравнении с настоящей мафией. Если есть в стране люди, сплоченные одной идеей и готовые ради нее на все, то это собачники. Некоторые считают, что их объединяет любовь к животным, а я полагаю, что ненависть к людям, но это, в конце концов, неважно, главное – солидарность.

Мы с псом гуляем по часам, в строго назначенное время. Потому что нас ждет Вайти. Она эрдельтерьер, и сука редкостная – во всех смыслах этого слова. Единственное живое существо, которое она любит, помимо хозяев, – это мой пес, но зато это настоящее чувство, беззаветное.

Тот, скажем прямо, тоже не образец общественного поведения: он считает, что если выйти из дому и не подраться со всеми встречными и поперечными, то, в общем, можно и не выходить. Единственный, кроме драки, стимул к прогулке – свидание с Вайти, к которой он тоже испытывает сильное чувство.

Приходим на бульвар, собаки бросаются друг к другу, образуют клубок и укатываются за горизонт.

Петр Васильевич, говорю хозяину Вайти, есть дело.

А я знаю, кому говорю. Когда люди два, как минимум, часа в день проводят вместе, надо же о чем-то беседовать, пока собаки собирают блох по кустам. Кто чем кормит, как чешет и какой ошейник от клещей лучше – когда мы с Петром Васильевичем исчерпали эти темы, перешли, естественно, к отечественному начальству, люди-то интеллигентные.

Сборище, говорю, идиотов.

Ничего подобного, вдруг веско отвечает Петр Васильевич. Как психиатр и доктор наук сообщаю вам, что идиотия – это диагноз, тяжкое заболевание, крайняя форма шизофрении, несчастные люди.

А эти, интересуюсь, тогда кто такие?

Симулянты, уверенно сказал Петр Васильевич.

После того как взаимное доверие установилось, я спросил, где Петр Васильевич работает. В госпитале МВД, оказалось, отделением заведует. Я не забыл.

Ну вот, жалуюсь я, раз в жизни наблюдаешь картину счастливой любви, потом, как всегда, появляется государство это, лезет сапогами в душу, и всему конец. И Бахром сейчас поедет к себе в Таджикистан без права возвращения лет на пять, а Надька здесь останется, а она очень хорошая и от этого несчастная, я бы вообще… если бы не…

За собаками последи, сказал Петр Васильевич, пока я звоню. Очень, говорит, все вовремя, у нас как раз один тут аттестацию проходит, он раньше в миграционной службе работал. Сейчас мы его озадачим, и он отзовется, будь уверен, а то ведь психологическая экспертиза – дело такое, многогранное, можно в заключении написать «стрессоустойчив», а можно и другую формулировку подыскать, и до свидания тогда, очередные звездочки.

Телефон достал, в сторону отошел.

Минут через десять возвращается. Нормально, говорит, все. Очень они там, в Печатниках, извинялись, что не могут сами ему регистрацию сделать, это только в районном отделении оформляют. Вечером, как обычно, в семь выходим?

Не знаю уж, кому там Петр Васильевич звонил, но явно этот человек что-то такое про свою стрессоустойчивость знал и комиссии с участием Петра Васильевича побаивался всерьез. Бахрома через пару часов аж на казенной машине к нашему подъезду доставили.

Надька отрыдалась, заново накрасилась и поскакала со всеми бумажками в районное отделение регистрацию оформлять. Я тебя умоляю, говорит, пока меня не будет, посиди с ним, ну мало ли, ну вдруг что-то случится, ну пожалуйста, чтоб у меня сердце на месте было; там бутылка коньяка в серванте, найдешь.

Я к себе зашел. Погуляй, сказал, вечером с псом, пока я Бахрома охраняю, за него Надька целую бутылку коньяка выставила. Встретишь Петра Васильевича, скажи, что все в порядке, любящие сердца воссоединились и низко ему кланяются.

Не напивайтесь, говорит, там. Я мясо по-бургундски приготовила, вина купила, и у меня на тебя планы на вечер. А то ты молодец такой, и как-то это всё…

Не будем, отвечаю. Тем более что вот Бахром не пьет, и я, глядя на него, подумал, что, может, тоже стоит попробовать.

* * *

Эта шутка известна, по-моему, во всех редакциях мира – «Настоящий репортер должен быть слегка бездомен». Действительно, при этой профессии никогда не знаешь, где будешь завтра ночевать.

И в таком цыганском образе жизни есть масса преимуществ: много чего видишь, мало за что отвечаешь, никому не подотчетен, на тебя даже бухгалтерия давно махнула рукой.

Но есть и один крупный недостаток: не можешь завести собаку. Не в том дело, что ее не с кем оставить. А в том, что ее не надо оставлять, с ней надо общаться. Иначе она тебя за человека считать не будет. В смысле – своего.

В принципе, в моем представлении рай выглядит так. Пес выгулян и накормлен. Коньяк еще остался. Телефон сел, зарядка потеряна. Интернет отключен за неуплату. Но телевизор работает, по нему показывают «Манчестер» – «Бавария» девяносто девятого года. Все живы. Собака в этой конструкции – очень важный элемент.

И вот когда кочевой быт сменился на оседлый, я решил: пора.

Выбрал породу – ирландский терьер. Спасибо писателям Джеку Лондону и Эриху Марии Ремарку – они в своих произведениях описали этих псов так, что выбора особого не оставили.

Начал искать щенка. И оказался в тупике: нету в столице Российской Федерации щенков ирландского терьера. Ни одного.

Хорошо, друзья подсказали: есть заводчица в Саратове, у нее как раз сука ощенилась.

Тащиться за восемьсот пятьдесят километров в Саратов мне было страшно неохота, но деваться некуда. Звоню.

Да, отвечает мне интеллигентный женский голос, есть помет.

Мы начинаем обсуждать сук и кобелей, их рост, вес, характеры и способы доставки из Саратова. Вдруг она останавливается и с изумлением спрашивает:

– Простите, вы же мне из Москвы звоните?

– Ну да.

– И что, в Москве нет щенков ирландских терьеров?

– А то что бы я вам стал звонить? Нету, ни одного.

Последовала совершенно шекспировская пауза, после которой она с искренним сочувствием сказала:

– Вот и я говорю – проклятое же место. Как вы там живете?

Приехал в результате пес. Не знаю, как там было у Джека Лондона и Эриха Марии Ремарка, но мой со временем стал двуязычным.

Первым делом мы с ним разучили команду «От стола!», и он ее выполнял свято. До тех пор, пока не случились события в Киеве в две тысячи четырнадцатом.

Я сидел ночами, смотрел репортажи с Майдана. Оторваться невозможно, хотя зрелище не динамичное: пять минут событий, потом час ничего не происходит. Но уйти спать все равно невозможно.

Пес проявляет солидарность – сидит рядом. Я таращусь в экран, он таращится на меня.

От скуки и чтобы не заснуть, решил его переучить. С тех пор и по сей день команда «От стола!» для него по-прежнему актуальна. Но «Банду геть!» – вот то, на что он отзывается без колебаний.

От всего этого – наблюдений за Майданом и одновременного привития двуязычия псу – образовался рассказ «Мои».