Текст книги "Линия соприкосновения"

Глава 7

Ричарда швырнуло на берег, немного проволокло по песку и мелкой гальке и отпустило. С трудом шевеля руками и ногами, он постарался отползти как можно дальше, чтобы следующая волна не утащила его обратно в море. Но, к счастью, все последующие огромные валы, опрокидываясь на побережье, не обладали той же силой, что волна, разбившая дом Джонсона. Сноу с трудом перевернулся на спину и понял, что он весь опутан водорослями, которые оборвал у дна и выкинул на берег шторм. Темнота и ветер лишь осложняли процедуру сдирания зеленых мокрых стеблей. Наконец, он смог встать и оглядеться. Рядом с ним все было погружено во тьму, лишь чуть в отдалении горели фонари на набережной Зандворта, да два-три уцелевших садовых светильника на территории, где находился разрушенный теперь дом полковника.

Сноу сунул руку в карман и с облегчением вздохнул: коммуникатор не выпал! Он быстро нашел нужное меню и включил поиск маяка Блумберга. Зеленый огонек почти сразу замигал на экране. Присмотревшись, Сноу сориентировался и двинулся вправо – туда, куда указывал вектор направления.

– А-а-айво-о-о! – позвал он, сложив руки рупором и стараясь перекричать грохот волн и вой ветра.

Штормовой порыв сорвал крик с губ и унес в темноту. Со стороны дороги, отстоящей от берега на сотню метров, ударил яркий луч света – подтягивались спасатели. Рядом с ним, в метре над поверхностью промелькнуло что-то большое и тут же растворилось в ночи.

– А-а-а!.. – донесся из темноты чей-то крик.

Ричард, увязая в песке и постоянно падая, побежал на голос. Дорогу себе он освещал включенным коммуникатором. Очередная волна, видимо девятый вал, достала его и, свалив с ног, потащила в море. Ричард растопырился как краб, пытаясь хоть как-то задержать сползание в бушующую пену прибоя. Это ему с грехом пополам удалось, он затормозил скольжение и на четвереньках отполз подальше. Встав, он снова крикнул, и до него донесся ответ: Блумберг был где-то совсем рядом. В темноте вспыхнул неяркий огонек, и Сноу понял, что это светится МИППС Блумберга.

– Айво?

– Здесь я! – донеслось сквозь грохот штормового прибоя.

Сноу пошел на свет и через несколько метров споткнулся о распростертое на песке тело. Рядом сидел человек со светящимся коммуникатором в руках.

– Айво! Живой?

Ричард потряс шведа.

– Да живой я, живой. Вот полковник намного хуже. Кажется, он утонул… захлебнулся.

Сноу вновь посмотрел на распростертое тело и внезапно схватил его поперек, поднял и, перевернув вверх ногами, стал сильно встряхивать. Из носа и рта полковника толчками полилась вода.

– Ну же, полковник! Давай оживай, оживай, черт тебя возьми!

Джонсон натужно закашлялся. Айво вскочил на ноги и забегал вокруг. Сноу продолжал встряхивать полуживого полковника. Тот хрипел и булькал.

– Всё, Ричи, всё, хватит! Клади его! – прокричал Айво.

Их осветили два мощных фонаря.

– Вы пострадали? Требуется помощь? – это подоспели спасатели.

– Вот, сначала ему.

Ричард осторожно опустил Джонсона на песок. Полковнику в рот тут же сунули кислородную трубку и стали производить различные манипуляции.

Через десять минут Сноу и Блумберг отогревались в большом реанимационном флайте, а над полковником продолжали колдовать медики.

– …произошел сбой в программе, и волнорезы поднялись со дна с большим опозданием – несколько очень крупных волн достали с десяток прибрежных домов и смыли в море. До сих пор нашли не всех пропавших, – сказал им один из спасателей.

Негромкие разговоры врачей за ширмой прекратились. Ричард и Айво тревожно переглянулись.

– Доктор, как там он? – негромко спросил Сноу.

– Жить будет, – выходя из-за занавески, ответил врач. – Но у него очень сильное сотрясение мозга, и мы ввели его в состояние искусственной комы. Прогнозы можно будет делать только после детального обследования в госпитале. Пока всё.

– Спасибо, доктор.

Сноу скинул теплосберегающий плед, которым его укрыли санитары, и повернулся спиной к решетке вентилятора, откуда дул горячий воздух. Насквозь промокшая одежда никак не хотела высыхать, а переодеваться в казенные обогревающие костюмы не хотелось. Детективы переглянулись.

– Айво, а где Шар? – вкрадчиво спросил Ричард.

Блумберг молча выпростал руку из-под накидки и показал завернутый в обрывки мокрой салфетки Шар.

– Молодец! – искренне похвалил его Сноу. – Жаль, вот только Параллелепипед полковника теперь не найти, наверное.

Швед снова полез в карман и так же молча достал влажный прямоугольник. Сноу уставился на артефакт, а потом перевел восхищенный взгляд на Блумберга:

– Айво, у меня просто нет слов! Ты молодец! Сохранить и Шар, и Параллелепипед, да еще и полковника вытащить из воды!.. Знаешь, я потом всё это в рапорте отражу, предложу поощрить.

– Вот это было бы неплохо, – несколько оживился Блумберг. – Особенно если зарплату повысят! А то всё только обещают… А полковника ты откачал, не прибедняйся. У меня бы он так и помер на пляже. К тому же не я его вытащил, а нас обоих просто выбросило на берег, а кто за кого держался – это еще посмотреть надо. Он, кстати, боец – пытался плыть и даже меня толкал до последнего. Хоть и еле ходит…

– Так ведь он дальний внеземельщик. Других там обычно не держат, – ответил Ричард. – У них ноги, руки отруби, они зубами за жизнь цепляться будут. И взаимовыручка у них на уровне подсознания работает. Железные ребята, что и говорить.

Помолчали. Айво последовал примеру напарника, снял с плеч накидку, бросил ее на скамью и посмотрел на Сноу:

– Ну, что, высох, спецагент?

Сноу привстал и стал ощупывать куртку и брюки.

– Сыровато… Давай минут десять еще посидим. Ты мне вот что скажи, наука: что означает совместимость двух наших артефактов?

– Это значит, что они являются составной частью единого целого, – ответил швед. – Но это так – предположение, не больше.

– А это целое состоит всего из двух частей?

– Ричи, полковник, как ты помнишь, тоже задавался этой мыслью. Он считает, что частей больше, чем две.

– Помню, но он практически ничем не может это подтвердить. Говорил лишь о том, что другие астронавты, якобы в разговорах с ним, делали какие-то туманные намеки…

– Вот именно, Ричи – туманные намеки. А если все эти намеки лишь разыгравшаяся буйная фантазия нашего космопроходца Джонсона? Что тогда? Ты, наверное, уже спишь и видишь, как мы летим на планету Желтый глаз, находим там еще кучу артефактов и с триумфом возвращаемся…

– Айво, умерь свой пыл. Что это тебя разбирает, перенервничал?

Блумберг помолчал, потом произнес:

– Извини… Но больно гладко всё получается. Нашли Шар, потом сразу наткнулись на Параллелепипед, следы ведут на Желтый глаз…

– Ничего не гладко, Айво, окстись! Посмотри на дело с другой стороны. В квартире Добровольского явно кто-то побывал и сломал карниз, в подъезде на Пасси нас поджидали и отобрали мемори-кристалл, здесь нас смыло волной…

– Ты считаешь, что и это подстроено? – усомнился Блумберг.

– Очень вероятно. Просто не рассчитали чуть-чуть. Наверное, думали нас выгнать из дома, а получилось вот как… Кстати, пока я тебя искал на берегу, мимо меня пронеслось что-то очень напоминающее байкфлаер.

– В такой шторм? Сомнительно.

– Знаю. Тем не менее что-то пролетело, я видел. И это не были спасатели.

– Почему?

– Они бы зажгли прожектор. А этот… это пролетело в полной темноте.

Айво встал, одернул мятую влажную куртку и скептически осмотрел себя:

– На прием к королю Нидерландов в таком виде, конечно, не пойдешь, а полиция, будем надеяться, отнесется к нашему внешнему виду снисходительно. Идем?

Детективы попрощались с медиками и вышли на тускло освещенную аллею. Ветер по-прежнему задувал с севера и неистово раскачивал верхушки деревьев. Под ногами хрустели и мешали идти обломанные ветви, содранная кора и вывернутый мокрый дерн, противно налипавший на ботинки. При такой погоде нечего было и думать лететь на флаере. Автопилот вряд ли сочтет погоду летной, а если и решится подняться в воздух, то риск попасть в катастрофу очень велик, несмотря на все системы безопасности. И тут Сноу вспомнил: Мономагг, заброшенное, но по-прежнему действующее чудо конца ХХI века!

Мономагг, или, иначе – система ММГ, это доведенное до совершенства и распространенное на всю планету метро. Составы способны разгоняться до 800 километров в час и даже более. Для достижения таких скоростей в замкнутом пространстве туннелей разработали специальную систему, создающую частичный вакуум, чтобы уменьшить до предела сопротивление воздуха. Разреженная до уровня 25–30 километров над уровнем моря атмосфера внутри трубы позволяла вагонам магнорельса достигать и скоростей, превышающих тысячекилометровый барьер. На трансатлантических, тихоокеанских, североморских и других протяженных трассах такие скорости являлись почти нормой. Туннели для мономаггов прокладывали практически всегда по прямой, избегая поворотов, а уж если это было невозможно, то они проектировались с минимальным изгибом и соответствующей угловой параболикой, для прохождения на полной скорости. Однако с бурным развитием индивидуального и доступного флаертранспорта, ни автомобили, ни Мономагг не смогли выдержать конкуренции. Первые были в подавляющем большинстве сданы на переработку, за исключением суперкаров и коллекционных машин, а системой ММГ просто постепенно перестали пользоваться и забыли. Но, как это ни странно, ни у кого не поднялась рука отключить суперкомпьютер «Фарадей», обслуживающий всю мировую сеть Мономагга и не допустивший ни одного серьезного сбоя или аварии за все время эксплуатации системы. И все же, нет-нет частенько какая-нибудь артерия системы оживала и разгоняла до бешеной скорости когда любителей острых ощущений, когда группы школьников, изучающих историю науки и техники, когда студентов транспортных вузов, а когда таких как Сноу и Блумберг, которым необходимо срочно переместиться, а погода не позволяет… Однако на 95 процентов система ММГ бездействовала, хотя и была готова в любой момент заработать с полной нагрузкой – все необходимые технические работы проводились в срок и в полном соответствии с регламентом.

Сноу нашел на коммуникаторе соответствующую ссылку. Так и есть – вход на станцию «Зандворт» совсем рядом. Он оторвал взгляд от экрана и огляделся, пытаясь сориентироваться. Мимо пронесся, кувыркаясь, кусок рекламного щита, чуть не задев Блумберга.

– Давай, Айво, нам сюда, скорее!

Конокомовцы подбежали к цилиндрическому строению, возвышавшемуся над землей метра на четыре. Перед ними мягко раздвинулись пневматические двери и впустили в темное нутро вместе с ворохом листьев и веток, которые сразу закружились по небольшому залу. Двери за спиной закрылись, и стало непривычно тихо. Весь мусор постепенно осел и засыпал пол. Медленно разгорелись неяркие лампы. Что-то щелкнуло, и на каменный пол выполз дроид-уборщик. Сноу подошел к возвышавшейся точно посередине металлической колонне, и часть её тут же засветилась зеленым. В полу медленно раскрылось округлое отверстие. Вниз их приглашала пришедшая в движение подвижная лента эскалатора.

Сноу и Блумберг решительно ступили на неё и стали погружаться в недра гигантской системы ММГ. Путь занял не больше трех минут, и мокрые детективы оказались на платформе подземной станции. Из туннеля медленно выплыл вагон Мономагга и, слегка покачиваясь на магнитах, замер напротив. Он имел форму фюзеляжа самолета, только без крыльев, хотя в хвосте виднелось что-то отдаленно напоминающее киль. С шипением раздвинулись двери, в вагоне зажегся мягкий приятный свет.

– Поехали? – обернулся на шведа Сноу.

Тот пожал плечами:

– Куда, Ричи, в Брюссель, в КОНОКОМ?

Англичанин, уже вошедший в вагон, остановился. Он и на самом деле толком не знал, куда им надо ехать? Сев в удобное, почти анатомическое кресло, Ричард задумался.

– Мономагг «Рембрандт» Западного отделения европейских монорельсовых дорог системы ММГ «Фарадей» приветствует вас на своем борту! – глухо прозвучал из динамиков лишенный выражения голос. – Прошу определиться с маршрутом и с оплатой поездки.

– Подожди, – Сноу глянул на засветившийся в передней части вагона экран, – дай подумать пять минут. Ведь спешки нет?

– Жду указаний, – равнодушно ответил голос.

– Вот и хорошо. Айво, ты знаешь, мне пришла в голову одна неплохая мысль! А что, если нам сгонять к кому-нибудь из экипажа той экспедиции?

Блумберг взглянул на светящийся лимб биоадаптивного сектора и вздохнул:

– Ричи, третий час ночи. Почему гениальные мысли посещают тебя в ночное время суток?

– Потому что я сова, – усмехнулся Сноу. – Но ты прав. Отложим визиты до утра, а пока посмотрим, где проживают члены экспедиции, – Агент вывел на экран список членов экипажа и стал его внимательно просматривать. – Как считаешь, Айво, с кем нам стоит встретиться в первую очередь?

– С руководителем научной части, с кем же еще? – последовал немедленный ответ.

Айво зачем-то попробовал на мягкость сиденье кресла и с удовольствием погрузился в удобную, обтянутую темно-бежевой тканью, раковину. Открыв подлокотник, под которым обнаружился небольшой пульт, он включил обогрев и вентиляцию. Буквально через минуту он ощутил проникающее сквозь вялую одежду тепло и умиротворенно вытянул длинные ноги в мятых брюках и сырых грязных полуботинках. Сноу тем временем нашел необходимый файл:

– Вот нужный нам человек: Нейл Парсонс, геофизик, профессор… Черт, он сейчас улетел в очередную экспедицию!

– Тогда смотри, кто у него был заместителем, – подсказал Айво.

Ричард поработал виртуальными клавишами:

– Эмилио Сарразен, космопсихолог, живет в… во Франции, городишко Ле Карро Дарраш. Что-то знакомое, мне кажется. Где же это?

– В Альпах, где! – ответил Блумберг. – Стыдно, Ричи. Катаешься на горных лыжах и не знаешь горнолыжные курорты Альп.

– Если я раз в год выбираюсь на недельку покататься на горных лыжах в Швейцарии, это не значит, что я знаю все курорты в Европе! – с укоризной сказал Сноу и обратился к компьютеру Мономагга. – Так, «Рембрандт», нам бы в Ле Карро Дарраш. Есть там станция?

– Станция «Маглан» в двух километрах от городка Ле Карро Дарраш, – равнодушно вибрировал голос.

– Отлично! – обрадовался Сноу. – А оттуда мы уж как-нибудь доберемся. Теперь посмотрим личную позицию Сарразена… Так, историк-археолог, доктор наук… Айво, он, похоже, дома: зеленая метка стоит!

– Хорошо, – отозвался Айво. – Поехали. Только не надо ему звонить сейчас…

– Так, «Рембрандт», двигаем до станции «Маглан» и, кстати, закажи нам гостиницу. Мы там переночуем…

– Переночуем… – проворчал Блумберг. – Два часа поспим в лучшем случае.

– Маршрут Зандворт – Амстердам – Эйндховен – Маастрихт – Люксембург – Нанси – Безансон – Женева – Маглан. Экспресс без остановок. Расстояние 990 километров, расчетное время в пути один час десять минут. Заказано два номера в гостинице «Ле Фуайе»[21]21
  «Le foyer» (фр.) – очаг.


[Закрыть]. Оплата… – забубнил голос.

– Оплата через КОНОКОМ, – англичанин снова дал просканировать свою карточку ИПЕК.

– Спасибо, оплата принята. Отправление – немедленно. Просьба при разгоне и торможении пристегивать привязные ремни, о чем вас также предупредит звуковой сигнал и надпись на информационном табло. Спасибо.

Двери закрылись, и вагон, поплавком качнувшись на гравикомпенсаторах, тронулся. Тускло освещенный перрон со светящейся надписью на стене «Зандворт» быстро уплыл в темноту. На передней панели вагона появилась карта маршрута и некоторые данные – расстояние, время, географические координаты. В углу экрана стала быстро меняться индикация скорости Мономагга: 40, 70, 130, 190, 270, 420 километров в час. Побежали цифры пройденного расстояния. Рядом ярко мигала надпись «Пристегните ремни!», хотя ускорение совершенно не чувствовались. Лишь едва слышный свист разреженного воздуха за бортом говорил о головокружительной скорости, с которой Мономагг мчался по подземному туннелю. В конце концов цифры замерли на отметке в 790 километров в час, и предупреждающая надпись погасла.

Сноу посмотрел на Блумберга: тот безмятежно спал, укрывшись пледом c логотипом «Рембрандт». Тогда Ричард, следуя примеру напарника, включил обогрев сиденья и тоже закрыл глаза: надо немного отдохнуть – день и вечер сегодня выдались непростыми. Неизвестно, что их ждет завтра. Через несколько минут он спал настороженным тревожным сном, готовый в любую секунду проснуться.

Вагон сверхскоростного поезда с монотонным тонким свистом рассекал разреженный подземный воздух, а наверху над всей Северной Европой продолжала свирепствовать ноябрьская непогода, обрушивая на города косые струи проливных дождей, обволакивая их густыми, как клейстер, туманами и обдувая холодными пронизывающими ветрами.

Глава 8

Санитар, сопровождавший медицинскую гравикаталку, на которой лежал полковник Джонсон, зашел вслед за дроидами в палату и внимательно проследил за всеми действиями роботов. Дежурная бригада травматологов больше двух часов обследовала Джонсона в центральной клинике Гааги. Результаты оказались обнадеживающими: ничего, что серьезно угрожало бы жизни полковника, обнаружено не было. Тем не менее, учитывая сотрясение мозга и перенесенный шок, врачи приняли решение продержать пациента в искусственной коме как минимум сутки и лишь затем привести в чувство. Поэтому все приборы, к которым был сейчас подключен полковник, сигнализировали спокойное состояние организма. Санитар притушил свет и вышел. Бесшумно закрылись двери, и Джонсон остался в комнате один. Лишь едва слышное пощелкивание приборов нарушало ночную тишину клиники, да изредка из коридора доносились приглушенные голоса и шаги полусонного персонала.

Мимо клюнувшей носом заснувшей медсестры тихо проскользнула темная фигура. Замерев на секунду у стены и убедившись, что санитарка мирно посапывает, человек снял висевший на крючке белый халат. Перегнувшись через стойку, он посмотрел на экран компьютера и, несколько раз тронув клавиши, нашел нужный файл. Увидев то, что хотел, незнакомец отошел вглубь коридора, накинул на плечи халат и выскользнул на лестничную клетку. Быстро поднявшись на восьмой этаж, осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Ночной коридор тускло сверкал салатовыми стенами и стеклянными проемами дверей и окон. Ватная тишина обволокла пространство вокруг и, казалось, поглотила все звуки, которые только могли возникнуть в этом царстве покоя и сна.

Фигура в халате неслышно прошелестела по коридору, миновав пустующий пост медсестры, и замерла у одной из дверей. Убедившись, что в палате тихо, человек приоткрыл дверь и вошел.

В центре комнаты на сложной конструкции из металла и пластика возлежал полковник Джонсон, оплетенный проводами, датчиками и присосками. Поверх бирюзовой простыни лежали сильные жилистые руки, теперь неестественно белые и безвольные. Вокруг реанимационного ложа возвышались стенды с самыми разнообразными аппаратами. Раздавались едва слышные звуки, характерные для работы электронных приборов, чуть шипел кислород в трубках, засунутых в нос полковника. Незнакомец подошел к лежащему и наклонился, вглядываясь в слегка заострившееся спокойное лицо. Потом шагнул к стене и бесшумно раскрыл небольшой бельевой шкаф. Одежды больного здесь, конечно, не оказалось – она уже отправилась в чистку. А вот кое-какие личные вещи лежали: МИППС полковника, позитронные часы «Сейко» серии «Вакуум», электронная личная карточка ИПЕК, магнитный палладиевый браслет. На других полках, кроме комплектов больничной одежды и свежих простыней, ничего другого не просматривалось. В самом низу – два теплых одеяла. Незнакомец аккуратно, но быстро проверил весь шкаф. Не найдя того, что искал, он закрыл его и снова подошел к полковнику. Секунду поколебавшись, он, осторожно приподнимая тело, обыскал кровать, но напрасно. Постояв несколько секунд неподвижно, человек резко развернулся и вышел.

* * *

– Через пять минут поезд прибывает на станцию «Маглан». Просьба при торможении пристегнуть ремни, – прозвучал невыразительный механический голос. И после некоторой паузы, давая, видимо, время пассажирам проснуться: – Температура воздуха плюс семь, облачно, идет дождь, ветер северо-восточный, пять метров в секунду.

Сноу открыл глаза. Приглушенный свет в кабине стал немного ярче, но не мешал четко видеть изображение на центральном экране. Там появилась картинка темной улицы, освещенной редкими фонарями. По всему экрану колыхалась бахрома дождя, раздуваемая сильными порывами ветра. Ричарда ощутимо вдавило в ремни: Мономагг «Рембрандт» акцентированно, но плавно тормозил. С Блумберга сполз и упал на пол теплый плед. Айво приоткрыл глаза и пошевелился:

– Что – уже приехали?

Словно подтверждая его слова, торможение ослабло, и вагон медленно выплыл из тоннеля на перрон. Вдоль стены светилась синим надпись «Маглан», и чуть ниже: «Добро пожаловать в Солнечные врата!»[22]22
  «Portes du soleil» (фр.) – «Солнечные врата»: знаменитый район высокогорных горнолыжных курортов. Расположен между Женевским озером и горой Монблан на границе Франции, Италии и Швейцарии.


[Закрыть] Вагон, словно на морской волне, качнулся пару раз и замер. Над дверьми мигали цифры, указывающие на атмосферное давление снаружи. Когда загорелась цифра «1», медленно раздвинулись прозрачные двери, и людям в лицо пахнуло влажным прохладным воздухом подземелья.

– Благодарим за то, что воспользовались системой ММГ «Фарадей»! – донеслось из динамика. – Ждем вас в следующий раз. До новых встреч.

Сноу и Блумберг отстегнули ремни, встали и вышли на безлюдный перрон. Туннель с обоих концов станции уже герметично закрылся, и из широких воздуховодов на станцию врывался воздух, повышая атмосферное давление. Некоторое запустение, несмотря на то, что дроиды-уборщики здесь явно иногда работали, все-таки ощущалось. Любое сооружение, когда его перестают посещать люди, теряет что-то неуловимое, какую-то неосязаемую частичку своей сущности, душу, что ли.

Каплевидный вагон за их спиной закрыл створки дверей и притушил свет в салоне. Теперь он будет стоять здесь, дожидаясь пассажиров, которые, возможно, появятся лишь через несколько дней, а то и недель.

С перрона вели два небольших коридора, над правым горела зеленая надпись «выход».

Через пару минут они стояли на ночной улице и старались определить, где расположен отель «Ле Фуайе». Несмотря на то что они находились под широким козырьком у входа на станцию ММГ, косые струи дождя, подгоняемые рваным ветром, нет-нет да и доставали до них своими холодными мокрыми щупальцами.

– Ты как хочешь, а я пешком по такой мерзостной погоде не пойду, пусть отель даже будет всего в сотне метров, – заявил Айво, поднимая воротник куртки. – Вызываю таксифлаер.

– Вызывай… – зябко поежился Сноу.

Глубокой ночью Ричард и Айво, каждый в своем номере, с удовольствием нырнули в туго заправленные свежие кровати. Они еще не успели толком проснуться от короткого сна в Мономагге и поэтому торопились доспать. Одежду сдали на срочную чистку и просушку, и дроиду-портье приказали разбудить их в восемь утра.

«Какой длинный день, словно бесконечный моток нити – всё раскручивается и раскручивается, и нет этому дню-нитке ни начала, ни конца… Нет, всё – спать, спать…» – сквозь сон, колыхаясь и растворяясь, словно сигаретный дым, плыла тягучая и нескончаемая мысль. А вслед за ней, неспешно вращаясь, летели в бесконечном вакууме Хрустальный шар и Параллелепипед. Ричард хотел протянуть руку, чтобы достать их, но рука оказалась тяжелой, словно была налита свинцом и поднималась бессильно-медленно. Он понял, что не успеет поймать артефакты, и хотел позвать Айво, который находился где-то рядом, но надвинулась темнота, обволокла, закружила в спирали водоворота, и Сноу провалился в нескончаемую воронку глубокого сна.

* * *

Дверь миниатюрной виллы открыл хмурый высокий мужчина в бело-синем спортивном костюме. Он молча удивленно уставился на незваных гостей сквозь мощные линзы очков.

– Здравствуйте. Агенты КОНОКОМ Ричард Сноу и Айво Блумберг. Вы – Эмилио Сарразен? Разрешите войти? – взял инициативу в свои руки Ричи.

Так же молча хозяин кивнул и посторонился, пропуская в дом детективов. Из небольшой прихожей он проводил их в гостиную, где, несмотря на ранний час, в углу в гранитном камине уже вовсю потрескивали оранжевые угольки. Присмотревшись повнимательнее, можно было понять, что камин бутафорский – пьезо-плазменный, но тепло от него исходило натуральное и приятное. Сарразен указал конокомовцам на кресла и сам опустился в одно из них.

– Кофе, чай?

– Спасибо, кофе.

Тут же в гостиную влетел дроид и стал расставлять чашки на невысоком журнальном столике.

– Чем обязан интересу, которое проявил к моей скромной персоне КОНОКОМ? – спросил Сарразен, наблюдая, как робот разливает кофе.

– Месье Сарразен, вы являлись заместителем руководителя научной части экспедиции «Галактическая-803» на Вегу в 2268-71 годах?

Эмилио Сарразен молчал, считая, по-видимому, что агенты КОНОКОМа, до прихода к нему домой, должны были осведомиться о его биографии. Не дождавшись ответа, Сноу продолжил:

– Во время пребывания на планете Желтый глаз произошел несчастный случай: погибли двое членов экспедиции. Не могли бы вы нам подробно рассказать, что вы об этом знаете?

– А в связи с чем вас это интересует? Нас всех по прилету допрашивала соответствующая комиссия КОНОКОМа, эксперты из Космофлота, какие-то бесконечные детективы из Агентства по наблюдению и безопасности…

– Извините, месье Сарразен, дело в том, что сегодня… э-э-э, теперь уже вчера скоропостижно скончался Александр Добровольский.

– Добровольский умер? – француз выпрямился в кресле. – Не может быть! Черт, я же с ним только вчера…

Неожиданно он замолчал, прикусил губу и в сердцах резко поставил чашку на стол.

– Вы с ним вчера встречались или связывались по коммуникатору? – слегка наклонил голову Сноу.

Сарразен откинулся назад и скрестил на груди руки:

– Допустим.

– Так связывались или виделись?

– Связывался, – нехотя ответил француз.

– И о чем вы говорили?

– Ну, знаете ли! – вскипел Сарразен. – Чтобы задавать подобные вопросы, нужна санкция. У вас она есть? Думаю, что нет, иначе вы бы мне её сразу предъявили. А коли так, то я предлагаю завершить нашу приятную беседу. Поверьте, у меня масса дел.

– Месье Сарразен, подождите. Дело в том, что у нас с коллегой есть все основания полагать, что смерть Добровольского… – Ричард замялся, словно подыскивая слова.

– Что, что связано со смертью Добровольского? – насторожился Сарразен. – Не хотите ли вы сказать?..

– Именно. Некоторые обстоятельства наводят на определенные размышления…

– Очень туманно, инспектор, очень. Если вы хотите, чтобы я вам что-то рассказал, хотя сам пока еще не знаю, что может представлять для вас интерес, то вы должны выражаться конкретнее. У вас что, есть доказательства…

– Нет у нас никаких доказательств, месье Сарразен. Но некоторые факты действительно говорят о том, что Добровольскому помогли покинуть этот мир. В этой связи мы прорабатываем его связи и контакты.

– И с кем вам удалось побеседовать?

– С его бывшей супругой и с полковником Оливером Джонсоном.

При упоминании Джонсона француз скривился:

– Нашли с кем беседовать. Джонсон, хоть и был капитаном, вечно что-то вынюхивал. У меня во время полета и работы на планете даже сложилось стойкое убеждение, что он не просто астронавт Космофлота, но и сотрудник то ли вашего КОНОКОМа, то ли Агентства по наблюдению и безопасности.

– АНБ? Интересно. А подробней не можете рассказать?

– А что тут рассказывать? Когда летели туда, я на него особо внимания не обращал – мы все быстренько утихомирились и, когда нырнули в подпространство, легли в анабиоз. На планете сначала он себя никак не проявлял, а вот после ЧП его словно подменили. До этого был нормальный человек, а после гибели ребят стал каким-то подозрительным, постоянно всюду совал свой нос, высматривал что-то, вынюхивал… Я его частенько встречал в совершенно неожиданных местах на корабле – то на грузовой палубе, то в ангаре, то в лаборатории какой-нибудь.

– Но он же командир экипажа, и знать, что происходит на вверенном корабле – его обязанность! – удивился Блумберг.

– Знаю, – отрезал Сарразен. – Но мне это категорически не нравилось.

Сноу потер пальцами висок:

– Ну, хорошо. А что вы можете нам рассказать о Добровольском? Он ведь был старшим помощником капитана?

– Вот как раз Александр совершенно… – Сарразен споткнулся. – Был… совершенно нормальным, адекватным человеком. Может, немного замкнутым, но доброжелательным. Все к нему относились с уважением.

– А что, Оливер Джонсон не пользовался авторитетом ни у команды, ни у научного персонала?

– Н-нет, – чуть замявшись, ответил француз. – Не совсем так. Просто Джонсон совершенно не располагал к себе. Любое общение с ним превращалось в нравоучительные советы и не относящиеся к теме разговора вопросы. С ним старались меньше общаться. Исключением был заместитель начальника экспедиции по научной части Нейл Парсонс – ему по должности приходилось это делать. Но, уверяю вас, удовольствия он от этого не получал.

– Выходит, Джонсон плохой капитан? – заключил Сноу.

– Почему? – удивился Сарразен. – Разве я это говорил? Ни у кого из нас нет претензий к нему, как к опытному и знающему командиру. Команда корабля работала слаженно, беспрекословно его слушалась. В чрезвычайных ситуациях он тоже не спасовал – отдавал вполне разумные и правильные команды. Но тут я вам плохой советчик, потому что не имею квалификации, чтобы оценить его как пилота и навигатора.

– Скажите, месье Сарразен, вы принимали участие в спасении пострадавших астронавтов?

– Конечно. Мы их весь день откапывали. На Бертрана и Карла в трехстах километрах от базы во время стандартного облета обрушилась огромная скала. Их просто раздавило вместе с флайтом. Шансов у них не было никаких.

– А почему обрушилась?

– Э-э-э, я смотрю, вы плохо ознакомились с материалами комиссии, – покачал головой Сарразен. – Иначе бы вы знали, что приборы базы в момент катастрофы зафиксировали сейсмический толчок мощностью в пять баллов по шкале Рихтера, вполне достаточный, чтобы спровоцировать обрушение скалы.

– Скажите, а куда дели испорченное оборудование? – неожиданно спросил Блумберг.

– Что? – не понял француз. – Какое оборудование?

– Разбитый флайт, раздавленных дроидов, приборы, рюкзаки…

– А-а-а, это… – протянул Сарразен. – Флайт вместе с дроидом мы и доставать не стали – они так и лежат, небось, полузаваленные обломками скалы. А рюкзаки… даже и не припомню. Мне кажется, они где-то в ангаре потом валялись, но точно сказать не могу, нет, не помню.

– Месье Сарразен, скажите, на обратном пути к Земле вы не видели ни у кого из членов экспедиции какие-нибудь необычные предметы? – тихо спросил Сноу.

– Необычные предметы?.. – переспросил археолог. – Нет. А к чему такой вопрос?

– Да нет, так просто… Извините, а скажите нам, о чем был ваш последний разговор с Добровольским?