Текст книги "Золотой город"

Глава третья. Затерянные в сельве

Выгоревший участок сельвы тянулся на многие километры. Жаркие солнечные лучи нещадно обжигали плечи и спины. Моника натянула на голову красную бейсболку, у Сильвии среди вещей нашлась тропическая панама, а Быков завязал на голове майку, соорудив что-то среднее между чалмой бедуина и пиратской косынкой.

– Ноги мы теперь до конца жизни не отмоем, – посетовала Сильвия, глядя на свои черные лодыжки, выглядывающие из коротких штанин.

Кроссовки у всех троих тоже были перепачканы сажей. Но основную гарь давно прибило дождями, и из земли тянулась свежая зеленая поросль. Жизнь брала свое.

Быков приложил ладонь ко лбу и посмотрел на солнце, пытаясь вычислить, долго ли оно будет висеть в зените. В вышине парил гриф, которому люди, должно быть, казались тремя жалкими букашками. Таковыми они и являлись, учитывая масштабы джунглей, раскинувшихся вокруг.

Впереди возникло дерево, чудом уцелевшее во время пожара. Его высота составляла не меньше двадцати метров. Нижние ветки обгорели, но остальная крона казалась неповрежденной.

– Располагайтесь в тени, – приказал Быков спутницам, – а я заберусь наверх и посмотрю, где мы находимся.

– У нас есть карта, – напомнила Моника, и в ее голосе прозвучали виноватые нотки.

– Зеленое пятно на карте, – буркнул он. – Даже реки не все отмечены. А у нас вода на исходе, между прочим.

– Мы помним, – сказала Сильвия.

Ее голос тоже был виноватым.

Шли третьи сутки после схватки с проводниками. Оставшись без помощи Леонардо и Педро, путешественники были вынуждены бросить множество вещей и навьючить себя так, что с непривычки колени подгибались.

Вчера они опять попали в заболоченную местность, каких тут хватало. Вначале вода доходила до колен, а потом поднялась до пояса. Идти было трудно, ноги увязали. Хотелось пить, но приходилось утолять жажду мелкими глотками из фляг, потому что разлив, через который они пробирались, был слишком грязным, с неприятным запахом.

Путь прокладывал Быков. Перебираясь через затопленные коряги, он наткнулся на длинную желто-зеленую рыбу метра полтора длиной. Но стоило протянуть к ней руку, как последовал ошеломляющий удар. Быков потерял сознание и мог бы утонуть, поскольку его тянули ко дну тяжелый рюкзак и скатка, но сестры помогли ему подняться.

– Электрический угорь, – догадался он. – Так называемый гимнот, или тембладор. Водится как раз в такой вот мутной воде.

– Он тебя током ударил? – спросила Сильвия.

– Ну да. Угорь – это такая живая батарея, с плюсом впереди и минусом сзади. Вырабатывает напряжение от трехсот до семисот вольт. При мгновенной силе тока один-два ампера такой разряд способен свалить с ног. Свидетелем чего вы и стали.

– Я думала, тебя крокодил под воду потащил, – призналась Моника. – Приготовилась отбивать.

Ее самоотверженность вызвала у Быкова улыбку. Если отбросить всякие мелочи, то спутницы ему попались прекрасные – во всех отношениях. Об этом он подумал и теперь, когда Моника и Сильвия соорудили для него живую пирамиду, чтобы он смог добраться до нижней ветки дерева, находившейся слишком высоко, так что допрыгнуть он не мог.

– Вам будет больно, – начал отнекиваться он. – Я не смогу топтаться по вашим хрупким спинам.

– Не такие уж мы и хрупкие, – подбодрила его Сильвия. – Смелее, Дима.

– Ты нам обеим жизнь спас, – напомнила Моника. – Теперь мы для тебя почти на все готовы.

– Почему почти, сестра? На все!

Женщины прыснули. Быков поспешно разулся и принял участие в акробатическом этюде, чтобы не позволить сестрам развивать скользкую тему. Но это не изменило их игривого настроения.

– В следующий раз я сверху! – крикнула Моника, когда он, внутренне сжавшись, поставил ногу между ее лопаток.

– Выбирай меня, Дима, – предложила Сильвия, напрягая плечо, на которое он встал. – Я по-всякому согласна.

Красный как рак (не только от напряжения), Быков принялся карабкаться наверх и не останавливался, пока не очутился на самой макушке кроны, где ветви под ним опасно гнулись и пружинили. Вид сверху радовал. Сразу за последним выгоревшим холмом с черными пнями виднелся живописный ковер сельвы, в зелени которого проглядывали то бисеринки орхидей, то пунцовые и синие искорки тропических птиц, перепархивающих с дерева на дерево. Прислушавшись, можно было различить пронзительные крики попугаев. В кустах мелькнуло коричневое животное, похожее на лошадь, – наверняка это был тапир, упитанный и безобидный. Стая цапель, пролетевшая над сельвой, свидетельствовала о близости водоема.

Быков развернулся, чтобы поскорее спуститься и порадовать спутниц хорошей новостью, как вдруг встретился взглядом с крошечной обезьянкой-игруньей, меланхолично жующей сочный побег и с любопытством разглядывающей человека. Ему, избалованному цивилизацией, вдруг взбрело в голову, что малышку необходимо погладить, и она будет рада этому. Но стоило протянуть руку к ее пышной кокетливой гриве, как она злобно завизжала, скаля острые зубы. Милая внешность и малые размеры не превращали обезьяну в милого питомца.

Поведав сестрам о результатах разведки, Быков заключил:

– В сельве нам будет что есть и что пить. Пойдемте скорее. Кажется, у меня обгорели плечи. Весь день на солнцепеке!

Они ускорили шаг и через полтора часа вошли под благоухающий прохладный шатер деревьев. Обитатели сельвы встретили людей перекличкой голосов – птицы и обезьяны словно соревновались, кто громче оповестит сородичей о появлении неведомых существ. Именно о таких местах принято говорить, что здесь не ступала нога человека.

Путешественники решили сделать привал и в буквальном смысле повалились на сырую землю – распаренные, потные, исцарапанные. Меняя Быкову повязку на боку, Моника удовлетворенно заметила, что рана затянулась, не успев загноиться.

– А у меня иногда темнеет в глазах, – призналась Сильвия. – Здорово меня дикарь огрел. Это была ошибка с нашей стороны – взять их с собой.

Быков нахмурился:

– И это еще не самая большая ошибка.

– Ты о чем? – не поняла Моника. – Сожалеешь, что пошел с нами?

– Неправильная постановка вопроса, – поправил он. – Сожалею, что мы вообще отправились сюда. Если бы я бросил вас одних, сожалел бы куда сильнее.

– Ты хороший, – тихо произнесла Сильвия. – Мы это сразу поняли.

– Да, – подтвердила Моника. – Потому и доверились тебе.

Сестра посмотрела на нее с немым укором.

– Не вполне, – произнесла она многозначительно.

Быков насторожился.

– Вы что-то от меня скрываете? У вас все еще есть от меня секреты?

Сестры переглянулись.

– Скажи ему, – предложила Сильвия.

– Ладно, – вздохнула Моника. – Слушай, Дима. Дела обстоят следующим образом… – Она замялась. – Эта карта… она принадлежала моему бойфренду. Как и идея найти Пайтити.

– И что? – прищурился он.

– Альба не знал, что я воспользовалась его картой. Я взяла ее без разрешения…

– И ему это очень не понравилось, – заключила Сильвия. – Он очень опасный человек. Главарь наркомафии.

– Как? – брови Быкова поползли на лоб. – И вы украли у него карту?

– Его арестовали, – пояснила Моника со вздохом. – В Мексике. Газеты писали, что ему дадут пожизненный срок. Не пропадать же такой отличной идее…

– Мне она не кажется такой уж отличной, – сказал Быков. – Перейти дорогу наркобарону. По-вашему, это разумно?

– Я думала, с ним покончено, Дима! Я давно мечтала вырваться из его лап. А тут такой случай подвернулся…

– Но что-то пошло не так, верно? Я правильно понимаю?

– Помнишь, Дима, мы договорились отключить телефоны в джунглях? – взяла слово Сильвия. – Мы, конечно, отключили. Но сестра…

– Я заглядывала в мобильник время от времени, – призналась Моника. – Проверяла журнал звонков, почтовый ящик, вайбер…

– И? – спросил Быков коротко.

– И узнала, что Альбу, похоже, отпустили.

– И он очень-очень зол, – добавила Сильвия. – Он обнаружил пропажу и пообещал нас найти. Сестру и меня, Дима. О тебе Альбе ничего не известно.

Быков потер глаза, размышляя об услышанном.

– Что сделано, то сделано, – констатировал он. – Нам остается только идти дальше. Возвращаться сейчас небезопасно, насколько я понимаю?

– У Альбы повсюду осведомители, – промямлила Моника. – Узнав о его освобождении, бандиты к нему вернулись. Не представляю, как быть дальше.

– Зато я представляю, – буркнул Быков. – Если продолжать идти на восток, то мы пересечем границу и окажемся в Бразилии. Другого выхода я не вижу.

– Ты вправе бросить нас, Дима, – прошептала Моника.

– И брошу, – пригрозил он. – Непременно. В Бразилии.

* * *

Солнце клонилось к закату, и его косые желтые лучи проникали в гущу деревьев, отбрасывающих причудливые тени. Измученные долгим переходом путешественники вышли к небольшому озерку с прозрачной водой и, вволю напившись, бросились купаться, отдирая от кожи присосавшихся насекомых и оттирая сажу и грязь. Одежды на них был самый минимум, поскольку за дни блужданий по сельве они успели увидеть друг друга в самом разном виде и практически перестали стесняться.

Озеро было совсем небольшое и неглубокое. В него сбегало сразу два небольших водопада – струи воды разбивались о камни, блестящие на солнце. Плавая на спине, Быков наслаждался приглушенным рокотом. Над ним кружили птицы, четко выделяющиеся на фоне светло-голубого неба, по которому расходились белые гроздья облаков.

Последовав его примеру, Сильвия тоже перевернулась на спину, подставив грудь солнечным лучам. Она улыбнулась от удовольствия и внезапно почувствовала острую боль в ноге, как от прикосновения жгучей медузы. Устремившись к берегу, она еще несколько раз ощутила укусы и крикнула товарищам, чтобы те выбирались из воды. Моника, которая не сразу поняла, в чем дело, вдруг взвизгнула и быстро поплыла к берегу.

Быков, тоже поначалу не сообразивший, из-за чего такой переполох, оставался в воде, высматривая в озере крокодила, змею или электрического угря.

– Вылезай, Дима! – позвала Сильвия и показала ему ногу с кровоточащими пятнышками.

Точно такие же продемонстрировала Моника, только на боку. Каждая из сестер успела получить по дюжине подобных укусов. Не удалось избежать их и Быкову. Прежде чем он успел выбраться из озера, его тоже окружила стайка маленьких пепельно-серых рыбешек с оранжевыми брюшками и плавниками и преследовала до самого берега.

– Пираньи, – сообщил он, осматривая укусы на внутренней части бедра и на животе.

– Шутишь! – не поверила Моника. – Пираньи от нас клочков не оставили бы.

– Все дело в количестве, – пояснил Быков. – На нас напала небольшая стая. В следующий раз будем осторожнее.

– Я устала, – произнесла Сильвия с отчаянием. – Устала бояться и остерегаться каждого куста. Мы просто две дуры, Моника. Две самонадеянные дуры – вот мы кто.

Сестра отвернулась и молча глядела на сверкающую гладь озера. Все яркие цвета вечернего неба отражались в воде, которая переливалась красными и желтыми красками, переходившими в багрово-медные тона. Зрелище было настолько восхитительным, что путешественники не могли оторвать от него глаз, осознавая, что такую красоту можно увидеть крайне редко.

Идиллию нарушило бурчание в животе Быкова. Он поднялся и прошелся вдоль берега, где наткнулся на кучу перезревших плодов, над которыми вились и жужжали насекомые. Не являясь знатоком, он не смог определить, с какого дерева они упали и как называются.

– Девочки! – окликнул Быков. – Чего желаете на ужин? Рыбы или мяса?

Сестры заверили, что съедят все, что им подадут. Конечно, они несколько преувеличили, но это не имело значения. Вопрос носил чисто теоретический характер, потому что Быкову пока что нечего было предложить спутницам. Он велел им оставаться на безопасном расстоянии от озера, а сам взял ружье и собрался на охоту.

– Почему нельзя сидеть возле воды? – недовольным тоном поинтересовалась Сильвия.

– Потому что к озеру наверняка приходят звери на водопой, – пояснил Быков. – Пока мы им не мешаем, они вряд ли станут нападать. Но если оказаться у них на пути, им это может не понравиться.

– Например, ягуару, – вспомнила недавнее приключение Моника и поежилась.

Сильвия с опаской посмотрела по сторонам.

– Возьмите ракетницу на всякий случай, – распорядился Быков, прежде чем их покинуть.

Сильвия подчинилась.

– Как думаешь, – спросила она у сестры, не поднимая головы, – мы когда-нибудь выберемся отсюда? Только честно. Не нужно меня успокаивать. У нас тут не тренинг по позитивному мышлению.

– С Димой выберемся, – уверенно произнесла Моника. – Он сильный.

– И беспощадный, – добавила Сильвия, словно размышляя вслух. – Для него убить человека – раз плюнуть.

– А тебе хотелось бы, чтобы он оставил нас индейцам?

– Нет, конечно. Я просто говорю о том, что для Димы это дело привычное.

– Ошибаешься, – сказала Моника. – Прошлой ночью он плакал, по-моему. И уж точно скрипел зубами и ворочался, как будто его поджаривали на адской сковородке.

– Не может быть! – воскликнула Сильвия.

– Точно говорю тебе, сестра. Он очень чувствительная натура. Просто не хочет показывать, что переживает.

– Чтобы выглядеть настоящим мачо?

– Не только, – усмехнулась Моника. – Чтобы мы не раскисали. Если Дима впадет в тоску, то что будет с нами?

– И действительно… – Беседуя, Сильвия машинально открывала и закрывала ракетницу. – Моника… Он тебе нравится?

– А тебе?

– Ты не ответила.

– Ты тоже!

– Я первая спросила!

Моника помолчала и передернула плечами.

– Нравится… Нет, это не то слово.

Сильвия посмотрела прямо ей в глаза:

– Хочешь сказать, это нечто большее?

Моника покачала головой:

– Нет, это не любовь, Сильвия. – Она посмотрела в ту сторону, куда ушел Быков, и понизила голос. – То есть я бы отдалась ему не задумываясь, но жизнь с ним связывать не стала бы.

– Почему? – быстро спросила Сильвия.

– Он не из тех мужчин, которые выбирают одну женщину на всю оставшуюся жизнь. Сегодня любит тебя, а завтра – другую.

– Да, наверное. Но…

– Что?

– Я бы тоже ему отдалась. Говорю прямо, Моника. Чтобы между нами не было недомолвок.

С полминуты сестры пристально смотрели друг на друга. Моника отвела взгляд первой.

– Есть предложение, – сказала она.

– Оставить выбор за Димой? – предположила Сильвия.

– Как раз наоборот.

– Это как?

– Кого бы он ни выбрал, мы не пойдем у него на поводу, – медленно произнесла Моника. – Нельзя, чтобы между нами встал мужчина. Это навсегда разрушит нашу дружбу.

Сильвия с сомнением взглянула на нее:

– А ты устоишь? Я ведь тебя хорошо знаю.

– Клянусь, – торжественно сказала Моника. – Дима – наш приятель. И только.

Сестры пожали друг другу руки. Нельзя сказать, что их радовало принятое решение, но теперь в их отношениях возникла некая определенность.

Любовный треугольник обрел устойчивость, обещая больше не крениться ни на одну, ни на другую сторону.

* * *

Быков, не подозревающий, что сестры обсуждают его персону, медленно шел через лес в поисках добычи. Смеркалось. Он знал, как быстро наступает ночь в этих широтах, поэтому не хотел уходить далеко от лагеря. Там его ждали женщины, которых он обязан оберегать и защищать. И неважно, что они скрыли от него правду и втянули в свою авантюру обманом. Это не повод для того, чтобы бросить их в беде.

Услышав поблизости перекличку птиц, Быков вспомнил хитрый трюк, который проделывали в его присутствии индейцы – судьба не раз сталкивала с ними в амазонских джунглях. Внешне птицы напоминали индеек, а самцы их были глупы, напыщенны и драчливы, как индюки. Стоило им заслышать голос соперника, как они, позабыв обо всем, бросались в драку. Если не двигаться, то такой индюк мог подойти вплотную. Что от него и требовалось. Собираясь на охоту, Быков не удосужился зарядить ружье мелкой дробью. Бить же птицу картечью означало разнести ее в клочья. А ему хотелось получить на ужин аппетитную, жирную, плотно сбитую тушку. Быкову предстояло подманить «индюка» вплотную, как это делали уроженцы сельвы.

Поднеся кулак к губам и надув щеки, он принялся издавать курлыкающие звуки, помогая себе ладонью другой руки, чтобы курлыканье получилось прерывистым. Настоящие птицы за кустами притихли, прислушиваясь. Теперь все зависело от того, как они воспримут самодеятельность Быкова.

Он снова курлыкнул, а потом еще и добавил импровизацию, быстро водя пальцем по вытянутым губам и гудя при этом. Листва зашуршала, и прямо на Быкова выкатилась большая птица, раздувшаяся от осознания собственного величия. Она растопырила крылья, собираясь то ли захлопать ими для острастки, то ли взлететь, но Быков не стал ждать, пока будет принято окончательное решение. Используя ружье как палицу, он оглушил птицу ударом приклада по маленькой головке, а потом свернул ей шею.

Занятие не самое приятное и ощущения тоже. Перед мысленным взором возник момент выстрела в голову Леонардо. Быков согнулся пополам, его стошнило. В жизни ему уже приходилось убивать, но он никак не мог к этому привыкнуть. К такому невозможно привыкнуть – вот в чем дело. Как он ни оправдывал себя, а в мозгу все равно сидела мысль, терзающая, как заноза: «Я убийца, я убийца, я убийца».

Быков посмотрел на шар с перьями, из которого торчали морщинистые когтистые лапы и тонкая, неестественно длинная шея. Индюк (или кто он там на самом деле?) был мертв и не нуждался в жалости. Он умер для того, чтобы голодные люди насытились, и нельзя лишать его хотя бы этого предназначения.

Бредя к лагерю и на ходу ощипывая птицу, Быков задавал себе вопросы, не имеющие ответа. Если все живое на Земле так или иначе существует лишь для того, чтобы обеспечить выживание кому-то другому, то почему у человека столь жалкая участь? Индюк вот накормил людей, какой-нибудь тапир спасет от голода ягуара, пекари – анаконду. Это ладно, тут есть какое-то равновесие, какая-то справедливость. Но люди закапывают в землю себе подобных, где они становятся кормом для безмозглых личинок и слепых червяков. Неужели царь природы больше ни на что не годен? Удобрение и все? Обидно. И глупо. Остается лишь допустить существование неких высших сил, которым люди небезразличны. При таком условии появляется хоть какой-то смысл человеческой жизни. Ну ведь не только в сентиментальных воспоминаниях и фотографиях. Должно же быть что-то еще! Потому что в противном случае индюк значит больше, чем человек, а признавать сей факт не хотелось.

Быков вернулся к сестрам минут за десять до наступления полной темноты, бросил наполовину ощипанную птицу Монике, а Сильвию забрал с собой собирать хворост. Это оказалось непростой задачей, поскольку в сельве упавшие ветки скорее гниют, чем сохнут. И все же они со своей задачей справились, так что очень скоро все трое сидели у костра, разрывая выпотрошенную тушку на куски и насаживая их на палки. Вообще-то, было бы правильнее жарить индюка целиком, постепенно поворачивая над прогоревшими углями, но ни у кого не нашлось достаточно терпения и силы воли, чтобы укротить чувство голода.

Темнота наступила неожиданно. Только что небо отсвечивало розовым, а в следующий миг все уже окутано мраком. Повеяло прохладой.

– В жизни не ела ничего вкуснее, – пробормотала Моника.

Это прозвучало неразборчиво, потому что она ни на секунду не переставала откусывать и жевать сочное горячее мясо.

– Нет слов, – поддержала ее Сильвия и замычала от избытка чувств.

Быков нашел это весьма сексуальным. У него уже давно не было секса, а тут рядом с ним сидели две очаровательные женщины, одетые так легко, что простора для фантазии почти не оставалось.

– Сейчас бы еще по бокалу вина! – размечталась вслух Моника.

«А вот этого уж точно не надо, – подумал Быков. – Только вина нам не хватает для полного счастья. Спим рядом, считай, в обнимку. Как бы чего не вышло».

В ту ночь он как бы случайно лег чуть в стороне от женщин, опасаясь, что, если будет совсем близко, может выкинуть какой-нибудь нежелательный фортель во сне. Проснувшись с первыми проблесками зари, он почувствовал тревогу, сперва смутную, а потом все более конкретную.

Ее можно было выразить двумя словами: «Случилась беда. Случилась беда. Случилась. Беда».

Он резко поднял голову и только теперь сообразил, почему ему так неудобно: он лежал головой прямо на подстилке, а не на скатке со спальным мешком, которую он обычно использовал в качестве подушки. Мешка не было. Ничего не было. Вещи, сложенные грудой возле угасшего костра, исчезли. Кто-то их украл, пока они мирно спали. И Быков знал, кто именно.

– Педро! – рявкнул он. – Верни вещи! Немедленно.

Ответом был издевательский смех, прозвучавший откуда-то из зарослей. Левее? Правее? Прямо по ходу? Это предстояло выяснить.

– Что случилось, Дима? – испуганно спросила Моника. – Почему ты зовешь Педро?

– Где мой рюкзак? – засуетилась Сильвия. – Он был здесь. Я его возле спины положила, чтобы не дуло.

Быков отмахнулся и снова крикнул, вглядываясь в черную листву:

– Педро! Не смей. Отдай вещи. Хотя бы ружье оставь. И снасти. Все равно ты один столько не унесешь.

– Груз понесет река! – прокричал в ответ индеец. – А вы пойдете пешком. Без обуви. Без ничего. И все умрете в пути. Я не стал вас убивать – слишком легко. Хочу, чтобы вы подыхали долго, ха-ха-ха!

– Он снял с меня ботинки! – ужаснулась Сильвия.

– И с меня! – воскликнула Моника. – И как только мы не почувствовали?

Пустой вопрос. Искать ответ было совершенно бессмысленно. Быков и не старался. Он уже примерно определил, где прятался подлый индеец. Не вступая в новые переговоры, он вскочил на ноги и, не жалея босых ступней, бросился в чащу.

* * *

Педро принял решение, как поступить с врагами, только накануне, когда они, сами того не подозревая, остановились на ночлег в десяти минутах ходьбы от большой реки, в честь которой его назвали родители. Рио-Лас-Пьедрас. Она была полноводна и убегала туда, куда белым вовек не добраться.

Пока они ужинали, Педро приступил к постройке плота. Для этого он нарубил бальсовых[5]5
  Бальса – монотипный род деревьев, источник ценной древесины, в сухом виде чрезвычайно мягкой и легкой.


[Закрыть] ветвей, разделил на несколько частей и соединил друг с другом лианами. Заодно ему попался сахарный тростник, и Педро с удовольствием лакомился им, пока работал. Сладкий стебель растекался соком во рту, скрашивая горечь понесенной утраты. Педро любил Леонардо. Почти как себя самого. Потому что вместе они были сильны и непобедимы, а в одиночку Педро превратился как бы в половину самого себя. Потерять друга – все равно что потерять глаз. Вот почему он пошел за белыми людьми. Чтобы поквитаться с ними.

Соорудив плот, Педро изготовил шест, похожий на длинное копье, и нарезал побольше лиан на тот случай, если плот налетит на камни и начнет распадаться. Воду и пищу он не искал, рассчитывая поживиться всем необходимым у врагов. Он знал, как крепок бывает сон изнеженных чужестранцев, проделавших дневной переход с двойной поклажей на плечах. Он также понимал, что босиком они не угонятся за ним, даже если вдруг проснутся. Педро не стал их резать, потому что был очень зол. Он не сомневался, что всех троих ждет мучительная смерть, радовался этому и сожалел лишь об одном: он не увидит этого собственными глазами. Его ждала река. Она всегда выносила Педро туда, куда надо, и он доверял ей, как доверяют матери, как доверяют судьбе.

Удирая от Быкова, он сначала торжествующе хохотал на бегу, а потом перестал, так как этот человек оказался дьявольски проворен и совершенно нечувствителен к боли, которую должны были причинять его ногам колючки, сучья и острые камни. Он не догонял Педро, но и не отставал. Когда Педро прыгнул на плот, заваленный похищенным добром, и оттолкнулся от берега, Быков был уже совсем близко – оставалось перепрыгнуть через пару кустов. Педро заработал шестом как проклятый. Он не оборачивался, чтобы не потерять равновесие, но слышал всплески воды за спиной, свидетельствующие о том, что Быков бросился преследовать его вплавь.

Небо стало уже совсем светлым, звезды гасли одна за другой, как искры от костра. Отплыв достаточно далеко, Педро рискнул обернуться и не увидел погони. Он хотел засмеяться, как вдруг плот ударился о преграду, а потом подпрыгнул от толчка снизу. Падая в воду, Педро увидел шипастые спины крокодилов и пожалел, что пожадничал. Половину похищенного следовало попросту утопить, потому что на плоту совершенно не осталось места для того, чтобы широко расставить ноги и держать равновесие.

Теперь рюкзаки и свертки все равно отправились на речное дно, а Педро, свалившийся к крокодилам, тщетно попытался забраться обратно на плот. Нижнюю часть туловища пережало, словно стальными тисками, он задохнулся от боли и не смог даже крикнуть. Да и зачем кричать? Кому?

Опустевший плот понесло дальше, а Педро так и не вынырнул. Его больше не было. Совсем.

* * *

Быков не бросился в реку за плотом. Он собирался, но что-то уберегло его от столь же печального и бесславного конца, который был уготован Педро. Сбегая по склону, Быков увидел прямо перед собой большой камень и собрался его перепрыгнуть, но камень вдруг сделался выше… еще выше… пока не преградил путь совершенно.

По инерции Быков все же прыгнул и к своему полнейшему изумлению оказался сидящим верхом на каком-то крупном животном, которое, почувствовав на себе наездника, взяло с места в карьер и во весь опор понеслось по мелководью. Судя по хрюканью, это был крупный кабан, который статью и резвостью больше напоминал дикого осла, только уши несколько короче.

В утренних сумерках, да еще во время скачки Быков не имел возможности как следует рассмотреть животное, несущееся по джунглям. Оно еще некоторое время мчалось вдоль берега, а потом продралось сквозь прибрежные заросли, вломилось в лес и продолжило мчаться куда глаза глядят.

Быков уже подумывал о том, чтобы скатиться со спины на землю или, подпрыгнув, ухватиться за какую-нибудь ветку, но судьба избавила его от опасного трюка. Совершенно обезумев от страха, животное налетело на ствол дерева, гулко врезалось в него лбом и рухнуло на передние ноги.

Пользуясь моментом, Быков поспешно спрыгнул на землю. Перед ним находился не кто иной, как взрослый тапир, которого нетрудно было узнать по короткому, словно обрубленному хвосту, жесткой гриве, вытянутой морде и наличию короткого хоботка. Вскочив, тапир пошатнулся на прямых ногах, потом резво отскочил в сторону и, всхрапывая, бросился бежать.

Быков повернулся вокруг своей оси, пытаясь сообразить, в какой стороне находится река. Только добравшись до нее, он сумеет найти путь обратно. Кричать бесполезно. Сколько Быков ни надрывался, сестры не отзывались – они не могли его слышать. Волнуясь все сильнее, он принялся искать поломанные ветки и взрыхленную почву там, где недавно проскакал на спине обезумевшего тапира. Уже совсем рассвело, но поиски верного пути затянулись, поскольку Быков не был следопытом. Поворачивая то в одну сторону, то в другую, он совсем запутался и уже не понимал, откуда и куда ведут следы, где разворошил листву он сам, а где по ней прошлись ноги «скакуна».

Подавленный и усталый, Быков сел на поваленный ствол дерева и принялся осматривать свои босые ступни. По счастливой случайности серьезных повреждений на них не оказалось. Пара заноз да царапины. «Повезло», – сказал себе Быков.

Он ошибся. Ему не повезло. Ощутив крайне болезненный укус, он опустил глаза, и кровь застыла у него в жилах. Бревно, на котором он сидел, окружили огромные муравьи – они целыми тучами лезли из всех щелей и из-под ствола. Размером они были примерно с богомола, только не тонкие и длинные, а плотные, сбитые, с большими круглыми головами, оснащенными мощными челюстями. Очередной муравей взобрался на ногу Быкова и цапнул его за колено. Он был мучнисто-белым, наполненным какой-то слизью, которая так и брызнула во все стороны, когда Быков прихлопнул его ладонью.

Теперь сразу несколько муравьев атаковали Быкова, но он успел вскочить и отбежать на пару шагов. Он стряхнул с себя членистоногих агрессоров, но они не оставили его в покое, о нет! Из упавшего дерева вытекала какая-то отвратительная живая каша и расползалась по поляне, целая лавина насекомых приближалась к нему. Мысленно признав свое поражение, Быков побежал и – о счастье! – очутился на берегу, который так долго и бесплодно искал. Более того, на земле он увидел обрубки веток и лиан, свидетельствующие о том, что совсем недавно отсюда отчалил плот с похищенным скарбом путешественников. Теперь река опустела, так что нечего было даже пытаться догнать вора.

Ругая его последними словами, Быков направился в сторону лагеря. По пути он продолжал звать Монику и Сильвию, и наконец откуда-то издалека прилетел долгожданный ответ. Хотелось бы сказать, что злоключения наших героев на этом закончились. Но нет, все только начиналось, друзья. Ведь у путешественников не осталось почти ничего, что могло понадобиться им для выживания в сельве.

По существу они были обречены на гибель, как злорадно напророчил им Педро. Быков это понимал, как понимал и то, что ничего не способен сделать для спасения женщин, которые поверили в него, и сердце его сжималось от чувства вины.

* * *

Пока Быков гонялся за беглым проводником, скакал на тапире и искал обратный путь, сестры Мачадо тоже не сидели сложа руки.

Сказать, что они расстроились, – значит ничего не сказать. Они были ошеломлены и угнетены. Только теперь до них стала доходить вся степень безрассудства, толкнувшего их на поиски затерянного города.

«Как же мы будем жить? – спрашивали они друг у друга. – У нас почти ничего не осталось…»

«Зато отправимся в путь налегке», – шутили они, но почему-то не смеялись.

Потом вопросы кончились. Моника посмотрела на Сильвию. Сильвия посмотрела на Монику. Обе повернули головы в ту сторону, где скрылся Быков.

– Дима! – стали звать они. – Ты где? Слышишь нас?

– Не слышит, – мрачно заключила Моника. – Далеко убежал.

– А вдруг… – пролепетала Сильвия. – Он же без ружья. А у Педро нож.

Она умолкла, не в силах произнести вслух мучившую ее догадку. Сестра поняла ее с полуслова.

– Этого не может быть, – заявила она решительно. – Дима не такой. Он справится.

– Может, пойдем за ним? Вдруг ему понадобится наша помощь?

– Если отойдем далеко, как он нас найдет?

– А мы не будем отходить далеко. Хотя бы чуть-чуть. Я просто места себе не нахожу.

Они выбрались из своих спальных мешков, в которых прятались от укусов ночных насекомых. Футболка, которая была на Монике, начала приходить в негодность от постоянной сырости – в отличие от бюстгальтера, все еще прочного и пристойного на вид. Сильвия спала в майке с растянутыми лямками, которые не желали держаться на плечах. Больше, кроме трусов, на них ничего не было.

– Мы как две ведьмы, – пробормотала Моника, оглядывая себя и сестру. – Обтрепанные, исцарапанные.

– На мне живого места нет, – согласилась Сильвия. – А теперь еще и босиком ходить.