Текст книги "Судьба Центрогаза. Сага о ребятах с нашего двора"

– Ну, ладно, не журись, пошли домой, – сказал Дима жене, когда через минуту сон его отпустил, а картинка в глазах опять стала отображать реальную действительность.

Харлей пустил сизую, пахучую струю газа и рванул восвояси. Долго еще Димину голову будоражил его фирменный рев.

6. Расход

Яна обладала замечательным умом: быстрым, решительным и дерзким. Ни на секунду не мог этот ум остановиться и прекратить размышлять. Как теперь понятно, это относилось к светлому периоду. Частенько она задумывалась и о своем неустроенном, как ей чудилось, материальном положении. Очень быстро она сообразила, что Дима занимает положение в компании, которое позволяет ему «зарабатывать» гораздо больше. Подзуживаемая мамой, она решительно потребовала от мужа более дерзких действий на ниве его бизнеса. Ну и правду сказать, жили они пока на съемной квартире, а кое-кто уже построился на Рублевке. По Москве вовсю шуршали джипы, а Дима донашивал свою красавицу-итальянку.

– Вообще, зачем ты этой химией занимаешься, – ядовито спрашивала Яна, – когда все деньги в банках? Иди в банк работать или свой организуй!

– Легко сказать – организуй! – отвечал Дима и видел, что глаз у жены затуманивается и смотрит он куда-то вдаль, где, возможно, и виделся ей образ искомого банка.

– Ну, хотя бы квартиру мы можем свою купить? Или по углам будем ютиться?

– Квартиру, конечно, можно будет подумать, – соглашался Дима, но действий никаких не предпринимал. Дело в том, что они жили в пятикомнатной квартире в отличном районе возле Патриарших прудов, которую помог снять Димин отец у уехавшего на долгий срок дипломата.

Уверившись, что с психическим здоровьем у жены порядок не идеальный, Дима стал пытливее вглядываться в другие черты ее характера. Он с удивлением обнаружил, что зуд приобретательства целиком охватывал Яну, как только у нее заводились свободные деньги. Казалось, они жгли ей карман и руки. Такое стремление немедленно тратить деньги у нее удивительным образом сочеталось с неразумной и даже болезненной скупостью. Алчно горели ее глаза, когда они принимала от мужа зарплату, но еще горячее они пылали, когда она выторговывала на рынке несколько копеек.

Диму, как он сам считал, никак нельзя было назвать жлобом или скрягой, но такое отношение жены к деньгам заставило задуматься, стоило ли так уж посвящать ее в свои финансовые успехи и достижения. Может быть, пришло время стать поскрытнее да поприжимистей? Умерить гордыню и не бахвалиться заработком? «Ну, случись что, а я хотя бы останусь с деньгами», – так думал Дима и вскоре перестал делиться с женой подробностями своей работы.

Когда он только начинал работать во внешней торговле, Дима быстро заметил, что бытовая мораль, в которой воспитывались практически все советские дети, совсем не совпадает с той «государственной» моралью, которой всем им внешнеторговцам приходилось пользоваться на службе. Здесь надо было быть корыстным, даже алчным, отстаивать в цене каждый цент, жадно вымучивать преимущества для своей стороны в условиях контракта, забыть вообще о милосердии и любви к ближнему. Полагалось чувствовать моральное удовлетворение от того, что сумел так нагнуть партнера, что он почти разорился на сделке с тобой. Моральным удовлетворение получалось потому, что материальное вознаграждение вообще никак не соответствовало той выгоде, которую получало государство от твоей работы. Чиновничья машина сгребала все под себя и раздавала потом всем по крошке.

Дима, с помощью коллег и отеческих советов, вскоре освоил основы безопасной внешнеторговой работы в советском учреждении.

Во-первых, не было никакой гарантии, что твой ближайший соратник не окажется сотрудником «конторы». И что он не пишет регулярно отчетов о твоей деятельности. Поэтому надо быть предельно корректным и неискренним. Правду о себе должен был знать только ты сам. Остальным – впечатление.

Во-вторых, следовало избегать длительных поездок за границу. Только на несколько дней, иначе замучают проверками. Один старый служака, правда, еврей, советовал ему вообще никуда не ездить, даже в Болгарию.

– Почему? – удивлялся Дмитрий.

– Арестуют же, – спокойно отвечал Лев Маркович.

– Как арестуют?!

– А сколько уже арестовали? Две недели на выставке в Париже и все! Возвращается, а его уже прямо в аэропорту принимают.

Дима прямо расстроился. Не знал, что и думать. То ли Лев Маркович был уже слишком стар, чтобы помнить правду, то ли наоборот – припоминал ее слишком хорошо.

В-третьих, как советовал тот же Лев Маркович, не оказывать никому из торговых партнеров видимого предпочтения. Все цены пропускать только через конъюнктурный отдел.

– А уж потом работай, с кем хочешь, но на прочих равных условиях!

Само собой не допускались лишние разговоры по телефону, особенно с иностранцами, болтовня в ресторанах и гостиничных номерах – известны были примеры тяжелых поражений в правах людей, допустивших такие промашки. Их просто увольняли с работы, а новую с волчьим билетом найти было нельзя, ну, может, где-нибудь разнорабочим на стройке.

Всем хороши были правила, и кабы их соблюдали повсеместно, не было бы крепче организации, чем Минвнешторг.

Неостановимая ржавчина либерализма тем временем проникала во все слои навсегда монолитного, как казалось, советского общества. Все задолбленные с детства догмы размягчались, отбрасывались и отрицались. Все иностранное, разумеется, было лучше местного, родного. В советники стали брать прежних заклятых врагов – американцев. Они же не могут быть плохими! Они не могут обманывать! Они не умеют красть! Как вам такое в голову может прийти? Они живут по библии – in God they trust – и знают все десять заповедей, а не какой-то там фальшивый моральный кодекс! В общем, если и хотело общество кому-то молиться, то это – американцам.

Какой-то откровенный идиот, а может, это был хитроумный внутренний враг или коварный сотрудник ЦРУ, вбросил идею выборности руководителей предприятий. Неопытное и наивное общество немедленно всосало эту идею как истинный метод собственной решительной демократизации изнутри, о чем это общество, как выяснилось, вечно мечтало, и одобрило идею восторженно. И началось…

Для ловких людей, не обремененных веригами десяти заповедей и тем более моральным кодексом строителя, настали благие денечки. Проснулись, казалось навечно забытые, инстинкты собственника и приобретателя. В то время как массы были охвачены иллюзиями относительно демократии и предстоящих жизненных прелестей капитализма, сметливые люди, набившие руку на фарцовке и работе с наличными средствами, поняли, что пришло их время. Фарцовщики, спекулянты и бармены хорошо понимали магию наличных. «Если человек у меня взял, он мой!» – такой лозунг мог бы написать на своем штандарте любой новый банкир.

Жизнь в стране разгонялась и раскручивалась. Дима чувствовал на своей шкуре, как законы диалектики берут его в оборот. Особенно тот, который говорит о переходе количества в качество. Дима одним из первых догадался отвести финансовый ручеек от общественной реки в свой карман, но качества жизни это сильно не изменило. «Может, дело как раз в количестве – диалектически задумался Дима. – Может, пришло время расширить и углубить пресловутый ручеек?»

Да, он готов был морально и административно копать и расширять этот ручеек, пока не превратил бы его в полноводную реку, но нужна ему была для этой работы внутренняя уверенность и убежденность, что все не зря, что не пропадет его этот труд и достижения. Теперь, когда он твердо знал причину жениного характера, ценность семейной жизни в его глазах упала. Он с тревогой замечал, что дела у жены на лад никак не идут. Начал Диме ощущать неуверенность в своих целях. Да и нужна ли была ему теперь своя семья? Вот в чем вопрос!

Дмитрий женился по любви. По настоящей, как ему казалось, любви. И продолжал жену любить. Жалел он ее нестерпимо! Но раны, раны! Сердечные раны кровоточили! Много стало уже этих ран. От рубцов, как известно, сердце ожесточается.

Наконец пришла в его хмурую голову мысль, что Яна специально не хочет ничего менять. Ей нравились эти переходы от серости к яркости, от убийственной скуки к экстравагантным ощущениям. Ей нравилась забота, которой ее окружали в тяжелый сезон, и собственное хамство, с которым она с маниакальной радостью ранила окружающих.

Дима понимал, что он за ней пропал! Умом понимал, а сердце не отпускало. Любовь, жалость, ненависть и злость кипели у него внутри, а побеждала всегда любовь. «Заколдовала она меня, что ли? – суеверно размышлял Дима в редкие минуты успокоения, – живу как привязанный! А может, это дьявол захватил ее душу и мучает ее теперь во чье-то искупление?» – вспоминал Дима какие-то колдовские телепередачи и давний свой булгаковский сон. «А в чье же искупление? Не в мое же? Что мне надо искупить? Чего я такого натворил? Ну, подумаешь, комиссию взял? А кто не берет, кто?»

Стал он незаметно для себя все дольше зависать на работе, все труднее и труднее заставлял он себя приходить домой. Скоро такое трудолюбие отметили и в офисе, за глаза некоторые стали уважительно называть его трудоголиком.

* * *

Одним осенним мрачным вечером поехал Дима с работы прямо домой к родителям. Он позвонил Яне и предупредил, что этой ночью не вернется, а будет с мамой, которая якобы занемогла. Мама и вправду сердцем своим чувствовала, что Дима не в порядке, это ее тревожило, да и возраст уже был большой.

Через неделю Дима уже слушал попреки жены, что он ее не любит и если не вернется срочно домой, то она не знает, что с собою сделает. Через месяц началась наконец зима, выпал снег и приморозило, и звонки Яны неожиданно прекратились. «Опять влюбилась, – сделал вывод Дима. – Вот он – последний выстрел!» Это его устраивало…

7. Сделка

Освободившись от Яниного гнета, Дима стал как будто немного летать. Невысоко, незаметно для окружающих, но отлично заметно ему самому. Дела у него спорились, контракты склеивались и проценты, прошу заметить, которые никто не отменял, продолжали исправно капать на счет в швейцарском простом малоизвестном кантональном банке, заведенный для Димы верным ему контрагентом Питером Хардспуном. Иногда дела, казались, настолько были хороши, что положительные эмоции заливали Димину голову по самую макушку, и становилось трудным делом разглядеть за ними реальную действительность. Но он, кажется, справлялся.

Авторитет в компании у него постепенно вырос, а партия, хотя и присутствовала, но теперь и тени не отбрасывала и в перестройку прежнее влияние совершенно потеряла. Поэтому кадровый вопрос решился легко, без ненужного и назойливого членства в этой пресловутой партии. Стал он заместителем директора фирмы.

Гендиректор объединения, когда объявлял ему о назначении в приватной беседе, тепло отозвался о Димином отце, которого он, оказывается, знавал раньше.

– Дмитрий Александрович, мы с вашим батюшкой в Индии познакомились. Очень, очень приятный человек. Вы ему передавайте от меня приветы. Как он сейчас? Чем занимается?

– Совсем недавно на пенсию вышел, но работать продолжает. Создал свою консультационную компанию. Опыт-то у него огромный.

– Да, опыт ничто не заменит! – подчеркнул гендиректор, пыхнув мимо Димы ароматным трубочным табаком. – Я вот об этом и хотел поговорить. Давайте-ка мы поручим вашей фирме одно ответственное задание? Тут весь ваш опыт понадобится. А? Как вы?

Дима невольно оглянулся, словно ища за спиной поддержки своего непосредственного начальника директора фирмы Митрофанова. Генеральный это понял и пояснил:

– Георгий Юрьевич уходит от нас на повышение, так что придется вам брать этот проект целиком на себя. Документы вам все передадут уже сегодня, а я хочу в общих чертах этот проект осветить. Вы, конечно, знаете, что наша страна имеет клиринговую торговлю с некоторыми странами? – Дима кивнул. – Так вот, Минсельхоз получил серьезные деньги по сирийскому клирингу, больше пятидесяти миллионов долларов, но на закупку товаров, которые в Сирии не производят.

– И что же это?

– По нашей номенклатуре проходит препарат АД-три Е.

– Извините, я не в курсе. Что это?

– Это комбинация витаминов для животноводства. Витамины А, Д-три и Е.

– А, понятно!

– Вам приходилось чем-то подобным заниматься?

– По импорту, скажу честно, нет, но на экспорт мы торговали витамином С.

– Хорошо. На эти витамины выделено тридцать миллионов! Имейте в виду, что это клиринг. Сходите к Комарову в финансовое управление, он вам осветит общую ситуацию в этом клиринге, а главное подскажет размер дисконта, который мы сможем принять.

– Понятно! – Колесики калькулятора зажужжали в Диминой голове.

– Сирийскую компанию мы вам подскажем, ваша задача будет найти надежного западного поставщика, желательно производителя, ну или прямого агента производителя. Затем надо будет организовать отгрузку компонентов от производителя в Сирию.

Дима почувствовал, что в его бухту судьба несет груженую золотом каравеллу. Ему уже почти привалило богатство всей его жизни, и ошибиться теперь было нельзя.

Выйдя из кабинета генерального директора, Дима, не ощущая под собою пола, пролетел приемную и примерно таким же макаром преодолел коридор до собственного офиса. Войдя в общую комнату фирмы, ему показалось, что все, что в ней находилось, сильно уменьшилось в размере – и мебель и сотрудники. Сам он внезапно ощутил себя белым великаном в стране пигмеев.

Приземлившись за стол в своем отсеке, отделенном от остальной комнаты стеклянной стенкой, Дима вызвал по очереди оперативника, логистика и инокорреспондентку Люду. Всем этим лилипутам он раздал срочные задания.

Оперативник написал проект обращения к фирмам, а Дима расписал сверху, куда именно надо направить это обращение, не забыв, кстати, и своего предпочтительного агента. Люда телексом отослала эти запросы, и уже через пару дней начали поступать предварительные предложения.

Заместитель начальника финансового управления Комаров, после звонка ему генерального директора, принял Диму приветливо и рассказал много о системе клиринговых расчетов, о чем до этого Дима имел лишь поверхностные знания.

– Процедура будет длинная и нудная, – предупредил Комаров, – но вы не расстраивайтесь. Дело в том, что потребуется много согласований и с сирийской стороной, а там государство работает совсем медленно. Потом, это все-таки Восток. Специфика есть.

– Какая?

– Ну, такая, восточная. – Комаров помолчал. – У вас есть надежный партнер на Западе, который и товар поставит, и дело на восточной стороне ускорит?

– Наверное, можно подобрать, – сказал Дима, подумав сразу о своем друге Питере Хардспуне.

– Привлеките такого, иначе трудно будет дело сдвинуть. Имейте в виду, что советская сторона разумно будет ожидать дисконта процентов в пятнадцать. При этом сирийцы начнут просить с сорока процентов. Никак не меньше. Проявите твердость. Если сойдетесь на двадцати процентах, мы вас поддержим.

Пару недель у Дмитрия ушло на подготовку предварительного ценового предложения по витаминам.

– Василий Иванович, цены из конъюнктурного пришли?

– Да, Дмитрий Александрович, они у меня.

– Доложите.

– Вот, Дмитрий Александрович, все пять предложений. Все близки, кроме одного.

– Какого именно и в какую сторону?

– От «Ферро Кемикалс» и оно значительно дешевле!

– На сколько?

– Да примерно на пятнадцать процентов.

– Как это может быть? Покажите.

Василий Иванович показал бумаги, и по ним действительно выходило, что «Ферро Кемикалс» предлагала товар заметно дешевле.

«Черт побери! О чем он там думает! Зачем он так много скинул?» – размышлял Дима. Дело в том, что фирму «Ферро Кемикалс» как раз представлял его любезный друг Питер Хардспун. «Я же ему назвал уровень, зачем же он опустился так низко?»…

Через неделю назначили переговоры со всеми возможными поставщиками. Дима также вызвал в Москву хозяина сирийской фирмы, которую ему порекомендовал генеральный директор. В коридорах и офисах почти физически ощущался запах больших дел и прибылей. Оперативники, клерки и инокорреспонденты были возбуждены ожиданием срочной и ответственной работы, от которой многие уже стали отвыкать в связи со всеобщей демократизацией. Руководство насупленно скрывало радость, пытающуюся выплеснуться на поверхность их серых служебных физиономий.

Дима чувствовал, что с этим предложением от Питера он попал в непростое положение. Цены были формально зафиксированы в конъюнктурном отделе, и просто изменить их не представлялось возможным. Далее, как интересно Питер собирался поглотить тот дисконт, который требовался для работы по клирингу? Положение еще ухудшалось тем, что мимо Димы конъюнктурщики проинформировали о ценах генерального директора, а тот, возможно, сообщил их Комарову.

Диму вызвал генеральный директор. На пути в коридоре встретился ему начальник Первого отдела Смирнов и по-доброму сказал:

– Слышал, слышал, Дмитрий Александрович. К генеральному? Ну, желаю успеха, нам это очень важно!

– Великолепная работа, – приветствовал Диму генеральный директор, – просто отличная! Молодец! Так держать!

– Спасибо, Василий Макарович, но я пока воздержался бы от окончательного решения.

– Что вас останавливает, Дмитрий Александрович?

– Надо еще раз проверить, – сказал Дима, а сам тем временем подумал: «а где же будет мой интерес?».

– Фирма же вам хорошо знакома, я проверял. У вас с ней по году отличные цифры.

– Фирма знакома.

– Ну и двигайтесь, времени мало остается, еще с сирийцем надо будет договориться. Давайте-ка мне конъюнктурный анализ.

Дима протянул бумаги. Генеральный нацепил очки и написал сверху что-то золотой ручкой.

«Прошу подготовить контракт с фирмой «Ферро Кемикалс» – увидел Дима резолюцию на отчете отдела конъюнктуры и цен.

– Спасибо, Василий Макарович, будем выполнять.

– Молодец, Дмитрий Александрович, не затягивайте, нельзя терять ни минуты. Сами знаете, время какое!

Ничего не оставалось, как рисковать. Дима вынужден был позвонить по служебному телефону Питеру и попросить его объяснить, как он сформировал свое ценовое предложение. Тот объяснил, что получил очень хорошее предложение от производителя.

– А дисконт сирийцу предусмотрел?

– Да, предусмотрел десять процентов.

– А чего так мало? Они же потребуют сорок процентов?

– Как-нибудь договоримся! – Тут же он оговорился, что и Димин интерес учтен.

У Димы от этих слов перехватило дыхание. Кто его за язык тянул? Он же предупредил, что говорит по служебному, то есть прослушиваемому телефону.

– Давай-ка, Питер, приезжай сюда скорее! Сириец тоже приедет на неделе. Надо будет вас познакомить.

На следующей неделе вся тройка собралась в Москве и довольно быстро договорилась о техническом исполнении контракта. Питер привез пятикилограммовый образец и документы от английской фармацевтической компании, которые Дима на следующий день отправил на регистрацию в Минсельхоз.

Сирийский партнер – сухощавый и рыжеволосый с яркими веснушками на все лицо – типичный ирландец. «Наверняка – потомок крестоносца», – шепнул Диме на ухо Питер. Но только во всем остальном, кроме внешности, он был типичный араб. Хитрый и настойчивый, неуступчивый и изворотливый торговец. Но только особенно ему переговариваться было не о чем. Вся функция его компания состояла в том, чтобы принять на фабрику товар в пятидесятикилограммовых барабанах и переупаковать его в пятикилограммовые банки. Положить эти банки в ящики и отправить далее, куда напишет ему Дима.

– Понимаете, господа, – проникновенно говорил Саид, – по закону я должен добавить двадцать процентов стоимости к этим товарам. Понимаете? Такие у нас законы. А из этих процентов я должен заплатить налоги, зарплату, бакшиш. – Саид пощелкал длинными пальцами. – Мне самому нужно прибыль зарабатывать? Нет, меньше сорока процентов я просто не могу принять. Вы меня по миру пустите!

– Что будем делать? – спрашивал Дима у Питера, когда они отпустили Саида в гостиницу на обдумывание, а сами расположились в просторной переговорной и закусывали чай сирийскими фисташками. Как мусульманин Саид не признавал алкогольных сувениров, а привозил эти фисташки, подобные которым Дима никогда ни до, ни после не видел. Розовые с салатовым внутри распахнутых скорлупок, очень крупные, размером с фалангу большого пальца, хорошо обжаренные и в меру соленые, они, наверное, были чрезвычайно полезны, поскольку организм требовал их без всякой меры и все никак не мог остановиться. Хорошо хоть в мешке их было не больше трех килограммов.

– Пока цена не складывается, – отвечал Питер, – но мы только начали! Предлагаю продолжить разговор за ужином, договорились?

В прежние времена ходить в ресторан с иностранцем в одиночку не приветствовалось, но на то она и демократия, что теперь стало можно. Дима предложил отдаленный ресторан «Куба Либре» на Большой Калужской улице, где, как он подозревал, иностранцев бывало немного и нарваться на тайного агента или прослушку было маловероятно.

Приятно все же говорить то, что думаешь! Слова льются свободно, без всякого противоречия с собственными мыслями. Собеседник тоже прекрасно понимает, что с ним говорят без лукавства и обмана, и сам отвечает тем же. Ресторан «Куба Либре» как раз обеспечивал такую благоприятную правдивую обстановку. Тем более что цены в силу периферийного местоположения не кусались, публика была в основном без галстуков, оркестр звонко и ритмично сопровождал жгучие южные танцы смуглокожего девичьего ансамбля. Примерно через час после начала вечерней программы в зале возникал ровный устойчивый и непрерывный гул, который мог скрыть от постороннего уха любое правдивое высказывание.

А правду Диме надо было сказать и ее же услышать в ответ.

– Мучает меня этот вопрос – как ты решился такую начальную цену заявить? Я же уровень тебе обозначил? Обозначил! А ты на пятнадцать процентов вниз слетел, зачем? Это же из нашего кармана деньги?

– Да не волнуйся ты так! Цены мы поправим, дай срок, а иначе как вас зацепить? Купец ведь на дешевизну ловится.

– Ладно. А этот Саид правду говорит про двадцать процентов? – спросил он Питера.

– Это верно. Такой у них закон.

– И что будем делать?

– Нам надо в бумагах показать пониже цену, тогда и начислят меньше. Но он эти двадцать не просто так получает – он за них должен свою работу сделать. Включая бакшиш.

– Это понятно. А никто в Сирии цены проверять не будет?

– Для этого бакшиш и существует.

– А я как маржу получу? – спросил напрямую Дима.

– Поставлю сбоку оффшорку, пропущу через нее комиссионное соглашение с производителем. Прибыль, как обычно, поделим пополам. Тебе в Цуг перевести?

– Давай туда. Черт! Не знаю, когда я туда выберусь? Но с ценой надо что-то сделать. Подумай там на досуге.