Текст книги "Ульяновы и Ленины. Тайны родословной Вождя"

5. Врач и философ

Следуя по лабиринтам генеалогии, вернемся назад, к дяде президента, Виктору Фридриху фон Вайцзеккеру (1886–1957). Как уже говорилось, его женой стала Олимпия Курциус, связавшая род Вайцзеккеров с родом Ульяновых.

В.Ф. фон Вайцзеккер был интересным и многогранным человеком, крупным ученым, достижения которого признаны в медицинском мире. Еще в гимназические годы он увлекался философией, серьезно изучал И. Канта и Р. Декарта, но потом, возможно не без влияния отца, отдал предпочтение медицине.

Годы, посвященные освоению медицинской науки, были для него очень насыщенными. Он учился в нескольких университетах, слушал лекции знаменитого физиолога И. фон Криса, глубоко изучал невропатологию, в итоге ставшую его профессией. Вскоре он пришел к выводу, что человеческое поведение и природа неразделимы, более того, они едины в своем становлении. Поэтому в искусстве врачевания необходимо исходить из психологического подхода к больному. Это явилось существенной новацией в практической медицине.

В.Ф. фон Вайцзеккер не разделял шовинистического угара, охватившего Германию перед началом Первой мировой войны, и критически высказывался, когда она уже была развязана. Однако он был призван в армию и провел все годы войны в качестве врача на Восточном фронте, не переставая мечтать о том времени, когда сможет вернуться к научной работе.

Вернувшись с фронта, он в течение довольно короткого периода (до 1920 г.) публикует 14 объемных научных работ.

В это же время в доме своего друга, философа Г. Фриша, он знакомится с Олимпией Курциус, сестрой коллеги и будущего профессора Фридриха Курниуса, главного врача в Любеке. Свадьба состоялась в узком семейном кругу в Гамбурге 14 августа 1920 г. Создав свою клинику, В.Ф. фон Вайцзеккер собрал в ней талантливых специалистов. Здесь глубоко изучались вопросы неврологии. 1 августа 1923 г. Вайцзеккер становится штатным профессором. В этом же году участвует в конгрессе неврологов в Данциге. На следующем конгрессе в 1924 г. делает доклад об изменении функций организма, а год спустя в Висбадене рассматривает в своем сообщении психологию мышления больного и развивает новые направления исследований у постели больного. По его мнению, ничто не окажет такое влияние на излечение человека, как фактор влияния врача на душу больного. Большое значение для Вайцзеккера как врача сыграла встреча 2 ноября 1926 г. с 3. Фрейдом, основателем теории психоанализа. Именно в трудах Фрейда, с которыми Вайцзеккер познакомился еще в 1910 г., он увидел связующее звено между наукой о лечении и философией.

Вайцзеккер называл Фрейда Пифагором в науке. В течение семи лет после этой встречи они переписывались, обсуждая интересовавшие их проблемы. К сожалению, время не донесло до нас многого из их переписки.

Со своим другом Р. Гвардини Вайцзеккер обсуждал вопросы Библии, бессмертия души. Хотя он считал себя атеистом, однако мечтал о христианизации всех наук.

Вместе с теологами иудаистом М. Бубером и католиком И. Витихом Вайцзеккер в 1926 г. начал выпускать журнал «Креатур» («Творение»). В нем проповедовалась идея ликвидации разных конфессий и создания единой религии. На его страницах рассматривались не только религиозные, но и философские, литературные, театральные, медицинские проблемы. В этом журнале Вайцзеккер опубликовал свои статьи «Врач и больной», «История больного» и др. Осенью 1930 г. «Креатур» прекратил свое существование, так как в редакцию перестали поступать рукописи.

В течение 46 лет продолжалась творческая деятельность этого выдающегося врача и философа, которого по праву называют основоположником антропологической медицины, утверждающей, что симптомы любой болезни проявляются через характер и историю жизни человека.

У В.Ф. фон Вайцзеккера и его жены было четверо детей: Роберт Карл Эрнст (р. в 1921 г. – пропал без вести на фронте в 1942 г.) – студент-химик, Ульрика Греда (1923–1948), Эккарт (1925–1945) – лейтенант, Кора (р. 1929) – физик. В 1957 г. Кора фон Вайцзеккер вышла замуж за физика Зигфрида Пенселина (р. 1927).

Олимпия и Виктор Фридрих фон Вайцзеккер имеют трех внуков и одну внучку.

6. Мастера обороны и отступления

В завершение разговора о родственниках В.И. в Германии упомяну, что профессор Л. Хааз называет в качестве одного из них генерал-фельдмаршала гитлеровского вермахта Вальтера Моделя (24 января 1891 – 21 апреля 1945)¹⁴.

М. Хейфиц, автор статьи в израильской газете «Вести», добавляет к этому ряду генерала танковых войск Хассе Эккарта Мантейфеля (14 января 1897 – 24 сентября 1978). Оба эти родственника В.И., к сожалению, слишком хорошо известны в нашей стране по Великой Отечественной войне.

Сын учителя из Гентина (Восточная Пруссия) В. Модель в 1909 г. стал профессиональным военным. Участвовал в Первой мировой войне. В ноябре 1940 г. был назначен командиром 3-й танковой дивизии, которая 22 июня 1941 г. перешла границу СССР. Во время Второй мировой войны карьера Моделя складывалась удачно. В октябре 1941 г. он командир 41-го танкового корпуса, а с января 1942 по ноябрь 1943 г. – командующий 9-й армией. «Мастер обороны и отступления» Модель был назначен Гитлером в феврале 1944 г. командующим группой армий «Север», а в апреле – группой армий «Северная Украина». И, наконец, в июне – августе 1944 г. он командовал группой армий «Центр».

В течение всего времени боев на советско-германском фронте руководимые им войска отличались особой жестокостью и активно проводили тактику «выжженной земли».

В августе 1944 г. после самоубийства Э. Роммеля Модель был переброшен на Западный фронт, где возглавил немецкие войска. В сентябре 1944 г. командовал во Франции группой армий «Б», которая с 23 марта по 18 апреля 1945 г. в ходе Рурской операции потерпела сокрушительное поражение от 21-й английской группы армий под командованием фельдмаршала Б. Монтгомери и 12-й американской группы армий под командованием генерала О. Бредли. Будучи окруженными в районе Рура, войска под командованием Моделя вынуждены были 18 апреля 1945 г. капитулировать, а он сам, не вынеся позора, застрелился в лесу между Дюссельдорфом и Дуйсбургом 21 апреля 1945 г.

Не меньшей, чем В. Модель, жестокостью и бесчеловечным отношением к мирному населению на советско-германском фронте отличался и генерал танковых войск Х.Э. Мантейфель. Для него, как и для Моделя, была характерна «тактика выжженной земли». Профессиональный военный с 1916 г., Мантейфель в 1940–1941 гг. в Северной Африке командовал танковой дивизией в армии Э. Роммеля.

С первого дня нападения Германии на СССР Мантейфель на советско-германском фронте. Здесь он командует 7-й танковой дивизией и дивизией СС «Великая Германия». Мантейфель сражался под Москвой и Киевом, Житомиром и Яссами. И, будучи беспредельно преданным Гитлеру генералом, всюду оставлял кровавые следы.

В сентябре 1944 г. Мантейфель был назначен командующим 5-й танковой армией на Западном фронте. Именно под его руководством была успешно проведена с 16 декабря 1944 г. по 28 января 1945 г. Арденнская операция в Бельгии против англо-американских войск. Только досрочное успешное осуществление советскими войсками Висло-Одерской операции спасло войска союзников от большего разгрома.

Для сдерживания стремительного наступления советских войск в районе Кольберга (ныне польский город Колобжег), Пренцлау и Нейбранденбурга Мантейфель назначается командующим 3-й танковой армией. Но бороться со значительными советскими группировками он был уже не в силах и принял решение прорваться на запад и сдаться американцам. Эта операция Мантейфелю удалась. В ночь на 30 апреля 1945 г. остатки армии во главе со своим командующим, как сказано в «Советской военной энциклопедии», оказываются в плену у американцев¹⁵. «Советская историческая энциклопедия», однако, утверждает, что Мантейфель был пленен советскими войсками¹⁶.

Вернувшись из плена, Мантейфель занялся активной политической деятельностью. В 1953–1957 гг. он был депутатом бундестага, являлся членом ряда обществ и союзов ветеранов войны. Мантейфель – автор ряда военно-теоретических и военно-исторических исследований.

Глава 8 Нижегородские предки

1. Билет по истории

Мы уже знаем, как партийное руководство скрывало сведения о еврейских корнях В.И. со стороны матери, заставляя молчать и исследователей, и членов семьи Ульяновых, изымая и пряча архивные документы. В полной мере это относится к калмыцким предкам вождя революции со стороны отца И.Н. Ульянова.

Еще в 30-е годы пришлось с этим столкнуться неутомимой М.С. Шагинян. При сборе материала для романа «Семья Ульяновых» она провела много времени в архивах Пензы, Ульяновска и Астрахани. По ее свидетельству, в астраханском архиве хранились некоторые документы Калмыцкой автономной республики, имеющие отношение к Ульяновым. В очерке «Как я работала над «Семьей Ульяновых» Шагинян пишет: «…Открывались работниками (архивов. – М.Ш.) прямо при мне. К сожалению, этот архив, видимо, сильно пострадал во время Великой Отечественной войны и после нее, так что многие документы, виденные, переписанные и переснятые мной в тридцатые годы, утеряны. Во всяком случае, новые работники архива запрашивали меня недавно о фотографиях могильного памятника брата Ильи Николаевича и его отца»¹.

Полагаю, что писательница ошибалась и документы не утеряны, а изъяты в не столь далекие времена. В соответствии с Положением об Архивном фонде КПСС, утвержденным секретариатом ЦК КПСС 28 декабря 1966 г., и более ранними решениями руководства партии по этому вопросу², астраханские документы могли попасть в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, как имеющие прямое отношение к В.И. При изъятии таких материалов в описи архивных дел ставился штамп «выбыло» без указания, куда, когда и по чьему распоряжению. Поэтому исследователь, читающий опись, мог подумать (на это и рассчитано проставление штампа), что дело исчезло безвозвратно и надо отказаться от попыток его разыскать.

Свой роман, как вспоминает Шагинян, она писала в тесном контакте с Н.К. Крупской и Д.И. Ульяновым. «Оба они были моими консультантами и рецензентами, а Дмитрий Ильич по выходе книги моей из печати подарил мне в Горках свою рукопись воспоминаний о детстве Ленина»³.

Дорого обошлась Шагинян первая часть «Семьи Ульяновых», носившая тогда название «Билет по истории», опубликованная в журнале «Красная новь» (1938, № 1) и в том же году вышедшая отдельной книгой. Роман подвергся критике на самом высоком уровне – было принято специальное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 августа 1938 г. «О романе Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть 1, «Семья Ульяновых»⁴.

Сталин, к этому времени единоличный хозяин в партии, был хитрым и коварным политиком. Поэтому в постановлении ни слова впрямую не говорится о генеалогических вопросах. Сталин публично никогда не раскрывал карты. Он всячески раздувал второстепенные вопросы, чтобы закрепить иконообразную ипостась В.И. и тем самым возвеличить самого себя – «гениального продолжателя бессмертного дела великого Ленина». Вспомним письмо Сталина от 16 февраля 1938 г. по поводу книги Смирновой «Рассказы о детстве Сталина»⁵, где он вроде бы обвиняет автора в создании культа личности вождя, а в действительности протестует против неконтролируемого распространения информации историко-биографического характера.

Постановление о романе Шагинян, продолжая эту линию, предписывало политические, эстетические и цензурные стандарты для литературы о Ленине.

Не замедлила и реакция «собратьев по перу». Уже через четыре дня после выхода постановления состоялось заседание президиума Союза писателей СССР, рассмотревшее вопрос о книге М.С. Шагинян «Билет но истории». Там, наряду с другими членами правления, выступили A.A. Фадеев и В.В. Ермилов (известный своими нападками на В.В. Маяковского), признавшие свою вину за ее публикацию. Фадеев заявил: «Все товарищи из тех, которые были виноваты в этой части, они понесли по своей линии соответствующее партийное наказание, в частности т. Ермилов за эту ошибку снят с редактирования «Красной нови»⁶. Ему вторил В.В. Ермилов: «…Только после разговора с тт. из ЦК, когда нам простыми и ясными словами в этом разговоре было объяснено, в чем пошлость вещи, почему нельзя с такими ресурсами и так брать такую тему, только после этого мы поняли свою огромную ошибку и это для нас было громадным уроком, в частности для меня». Члены правления также все осознали и в своем решении, объявив выговор Фадееву и Ермилову, подчеркнули, что «применяя псевдонаучные методы исследования так называемой родословной Ленина, М.С. Шагинян дает искаженное представление о национальном лице Ленина, величайшего пролетарского революционера, гения человечества, выдвинутого русским народом и являющегося его национальной гордостью». Исходя из этого президиум Союза писателей «считает, что М.С. Шагинян вольно или невольно создала произведение идеологически враждебное, и объявляет М.С.Шагинян суровое порицание»⁷.

Но это решение, видимо, ЦК (а может, и самому Сталину) показалось слишком слабым. ИЗ сентября 1938 г. состоялось новое заседание президиума Союза писателей по этому же вопросу. Оно отменило прежнее решение как неправильное и утвердило новое:

«1) Всецело одобрить и принять к неуклонному руководству постановление ЦК ВКП(б) от 5 августа 1938 г. по поводу романа Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть 1-я «Семья Ульяновых».

2) Признать, что правление ССП и его руководящие деятели проглядели выход в свет политически вредного и идеологически враждебного произведения, каким является роман Мариэтты Шагинян «Билет по истории».

3) Объявить Мариэтте Шагинян выговор.

4) Объявить выговор редакции «Красной нови» в лице тт. Фадеева и Ермилова за напечатание в журнале политически вредного и идеологически враждебного произведения Мариэтты Шагинян «Билет по истории»⁸.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) касалось не только романа Шагинян. Оно осуждало также и «поведение Крупской, которая, получив рукописи романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению романа в свет, но, наоборот, всячески поощряла Шагинян, давала о рукописи положительные отзывы и консультировала Шагинян по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку». (Обратите внимание: не книга, не роман, а презрительное «книжка». Чувствуется стиль Сталина, его направляющая рука. Книгу Смирновой «Рассказы о детстве Сталина» в своем письме в Детгиз ЦК ВЛКСМ он тоже называет «книжкой».) Далее в постановлении говорилось: «Считать поведение Крупской тем более недопустимым и бестактным, что т. Крупская сделала все это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), за спиной ЦК ВКП(б), превращая тем самым общепартийное дело составления произведений о Ленине в частное и семейное дело и выступая в роли монополиста и истолкователя общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда никаких прав не давал»⁹.

В тексте постановления, однако, нет ни слова о Д.И. Ульянове, который, как мы знаем, тоже читал в рукописи роман Шагинян. Почему?

28 ноября 1937 г. Д.И. Ульянов написал рецензию на рукопись романа М.С. Шагинян «Билет по истории» и отослал ее в редакцию журнала «Красная новь», которая приняла решение о публикации романа. В этой рецензии он писал: «Автор очень категоричен в вопросе о происхождении Ильи Николаевича: «Потомок степных калмыков»… Думаю, что так безоговорочно утверждать нельзя; автор берет на себя слишком большую смелость. Конечно, мы живем не в III империи (имеется в виду Третий рейх – гитлеровская Германия. – М.Ш.), и расовые вопросы не имеют для нас значения; нам неважно, был ли отец Ильича «чистокровным» калмыком или калмыком такой-то пробы, но справедливость требует сказать, что автор романа, несмотря на свои изыскания в Астрахани, имеет не больше права, чем всякий другой из нас, делать такие категорические выводы. Да и с какой целью он это делает? Что это по существу должно или может характеризовать?

В какую семью на Руси не попала монгольская кровь – если не в период татарского ига, то в последующие века, когда русские жили бок о бок с монгольскими племенами. Особенно в таком полутатарском городе, как Астрахань. Нет надобности особенно разбираться в семейных летописях, чтобы объяснить раскосые глаза или выдающиеся больше обычного скулы. Если бы характеристика предков касалась существа дела, например, особого склада ума, каких-либо талантов или особых способностей и пристрастий, тогда бы это было важно. Но вопросы о чистокровности и кровности сами по себе не стоят ломаного гроша»¹⁰.

Обращает на себя внимание некоторая нелогичность автора рецензии. Д.И. Ульянов протестует против упоминания в четвертой главе романа («Воспоминания другого детства») о калмыцком происхождении матери И.Н. Ульянова – A.A. Смирновой. В романе же об этом всего одна фраза (возможно, правда, что в представленной в редакцию рукописи об этом говорилось больше). Однако он ничего не имеет против подробного рассказа в третьей главе («Воспоминания одного детства») о немецких и шведских предках В.И. Чем же они лучше предков калмыцких?

М.С. Шагинян пыталась объяснить это спецификой политического момента. В 1965 г. она писала мне: «Я смотрю на понятие национальность абсолютно, как Вы, т. е. не придаю ни малейшего значения, кроме фактического и исторического. Но напоминаю Вам, что моя книга «Семья Ульяновых» была изъята на 22 года (а я за нее порядком пострадала) из-за того, что открыла калмыцкое происхождение в роде отца (И.Н. Ульянова. – М.Ш.) и этим воспользовались фашистские газеты в 37 году»¹¹.

Ссылка на «фашистские газеты» в данном случае – дань официальной пропаганде тех лет. Дело, конечно, заключалось в том, что обнародованием сведений о калмыцком происхождении В.И. был недоволен Сталин.

Когда отмечался 50-летний юбилей Шагинян, Д.И. Ульянов, возможно желая извиниться перед ней за резкую, несправедливую рецензию, написал в статье под названием «Роман о семье Ульяновых», что писательница «не просто фиксировала исторические факты о семье Ульяновых, а воплотила их в художественные образы. Тем не менее она не исказила исторических фактов. Этому значительно помогло и то, что товарищ Шагинян предоставила нам – мне и Надежде Константиновне – возможность познакомиться с первой книгой романа «Билет по истории» в рукописи, до ее напечатания, и мы предварительно обменялись с ней мнениями, внеся некоторые коррективы и фактические исправления. Это обстоятельство позволило автору романа внести соответствующие изменения в роман, благодаря чему изложение первой части значительно выиграло»¹².

Вероятно, именно благодаря тому, что Д.И. Ульянов в рецензии на рукопись Шагинян выступил с вполне устраивавших Сталина позиций, он и не подвергся критике.

Что же касается Н.К. Крупской, то с ней у Сталина были старые счеты, еще с мартовского инцидента 1923 г. Тогда Сталин угрожал Крупской и после ультимативного требования В.И. вынужден был перед ней извиниться. Простить такого унижения Сталин не мог и пользовался всяким удобным случаем, чтобы «поставить ее на место». Крупская отлично это понимала и тяжело переживала все новые и новые придирки к ней Сталина. И в то же время, как рассказывала мне Шагинян, успокаивала опальную писательницу как могла.

Авторы книги, специально посвященной отношениям Крупской и Сталина, В.А. Куманев и И.С. Куликова, касаются в ней и эпизодов, связанных с произведениями Шагинян. Сначала они ссылаются на теплое письмо Крупской к Шагинян от 18 марта 1938 г. в ответ на просьбу последней, высказанную в письме от 25 февраля 1938 г., рассказать как можно полнее о своем детстве и сообщают, что она поддержала писательницу. А затем утверждают, что 28 марта 1938 г. Крупская в записках, направленных в журналы «Огонек» и «Молодая гвардия», отказывается помогать Шагинян в работе над романом»¹³. Что, по мнению авторов книги, вызвало ужасное волнение Шагинян. Текста записок Крупской авторы при этом не приводят (а в «Огоньке» и «Молодой гвардии» они в свое время не были опубликованы). Не называется и архив, где они хранятся ныне. О содержании записки Крупской в журнал «Огонек» ничего сказать нельзя, так как авторы книги ее не цитируют, а где оригинал – не известно. В записке же, адресованной в «Молодую гвардию», Крупская дает оценку рассказу «Володя Ульянов» и, в частности, пишет: «Мне рассказ очень не понравился, слабо показано влияние эпохи, в которой рос и складывался Владимир Ильич… Я против этой беллетристики, искажающей действительность»¹⁴. Приведя эту цитату, авторы далее (видимо, пересказывая продолжение записки) сообщают, что Крупская «решительным образом отказывалась от дальнейшего участия в судьбе литературных поисков Мариэтты Шагинян». «Можно только догадываться, почему так действовала Крупская, – пишут Куманев и Куликова, – но несомненно было то, что сделано это было по «высочайшему требованию»¹⁵.

С этим, на мой взгляд, никак нельзя согласиться. Прежде всего из книги двух авторов остается неясным, кто же автор рассказа «Володя Ульянов», раскритикованного Крупской и по этой причине так и не увидевшего света? Мариэтта Шагинян? Вольно или невольно, Куманев и Куликова подталкивают к такому выводу. Но Шагинян ни в воспоминаниях о Крупской, ни в письмах, ни в статьях об этом не упоминает. Зная ее характер, трудно предположить, что она стала бы утаивать эпизод, связанный с оценкой ее труда безмерно уважаемой ею Крупской, какова бы эта оценка ни была. С другой стороны, известно, что со своими произведениями, посвященными семье Ульяновых, писательница знакомила Крупскую еще в рукописи, до отправки в редакцию. Она подробно пишет об этом в связи с работой над романом «Билет по истории»: «Когда я закончила первую часть работы вчерне, она была послана мною на отзыв Надежде Константиновне. Отзыв ее и предложенные ею поправки стали для меня компасом в работе и определили ее судьбу. Вот отрывки из этого замечательного письма-рецензии: «…читая Вашу рукопись, я почувствовала, насколько правильно подошли Вы к вопросу. Пожалуй, только опытный писатель может, на основе изучения материалов, дать картину той эпохи. Это имеет большое значение и с точки зрения исторической. Мне понравился не только Ваш замысел, но и сама рукопись…»

Далее следуют указания и поправки общего и частного характера, имевшие решающее значение для моей работы. Вторая часть первого варианта понравилась Надежде Константиновне меньше первой части, – и я ее радикально переработала. Конкретные указания (их было восемь) я тщательно продумала и осуществила»¹⁶.

Эти строки, на мой взгляд, дают право утверждать, что Крупская критиковала не Шагинян. Ее она защищала сколько могла, то есть до решения Политбюро ЦК ВКП(б). И, наконец, Куманев и Куликова не правы еще в одном. Если бы в записке Крупской действительно критиковался рассказ Шагинян, Сталин, по логике вещей, должен был быть очень заинтересован в широком распространении по стране признания Крупской своих «ошибочных взглядов». А записки эти не были опубликованы, ни при жизни Сталина, ни после его смерти.

В 1956 г. постановление ЦК ВКП(б) от 5 августа 1938 г., на долгие годы скрывшее роман Шагинян от читателей, было отменено. (Напомню, что, как мы уже знаем, осуждающие Шагинян решения Союза писателей отменены так и не были.) Писательница превратила роман в тетралогию и 22 апреля 1972 г. за свою «Ленинизму» была удостоена Ленинской премии. Спустя четыре года, в 1976 г., за литературную деятельность ей присвоили звание Героя Социалистического Труда.

Но даже после столь высокой оценки многие «доблестные» литературные критики, говоря о романе «Семья Ульяновых», тщательно обходили страницы, посвященные генеалогии В.И. А.Д. Глезер в книге воспоминаний «Человек с двойным дном» в главе «Дружба народов» пишет: «О сколько хлопот с тобой, дружба народов! Народному поэту Калмыкии Давиду Кугультинову это невдомек, и он настаивает напечатать в «Правде» свою поэму, в которой дедушка Ленина фигурирует как калмык¹⁷, что вроде бы соответствует архивным документам. Кугультинова уговаривают не рыться в божественной родословной. Какая разница для революции и пролетариата, кто дедушка вождя! Но поэт упрямится: если нет разницы, то зачем скрывать. Не шовинизмом ли это пахнет?

«Не шовинизмом», – успокаивают его работники «Правды», возвращая ему поэму»¹⁸.

А попробовали бы не вернуть и напечатать, когда калмыцкое происхождение В.И. не признавал ЦК КПСС!