Текст книги "Записки на кардиограммах (сборник)"

Некоторые старушки сушат на батарее использованные прокладки.

Из экономии.

Маразм, несомненно, но вдуматься…

Наведалась СЭС.

Запретила посуду.

Ввели морфин на инфаркте. Забыли ампулу. Хватились поздно – уже ведро вынесли.

Зажав в зубах фонари, фильтровали мусор в помоечном «бэтээре».

Нашли.

Госнаркоконтроль беспощаден.

Иной раз не попрёт – и целый день мордачи с багровыми шеями.

– Слы-ы-ышь, кома-а-андир, ты там, кароче, чё-как…

До конца смены корреспондент не выдерживает.

Сбегает ближе к полуночи.

Два приказа.

Первый: демонтировать аппаратуру с истёкшим сроком, пусть даже рабочую.

Второй: на вызовá надевать колпаки. Всем поголовно – будут проверки.

В один день оба.

Подкравшись, заведующий фиксирует на видео задремавших.

И лишает премий – спали в дневное время.

Летами юн.

Перспективен.

Мечта.

Уложить президента в «газель» и прокатить с километр.

Чтоб почувствовал.

Раньше на светофоре, дожидаясь зелёного, я за столбом вставал.

Мало ли, на тротуар вылетит?

А потом перестал.

С бетоном выворачивают при ударе.

Работаешь на асфальте – хамят в спину.

Из толпы.

Понимая, что не до них.

По дороге в стационар доверительно начинают «за жизнь».

Основной тезис: «порядочные» и «быдло».

Волна болезненных месячных.

Модно у молодых.

– Да, привычно… да, регулярно.

Томность, мука, улыбка из-под ресниц.

И чуткий юноша:

– Зая… Зая…

Метеопатия популярна.

Лечили одну, краем глаза – листок в серванте.

Атмосферное давление, перепады за сутки.

Пик – в три пополуночи.

Время вызова угадаете?

Минута в минуту.

БЕЗ ПРАВА ОТКАЗА!

Ультиматум.

Ездить на всё, иначе пи…дец.

Ну и ездим.

На всё.

Вообще.

Такая вот инновация.

– Что беспокоит?

– Уже ничего. Но всё равно поставьте (?) какой-нибудь (??) укольчик.

Энергичные дамы.

Апломб. Гонор. Ворох вопросов.

Напористые.

– Зовите соседей – носилки нести.

– У вас для этого санитары есть!

– У меня, как видите, даже фельдшера нет. Идите, ищите.

И всё.

Растерянность.

Беспомощность.

Беззащитность.

Пройдёшься по этажам, приведёшь, вынесешь.

Сопровождают в карете – апломб, гонор, ворох вопросов…

Ещё о соседях.

На просьбу позвать, отвечают: что вы, у нас тут одни старухи живут!

Все.

Всегда.

Везде.

Слово в слово.

Удивительно, сколько людей лично знают нашего губернатора.

Звонят, спрашивают, как принимать таблетки.

Жёлтенькие такие.

На «к».

Точно не помню, от давления… ну, вы должны знать!

Разрешение приступа:

– Хх-х-харрр… Ф-ф-фэф… Спа… хыссс… сибо, сыночки…

– Мама! – одёрнет дочь. – За уколы спасибо не говорят!

А скажешь «зависит от воспитания» – обижаются.

Прелестно, по-моему.

В таком вот ключе. Эмоций тут на копейку, одно любопытство, типа: ну-у, что нам ещё покажут? Иной раз осточертеет – уволишься. Туда ткнёшься, сюда… не, не моё, ерундой занимаются! И обратно на линию. С ходу в теме, ликуешь – везёт на первых порах, – и, как прежде, многим сочувствуешь. Против воли порой.

Постскриптум

Допуск к наркотикам.

Пять месяцев!

Бедолаги.

В поте лица…

Часть вторая
Синдром отмены

Требуют продолжений – подсадил, не иначе.

И сам подсел, если честно, вроде как и не хватает чего.

Посему продолжу, назло недовольным.

Им, кстати, ещё раз, ещё раз, ещё раз!!!

«Скорая помощь… при заболеваниях… резким ухудшением… угрожающих жизни… экстренного вмешательства».

Ферштейн?

Точно?

Смотрите…

«Слабое женское сословие, густо облепившее подоконники, громко негодовало на дворника, но от окон не отходило».

Ильф и Петров

«Ещё, кричит, ещё!»

Хармс

«Неча на зеркало пенять…»

Заведомый плагиат

Не знаю, отвечают, не знаю.

Не знаю, не знаю.

Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю…

Как много детей, у которых не будет велосипеда.

Пока не вырастут.

И не смогут себе украсть.

Новенькая «газель».

Первым делом – потолочные швы.

На герметик.

А то текут.

Дороги, ухабы, тряска.

Вторая столица.

Третье тысячелетие.

Открыли подстанцию под ТВ и фанфары.

Пару месяцев стояла без персонала.

Потом из других районов перевели.

Принудительно.

Даренные с шиком машины стоят без дела.

Взять и поехать они не могут – килограмм бумаг нужен.

И оформлять ещё, бегать.

Проще сгноить.

Перебои с физраствором.

Нет, вы не ослышались.

Кислородный ингалятор.

Середина прошлого века.

Противогазная сумка, матерчатый шланг, один размер маски…

Европейцы дивятся.

Конституционный суд, заселившись, потребовал персональную «Скорую».

Давление на правосудие исключить.

Уважили столичных – за дело радеют.

Элитный дом.

Сунут трубку во время работы, а там Бог.

Интересуется, что да как.

Куда повезём, спросит.

Доброжелателен.

Ни чуточки не спесив.

Я часто думаю: вот за каким хером?

Отступление

Проводя аналогии – разведка боем. Поди туда, не знаю куда. Уцелевших потом в санбат, провинившихся в трибунал, а комсостав, как водится, к правительственным наградам…

Спросят, замирая, о неприятном, а им:

– Знаете, как у старух ноги воняют?

И тема сворачивается.

Немытые ступни, серые простыни, липкие стулья, чёрные половицы…

– Садитесь, доктор.

– Спасибо, у меня штаны чище.

Жир обоев, картинки из «Огонька», сизые майки, окурки, собрания сочинений, провода, носки, ржавые клещи, окурки, кислятина, карта СССР, лупа, кинескопы, диван в клочьях ваты, гвоздь с намотанной леской, открытка, рассол, окурки, моделька без дверцы, ботинок, ворох штанов, квитанции, серое фото, будильник, настольный хоккей, гвоздодёр, окурки, дверные петли, мёртвые ходики, бейсболка, кроссворды, остов семиструнки, паяльник, газеты, шатучий стул, окурки, кетчуп, зонт наизнанку, корзина, галстук, шурупы, створка трюмо, окурки, доширак, блин подушки, мутный хрусталь, пиджак, треснувшие очки, пинцет, календарь, окурки – на столе, подоконнике, всюду, пола не видно, стоишь, поджав ногу, кардиограф на весу держишь…

Порой всё ясно уже по двери.

Войдёшь, бывало, а фельдшер ка-а-ак засипит, как захукает – бронхоспазм у него.

На запах.

Или сам, расчихавшись, пятнами зацветаешь.

Эуфиллин, глюконат… сидим после вызова, отхаживаем друг дружку.

Десять кошек.

Вырви глаз запашина.

Аж форму в стирку – насквозь пропиталась.

Иной раз даже не отзвониться.

Брезгуешь: снять трубку, приложить к уху…

Смердит ртом.

В лицо.

Не смущаясь.

Сидишь, думаешь: трупы он жрёт, что ли?

И как ему только жена даёт?

А жопу, яхонтовые, надо всё-таки мыть!

Это про внутримышечные инъекции.

Населённые пункты.

Слепые халупы, гниль досок, хламьё напоказ.

Лохмы полиэтилена, толь, заборы вповал.

И вдруг – особняк.

До неба.

Цари говна.

Смрад, затхлость, простыня мокрой верёвкой.

Провал рта, пролежни, сожжённая мочой кожа…

– Что же вы? – укоришь.

– Мы на работе всё время.

Подмоешь, перестелешь – берутся за кошельки.

– Сиделку лучше наймите.

Кадавры, бл…дь!

Скрутило в утробный вой – камень шёл.

Супруг же документировал на айфон.

И норовил показать.

– Да верю я, верю… хватит!

Пищал потом кнопками, дубли сортировал.

И на работе – сто пудов! – прокрутил.

И «ВКонтакт» выложил.

«Умирает!»

И нас вызвала, и священника.

А умирать не с чего, дали кислород – раздышалась.

Но лавры – исключительно РПЦ.

– Увидала вас, батюшка, и полегчало…

Дык ёпт!

Ко второму баллону пришёл.

Чудотворец.

Жил на её деньги.

Не угодила – от…издил.

Прихромала на станцию.

Смываем кровь – эсэмэс: «Обосралась – и в кусты?»

– Ему? Сорок один…

На двадцать лет старше.

«Скорая» во дворе.

Событие!

Кучковались, шушукались, засылали смельчаков разузнать.

Было время.

А сейчас – пф-ф-ф!

Подъезд настежь.

Каталка на изготовку.

Гудок сзади.

– Хули встал, на? Чё-чё – моё место… А? Да мне по…уй – отъезжай, ёб!

Имелось определение.

Издавна.

Ёмкое, хлёсткое, пулей в десятку.

Берегли, употребляя не часто, чтоб хмыкнули, оценив, и бился в слюнях награждённый, разрывая рубаху.

А нынче – на каждом углу.

Отовсюду.

Со всех сторон.

Хором, соло и а капелла.

Раньше месяцами не слышал, а тут решил посчитать, так на втором часу опротивело.

По любому поводу.

С нев…бенным апломбом.

Короче, подешевело.

Измочалили, истрепали, низвели Царь-девицу в шалаву.

А было – слово.

Самородок.

Шедевр.

Какое?

Да «быдло», конечно, какое ж ещё!

Узкий проезд.

Видит мигалки и прёт навстречу.

Уперевшись, мигает – пропускай, мол.

Темень, автуха[4]4
  Автуха (жарг.) – ДТП.


[Закрыть], открытые переломы.

Сунул фонарь зеваке: посвети, а?

Обезболил, зашинировал, погрузил…

– Мужики, свет верните.

Хер!

Не вернули.

Умер терапевт.

В поликлинике, на приёме.

Реанимали двумя бригадами, а из-за двери:

– Что за издевательство!

– Будет новый врач или нет?

– Заведующую позвать…

– Внизу телефон для жалоб…

Дышал водярой, бычил, грозил уволить.

Потом привёл сына, поставил сзади.

– Так, я на кухню. А ты построже с ними, построже…

Интернет – зло.

Просмотрев симптомы, уличают в невежестве.

Скайп, веб-камера, ноутбук нараспашку.

Лица онлайн.

– Простите, кто эти люди?

Профессор, главврач, завкафедрой.

– А зачем?

– Вас контролировать.

Утвердился на носилках и снизошёл:

– Ну что, медики, по-прежнему такие же нищие?

Посочувствовать захотел.

Пи…дюк.

– Скажите, врача в больнице вы тоже будете мальчиком называть? Нет? А почему?

– Ну, извините.

– Что значит «ну»?

– Ты глянь, а? Не угодишь на него!

…а потом вдруг просят стационар поприличней.

Из Книги рекордов

I

Поликлиника – вот.

Дверь в дверь.

Метров пятнадцать.

Но вызвал «Скорую».

На «больно глотать».

II

«Болит живот».

Встретила на улице, собранная для больницы.

С направлением хирурга от февраля.

В августе.

III

Статистика за год:

– За истекший период бабка Павлова госпитализирована: поликлиникой – тридцать семь раз, нами – тридцать один…

Террористка.

Не вывезешь – за…бёт.

Начинает с рассветом.

К утренней кашке чтоб.

IV

Алкогольная абстенуха.

– Звоните похметологам – их хлеб.

– А вы не откапаете?

– Мы – нет.

Измором брал, сутки.

Всплакнули ментам – те, ничтоже сумняшесь, заточили в зиндан.

Прям как в кино: «Заковать в железа, содержать как злодея!»

Эмигрантов сразу предупреждают:

– Здесь не Рашка! Дёрнешь «Скорую» не по делу – по миру пустят…

Нужны ещё аргументы?

Перепись населения – так ещё можно назвать. Тупо ездишь и переписываешь: фамилия, возраст, адрес. Повод к вызову? Да-а-авно значения не имеет…

«Красное лицо».

– Зуд? Сыпь?

– Просто красное. Вторые сутки уже – пусть доктор глянет…

Половина третьего.

Ночи.

«Не уснуть».

Новинка.

Нет-нет, никакой терапии – просто съездить.

Объяснить, что так не положено.

На вызов отреагировать.

«Чешется под гипсом».

Как миленькие поехали.

«Удалили зуб, отошла «заморозка».

Святое дело.

Болит же!

«Сухость во рту».

И всё.

– Скажите, дражайший, а что тут экстренного?

– Откуда мне знать, я ж не доктор!

Сходил в качалку.

Заныли мышцы.

Доложил маме.

Та позвонила.

Зачастую просто хотят ЭКГ.

Мало ли, ночь впереди…

Протянешь ленту – что там? инфаркта нет? – и как по волшебству исцеляются.

Иные привыкли, каждый вечер звонят.

– Что беспокоит?

– Да так, не знаю… тревожно как-то. Сделайте кардиограмму, сахар… что там у вас ещё?

«Не дозвониться до поликлиники».

Хит всех времён.

– Да когда ещё тот участковый придёт…

Сама непосредственность.

Принял виагру, а е…ать некого – не пришла.

А член стоит, пятый час уже.

Послали бригаду с поводом «плохо».

Круглосуточная аптека.

Вид из окна.

Но – «болит голова, нет лекарств».

Говно вопрос, выехали!

Алгоритм прост:

1. Почистить зубы.

2. Сплюнуть прожилкой крови.

3. Кинуться к телефону.

И вы легенда при жизни.

Диспетчерá-самописцы.

Подвид.

Сверху вниз, по порядку:

Ф.И.О?

Адрес?

Со двора, с улицы?

Этаж-подъезд?

И лишь потом: что случилось?

Чисто зенитки – в небеса как в копейку, и только гильзы звенят.

– Я если и вызывал «Скорую», то только по делу…

Лучше молчите.

На сарказм пробивает.

Старые, добрые девяностые.

Бензин по лимиту – срывались только на дело, а на всякие «жена в истерике – успокойте» смеялись в трубку, комментируя непотребно.

Ностальжи!

Попытаюсь на пальцах.

Спецназ, так?

Стрелять влёт, убивать, прикоснувшись, исчезать, появляться, кидать, чтоб втыкалось… и при этом охраной в яслях, пенсионерок через дорогу, да изредка – как на праздник! – заложников выручать.

Глупо, да?

А вот с «03» запросто!

Рефрен прост: прев-ра-ти-ли служ-бу х…й зна-ет во что-о…

Высших начальников презирают.

Продавцы из мясного в креслах профессоров зоологии.

Вопреки им держимся.

Онкобольной в героиновом передозе.

Второй случай.

Всё просто.

Наркоту – приказом! – через месяц от начала болей.

Глупая молодёжь ищет, варит и штырит своих онкологических стариков.

Респект ей.

Суперприказ.

Всем, кто без ПЕРВИЧНОЙ специализации, – пройти курс!

Коллега, дед, сорок лет на колёсах.

Ему первому.

И до медсестёр с медбратьями дое…лись – переучивайтесь на фельдшеров или валите нах!

Ну, хули делать – пошли учиться.

За свои, без отрыва.

У кого двадцать стаж, у кого тридцать…

Выдают «корочки» – хоп! – отбой: в связи с недостатком кадров можно медсёстрами…

Разогнали студентов – статистику, стервецы, портят.

Сертификатов-то нет, откуда?

Студенты выходили с семнадцати до восьми.

Ждали их – как самолётов с Большой земли!

В окружении.

Конфликт?

Значит, виновен.

Не нашёл подход к пациенту!

Хоть он там с колуном кидался.

На вас, утверждают, возложены и социальные функции.

Ни приказа при этом, ни номера.

Ни даты, ни автора.

На чужом горбу в рай – н-н-но, родимые!

Письменный отказ от госпитализации не имеет юридической силы.

Помрёт – вздрючат.

За то, что не убедил.

Ты-дыщщщь!

Свершилось!

Стали рассматривать анонимки.

В туалет на адресе – ни-ни-ни!

Главврач запретил, лично.

И сам небось терпит, суча ногами.

С девяти до пяти.

Госнаркоконтроль.

Влетят ночью:

– Врач есть? Сюда, быстро!!!

Спорхнёт в чём был, а ему:

– Где наркота?

– Наверху, в куртке…

Заводят дело.

С ведома Главного.

Нанимают согласных – впихивать купюры в карман.

Пишут на диктофон, прячут понятых по кладовкам.

Коррупцию изводят.

Изо всех сил.

Пополз курс – задержат получку.

На три дня.

После чего приедет начальник – рассказать нам, что всё прозрачно.

Примета такая.

Ни разу не подвела.

«…грабили нас грамотеи-десятники».

Н. Некрасов

Доплаты с надбавками.

Крутят, задерживают, сыпят абракадаброй, но чуть что:

– Так, чтоб пулей – мама бухгалтера!

А водилы покупают резину – за свои, кровные.

И запчасти, само собой!

И на ремонт скидываются.

Иначе встанем.

Приходил молодой.

Подводили к машине: значит, слушай сюда!

Сел – дверь на замок, сразу.

Окно наполовину, или выпадаешь при перевёртыше.

Тут – так.

Там – эдак.

Здесь – однозначно! – никак иначе.

И с кем-то одним: месяц, полгода, год…

Опыт.

Наставничество.

Полностью ликвидировано.

Как в штрафроте на передке.

За спиной артиллерия, танки, воздушная разведка с резервом командования…

А тут – трёхлинейка, штык, обойма патронов.

И вперёд.

На мины.

Тайну хотите?

Чем по ночам занимаемся?

Возим тех, кто днём отказался.

Звонят в третий раз.

Согласны ехать.

– Ну, не сердитесь на нас…

Повтор после отказа.

Входишь – бля-я-я!

– Я же вам говорил!!!

Тарелка ампул, кислород, раствор винтом в капельницу.

– Я ж вас предупреждал!!!

Вздохнув, со смирением:

– Что поделать – так уж нас воспитали…

– Не-не-не, не поеду, не уговаривайте. Дома помирать буду.

И так, и этак, и мелким бесом… х-х-х…й с тобой, помирай!

Отказ, подпись.

Дзынь-дринь: передумала, помирает, скорее!!!

Смерть в присутствии, реанимация, спецов на себя…

Но главное – позже:

– Ваши год назад маму дома оставили, в больницу не повезли…

Амбулаторная карта.

Лохматая-прелохматая и толщиною с батон.

Суют, на вопросы не отвечая, там всё написано, говорят.

Садишься, плюёшь на палец…

Пять минут, десять.

– Вы что, издеваетесь?

И, поговнившись, включаются в диалог.

Требуют невозможного.

С напором.

Брякнешь:

– Сто рублей стоит услуга!

Кладут трубку и больше не беспокоят.

Коллега.

Носит мелок – двери нумеровать.

Зайдёт, сориентируется, и одну за одной, по порядку.

Хотелось бы обратиться к народу.

Можно?

Гм-гм.

Кха!

НЕ ЗАТАСКИВАЙТЕ ВЫПАВШИХ ИЗ ОКНА ОБРАТНО, НА ТОТ ЖЕ ЭТАЖ!!!

Спасибо.

У меня всё.

Вызывают к кому-нибудь.

– Фамилия, имя, отчество?

Свою диктуют.

Бегут перед машиной, показывая дорогу.

– Садитесь же!

– Не, я так…

Молодые наследники.

Разосравшись, деля жилплощадь, болеют в укор оппонентам.

Те, правда, сами не лыком шиты:

– И мне заодно давление смерьте…

И на семейные ссоры тоже.

– Смотри-смотри, сволочь, до чего ты маму довёл!

Мама косит – от дверей видно, а поди заикнись.

Сидишь, бляха, воркуешь.

– На погоду, наверное…

– С погодой это не связано?..

– По телевизору говорят – погода влияет…

Т-твою же мать!

– Наверно, магнитная буря сегодня, не знаете?

Знаем.

Ежедневно оповещают.

Зуб даю!

Из «Росгидромета», по всей стране, каждую станцию…

Замеряют давление раз в полчаса.

Исписывают тетрадки.

Раскатав миллиметровку, кладут, сверяясь, кривую на график.

Вешают на стену, отходят, взявшись за подбородок: анализируют, анализируют, анализируют…

Добрым быть просто.

Лежит на улице – сто звонков с одного адреса.

А встретят один-двое, не больше.

Глаз да глаз!

Сказавшись родственниками, линяют с сумками пострадавших.

Поплохеет где – суют таблетки наперебой.

Полная пасть.

Всяких.

Симптоматика фантастическая.

И спросить не у кого – ушли все давным-давно.

Людное место.

Дерматолог или там ЛОР творит помощь.

Оно, конечно же, молодца, но глаза не смотрели бы!

Другая крайность – хотят в больницу.

Мощно, неудержимо…

Но не с чем – ничего экстренного.

– Мы отблагодарим.

Высосешь из пальца, свезёшь.

– Огромное вам спасибо! – глаза в стенку, суетятся, рожи воротят…

А оставишь дома – повтор.

Откроют:

– Что, опять вы? – с досадой.

Ну а кто ж?

Снова «на месте» и снова повтор:

– Это с Байконурской. Пришлите нам другого врача…

Средний класс грамотен.

– Так, мы только в Первый мед, в нефрологию.

– Алё? Мужчина, МКБ[5]5
  МКБ — мочекаменная болезнь.


[Закрыть], нефрокорпус возьмёт? Понял. – И, прикрыв трубку: – Всё, места кончились, опоздали.

– Ничего не знаем! Имеем право – звоните туда, договаривайтесь…

А можно проще.

Встать у подъезда и с ходу в салон:

– Стоп-стоп-стоп! Куда?

– Что значит «куда»? В больницу, естественно…

«– Здравствуйте, товарищ Хачикян! Проходите, товарищ Хачикян…»

В стационарах аншлаг.

Входишь – мамма мия! – друг на друге сидят.

А из-за спины:

– Куда вы нас привезли?!

С ужасом.

Неадекват.

Повсеместный.

От лёгкого флёра до полной декомпенсации.

Встретишь норму – и с опаской к ней, с подозрением, вдвойне осторожен…

Госпитализация.

– Вы идите-идите, мы сейчас спустимся…

Да ни в жисть!

Нету и нету.

Нету и нету.

Нету и нету.

Поднимешься – душ принимают.

Васильевский остров, ночь, старый фонд.

– В больницу? Опять?

Иначе нельзя-с. Запустили-с.

– Ч-чёрт с вами! Но только на Культуры, в сто двадцать вторую.

Однако!

– Поплывём или полетим?

– В смысле?

– Мосты развели.

– Как?

Да так, знаете, как-то…

Коренные вы наши!

– Мальчики, подождите!

Летит по лестнице, срывая целлофан с упаковки.

Подбегает, распахнув крышку:

– Возьмите себе по одной…

Циститные красотули.

Махровые пижамки, грелки, гольфы из чистой шерсти.

Это дома, в постели.

Голенькие поясницы, кеды, низенькие носочки.

Это в больницу, по непогоде.

Обозначишь недоумение – миленько улыбнутся.

Выписной эпикриз:

– диагноз;

– рекомендации;

– таблетки;

– схема приёма;

То есть – всё, но:

– Вы знаете, я решил пока их не принимать…

Абонемент (жарг.) – вызывающие ежедневно.

«Что там, Силантьич? – спросил Демид. – Да опять Мозглячиха, манда кобылья. Абонемент у сучары…»

Гипертония.

– И аспаркам принимала, и корвалол – не снизить…

Ещё бы!

И не должно.

Научиться?

Зачем?

Всего делов – две цифры набрать.

Десятка панангина, десятка воды.

– Куда ж вы так много-то?

А минутой раньше про капельницы толковала:

– По три флакона зараз, представляете?

– Мне укол, чтоб понос кончился…

А ведь с высшим образованием.

Лучшим в мире.

Ещё советским.

Участкового?

Не-а.

Сами недужат.

Неделю, две, потом – щёлк! – ночью: бего-о-о-о-ом!!!

И сразу:

– Вас пока дождёшься – помрёшь!

А чуть погодя:

– И давно так?

– Дней десять.

После чего:

– Не до этого было…

– Думал, пройдёт…

– Да вам лишь бы в больницу…

У педиатров круче.

«Не дышит».

– Как не дышит? Вон он у вас кричит даже.

– Вы что, не видите – он выдох делает, а вдох нет!

Или так:

«Искусан собакой».

Бойцовый пёс.

Исходит в хрип, выворачиваясь из ошейника.

– Бля, мужик, собаку-то убери!

– Да заходите, он не укусит…

Но самый огонь:

Сбили температуру.

– А если снова поднимется?

– Свечку поставьте.

– Живому? А-а, во здравие, да?

Диспетчер суёт трубку:

– Проконсультируй – совет хотят.

– Алё? Да… Давно?.. Так… И сколько?.. Значит, берёте…

А оттуда, перебивая:

– Подождите – я за ручкой схожу…

– …и коринфар.

– Коринфаркт?

– КОРИНФАР.

– Коринфард?

– КО. РИН. ФАР. Рр. Рр. Рэ!!!

И всё равно, сука, не так запишут!

Через «а» и «е», бл…дь.

– Пишите: температуру ниже тридцати восьми – не сбивать!

Так и пишут: т-е-м-п-е-р-а-т-у-р-у н-и-ж-е 38…

Тех, кто ставит t < 38° тянет расцеловать.

Телевидение, телевидение…

– У меня точно не свиной грипп?

Лейтмотив.

Медик конкретен.

«Как бы больно» ему не понять.

«Высокое давление».

– Сто тридцать на восемьдесят. Давайте ваш аппарат – сравним.

– Я кольцом меряю, по линейке.

Перстенёк, нитка, маятник.

– Вот, девятнадцать на десять. Сто девяносто на сто, значит.

– А если б у вас английская линейка была, в дюймах и футах?

У-у-ух, как они злятся!

Да, пишут, мы такие.

А вы обязаны!

Что есть, то есть: вы – такие.

И от этого никуда.

Кошки лезут в сумку на запах валокордина.

Что, почему-то, совершенно не раздражает.

А что раздражает?

Ну-у-у!

Например, слово «пишем», когда его диспетчер по рации…

Или когда не держит присоска и пациент посекундно:

– Отвалилась… Отвалилась… Опять отвалилась.

Ежели с ходу:

– У меня вены плохие – не попадёте…

И:

– Что беспокоит?

– Всё.

Мнительные мужчинки, заполошные дамочки, звонки родни раз в минуту…

Пи…добольство диджеев – под утро особенно.

Но самый мат – ночью, во дворах, в узости, когда навстречу автомобиль вынырнет.

Ни раньше ни позже, падла!

Смешное?

Как же!

Те же старушки с нерастраченным либидо.

Пришёл сам с мелким недугом.

Исцелили.

Нет паспорта – записывают как Приходько.

Май.

Белая ночь.

Вышли с вызова, курим.

Прихилял ханурик, взывает к приятелю:

– Витёк! Витё-ё-ёк!! Ви-и-итё-ё-ё-ё…

Сверху с акцентом:

– Какой Витёк – это кооп’егативный дом!

Пожилая еврейка.

Морщины, складки и весь кагал в сыновнем почтении.

Над кроватью портрет – небывалой красоты дама.

Лечим, поглядывая, и:

– Шо ви смот’ гите на этот портрэт – пэрэд вами оригинал!

Полуночная барышня, припозднившись.

Подберёшь, жалеючи, а она про свои болячки!

Привезли пухто, сгрузили на место спецов.

Заезжаем: ох, ёптыть!

Водила грустно:

– Вот теперь на чём кардиологи ездят…

График.

Не дописана буква в фамилии.

ЛИСТЬЕ

Через час, другим цветом:

ЛИСТЬЁ

Ещё через час:

де ЛИСТЬЁ

И ещё через час:

де ЛИСТЬЁР

И на всю жизнь прозвище.

Психиатры.

Пожилые, негромкие, в седине.

Теснят буйных в санузел, стреляют газом, держат дверь, через минуту пакуют.

Спросили утром:

– Как смена?

Жмень гильз на стол.

Молча.

Атипичная пневмония, две тысячи третий.

Помните?

Май, двадцать седьмое, триста лет Питеру.

Взял мужика: двустороннее воспаление, температура, был в Таиланде.

Взыграло – доложить и в инфекцию его, особо опасную.

Чисто проверить – свернут праздновать или как?

Не стал.

Жалею.

Коллега, педиатр-реаниматолог.

Сутки через сутки, две пачки за смену…

В минуту затишья:

– Вот выйду в отпуск… – мечтательно, – сяду в кресло-качалку…

Пауза, смакование:

– Два дня сидеть буду…

Табачный выдох:

– Потом стану раскачиваться…

Реанимировали дедулю.

Девяносто лет, рёбра ломкие – остеопороз в полный рост.

Качнёшь – хрум!

Качнёшь – хрум!

Патанатомы впечатлились, ляпнули родичам, те погнали волну.

Вызвали на ковёр: нежней надо!

Как?

Не знаем! Аккуратней.

– Боже, – чуть позже, за сигаретой, – на кой я в медицину пошёл? Планктонил бы по конторам, в х…й бы не дул…

Полярный круг. Терский берег. Двести вёрст до асфальта.

Звонок.

Шеф:

– На тебя телега – вези объясниловку.

– Так я ж в Заполярье!

– Твои проблемы…

А связи – ноль.

Ни с кем.

Полный вакуум.

И на тебе!

Шебутной, датенький – утомлял.

Сказали – обиделся.

– Я им, понимаешь, салон спроектировал, а они…

– Что-что?

– Вот это – обводит рукой, – вам проектировал.

Боже милостивый!

– Ну, вот ты нам и попался!!!

Ждём санэпидстанцию.

Всё блестит.

Новые швабры, чистые полотенца, занавески сменили.

Вплывают.

Заведующая сереет.

– Швабры, – в панике, – швабры не маркированы!!!

Отмаркировали, в броске.

«Для СЭС».

Звёздный час…

Прислали медаль, одну.

Наградите, мол, кого-нибудь у себя…

Решили – диспетчерáм.

Во они разосрались!

А вот ещё ассоциация – японские лётчики. Те, что во Второй мировой: ни наград, ни званий, ни даже звёздочек на фюзеляж. Ушёл на дембель и до конца жизни – рыбаком, официантом, наборщиком в типографии…

Первый в очереди.

Ходишь-ходишь… а-а, пёс с ним!

Снял обувь, лёг:

– Двадцать шесть, поехали, двадцать шесть!

Етит твою!

«Газель» на ходу.

Внутри – как на досках.

Полнолуние.

Конвеер.

Не вынимая.

Псы в такие дни тоже на Луну воют.

Трижды за ночь – нормально.

Утренние – те, что после шести, – не в счёт.

Так, на закуску.

«Я не знаю, что такое счастье, но горные лыжи мне его вполне заменяют».

Жан-Клод Килли

Сочувствую, Жан!

Вот смотри:

Три часа ночи.

Затишье.

Перед тобой пятеро, и все карты написаны.

Понял теперь?

…за полночь.

…минус двадцать.

…в нетопленую машину.

– А что, приветливости в медицинском теперь не учат?

Двадцатый вызов.

Остекленение.

Строя фразу, вспоминаешь слова.

Идёшь по району и вдруг: ё-моё, ведь в каждом подъезде был!

Старушки на лавочках.

Остановишься, типа шнурок завязать, и:

– Я, чтоб быстрее, «задыхаюсь» всегда говорю.

– Во-во! А ещё лучше «после инфаркта» добавить.

Убеждены: лежим – ноги на стену, отдуваясь, пуская газы…

– Да что вы тут лапшу вешаете – у меня мама участковой работала, так что я в теме…

Класс!!!

Сядьте.

Уймите клёкот.

Представьте: шесть машин разгоняют по вызовам за десять минут.

И до утра.

Каждый день.

Ну?

Прониклись?

Слабо?

Здесь обычно уход от темы в духе: мы на своём месте стране нужны!

Водила в отпуск, оставшимся тянуть через сутки.

Месяц.

Без отдыха.

Один уже нарушился[6]6
  Нарушился (жарг.) – от «острое нарушение мозгового кровообращения», иначе: инсульт.


[Закрыть] – прям посреди трассы.

Перехватили руль, прижались к обочине.

«А сажал… Сажал уже штурман».

Читал о подводниках: напряг, нервы, ни жрать, ни спать, долг юбер аллес, и в рейд, в рейд, в рейд! Стал номер бригады вместе с «U» писать: U-348, U-507…

Глянул в Гугл – всех потопили.

До единого.

Всю станцию.

К однокашнику прикрепили актёра.

Рассказывай, велели, о чём спросит, – врача играть будет.

– Я, бл…дь, тут зубы съедаю; к инфаркту, бл…дь, приготовился; е…ут, бл…дь, меня ежедневно, а этот сидит, вальяжный: а вы мне вот что скажите! Игрун, бл…дь!

Благодарности пишут редко.

Хотя нынче же, нынче же обещают…

В лицо не помнишь.

Здороваются на улице: э-э-э… простите?

Школьная, тридцать семь?

Тахикардия?

Желудочковая?

А-а, да-да…

Было дело.

Первый день после отпуска.

Эпистатус.

Потом инфаркт.

Открытый череп на ДТП.

Отёк лёгких на низком давлении.

И шок – инфекционно-токсический.

С выходом!

Юные ипохондрики с интернетом.

Божья кара.

То аневризма, то менингизм, то лимфома неходжскис… неходжинск… тьфу, бл…дь, не выговорить!

Седина, манеры, усы.

Воротничок, твид, манжеты.

Аристократ.

Пэр Франции.

Иглы боялся – вымпелом трепетал.

Джигиты не терпят боли.

До неприличия.

Всегда удивляло.

Старательней всех болеют цыгане.

Самозабвенно и артистически.

Армянам важно, чтоб весь клан в изголовье.

А кто не весь – тот на посадку уже заходит.

Из Еревана.

Евреи же деликатны.

Дышат в затылок, заглядывают в ЭКГ.

Ковыряют в блюдце, звякая ампулами.

Оч-чень ответственны.

А таджики, как входишь, встают поголовно.

Битые проститутки.

Все, как одна, медсёстры.

Все, как одна, в зонах конфликтов.

Мальчишеские мечты: стать капитаном, биться за справедливость…

Что ни ханыга – то боец Моторолы!

Что ни обрыган – то командир АПЛ!

Профессура.

– Не-е, – с усмешкой, – врач «Скорой» – это не специальность!

А приедешь к такому и – чётко:

– Коллега… коллега…

Пожалуй, только бабы с членом ещё не видел на вызовах.

Не теряю надежды.

Один за другим:

Брутальный мачо.

Кубики пресса, серьга, бритый зад и подмышки.

Кинокритик.

Невзрачный шпендик, худоба с лысиной.

Вертолётчик, Герой Союза, ветеран заварух по всему миру.

Ровесники.

Притон гомосеков.

Воочию.

Как в говно вляпался.

Кстати, о говне.

Ввалились в лифт, под ноги не посмотрев.

Два бинта извели на оттирку.

Шестнадцать лет.

Джазовый гений.

Показалось, что умирает.

Разубедили.

Дали рекомендации, открыли дверь.

– Постойте, это что, всё, что ли? Не-е-ет, я вас не отпускаю…

37,5º

10:30

Участкового?

Фиг!

– Не ваше дело! Кого хочу, того вызываю.

Этот постарше – двадцать.

37,1º

Болит горло.

Вторую неделю.

– Я не знаю, где у нас поликлиника…

Совсем взрослый – двадцать один.

Госпитализация.

Два вопроса.

– Надолго?

Это больной.

– А обратно вы отвезёте?

Это сопровождающий.

«…посему ссаные тряпки, коими Вы, милостивые государи, иного лекаря намерение гнать имели, благоволите надеть обратно и, гордыню свою зело обуздав, пребывать далее в мире и кротости, не искушая Провидения Божьего, бо в руце Онаго и живот и смертия всякоей твари быть имеет по Воле Его».

От «Скорой» ещё никто не уходил.

Подмечено.

Даже телеведущие с журналистами.

Профессионализм.

Знания, опыт, навыки.

А ещё: порою на вызов с ненавистью, но пациент об этом – ни сном ни духом!

Верхние этажи хрущоб.

Хронь – там.

Сперва бесило, потом допёр: в шестидесятых, когда вселялись, им было по тридцать.

Видишь – тупая бестолочь!

Это мешает, сильно.

Подумаешь: а ведь была когда-то девчонкой – трёхлетней, отзывчивой и открытой…

И совсем иной коленкор.

А бывает – никак.

Ну ведь был же, зараза, он малышом!

Маленьким чудом.

С ручонками, волосёнками, глазёнками в пол-лица… куда, бл…дь, всё делось?

Лежит, годами не мытый, перегар – мухи дохнут, и ханыжник вокруг, ханыжник, ханыжник…

Язык.

Зев.

Миндалины.

Периферические лимфоузлы.

Стетоскоп в уши:

– Повернитесь спиной.

Свастика!!!

Меж лопаток.

Аж затрясло.

У дедов моих семь орденов, пять ранений, а я – ноблесс облидж! – с собой совладал.

Raptus[7]7
  Raptus (лат.) – припадок ярости.


[Закрыть].

Бешенство.

Клокотание за грудиной.

Спокойно!

Выдохни.

Закрой глаза, посиди.

Ничего.

Пусть смотрят.

Подождут, гады!

Так.

Хорошо.

Отпустило?

– Э-э-э…На чём мы с вами остановились?

«Частота угроз увольнения», исходящих от пациентов, обратно пропорциональна тяжести их диагнозов.

Аксиома.

Лучше не спрашивать:

– за что сидел;

– кем служил;

– где работает.

Беспристрастность страдает.

Я?

Что вы!

Ничуть.

Флегма.

Как Броневой.

Лоханувшись, похоронил пациента.

Курил, маялся, спать не мог.

А сосед стенку сверлил, непрерывно.

Четыре часа.

Как рукой сняло.

Откроют рот, скажут фразу – и будто голенькие на ладони.

Всё наперёд: поведение, речь, прихваты…

Атавизм, дремлющие инстинкты.

Озвучив диагноз на пьяной хате, можно нарваться на агрессив…